Ничего лишнего, ничего личного (гет)

Ровно восемь часов на сон, час — на утреннюю пробежку, два — на дорогу до работы и обратно, столько же на завтрак и ужин, час — на свободное чтение, ещё час — на утренний и вечерний душ, а главная потеря — восемь долгих часов в офисе. В обычный будний день у Гермионы Грейнджер оставалось только шестьдесят минут на саму себя. И чаще всего оно уходило на мелочи: поиграть с котом, полюбоваться закатом или задержаться из-за толкучки в метро. Ничего больше. Ничего лишнего.

И ничего личного. У Гермионы не было ни времени, ни желания искать себе новую пассию. Да и вообще — искать. Говорят, каждый человек изо дня в день находится в поисках чего-либо. Будь то недостающий кусочек мозаики, вторая половинка или любимое дело. Всем чего-то не хватает. А Гермиона чувствовала, что сейчас ей необходим тайм-аут от этих «поисковых работ». Передышка.

Гермиона понимала, что её жизнь не совсем устроена (а если говорить честнее — совсем не устроена), но не хотела идти на поводу у советчиков. У тех, кому якобы виднее, как ей нужно жить. Так, например, когда Гермиона была ещё школьницей, учителя твердили, как попугайчики повторяя слова друг друга, что ей не хватает мотивации. Мол, она могла бы стать круглой отличницей, причём влёгкую. Если бы тратила на домашнюю работу хоть немного больше времени, если бы чаще проявляла инициативу. Но Гермиона не хотела делать ни того, ни другого — ей было вполне комфортно находиться где-то посередине: между несколькими одноклассниками, которые делали всё только на «отлично», и той серой массой, что с трудом изредка добивались отметки «хорошо» вместо «удовлетворительно». Гермиона занимала вполне престижное место под оценкой «хорошо», при желании с лёгкостью занимая и пост у высшего балла. Изредка. При таком раскладе ей не нужно было никому ничего доказывать.

Но школа осталась в прошлом. Гермиона уже давно получила аттестат, после чего два курса проучилась в лондонском университете, а сейчас большую часть времени отдавала работе. И не сказать, чтобы ей это нравилось: как сама работа, так и её обрамление. А особенно тот факт, что это «обрамление» и составляло всю её жизнь. Гермиона любила запах пыли, прибитой к дороге летним дождём, любила аромат свежескошенной травы и солёного моря. Но жила на окраине Лондона, поэтому чаще всего в нос ударяли запахи попутчиков в метро и выхлопных газов от автомобилей, стоящих в пробке. Но центр города помогал Гермионе отвлечься и внушить себе, что она занята чем-то действительно важным. Не просто зарабатывает на аренду жилья и пропитание, убивая треть своей жизни в офисе. А… живёт. Сливаясь с шумом и иногда, если повезёт, теряясь в нём хотя бы на полчаса. Этот «ритуал» приобрёл особе значение после того, как Гермиона стала жить одна.

В старших классах она познакомилась с парнем, на два года старше неё. Он приехал в Англию из Болгарии, по обмену, и просто не мог не привлечь внимания многих девочек. В том числе и Гермионы, хотя она и старалась не подавать виду. Может, поэтому Виктор Крам и обратил на неё внимание. Может, поэтому у них и закрутился роман. Может, поэтому Виктор и остался в Англии не на год, как планировал, а на несколько лет. Уехал на родину совсем недавно — после их с Гермионой расставания.

* * *

Если бы Гермиона могла переместиться во времени, то обязательно сообщила бы самой себе в прошлом, что-то пойдёт не по плану. Ведь всё всегда идёт не так. Вообще, об этом лучше сообщать каждому человеку, как только тот начинает воспринимать информацию. А потом повторять — при любой возможности.

«Что-то пойдёт не так, дорогой. А может, всё пойдёт не так. Будь к этому готов».

Когда Гермиона только познакомилась с Виктором, она ещё не знала об этом правиле. Искренне верила, что всё будет развиваться именно так, как ей хочется. И первые года три так и происходило. А потом Гермиона закончила школу, поступила в вуз и всё слишком резко переменилось. Только не в её жизни, а в их с Виктором отношениях. Мотивы для расставания собирались капля за каплей. И когда последняя капелька не уместилась в отведённом для переживаний сосуде (где-то в голове Гермионы), пришло время собирать вещи. Виктор, кстати, не сильно расстроился. У него была налаженная спортивная карьера, и он не так уж часто находил время быть рядом со своей девушкой. Когда находил — вёл себя как капитан команды. А Гермиона не хотела подчиняться. Когда Виктор говорил ей, что лучше надеть, а чего носить категорически нельзя, она всё делала наоборот. Он злился и придумывал новые правила. Но Гермиона нарушала и их. Да, всё было не так не только для Гермионы, но и для Виктора.

