Прощай, Петра (джен)

Как же хочется спать.

Среди этого всеобщего гомона Леви не ощущает ничего, кроме огромного желания рухнуть прямо здесь и уснуть. Он так устал от всего. Но вокруг вертится столько людей, все лезут с вопросами, и никто не понимает одной простой вещи: Леви не в состоянии реагировать сейчас на что-либо.

Он не спит уже несколько дней.

Леви просто не может заснуть, постоянно продумывая в голове мельчайшие детали предстоящей операции. Чтобы просчитать как можно больше, предусмотреть все.

И тем не менее он проиграл. Опять. И из-за его ошибки погибли люди, его лучшие бойцы.

Но главный промах был даже не в этом.

Он всего лишь снова позволил себе поверить в людей. И за это сейчас наказан.

Среди общего шума один голос пробивается особенно настойчиво.

— Командир Леви, я отец Петры, моя дочь в вашем отряде...

Черт возьми, только не это. Он совершенно не готов сейчас не то, что говорить — смотреть в глаза этому человеку.

— Прежде чем увидеться с ней, я хотел поговорить с вами. Знаете, она отправила мне письмо, где упомянула, что вы оценили ее по достоинству и взяли в свой отряд. Она даже написала, что собирается посвятить себя вам.

Замолчи, пожалуйста, просто замолчи... Леви не может это слышать. Ему хочется заткнуть уши и закричать, как сумасшедший, но этого делать нельзя. Он не должен никому показывать своих чувств. Когда люди о них узнают — ты становишься слаб и уязвим. И только недавно он лишний раз в этом убедился.

— Моя дочь слишком мечтательна, и совсем не понимает, что может почувствовать ее отец, читая это. Поэтому должен сказать, что, на мой взгляд, Петра ещё слишком молода для замужества, ведь у неё вся жизнь впереди...

Пусть его считают бездушным, ему уже все равно. Людей, которые знали бы, как он может рыдать внутри себя, практически не осталось. Поэтому Леви просто молча идёт дальше.

* * *

Он помнит, как увидел ее в первый раз.

Маленькая рыжая бестолочь.

Господи, да закроется у неё когда-нибудь рот или нет? Она же трещит без умолку.

А ему обучать это недоразумение. Совет на будущее: никогда не пытайтесь спорить с Эрвином Смитом. Вы точно проиграете, и вам, как и Леви , придётся целый месяц выполнять какую-нибудь нудную и раздражающую работу. Например, тренировать только вступивших в развед войска курсантов.

Он обводит тяжелым взглядом эту нелепую толпу малолетних идиотов. Да они даже не представляют, на что подписались. Все, что их привело сюда — это мечта о плаще с "Крыльями свободы" и желание покинуть стены города. Маленькие, бестолковые дети. Им чертовски повезёт, если кто-нибудь из них доживет до следующего года.

Его похоже никто не воспринимает всерьёз. Ну ничего, это он сейчас быстро исправит.

— Новобранцы, я приветствую вас в разведкорпусе.

Нет необходимости говорить громко, все так удивляются, что гомон сразу стихает.

— Я капитан Леви. С этого дня и в течение ближайшего месяца я буду вашим наставником. От того, насколько хорошо вы усвоите материл, зависит ваше выживание за пределами стен.

Ну естественно, никто не относится к его словам должным образом. Все как обычно: до встречи с титанами, этот детский сад так и будет продолжаться.

Что ж, у него есть шанс попытаться нарушить традицию и исправить ситуацию.

В строю кто-то усмехается, а один — наверное, он считает себя самым остроумным— даже позволяет себе высказаться.

— Серьёзно? Нам, конечно, говорили, что у разведки специфическое чувство юмора, но не настолько, чтобы ставить нам в учителя низкорослого юнца!

Ну ты попал, парень.

Леви медленно подходит к говорившему. Черт возьми, да этот придурок намного выше него, и, похоже, данный факт вселяет в недоумка ещё больше уверенности в собственном превосходстве.

Леви поднимает голову. Тому, кого наказываешь, следует смотреть в глаза.

— Как твоё имя?

— Отто Кауфман, "капитан", — произнесено это с таким сарказмом, что стоящие рядом с трудом сдерживают смех.

