Летняя ночь (гет)

— А я повторяю твоей рогатой голове, — проворчал с дивана Сириус, — что это плохая идея. С выпускного и недели не прошло. Никто твою Эванс не украдёт, — он закинул ноги на спинку дивана, свесил голову с края, смотря на собирающегося в дорогу друга вверх ногами, и продолжал, по-видимому, бесполезные уговоры. — Джим, ну серьёзно, какого чёрта! Ты с Эванс столько времени проводил, что мы чуть не запороли «Выпуск с огоньком». Давай оторвёмся как раньше! Оглянуться не успеешь, как кошка и старик Дамби сгребут нас в этот орден, и прости-прощай свобода!

Джеймс спустился со второго этажа, в одной руке зажимая палочку с небольшим рюкзаком, в котором скорее всего были только бутерброды на дорогу и немного денег, а в другой — метлу. Мантия-невидимка была перекинута через правое плечо и колыхалась от быстрого шага Джеймса, из-за чего казалось, будто часть его тела рябит, как у призрака.

— Я вернусь дня через три, но может, и позже. Надеюсь, к тому моменту ты не превратишь дом в пепелище.

— Ты меня вообще слушал?!

Сириус попытался элегантно перевернуться, однако потерпел поражение и скатился с дивана, ударившись головой о пол, и пока он пытался подняться на ноги, Джеймс был уже у двери и выходил за порог.

— Сохатый! — Сириус выскочил вслед за другом. — Тебе не кажется, что это уже горячка? Вам с Эванс надо побыть порознь, иначе либо слипнитесь в один комок нежностей, либо она вспомнит, как ненавидела эту твою помешанность на ней!

— Это не помешанность, Бродяга, — Джеймс обошёл дом, выйдя к полю, откуда было удобно взлетать. Как только Сириус догнал его, он зажал метлу подмышкой и положил руку на плечо друга. — И мне казалось, ты давно принял Лили.

— Она мне как сестра, но это не значит, что… — он осёкся. Джеймс сглотнул, заметив, как заблестели глаза Сириуса, а это происходило всегда, стоило мародёру придумать очередную шалость. Сириус переступил с ноги на ногу, уперев руки в бока, и хитро усмехнулся. — Знаешь, ты прав, Сохатый.

— Да что ты, — осторожно выдавил Джеймс.

— Да! Лети к Эванс, встань на колено и подари колечко, которое ты носишь с собой аж с пятого курса. А ещё… — Сириус выдержал драматичную паузу, чтобы посильнее уколоть друга. — Прочти ей то стихотворение. Ты, конечно, не Шекспир, но её это точно поразит.

Джеймс побледнел, когда понял, о чём говорил Сириус.

— Ты же не…

— Как там было, м? «О милая Лили, когда ты взор свой обращаешь на меня, душа моя на небеса обетованные стремится; взмахнуть бы крыльями подобно вольной птице…»

— Ты читал мои письма?!

— Я искал пергамент, чтобы Римусу написать, — соврал Сириус, не моргнув. — И сделал копию. Как раз для такого случая.

Джеймс обиженно нахмурился, однако гнева в нём не было. По непонятной причине ему казалось, что Сириус просто не хочет остаться в одиночестве в пустом — даже не родном — доме, вот и бессовестно намекает на шантаж. К сожалению, тут Джеймс не был помощником Сириусу.

— Ты играешь против правил, Бродяга.

— С тебя пример беру.

Отойдя на три шага, Джеймс покачал головой, накинул на плечи мантию, оставляя свою голову висеть видимой в воздухе, и, наконец, сел на метлу.

— Не спали дом, Бродяга, — сказал он, когда оторвался от земли и завис в паре метров над обиженным другом. — И отправляй тот стих кому угодно. Ничего особенного в нём нет.

С этими словами Джеймс накинул на голову капюшон. Исчезнув из поля зрения, он развернул метлу, направляясь в Литтл-Уингинг, а напоследок, услышав прощальную фразу Бродяги, успокоился — эта встряска дружбе только на пользу.

