Пустыня (джен)

Ветер свистел над развалинами некогда великого города. Крепкие каменные стены зданий казались нерушимыми, но сейчас не выдерживали даже они, и каждый день несколько домов с грохотом рушились. Ветер тут же заметал их песком, и следующий рассвет встречали просто барханы, из которых редко торчали каменные глыбы.

По опустевшему городу неторопливо шли двое. Ветер трепал пыльный коричневый плащ одного, пытаясь сорвать капюшон с его головы и поиграть с длинными седыми волосами. Другой надежно замотал голову платком, когда-то белым, а сейчас таким же сероватым, как и его одежды. Вот они остановились на площади и, не сговариваясь, встали на колени, доставая с поясов короткие широкие лопатки, и принялись отгребать песок. Его здесь намело не так уж много, но все равно яма углублялась медленно, то и дело осыпаясь, и работу приходилось начинать практически сначала. Но двоих это не заботило.

Наконец они отложили лопатки и принялись разгребать песок уже руками. Показался край бурых от засохшей крови одежд. Раскидав песок в стороны, они осторожно вытащили из ямы чье-то тело. Оно уже успело превратиться в мумию, но неестественная поза не вызывала сомнений — умер он не своей смертью. Вот только выражение на обтянутом пергаментной кожей лице было на диво спокойное, даже умиротворенное.

Бережно подняв его, они пошли обратно, на окраину города, где стоял грубо сколоченный из разномастных досок сарайчик.

Солнце палило нещадно, но двое мало обращали на это внимание, только беловолосый иногда поглубже натягивал капюшон, борясь с упрямым ветром.

Наконец они пришли и, открыв хлипкую дверь, занесли тело внутрь. На песчаном полу лежали еще мумии. Все они были одеты по-разному, но все одежды были заляпаны кровью, и у всех было то же странное выражение на лицах.

Осторожно уложив выкопанное тело рядом с остальными, они вышли и сели под стеной сарая, дающей хоть какую-то тень.

— Одиннадцать... — хрипло заметил обладатель коричневого плаща и устало потер замотанное платком лицо. — Сколько еще наших тут было?

— Мы найдем их всех, — спокойно отозвался второй. Голубые льдистые глаза, не мигая, изучали расстилавшуюся перед ними пустыню.

Где-то в городе рухнул еще один дом, но они даже не вздрогнули. Пусть рассыплется в пыль все, они все равно будут знать, где искать. Камни не помешают — на площадях, где казнила их братьев обезумевшая толпа, домов не было.

Они оба смотрели на пустыню и горько улыбались. Еще месяц назад на месте этих песков цвели сады и колосились поля, а в городе бурлила жизнь. Месяц... И безумие уничтожило это все.

Никто не знал, откуда оно пришло. Одни кричали о проклятье богов, другие говорили, что люди слишком возгордились, а третьи шептались, что это кара за то, что вернувшиеся из-за моря корабли привезли с собой в клетке разумного крылатого зверя.

Так или иначе, люди сходили с ума. Сначала самые слабые, потом сильные... Следом обезумела и природа. Растения теряли листья и плакали черной кровью, а потом умирали, животные уничтожали друг друга или убегали, ломая любые запоры. Сама земля рассыпалась безжизненным песком, а камни трескались и обращались в пыль.

Ищущие, живущие в городе, пытались остановить это или хоть как-то помочь... Но обезумевшая толпа, винящая во всех бедах уже их, жаждала крови, и когда они умерли — принялась сама за себя.

Остальным Ищущим это рассказал ветер, принося крики умирающих и запах крови. Еще был тихий смех и шелест чешуй, но никто не мог понять — кажется это им или нет.

— Изнанка, — неожиданно сказал голубоглазый. Второй удивленно поглядел на него.

— Безумие — это другая сторона разума, — пояснил он. — Жизнь-смерть, лес-пустыня...— он вздохнул,— пойдем, до заката нужно успеть найти еще одного.

Они молча встали и пошли в город, позволяя ногам самим нести их вперед. Казалось бы бессмысленное блуждание всегда приводило к цели.

Наконец они вышли на центральную площадь, куда не доходили раньше. Изящная высокая башня правителя сейчас отбрасывала длинную тень, и торчащие из песка засохшие цветы казались черными. Двое замерли в скорбном молчании, отдавая дань брату, потом осторожно выкопали цветы.

— Он был последний, — тихо заметил беловолосый, когда они принялись разгребать песок. Голубоглазый согласно кивнул, и дальше они копали в молчании.

Вечером они так же молча собирали немногочисленные вещи. Их дело было закончено.

Неожиданно ветер донес какой-то необычный запах, и оба подняли головы.

Ветер все крепчал, а они улыбались. Беловолосый размотал платок и подставил ветру лицо, вдохнул полной грудью.

— Еще одна грань, — прошептал голубоглазый. — Идем, брат...

Они без спешки собрались и, повернувшись к лежащим в ряд на песке телам, поклонились.

— Прощайте, братья, — в последний раз прозвучали в руинах города человеческие голоса.

Ветер все крепчал, и, наконец, рухнула башня, одинокой белой костью высившаяся над городом.

Когда на следующее утро заночевавшие в холмах Ищущие встали, на месте города было море. Тихо плескались волны, и вдали неуверенно кричала первая чайка.