— Что ж, Отто, тебе следует кое-что усвоить: дисциплина — это святое.

Три удара — три мгновения. Печень, солнечное сплетение и контрольный — локтем в спину. Да этот сопляк даже понять ничего не успел.

Парень падает на одно колено и, хрипя, сгибается пополам. Отлично, теперь его голова на нужном Леви уровне. Он приподнимает ее за волосы.

— Отто, когда с тобой говорит старший по званию, без его разрешения взгляд отводить нельзя.

А дальше все происходит очень методично и аккуратно. Удар-вдох-выдох-удар. Он не бьет по лицу и открытым частям тела — ещё не хватало замараться в крови.

Но вдруг занесённую в очередной раз руку хватают за запястье. Леви так удивляется, что даже поворачивается в ту сторону.

Опять это рыжее недоразумение.

— Господин инструктор, пожалуйста, остановитесь! Вы же покалечите его!

Ситуация столь неординарна, что Леви разворачивается к девушке всем корпусом.

— Как твоё имя?

— Петра Рал.

Видно же, что ей страшно. Голос дрожит, а рука вспотела. Твою мать, какая мерзость. Но она не отступает и не отводит взгляд.

Храбрая девчонка.

— Петра, твой товарищ, к сожалению, оказался столь туп, что вместо цирка пришёл в разведкорпус. Моей задачей является обучить вас, как выжить за пределами стены. Там никто этого делать уже не будет. Все, что у вас есть — это месяц. Потому что то, чему вас учили до этого, имеет мало общего с реальностью работы в разведке. И вы должны хвататься за каждую возможность улучшить свои навыки, что позволят вам не умереть в первую же экспедицию. Это, — он указывает на хрипящее тело на земле. — Учиться выживать явно не хочет. А я не собираюсь тратить своё время на самоубийц.

— Он не знал этого. И, может, он неудачно пошутил, но это не повод избивать его до полусмерти.

Вот же упрямая девица. Ну что ж, пусть сама разбирается с тем, что заварила.

— А ты настырная. В таком случае, разгребай это самостоятельно. С этого дня вы будете работать и тренироваться в паре. И все навыки, которыми он должен овладеть по истечении срока, я спрошу потом с тебя. А сейчас уведи этого тупицу в травмпункт, и чтобы завтра оба были в работе, — он разворачивается и напоследок бросает через плечо. — Да, и ради его же блага, проследи, чтобы он лишний раз не попадался мне на глаза.

Леви возвращается на исходную позицию.

— Думаю, мы можем продолжить.

Гробовая тишина.

— Разбейтесь на пары. Итак, первое упражнение...

Все последующие дни Леви наблюдает. Да, упрямства этой девчонке явно не занимать. Хотя теперь непонятно, кто кого учит, потому что, придя в себя, Кауфман явно превосходит ее по способностям.

А этот дуэт смотрится забавно. Леви даже усмехается пару раз (про себя, естественно). Пусть работают. Чем лучше напарники понимают друг друга, тем больше шансов, что они выживут.

И несмотря на то, что за этот месяц Леви словно забывает о существовании Отто, не делает ему ни одного замечания и не пытается никак помочь, по окончании тренировочного курса они с Петрой блестяще сдают экзамен.

На редкость упрямая девчонка.

* * *

С тех пор прошел месяц.

В этой экспедиции погибло много людей.

Слишком много.

Леви идёт среди замотанных в ткань тел, опустив голову.

В его отряде сожрали двоих. Жаль, это были хорошие ребята.

Он останавливается от странного звука. Поднимает голову и видит сидящего на бревне человека. И судя по всему, этот человек плачет.

Леви обходит его вокруг и, присев на корточки, оказывается на одном уровне с лицом плаксы.

О, черт.

Рыжее недоразумение.

— Петра.

Девушка, всхлипывая, поднимает заплаканное лицо. Ее губы дрожат, из носа текут сопли, а глаза опухли от слез.

— Отто, он... — дальше голос ее подводит, и Петра снова начинает рыдать.

Надо что-то делать с этой ситуацией. Решив, что эффект неожиданности подойдёт сейчас лучше всего, Леви снимет свой шейный палаток и протягивает Петре.