— Не обломай рога, Сохатый, — произнёс на прощание Сириус. Он постоял немного на улице, гадая, как далеко уже унёсся Джеймс, и только когда незастёгнутая рубашка распахнулась от порыва ветра, а солнце за горизонтом окончательно скрылось, он всё же решил вернуться в дом и растопить камин. Дом сжигать не разрешили, но с камином-то он управится.

* * *

Будь воля Джеймса, он бы ни разу не останавливался в пути. Не так уж и сложно было достать из рюкзака один из бутербродов и съесть его, а мантия защищала рот от попадания него случайных насекомых. Скучно тоже не было — Джеймс развлекал себя мыслями об отмщении Бродяге, если тот всё-таки пошлёт кому-нибудь из знакомых то стихотворение. Не то чтобы ему было стыдно за слащавые и чересчур возвышенные слова, однако хотелось, чтобы эти слова остались с ним. Может быть, он покажет их Лили — лет через тридцать, когда они оба будут разбирать старые вещи и смеяться над собой. Над глупыми подростками, коими до сих пор являются.

Но по большей части Джим повторял про себя ориентиры, которые должны были помочь не заплутать в незнакомом городке, а также, спускаясь к сонным городам, пугал притаившихся на крышах котов, петлял в узких улочках на бешеной скорости, а одну гуляющую в парке влюблённую парочку он хотел чуть припугнуть, притворившись призраком, но вовремя понял, что это уже полное ребячество.

В общем, с одной стороны Джеймс летел очень быстро, чтобы поскорее приземлиться перед удивлённой Лили, а с другой — он немного побаивался ответной реакции, ведь не раз её совершенно не радовали его сюрпризы. И вдруг Бродяга был прав, и им действительно стоит немного побыть порознь? В конце концов, Лили написала ему почти сразу, как вернулась домой, сообщая, что её родители хотят с ним познакомиться. И это была ещё одна причина, из-за которой Джеймс судорожно сглатывал и крепче вцеплялся в древко метлы. Поэтому предпочёл трансгрессии и камину полёт на метле, ведь он именно в воздухе чувствовал себя увереннее. Ну и время можно было потянуть.

Наконец усталость взяла своё ближе к полудню, и Джеймс, спустившись на землю в небольшом городке, к счастью, быстро нашёл мотель, расплатился с хозяином и завалился спать. Проснувшись же через три часа, он почувствовал себя полностью отдохнувшим. Благодаря постоянным квиддичным тренировкам долгие полёты не выматывали так сильно, как это было на первых курсах, когда Джеймс на пару с Сириусом сматывался на поиски приключений, а после Римус, краснея перед преподавателями, пытался уже в десятый раз правдоподобно соврать, почему его друзья до сих пор в постелях.

Оставшийся путь до Литтл Уингинга не занял много времени: около часа у Джеймса ушло на то, чтобы отыскать нужную улицу, а когда дом Эвансов (если он, конечно, не попутал адрес) был прямо под ним, Джеймс несколько минут просто висел в воздухе, решая, как лучше появиться перед Лили: постучать в окно её спальни или сразу с порога идти знакомиться с её родителями.

Решение нашлось, как только Джеймс увидел выходящую на задний двор Лили с двумя коробками. Чуть опустившись, он скинул с себя мантию, оставаясь вне поля зрения Лили, и спросил:

— Вам помочь, миледи?

Она подняла взгляд, её губы растянулись в лучезарной улыбке, а весёлый смех заставил Сохатого усмехнуться в ответ.

— Джеймс!

Он соскочил с метлы, заключая смеющуюся Лили в объятия, и всё вдруг отошло на задний план: и перепалка с Бродягой, и какие-то нерешённые жизненные вопросы — к чёрту их, когда Лили льнёт к нему и не собирается прогонять, как годами раньше.

— Почему не написал, что приедешь?

— Чтобы потом сказали, что Джеймс Поттер стал предсказуемым? Уволь.

Он осмотрелся. Во дворе, куда он приземлился, казалось, негде было яблоку упасть. Длинный стол, начинавшийся у заднего входа в дом, змеёй растянулся на траве. На бежевой скатерти устроились десятки тарелок и столовых приборов, миски с салатами, а в центре осталось, пожалуй, единственное свободное место — видимо, для горячего. А может, и торта.

