Папа может (джен)

Северус сидел на полу и, нахмурившись и поджав губы, грозно смотрел в потолок. Задранный подол его мантии до колен оголял худые волосатые ноги, но у него уже не осталось сил на то, чтобы привести себя в пристойный вид. Взлохмаченные, стоящие едва ли не дыбом волосы сейчас больше напоминали воронье гнездо — прическу, свойственную Гарри Поттеру, но уж никак не Северусу Снейпу. По мантии медленно расплывалось ярко-алое пятно, меняя ее цвет с привычного черного на ненавистный гриффиндорский кумач. Скула саднила, обещая налиться позже огромным синяком.

Северусу казалось, что от раздражения у него вот-вот пойдет из ноздрей дым, а из глаз полетят молнии, но кареглазому лохматому недоразумению, которое весьма комфортно чувствовало себя, раскачиваясь на рожках старинной люстры, видимо все было нипочем. Ни грозный вкрадчивый голос, ни суровый взгляд, который уже много лет вгонял в ступор всех учеников Хогвартса, ни угрозы наказания на это мелкое исчадье ада просто не действовали.

А ведь как хорошо все начиналось...

Сегодняшний день был одним из тех редких случаев, когда Северусу пришлось остаться с сыном наедине.

Гермиона вымоталась, ведь она вот уже почти три года вынуждена была сидеть дома с ребенком. Северус это видел и понимал, но должность директора Хогвартса забирала все его свободное время. Ему приходилось работать и в выходные, и в праздники, а потому нечасто удавалось урвать хотя бы несколько часов, чтобы немного побыть с семьей. Даже домой он попадал не каждый вечер. Естественно, при таком раскладе Гермиона очень уставала. Она посвятила всю себя воспитанию сына, оставив карьеру. Увы, в магическом мире не существовало таких учреждений, как в маггловском, где могли присмотреть за детьми, пока родители работают. Северус прекрасно понимал, что жена нуждается в отдыхе, но, к сожалению, не мог бросить Хогвартс, который на данный момент был для них основным источником дохода.

Несколько дней назад ему удалось чудом выкроить в своем напряженном графике пару часов, чтобы провести время с семьей. Тут-то Гермиона его и подловила. Она в своей весьма решительной манере, благодаря которой, впрочем, они и сошлись вскоре после финальной битвы, заявила, что не может пропустить день рождения Гарри. Тот отмечал двадцатипятилетие, и она хотела поздравить друга.

Северус до сих пор относился к Поттеру крайне прохладно, но тщательно скрывал свои чувства, чтобы ненароком не обидеть жену, которая могла промыть мозги почище, чем он сам. Так что ради того, чтобы она смогла попасть на этот “великий” праздник, он пообещал вырваться на выходные с работы и посидеть с сыном.

Гермиона от этой радостной вести воспряла духом и, стоило Северусу переступить порог, как она тут же оставила ему список необходимых дел, распорядок дня Лекса, еду Лекса и самого Лекса, нацепила маггловское платье и испарилась.

Сначала все шло довольно мирно. Сын с удовольствием послушал сказки барда Бидля, помог папе потолочь в ступке сушеные листья крапивы и увлеченно понаблюдал, как всплывают над котлом радужные пузыри веселящего зелья. Но стоило Северусу на минуточку отвернуться, чтобы погасить огонь и перелить отвар во флаконы, как за спиной раздалось подозрительное звяканье, а затем и оглушительный грохот.

Естественно, на скамейке Лекса уже не было, а в лаборатории творился форменный дурдом. Как этот непоседа умудрился залезть на третью полку стеллажа с ингредиентами, Северус понятия не имел. Но мелкий пакостник обнаружился именно там, а дорогие и весьма редкие компоненты для будущих зелий — на полу среди осколков стекла. Сын же с неподдельным интересом на хитрой мордочке разглядывал, как внизу возле стеллажа, шипя, словно клубок рассерженных змей, смешиваются между собой различные вещества, меняя цвет и наполняя воздух лаборатории отнюдь не ароматами.

Откуда же Северусу было знать, что сердитый окрик, вместо того, чтобы пригвоздить малыша к месту, заставит его в ускоренном темпе спуститься, попутно скинуть и привести в негодность еще несколько склянок и ретироваться из лаборатории.