— Возьми и вытрись.

Сработало.

Рал за секунду впадает в такой ступор, что даже забывает о слезах.

— Когда ты плачешь, образующаяся слезная пленка мешает сфокусироваться на объекте. А это значит, что четкость твоих манёвров снизится, и тебя будет гораздо проще убить.

— Но ведь здесь нет титанов...

— Ты всегда, в любую минуту своей жизни должна быть готова к их нападению. Тогда, может быть, останешься жива.

Петра смотрит на него широко распахнутыми глазами. А потом от души высмаркивается в протянутый платок.

Спокойно, Леви, спокойно. Это всего лишь ненужная тряпка.

— Петра, ты сильный боец.

— Я?

— Да, ты. Слабые не возвращаются из-за стены. Так что прекрати реветь и иди тренируйся, чтобы стать ещё сильнее.

Он встаёт, но, видя, что девушка хочет вернуть ему палаток, быстро говорит.

— Нет, не нужно. Забери себе.

Леви так и уходит, оставляя Петру в полнейшем смятении.

* * *

Через полгода, спустя множество вылазок, состоялась ещё одна, ставшая настоящей кровавой бойней. По возвращению в штаб Леви не хочет никого видеть. Поэтому уходит из здания в сторону опушки.

Он идёт по сырой земле, а под ногами чавкает ещё не успевшая просохнуть грязь. Где-то на задворках его сознания бьется мысль о том, как это противно, но на поверхность ей не даёт выйти какое-то глухое безразличие к происходящему.

Не разбирая дороги, он доходит до пролеска. С широких лап елок за шиворот капает холодная утренняя роса и медленно катится по спине, оставляя там мокрую дорожку. А вот это уже настолько неприятно, что Леви даже рад. Он немного приходит в себя и, осмотревшись, замечает поваленное дерево. Леви присаживается и пытается закурить.

Пятая сломанная спичка летит на землю. Черт, это начинает уже бесить. У Леви так трясутся руки, что он даже не может сам зажечь сигарету.

Его колотит по одной простой причине: в его отряде погибли все.

Вдруг прямо перед его носом возникает маленький огонек. Леви вздрагивает от неожиданности и поднимает взгляд.

Петра Рал.

Он молча закуривает, а она, не говоря ни слова, садится рядом и пытается открыть флягу.

Но у неё тоже ничего не получается — пальцы девушки начинают предательски дрожать именно в этот момент.

Из своего отряда выжила она одна.

Леви забирает, откручивает крышку и отдаёт обратно. Потом достаёт пачку сигарет и протягивает Петре. Та берет и закуривает.

Они молчат ещё несколько минут.

— Из города привезли новое обмундирование.

— Да, я в курсе.

— Всем капитанам велели получить его для своих отрядов и отчитаться перед замкомом.

Леви смотрит на тлеющий край сигареты. Обмундирование для отряда. Как вовремя.

— Мне нет необходимости тратить его драгоценное время на себя. Моя форма меня вполне устраивает, а больше получать не для кого.

— Простите.

— Да брось.

Они выдыхают, и облачка дыма смешиваются с горячим паром их дыхания.

— Как вы думаете, экспедиция стоила этого?

— Эрвин сказал, что цель достигнута. Мы установили опорный пункт.

Несколько секунд в тишине. Начинает накрапывать промозглый дождь.

— Капитан Леви...

— М-м-м?

— Мне страшно.

Он поворачивается к ней. Она не плачет (никто из них уже давно не плачет). Абсолютно сухие глаза и потухший взгляд. Он отворачивается.

— Мне тоже.

Петра удивлённо поднимает брови.

— Чего же вы боитесь?

— Своих ошибок. Я каждый раз выбираю бойцов, тщательно изучая их данные. А после походов анализирую свои, как командира, промахи. Но это не помогает.

— Выживаемость в вашем отряде самая высокая.

— По последней экспедиции не скажешь.

— Всякое бывает. Вы не виноваты, что так сложилось.

— Нет, Петра, я виноват. Я недостаточно хорошо подготовился, и это стоило моим людям жизней.

Они молчат ещё какое-то время.