— Вы решили изобразить Большой зал на природе? — поинтересовался Джеймс. — Что за праздник сегодня? Волан-де-Морта победили, а я всё пропустил?

Лили засмеялась, выскальзывая из объятий Джеймса и возвращаясь к сервировке стола.

— Нет, — ответила она, когда вытащила из коробки оставшиеся бокалы для шампанского. — У папы день рождения, и ему захотелось позвать всю округу, но и тебе местечко найдётся. Джим, — Лили подняла голову, услышав, как на землю глухо упали метла и рюкзак, — ты чего?

— Лил, — пробормотал он нервно, — как думаешь, я успею слетать в Лондон за подарком?

— Э нет. Нет-нет-нет! Даже не смей сбегать под таким смехотворным предлогом, — Лили погрозила Джеймсу пальцем, моментально превращаясь в подобие бескомпромиссной МакГонагалл. — Родители всё равно хотели пригласить тебя на ужин в ближайшую неделю, и мне, если честно, нужна помощь. А подарок не так важен.

— Да ты и сама прекрасно справилась. Разве нет?

— Мама попросила украсить сад фонариками и гирляндой, потому что гости обычно сидят дотемна. Она ещё занята с ужином, а Тунью задержал её парень, — при упоминании Вернона Дурсля Лили скривилась и в очередной раз порадовалась, что его не будет сегодня, хотя Петунья наверняка весь вечер будет восхищённо рассказывать о его перспективной работе и лезть к Джеймсу с провокационными вопросами. И наверняка позднее будет злиться на саму Лили, ведь та даже не предупредила о визите Джеймса. — Колдовать на улице я не могу — увидеть могут.

Она подошла к растерянному Джеймсу. Взяв за руку, Лили потянула его за собой, направляясь в дом, где можно было расслышать чужие потрескивающие голоса, напомнившие Джеймсу старое радио Сириуса, а также шум воды и стук ножа о доску.

— Здесь пока только мама, пойдём знакомиться. Не волнуйся, — со смехом добавила она, — она тебя не покусает.

И Джеймс позволил утащить себя внутрь, втайне вспоминая Бродягу с его предостережением и думая о том, был ли друг прав, удерживая его в Годриковой впадине.

* * *

Знакомство с миссис Эванс прошло легче, чем предполагал Джеймс, и ему даже стало жаль, что более пристрастный разговор откладывался из-за необходимости украсить сад до прихода гостей и возвращения мистера Эванса с работы.

Он помог Лили расставить все приборы, а после они занялись освещением. Внутри садовых гномов, которые уж очень походили на домовиков, разместились небольшие свечи, на вишнях и яблонях Джеймс вешал круглые китайские фонарики, а Лили, решив, что ему не стоит доверять что-то, связанное с электричеством, принялась распутывать гирлянды, которыми миссис Эванс любила украшать дом не только на Рождество.

С фонариками было покончено, и Джеймс уже собрался пойти в дом, чтобы спросить, чем ещё он мог помочь, однако замер на месте от восторга.

— Лили, — прошептал он тихо, — наверное, банально прозвучит, но ты сейчас похожа на фею.

И правда, только распутанная гирлянда ожерельем обвивала шею девушки, спускаясь длинными нитями по плечам, браслетами заворачивалась на кистях и струилась сквозь пальцы, падая слева на землю, а справа повисая на зубцах забора. Тёмно-рыжие волосы Лили в свете закатного солнца казались каштановыми, и ветер периодически налетал на них прохладной стеной, освежая шею после дневного зноя. И всё это мерцало, словно посыпанное пыльцой фей.

Она зарделась от комплимента Джеймса и, не решив, как ответить, быстро коснулась губами его щеки. В принципе, ему этого было достаточно, и только страх перед неизвестными огоньками не дал ему прижать к себе Лили. Слова «электрические лампочки» ввергали его в дрожь.

— Кто к нам пожаловал! — очарование момента разбил наконец вернувшийся мистер Эванс. Он вышел в сад, протягивая Джеймсу руку, а тот собрал всё мужество в кулак, готовясь предстать в глазах отца своей девушки в самом лучшем виде.