Догнать проказника удалось только у гостиной. Северус прошептал несколько заклинаний, чтобы убедиться, что с сыном все в порядке и нет ни ожогов, ни отравления. Успокоившись, он всучил ему набор маггловских красок, несколько листов пергамента и усадил рисовать, а сам тем временем поспешил в подвал разбираться с последствиями погрома.

Но, как выяснилось позже, сделал он это зря. Наученный горьким опытом, Северус не закрыл дверь ни в гостиную, ни в лабораторию и постоянно нервно прислушивался, но наверху все было тихо, что и сыграло с ним злую шутку. Когда он закончил нелегкую уборку и поднялся наверх, то тут же застыл на пороге комнаты, не веря собственным глазам. Лекс с высунутым от усердия языком упоенно разрисовывал красками невысокий комод, перед этим уже украсив стекла буфета и не прикрытые мебелью участки стен.

Стараясь сохранить самообладание, Северус осторожно поинтересовался:

— Лекс, а что это ты делаешь?

— Лисую, — как ни в чем не бывало ответил юный художник и продолжил старательно выводить на темной полированной древесине красные разводы. — Это тимпинат мила по видичу. Это, — кисточка ткнула в красное пятно, — Клам, а там — злители. А вон там, на тлибунях, — важно указал он на стеклянную дверцу буфета, всю измалеванную черными и синими мазками, — мы сидим: я, маматька и дядя Галли. Класиво?

— Угу, бесподобно! А давай мы пойдем умоемся, а потом поиграем вместе?

Северус нервно глянул на часы, прикидывая, как скоро вернется Гермиона, и надеясь, что она не задержится до ночи.

— В комсонавтов? — мгновенно забыл про рисование Лекс.

— Если хочешь, — осторожно согласился Северус, не совсем понимая, о чем идет речь.

Он подошел ближе, чтобы взять сына на руки, и тот с радостью обнял его за шею, забыв выпустить из маленьких пальчиков баночку с красной краской.

— Лекс! — Северус попытался предотвратить катастрофу, но было уже поздно: обильно разведенная водой краска ярким пятном разбавила мрачную черноту его мантии.

— Ой! Как класиво! — восхитился негодник, восторженно разглядывая дело своих рук.

— Не то слово! — сжав зубы, процедил Северус и потащил ребенка мыться.

В ванне обычное умывание превратилось едва ли не в заплыв. Пока Северус настраивал воду, Лекс умудрился дотянуться до шампуня Гермионы и опрокинуть его на себя, после чего его пришлось полностью переодевать. А так как маленький непоседа вертелся ужом и радостно визжал: “Папоська, еще пузылей!”, то несчастный папочка и сам вымок до нитки, и весь вымазался в шампуне. Результат не заставил себя ждать: попавшие на одежду в результате бурно протекающего дня вещества вступили в реакцию, и алое пятно, так удачно поставленное Лексом, стало медленно распространяться по всей мантии.

Северус тяжело вздохнул. Справившись с вытиранием и переодеванием мелкого вертлявого бесенка, он решил, что оставлять того без присмотра слишком рискованно, и потащил сопротивляющегося сына на кухню, так как за всеми приключениями и заботами совершенно забыл об ужине. А время, указанное для этих целей Гермионой, давно прошло.

Накормить ребенка оказалось тоже весьма сложным делом. Вдобавок к воде, компонентам для зелий, красной краске и шампуню Северус теперь оказался облит супом и вымазан фруктовым пюре. Так же, впрочем, как и все горизонтальные поверхности кухни и часть вертикальных. Причем ему казалось, что большая часть еды попала не в рот сыну, а осталась разлитой и размазанной где только можно, и даже где нельзя.

Пока он вытирал на кухне полы и мыл столешницу, маленький бесенок вновь остался без присмотра. Северус вынужден был признать, что не справляется. Ему казалось, что проще научить Лонгботтома варить зелья, начав с самых азов, чем справиться с этим демоненком в человеческом обличии, по какому-то недоразумению считающимся его сыном.