— Но знаешь, чего я боюсь больше всего? Того, что однажды я ошибусь в себе. И это будет стоить жизни мне. Единственный, кому я позволяю себе верить — это я сам. Потому что остальным верить нельзя — никто из тех, кто обещал быть со мной, не выжил. Пока я доверяю себе — я могу работать. Начну сомневаться — наверняка ошибусь. А в последнее время сомнений все больше.

Петра протягивает ему флягу.

— Знаете, капитан, вы, конечно, очень умны, но иногда бываете таким дураком.

Левая бровь капитана поползла вверх.

— Нас не так много осталось. Даже из тех с кем начинала я. А из тех, с кем были на старте вы, наверное, вообще почти никого. И если уж мы дожили до этого момента, стоит поверить друг другу. Думаю, в себе вы точно можете быть уверены, потому что я просто не представляю, что должно случиться, чтобы такого вертлявого как вы, кто-то смог поймать.

Леви делает глоток.

— Вообще я о другом хотела с вами поговорить.

Она сглатывает и нервно теребит сигарету.

— Знаете, вот вы сейчас говорили о своих сомнениях, а я, наоборот, очень верю в вас. Вы, наверное, самый надёжный человек из всех, кого я встречала. И когда приходится с вами работать, в душе появляется такое спокойствие... это не только у меня, так все солдаты думают. Но для меня такие моменты особенно ценны, потому что... Господи, что я несу, — Петра устало потирает лоб. Потом, словно собравшись с мыслями, выдыхает и поворачивается к нему. — Капитан Леви, я люблю вас.

Зря он попытался сделать глоток в этот момент. Кашляя и отплевываясь, он сипло отвечает:

— Ты спятила?

— Нет, — она отворачивается обратно. — Я понимаю, что могу ошибаться, ведь у меня никогда не было подобного чувства до этого. Как-то не складывалось все. Но я думаю, мне хочется надеяться, что это не ошибка. С вами так... безмятежно и ничего не страшно. Нигде и ни с кем такого больше нет.

Леви молчит.

— Пожалуйста, ответьте мне что-нибудь.

Он от души затягивается.

— Забудь об этом.

— Почему?

— Послушай меня, Петра. — теперь его очередь не отводить взгляд. — Это плохая идея, и ты сама пока этого не понимаешь. — Леви тушит сигарету о землю и поворачивается к ней. — На войне не место чувствам. Если ты будешь думать о чём-то, кроме цели — тебя убьют. Потому что ты не сможешь хладнокровно действовать— эмоции заслонят разум. Потому что не сможешь оставить человека, которого уже нельзя спасти, и уйти самой. А ещё, — Леви снова закуривает. — Проще жить, когда нечего терять.

— А когда все закончится?

— А закончится ли?

— Думаю, да.

— Посмотрим. Все может быть.

Разведчики смотрят в небо на двух парящих журавлей. И чертовски им завидуют — они никому ничего не должны. Они свободны.

Леви очень противно говорить ей все это, но вся ирония судьбы заключается в том, что, по-видимому, чтобы спасти человека, он должен отказаться от него. Леви выпускает вверх сизую струйку дыма и продолжает:

— Петра, — Леви берет ее за плечи. — Выкинь из головы все, о чем ты сейчас говорила. Это детский лепет. Не место и не время думать о подобном. Если ты увидишь, что человеку нельзя помочь — спасай себя. Никому не будет пользы от двух трупов вместо одного.

— Даже если этот человек вы?

— Тем более, если это я.

— А как бы вы поступили в такой ситуации?

— Так, как и сказал. Спас бы себя.

— Капитан, это... жестоко.

— Как есть, — пусть лучше считает его бездушным, беспринципным и бесчеловечным. Может, тогда хотя бы она выживет. Но даже видя, что Петра вот-вот разрыдается, он не станет ей этого говорить. Не сейчас.

* * *

За пару месяцев до 57 экспедиции его вызывают в штаб.

— Леви.

— Эрвин.

— Для следующего похода собери особый отряд. Возьми людей, которым ты доверяешь.

— Я никому не доверяю, кроме себя.