* * *

Гости уже давно разошлись, а Джеймс только-только закончил помогать Эвансам убирать посуду со стола — ни он, ни Лили не решились даже в темноте использовать палочки, а потому уборка слегка затянулась. Тем более сестра Лили заявила, что ей необходимо рано встать, и отказалась помогать, уйдя в спальню, с презрением стреляя взглядами в сторону Джеймса. Возможно, так она хотела заставить его выйти из себя и развеять налёт очарования, которым был покрыт Джеймс в глазах мистера и миссис Эванс.

Когда стол освободился от приборов и скатерти, мистер Эванс махнул Джеймсу, разрешая тому отдохнуть. Стол мог подождать и до утра.

И тут-то Джеймс понял, что за весь вечер никто не сказал ему, что он может остаться переночевать, а если и может, то непонятно, где именно. Стоя во дворе, он по привычке чесал в затылке, думая, как поступить, пока в его голову не пришла гениальная идея. Точнее, ему-то она казалась гениальной, но он так и слышал истерический смех Бродяги, который бы непременно последовал за рассказом об этой идее. Джеймс опасливо осмотрелся: у всех соседних домов не горел свет в окнах, разговоры доносились только из дома Эвансов, и то еле слышные. В итоге Джеймс решился и, подойдя к двум вишням, растущим в углу сада, быстро произнёс простое заклинание, которому его научил отец. Не прошло и секунды, а на стволах уже повис широкий гамак, а сам Джеймс, довольный собой, упал в него, нисколько не волнуясь о том, что верёвки могли порваться — это заклинание его ни разу не подводило.

Так он и лежал, отталкиваясь ногами от земли, убаюкивая себя скрипом верёвок, пока на улицу не вышла Лили.

— Лили, — позвал он её, продолжая раскачиваться на гамаке, — иди сюда.

— Я же просила не колдовать, — прошипела она, когда приблизилась к Джеймсу.

Не обратив внимания на её упрёк, Джеймс потянулся к ней, схватил её за талию и заставил упасть на себя.

— Что ты делаешь?! — громким шёпотом возмутилась Лили, и Джеймс расслышал в её голосе нотки смущения, которые появлялись, когда они только начали встречаться, и он позволял себе при всех лишний раз напоминать, чья это девушка.

— Просто побудь со мной, Лил. Сейчас прекрасная погода. Твоим родителям я понравился, так что не думаю, что они будут против.

— Зачем ты его наколдовал? Я уже постелила тебе в гостиной…

— Просто так, — соврал Джеймс, продолжая раскачивать гамак и чувствуя, как расслабляется Лили в его объятиях. Он уткнулся лицом в её макушку и вдохнул знакомый аромат её шампуня. Мятная груша. Он как-то украл бутыль, чтобы добавить туда зелье долгосрочности, которое позволяло сохранять запах подольше и, похоже, та бутылка ещё не закончилась.

— Джим, — прошептала Лили после некоторой паузы. Довольно приятной, на удивление. Они лишь месяц назад поняли, что иногда им совершенно не нужно постоянно о чём-то говорить — молчать, вот так слушая сердцебиение и дыхание друг друга, порой приятнее, чем пытаться выдавить из себя пустые слова. — Расскажи что-нибудь.

— Например?

— Какую-нибудь вашу проделку, о которой мало кто догадывается.

— Хм, — Джеймс поправил чуть съехавшие очки и задумался. Они с мародёрами редко выстраивали проделку так, чтобы никто не догадался, кто виноват. На первых курсах они прочно создавали себе репутацию, иногда намеренно оставляя улики, а уже с четвёртого года обучения репутация сама говорила за них, и практически каждая шалость сразу приписывалась им. — Был один случай. Я тогда всех пригласил к себе домой, и мы решили разыграть скрягу-мясника. И сын его не лучше был — только и делал, что издевался на всеми подряд. Так вот мы решили проучить их…

Убаюканная скрипом верёвок и голосом Джеймса, Лили потихоньку засыпала, а рассказ о детской шалости превращался в сон, и когда она крепко спала, она улыбалась, а Джеймс, чтобы не потревожить её, аккуратно наколдовал плед, продолжая любоваться спящей Лили, пока сам не уснул.