Нет, он бесспорно любил Лекса, но чувствовал, что его выдержки не хватит на очередные проказы этого непоседы. И что случится, если он не сдержится и сорвется на ребенка, не хотелось даже думать: если еще и Лекс начнет вздрагивать при виде собственного отца — будет катастрофа! Северусу вполне хватало впечатлительных студентов Хогвартса.

И вновь, стоило ему углубиться в размышления, споро орудуя палочкой, как из чулана под лестницей, где они хранили различный хозяйственный инвентарь, раздался грохот.

— Да что ж такое?!.. — со всех ног рванул он туда.

Стоило открыть неприметную дверь, как ему тут же прилетело по лицу древком от метлы. Лишь долгие годы практики, приучившие уворачиваться от шальных заклятий Темного Лорда, спасли его от огромной шишки на лбу. Но скуле все равно досталось.

— Лекс!!! — взревел он, теряя свое привычное хладнокровие.

Однако сына в каморке не оказалось. Закрыв дверь, Северус ринулся вглубь дома разыскивать пропавшего негодника. И нашел его в многострадальной гостиной, висящим под потолком на люстре.

— Что ты там де?.. — начал было Северус, стремительно приближаясь к центру комнаты, но не заметил свезенного ковра, запнулся и шлепнулся аккурат под самой люстрой на четвереньки. — Да сколько ж это будет продолжаться! — рявкнул он, переворачиваясь и садясь на пятую точку. Задрав голову, Северус грозно посмотрел на сына и попытался взглядом передать ему свое недовольство. Но тому, похоже, все было нипочем.

Внезапно люстра дрогнула и начала медленно отделяться от потолка, вызвав обильный дождь из штукатурки.

— Лекс! Я последний раз говорю, — стараясь скрыть свои волнение и раздражение за спокойным, размеренным тоном, произнес Северус, — сейчас же спускайся!

Хитрое создание, по какой-то ошибке природы считающееся его сыном, вдруг скорчило жалобную моську и выдало:

— Не могу! Я лисылся тлансполтного следства.

— И где только словечек таких нахватался! Опять с мамой по маггловскому Лондону гуляли? — покачал головой Северус, с кряхтением поднимаясь. При этом он не сводил взгляда с сына, опасно раскачивающегося под самым потолком, а потому заметил, что его пируэты становятся все рискованней, и спешно прошептал заклинание, чтобы закрепить расшатанные крепления люстры. Но для успокоения души решил поскорее снять малыша. — Сейчас ты отпустишь свой насест и спрыгнешь мне на руки. Не бойся, я тебя поймаю!

— Я и не боюсь! — Лекс попытался гордо вскинуть голову, но громкое шмыганье носом перечеркнуло всю серьезность момента.

— Да уж, гены гриффиндорки дают о себе знать. А мне потом спасай… Ладно, прыгай!

Сын, недолго думая, смело отпустил рожки люстры и сверзился прямо в протянутые руки Северуса, который от удара этой маленькой бомбочки вновь едва не очутился на полу.

— Что ж ты такой бегемотик-то у нас? А кажешься таким худым, — покачал он головой, переводя дух.

— А кто такой ба-га-дотик? — Огромные карие глаза тут же с любопытством уставились на него.

— Бегемотик. Это зверь такой, только не волшебный. Он очень большой.

— И сильный?

— И сильный, — кивнул Северус и покрепче ухватил маленькую ручку, чтобы Лекс не вырвался и вновь не натворил каких-нибудь дел. — Ты лучше скажи, как ты на люстру-то забрался?

— Взих и залетел!

— Вот прямо так и залетел? У тебя же крыльев нет, — строго посмотрел он на сына.

— Ну, папа, ты сто, глупый? Я на метле залетел, на той, сто в ка-ла-довке стояла. — Малыш сделал попытку вырваться из крепкой отцовской хватки.

— Вот сколько раз говорил Гермионе: выкинь этот старый хлам! Так ведь нет: это, видите ли, память о битве за Хогвартс, — пробубнил Северус себе под нос, но, заметив, что сын внимательно прислушивается, поинтересовался: — И куда она делась, метла твоя? И вообще, зачем ты на люстру-то полез?

— Хотел в этот… комсос слетать, — как ни в чем не бывало пожал плечами маленький проказник. — А лакета без меня улетела.

— Мерлин правый!