— Я знаю. Поэтому и говорю. В этот раз это необходимо. Может потребоваться нечто большее, чем просто твои первоклассные навыки в убийстве титанов.

— Зачем?

— Потому что мы не знаем до конца, с чем придётся столкнуться. По нашим сведениям, это, скорее всего, будет отличаться от обычной схватки с титанами. Необходима будет идеальная работа в команде, основанная на доверии — когда нет времени и возможности действовать по инструкции. Поэтому, ты должен собрать людей, готовых пожертвовать собой. И вместе с которыми жертвовать сможешь ты, — Эрвин смотрят прямо, не отводит взгляд. — Мы же оба знаем, что ты можешь это сделать. Уже делал.

Леви резко втянул воздух.

— И ты прекрасно знаешь, чем это кончилось. Где гарантия, что это не повторится?

Эрвин молчит. Потом произносит.

— Ее нет. Но это необходимо. Мы должны чем-то жертвовать.

— А чем жертвуешь ты?

— Собой.

— В смысле?

— Леви, я один. Всегда один. Меня не любят сейчас и будут ненавидеть после смерти. Может, вообще никогда не поймут. Но я как врач, который должен иссечь опухоль: не сделав рану, ты не уберёшь ее. А раны болят. И долго заживают.

Они смотрят друг на друга.

— Ты сделаешь это?

Леви же тоже хочет этого. Свободы.

— Сделаю.

* * *

А теперь Леви идёт рядом с этим пожилым мужчиной, который ещё о чём-то говорит. Ещё на что-то надеется. А каждое его слово, как кинжал в спину.

Эрд.

Оруо.

Гюнтер.

Все они мертвы.

И Петра.

Когда он увидел ее такую хрупкую и изломанную, словно куклу, он не почувствовал... ничего. И только потом до него дошло, что в тот момент он ощутил огромную пустоту там, где, сам того не подозревая, хранил что-то очень важное для себя. Наверное, это из-за того, что пожар в его душе прошёлся уже давно, ещё когда он потерял своих первых (и единственных) друзей. А теперь внутри него угас последний тлеющий уголёк.

И осталось одно голое, безжизненное пепелище.

Рыжее недоразумение. Надо же, она никогда уже больше не будет трещать, так громко, что аж звенит в ушах. Не будет вытворять глупости, от которых все хватаются за голову.

Не заговорит с ним.

Он вообще ее больше не увидит.

Потому что сам, своими руками избавился от возможности посмотреть на неё в последний раз. Зачем он это сделал?

Он знает ответ. Он спасал живых.

Вот бы все эти живые сейчас взялись за руки и сдохли. И его с собой захватили. Потому что он очень устал.

Устал от потерь и проигрышей.

А человек справа идёт молча и ждёт ответа.

Только Леви нечего ему сказать. Поэтому он останавливается, поворачивается к нему и просто смотрит ему в глаза.

И человек все понимает. По тому, как потух его взгляд, как затряслись руки и как из глаз покатились слезы, Леви становится ясно — он все понимает.

Но ведь что-то все же надо сказать.

Хотя что он может сказать несчастному отцу, который потерял все? У него же никого не было кроме дочери. Вот что он ему скажет? Что?

И вдруг тот хаос, который царил в его душе до этого, проясняется.

Он знает, что ответит.

— Я отомщу за неё.

Отворачивается и идёт дальше.

Да, он отомстит.

За все и за всех.

За Изабеллу и Фарлана.

За всех детей, которые погибли в его отряде.

За его элиту — они столько перенесли вместе за это время, стали почти родными. Он истребит каждого, чтобы все эти люди могли спать спокойно.

И Петра.

Такая маленькая, упрямая, но очень-очень храбрая девочка. Которая так отчаянно в него верила. О, за неё он будет мстить особенно жестоко.

И, может быть, после этого камень с его души упадёт, и он сможет жить дальше — жить, а не существовать, выполняя приказы.

Или с чистой совестью умереть.

Не важно. Как только он это сделает, он, наконец, сможет отпустить ее.

Леви наконец-то обретёт свободу, о которой всегда так мечтал.

Свободу себя и выбора.

Свободу жизни.

И с легким сердцем произнесёт: "Прощай, Петра".