На самом деле, не тем был именно он. Виктор Крам.

Когда девушка с таким мужчиной один на один, в спальне, он всегда хочет чувствовать себя выше. Поэтому ему очень нравится, когда она, стоя на коленях, доставляет ему удовольствие, а он может поглаживать её рукой по волосам и говорить что-то одобрительное. Это ощущение − члена во рту и ладони на голове, которая тебя за это поглаживает, − запомнилось Гермионе надолго. Два года она целиком была погружена в эти отношения − и находилась снизу, − долго не находя в себе силы их оборвать. А потом у неё получилось. Тогда-то она и переехала из центра города на окраину, где снимала сейчас крохотную, но уютную квартирку за приемлемую цену. В этом скромном жилище не было места ни для чего лишнего.

* * *

Но даже при столь усердном отрицании всего личного Гермиона иногда позволяла себе развеяться. Для этого ведь и придумали выходные. Она давно облюбовала для себя небольшой бар с приличным контингентом и хорошей музыкой. Настолько облюбовала, что даже могла прийти туда одна. В те дни, когда говорить с приятельницами с работы хотелось не намного больше, чем сидеть дома одной в субботний вечер.

Если Гермиона допрашивала бы саму себя, то обязательно спросила бы: «Зачем приходить в бар, если не собираешься ни с кем знакомиться?» И самой себе Гермиона, возможно, и призналась бы, что не так уж она и «не собирается». Может, только делает вид. Убеждает саму себя, что придерживается правила «ничего личного». Да и тех, кто пытается проникнуть в её зону комфорта, тоже убеждает. Почти всех. Почти.

− Я занята, − сдержанно проговорила она в ответ на приветствие незнакомого мужчины. Тот присел за столик к Гермионе и поставил перед ней бокал с коктейлем — точно таким же, что она как раз допивала. «Пришёл подготовленным», − мелькнуло в голове одобрение.

− А на самом деле? — с откровенным сомнением спросил он.

− На самом деле… О, Мистер Малфой?

− Так мы знакомы? — он улыбнулся, и в уголках его тёмно-серых, почти чёрных при таком скудном освещении глаз показались глубокие морщинки. Гермиона знала этого мужчину практически с детства, но ни разу с ним не говорила.

− Я училась в одной школе с вашим сыном Драко. Мы выпустились в один год. Наверное, вы меня не помните. Я ничем особенно не выделялась…

* * *

«Сначала ты знакомишься с женщинами своего возраста, запросто соблазняешь их, потом находишь «ту единственную» (которая умудрилась охомутать тебя), а после развода и глазом моргнуть не успеваешь, как знакомишься в баре с ровесницей своего сына. То есть с девушкой, которая примерно в два раза тебя младше…» − такая нить рассуждений протянулась в мыслях Люциуса Малфоя. Чёрт бы побрал это время, что бежит так быстро. К такому резкому скачку Люциус определённо не успел подготовиться.

Он частенько заглядывал в этот лондонский бар вместе с деловыми партнёрами, опрокидывал пару бокалов виски и обычно возвращался домой один. Но бывало, под настроение, знакомился с кем-то. Вот и тем субботним вечером чёрт дёрнул его за язык познакомиться с этой молодой (слишком молодой, как выяснилось) девчонкой.

− И чем вы сейчас занимаетесь… м-м-м… − Люциус, разумеется, не сумел вспомнить имя девчонки. Да и лицо казалось незнакомым. Привлекательная, со вздёрнутым носиком и большими грустными глазами… Но незнакомая.

− Я Гермиона Грейнджер, − смущённо представилась она. — Лучше просто Гермиона.

− Люциус, − он обозначил своё имя, чем окончательно перешёл на «ты». − Приятно познакомиться с тобой… Пусть даже это и не первая наша встреча. Так чем ты занимаешься после школы? Сколько прошло с выпуска, года два, три?

− В прошлом году я закончила второй курс колледжа… А сейчас работаю помощником юриста. Может быть, когда-нибудь вернусь к учёбе. Ещё один год, и я стала бы бакалавром.

− И что помешало?