Северусу уже хотелось побиться головой о ближайшую твердую поверхность, а лучше — как можно скорее сдать сына Гермионе и провести с ней воспитательную беседу о том, чему она учит ребенка. Только он понимал всю тщетность своих замыслов. Его супруга вряд ли будет слушать наставления мужа, который постоянно занят и не может уделять ей и сыну должного внимания.

Попытавшись вернуть себе самообладание, Северус на мгновение крепко прижал своего малыша к груди и усадил на диван.

— Все, папа устал! Чтобы с дивана ни ногой! А если будешь сидеть тихонько, то я почитаю тебе книжку.

Лекс радостно закивал, и Северус открыл сказки на том месте, где они раньше остановились.

Он чувствовал себя вымотанным до предела. Еще ни разу в жизни — разве что после напряженных собраний у Темного Лорда — Северус не ощущал себя таким разбитым. Ему уже было наплевать на испорченную мантию и вообще на то, как он выглядит. Хотелось только одного: чтобы мелкий негодник хотя бы немного посидел на месте и дал ему небольшую передышку, прежде, чем приступать к новым шалостям. Теперь он как никогда понимал жену, которая иногда жаловалась на усталость и ругала непоседу Лекса. А ведь Северус посидел с ребенком каких-то несколько часов, в то время как Гермиона круглосуточно находилась при нем. Он дал себе слово, что впредь будет стараться больше времени уделять супруге и давать ей возможность хоть иногда вздохнуть свободно, отправляя ее прогуляться. Тем более она уже несколько раз заговаривала о найме няни, но Северус частенько был занят своими проблемами и пока так и не обсудил с женой этот вопрос.

Постепенно мысли его стали путаться, язык заплетаться, а глаза закрываться, будто на веки повесили гири. Он еще какое-то время пытался читать, борясь со сном, но вдруг заметил, что Лекс преспокойненько спит, сладко посапывая ему в живот. Тогда Северус позволил себе расслабиться и тоже задремал.

* * *

Гермиона, едва вырвавшись из веселой компании друзей, так спешила домой, что чуть не расщепилась при аппарации. Все ее мысли, вместо того, чтобы сосредоточиться на качественном перемещении, были заняты страхом за сына и беспокойством за Северуса. Да, она впервые за долгое время отдохнула от домашних забот и занятий с ребенком, но, зная Лекса, так и не смогла до конца расслабиться и в свое удовольствие насладиться вечеринкой и ставшим таким редким общением с друзьями.

В дом Гермиона ворвалась вихрем и напряженно прислушалась, ожидая услышать плач сына или грозный рев мужа. Но в коттедже стояла абсолютная тишина, и это было страшно. Тщательно борясь с подступающей паникой, она быстро побежала по дому, по дороге заглядывая во все комнаты.

Распахнув дверь гостиной, она резко остановилась на пороге, затаив дыхание.

Два самых дорогих ее мужчины спали на диване, и видно было, что муж все-таки слегка пострадал в неравной борьбе с сыном. Волосы его были всклокочены, на скуле наливался сочный синяк, всегда опрятная черная мантия превратилась в какие-то лохмотья неопределенного цвета, больше напоминающего красный, нежели привычный черный. Он спал в довольно неудобной позе, опираясь головой на подлокотник дивана, но ноги его при этом стояли на полу, а одной рукой он крепко прижимал к себе сына. Лекс, свернувшись клубочком в его объятиях, тоже самозабвенно посапывал, положив голову Северусу на грудь. Рядом возле дивана валялась раскрытая книга сказок.

Гермиона осторожно подошла к ним и, стараясь не разбудить, положила ноги Северуса на сиденье, но тот даже не шелохнулся в ответ.

Зато Лекс внезапно поднял голову и, посмотрев на нее сонными глазами, тихо выдал:

— Не буди папу, он устал… — и тут же вновь тихо засопел Северусу в живот.

— Не буду, — ответила Гермиона, но сын, похоже, ее уже не слышал.

Она тепло улыбнулась, легонько прикоснулась к волосам своих мужчин в легкой ласке и тихонько вышла из комнаты, с усмешкой оглядываясь по сторонам: судя по всему, после того, как в доме одновременно похозяйничали Северус и Лекс, он нуждался в генеральной уборке.