− Ну, я… Мои родители переехали в Австралию, а мой… Мы... В общем, я осталась одна. Сначала думала, что смогу и учиться, и работать, а теперь понимаю, насколько переоценила себя… − тут Гермиона парой быстрых глотков опустошила бокал, обнажая своё нервное напряжение. − А что Драко?

− Он сейчас живёт с матерью. Учится, − Люциус тоже почувствовал себя неловко, в который раз пригубив свой виски. — После развода мы не так много общаемся. И с Нарциссой, и с Драко.

Люциус и хотел бы говорить о своём рухнувшем браке с грустью или сожалением, но не мог. Он испытывал скорее злость — из-за того, что его выставили виноватым. Почему-то тех, кто что-то ломает, считают разрушителями. Но обывателям просто не хватает ума предположить, что у «разрушителя» изначально в планах может значиться постройка чего-то нового, более значительного, лучшего. В случае с разводом — лучшей семьи. А если не выйдет — лучшего одиночества. И пусть шансы на первый вариант не так велики, но надо хотя бы попробовать.

Гермиона молчала, по-прежнему оставаясь молодой. Печаль в глазах не делала её мудрее. Потому что грусть — это просто грусть. Личико этой девчонки было слишком симпатичным, а белая маечка и красная помада слишком сильно переманивали внимание, чтобы заглядывать глубже. По крайней мере, при первой встрече.

− Ты очень красива, знаешь об этом? — спросил Люциус.

− Мне говорили, − Гермиона улыбнулась, отведя взгляд. — Но я не очень в это верю.

− Почему же?

− Мужчины обычно говорят комплименты, когда хотят затащить в постель.

− А разве это плохо?

− Это их обесценивает. В смысле, комплименты, а не мужчин. Хотя и их тоже, наверное.

− Наоборот. Если мужчина хочет «затащить в постель» особу вроде тебя, то он точно считает её привлекательной. А если после комплимента не следует никакой попытки разыграть карту и вытроить дальнейший план действий, то зачем он нужен?

− Просто так. Ну, чтобы сделать приятно?

− Никто никогда ничего не делает просто так, Гермиона, − Люциус опустошил свой бокал и тут же предложил: — Может, виски?..

* * *

От виски Гермиона сразу отказалась. Честно сказала, что не пьёт крепкий алкоголь. Хотела было добавить, что и с мужчинами она в последнее время тоже не общается, но промолчала. Потому что... ведь общается же прямо сейчас, пусть дело и не заходит дальше невинных, ни к чему не обязывающих разговоров. Гермиона смотрела на «нового знакомого», видела в нём всё ту же откровенную силу, что привлекала её в Викторе. Казалось бы, это означало только одно — надо скорее бежать, повторение истории она не переживёт. Но внутренний голос призывал остаться. Нельзя навешивать на людей ярлыки. «Чтобы в чём-то убедиться — нужно это попробовать», − решила Гермиона.

Люциус тем временем медленно потягивал свой виски. И делал это с каким-то неуловимым достоинством, даже изяществом. Словом, так, как это никогда бы не вышло у Гермионы. Как только она начинала думать о том, как выглядит со стороны, сразу терялась и становилась до ужаса неестественной (по внутренним её ощущениям). А если бы она начала рассуждать о том, как выглядит в глазах взрослого (слишком взрослого) мужчины, то и вовсе выронила бы бокал.

− Вы хороши, как виски, − заметила Гермиона, как только поняла, что заблудилась в собственных размышлениях и давно потеряла нить разговора.

− Так же крепок? − ничуть не смутившись, уточнил Люциус.

− Такой же опьяняющий, наверное. Но только не для меня.

− Отчего же?

− Я ведь не пью его.

− Что, совсем?

− Теперь уже да. У меня с этим не очень складывается. И кажется, что проще обходиться вообще одной.

− Мы всё ещё говорим об алкоголе? − поинтересовался Люциус, и в глазах его сверкнул неподдельный интерес, любопытство... И ещё что-то, пугающе напоминающее вожделение.

− Нет. О мужчинах, − призналась Гермиона. И поняла, что всё опять пошло совсем, совсем не так.

Теперь она могла только смотреть на Люциуса − на разговоры уже не хватало запала. Сам он то что-то рассказывал, то ненадолго умолкал. Но Гермиона понимала, что этот мужчина совершенно точно не просто так подсел к ней за столик. И совершенно точно не для того, чтобы поболтать. А ещё она поняла, что, наверное, возбуждение передаётся от человека к человеку, как вирус. Стоит поглядеть мужчине в глаза, услышать приятные нотки в его голосе − и ты уже больна. Может, к утру всё пройдёт, но вечер вспять уже не повернуть.

Гермиона никогда не ходила на свидания ни с кем, кроме Виктора. Не целовалась ни с кем, кроме Виктора. И не спала ни с кем, кроме Виктора. И всегда считала, что так и должно быть − в идеальном мире. Раньше в этом смысле разнообразие в постели слишком напоминало ей безобразие. Но второй мужчина за двадцать один год жизни − это не так уж и много, верно? Поэтому Гермиона и согласилась сесть в такси вместе с Люциусом Малфоем. И то, что она уже виделась с ним раньше и знала кое-что о его жизни, давало ей право думать, что она поехала в гости не к первому встречному. Может быть, это даже значилось в её плане на вечер, почему нет? Никто не сможет проверить.

* * *

Когда Люциус увидел, как выглядит Гермиона в его хорошо освещённой гостиной, молодость этой девушки стала только очевиднее. Когда он раздевал её в своей спальне, уже в полумраке, выяснил, что юность − это только плюс. Даже умилился её милым хлопковым трусикам и отсутствию лифчика (нужды в нём, казалось, и не было). А Гермиона, наоборот, смутилась:

− Я не думала, что день так закончится... Иначе надела бы красивое бельё... Это выглядит так глупо.

− Так даже лучше, − сказал он, стягивая с неё трусики. Они действительно были прелестными − с сиреневыми сердечками на белом фоне.

− Ты просто меня успокаиваешь...

− Да, конечно. Твоё бельё просто ужасно. И сама ты меня совсем не привлекаешь. Я собираюсь заняться с тобой сексом исключительно из жалости, − каждое слово сочилось сарказмом. Добрым сарказмом — если такой существует в природе.

− Правда?..

Люциус рассмеялся. Они оба уже разделись, и Гермиона не могла не видеть, что он её хочет. Но имела глупость сомневаться в этом. Вероятно, что-то с этой девчонкой было не так. Вероятно, она действительно не собиралась ни с кем знакомиться, а в бар заглянула из любопытства. Да и к нему в постель, наверное, тоже. А любопытство нужно утолять. Особенно — если это может оказаться так приятно.

* * *

Когда Гермиона проснулась, Люциус ещё спал. Она аккуратно вылезла из-под одеяла и пошла в ванную. Там долго стояла под горячими струями душа. До тех пор, пока не поняла: она не сделала ничего плохого, ничего неправильного, ничего предосудительного. Да и вообще, не может такое приятное времяпрепровождение считаться аморальным. Безоговорочно приняв эту мысль, Гермиона вытерлась, завернулась в мягкое полотенце и вышла. Люциус уже не спал и наградил её внимательным взглядом.

− Знаешь, я обычно так не делаю. Просто хочу, чтобы ты знал, − она начала с оправданий, тут же мысленно отругав себя за это.

− Не принимаешь душ по утрам? — усмехнулся Люциус.

− Не сплю с мужчинами, которые… С теми, кто… То есть… Я не… Чёрт! — Гермиона быстро сдалась. Люциус и так всё понял — ни к чему разъяснять. Она быстро перевела тему, только сейчас оглядевшись по сторонам: − У тебя просто огромная спальня. Огромная.

− Ты мне льстишь.

− Нет, серьёзно. Можно устать, пока дойдёшь от одной стены до другой.

− Поэтому я предпочитаю лежать. Присоединишься? Завтрак будет не раньше, чем через полчаса.

− И как он появится, если мы лежим? Магия?

− Его приготовит прислуга.

− У тебя что, есть кухарка?

− Верно. Это как-то связано с тем, что я не умею готовить. Ты видишь в этом проблему? — спросил Люциус.

− Нет...

− А в чём-то другом видишь проблему?

− Нет... — повторила Гермиона, прекрасно понимая, о чём именно он спрашивает. Возраст — точно не проблема. То, что они тесно общаются лишь несколько часов — легко поправимо. Вероятность того, что сейчас она уйдёт из его огромной квартиры и больше никогда сюда не вернётся — это можно пережить. В худшем случае, у них начнутся отношения, после которых одиночество окончательно прибъёт Гермиону к земле. Но каковы шансы?..

− Отлично, − одобрил Люциус, после прибавив: − У нас есть ещё немного времени до завтрака.

За те пару секунд, что он стягивал с неё полотенце, Гермиона успела подумать, что немного личного иногда бывает совсем даже не лишним. И да − что-то всегда обязательно идёт не так. Но порой это только на руку.