Сумерки (джен)

Тело номер тридцать шесть, дата и время приёма — всё, что указано на бирке, привязанной к левой щиколотке, и всё, чем ты теперь стала. В городском морге вечные сумерки и холодно, холоднее даже, нежели в моём рабочем и учебном кабинете. Наверное, стоило бы наложить согревающие чары, но не думаю, что задержусь здесь надолго, так что и палочкой размахивать не стоит. Местный работник стоит и бессмысленным взором пялится непонятно на что — можно было бы списать на Империус, но я приложил его всего лишь несколькими Конфудусами подряд, чтобы добиться нужной степени отупения, всё-таки Непростительные использовать нежелательно. Магглы придумывают себе огромное количество бумажной работы — даже больше, наверное, чем наши умники из Министерства, и легче заставить их записать что-либо, что не вызовет потом внезапных вопросов, чем удалить нежелательную информацию, если та уже где-то появилась. По крайней мере, штатные обливиаторы так обычно и поступают. Наверное. Никогда там не работал.

Открывать простыню не хочется — я уже успел изучить, что при аварии пострадала голова и верхняя часть туловища, и видеть, что же стало со знакомыми очертаниями, не имею ни малейшего желания — боюсь, вдруг я это тоже начну ассоциировать с тобой. Снова смотрю на торчащие ступни и номерок…

Забавно, раньше ты говорила, что и три, и шесть — это «твои» числа, которые ассоциируются у тебя с удачей или счастьем, с которыми связаны важные моменты в жизни. Интересно, что бы ты сказала на это сейчас? То, что тоже приносило тебе в некотором роде удачу, пусть и не такую явную? Так у нас слишком маленькое местечко, чтоб в местный морг поступало столько трупов, чтобы требовались трёхзначные номера. Или это тоже в своём роде счастье, и ты мечтала последнее время отправиться следом за отцом, надеясь, что в следующей жизни у вас всё получится лучше, нежели в этой? Глупо. Сомневаюсь, что там, дальше, вообще может быть хоть что-то. Всё, что могло быть связано с чем-либо важным и ценным, ушло, и ушло навсегда.

В детстве часто слушал твои речи о волшебном мире и Хогвартсе, которые ты рассказывала мне втайне от отца. Естественно, хотел попасть на Слизерин, а как же: факультет величайшего из четырёх основателей, тот, на котором училось большинство лучших и наиболее известных волшебников, как героев, так и злодеев. Тоже понятно — считается, что амбициозность — один из главных критериев отбора на него. Зря, наверное, стремился туда — в итоге не осталось сейчас ни обретённых друзей, ни любви, и даже приобретённые враги умерли или канули в Лету. Тогда-то, конечно, всё казалось совсем иным, когда я в первый раз прибывал в школу, но этот момент для любого кажется чем-то неведомым и чудесным, как и вся придуманная церемония. В твоё время было даже интереснее: вы прибывали на перрон, и вот тебя везли сначала в карете, затем в лодке, на восток, в Хогвартс, в каменную громадину, нависающую над озером. Сейчас кареты возят только учеников со второго курса и старше, а первокурсники путешествуют до лодок пешком, и причал ради этого перенесли ближе и в менее живописное место (хотя по правде, поезд всё равно прибывает поздно, так что этими видами никто особенно и не любуется). Да и когда замечаешь, что кареты не самоходны, как автомобили у магглов (один из которых и прервал нелепым образом твою жизнь), а всего лишь тянутся фестралами, то этот момент чуда тоже пропадает. Не думаешь же во время такой поездки, что эти немного нелепые существа таинственным и никому ещё неизвестным образом связаны со смертью. Хотя и в такой связи есть что-то: ты не замечаешь её, ещё не подозреваешь о её присутствии, и она кажется чем-то заоблачным и тем, что произойдёт с кем-то другим, и далеко-далеко от тебя, а смерть — рядом, никуда не девается и только присматривается, когда же и как забрать тебя к себе. Но пока тебя везут в неизведанный, по сути, мир, об этом не думаешь.

Ты в то время — или даже не тогда, а потом, через много лет — думала о символике: сначала вас было шестеро, потом, из-за того, что лодки меньше по вместительности, ты пересекала озеро всего с двумя попутчиками, втроём, хотя старались сажать по четыре человека. Ты мне говорила, что это было хорошим предзнаменованием и в чём-то помогло тебе попасть на нужный факультет, и что твои знания в предсказаниях это подтверждают. Не знаю. Я и сейчас не особо доверяю предсказаниям, даже когда одно такое сломало жизнь… А тогда просто жалел, что не могу посмотреть на дорогу до Хогвартса и мне приходится просто представлять её у себя в голове и ждать своей очереди. Сейчас… если я сейчас попрошу директора Дамблдора дать мне воспользоваться Омутом Памяти, он, наверное, даже разрешит — но эти воспоминания уже навсегда остались там же, где и твоя жизнь. Да и даже если я посмотрел бы на них сейчас, то что увидел бы? Знакомую дорогу, только много лет назад? Они стали бы ещё тускнее воображаемых детских картинок, насколько те отпечатались в моей памяти, потому что из них исчезло бы то прикосновение к чуду, к запретному волшебству, исчезло бы моё детство — в конце концов, дорога к замку давно уже кажется мне обыденной и не вызывает ни затаённого восторга, ни предвкушения чего-то прекрасного. Да по правде, и в школе быстро перестала вызывать.

Что ж, взгляд моего соседа по помещению, кажется, начинает проясняться, насколько это вообще можно утверждать при таком освещении — но это на данный момент и не так важно. Нужные записи уже сделаны, тело тихо доставят в крематорий, и твой прах займёт место где-то среди остальных Принцев — да и так ли важно, где именно? Всё же иногда парой заклинаний можно добиться намного более аккуратных результатов, чем мощной и поражающей воображение тёмной магией. Наверное, если бы Лорд считал так же и больше обращал бы внимание на мелочи, то сейчас мы бы строили иную, лучшую Магическую Британию. Или худшую — вполне вероятно, что тогда он не перестал бы быть тем ещё уродом, которого мало что заботит кроме личной власти. Или, если бы я больше внимания уделял лежащим не на самой поверхности вещам, тоже мог бы раньше заметить, что именно скрывается за его речами.

Ты же внимание мелочам уделяла, но подчас странным образом: например, рассказывала, будто в плане удачи в игре в плюй-камни надо своим шестым камнем обязательно выбить шестой или третий камень соперника — дескать, это положительно влияет на дальнейшую игру. Будто правильное положение руки (наклонена вниз, но самую малость, чтобы кисть оказалась почти незаметно, но ниже пояса) и замах, и прочие технические хитрости, безусловно, играют очень весомую роль, но совершить нужный бросок нужным образом не менее важно. Не знаю, ты, конечно, была капитаном Слизерина в данном виде спорта, но верится всё равно с трудом. Мне на арифмантике рассказывали, что магия чисел работает немного не так. Но ты же посещала прорицания… Интересно, именно там тебе открыли глаза на тройки и шестёрки, так что даже свадьбу ты планировала на третье июня? Впрочем, счастливой семейной жизни это отчего-то не помогло.

Я разворачиваюсь и выхожу на улицу — здесь моё присутствие сейчас не нужно. Ты осталась там же, где и вся остальная предыдущая жизнь, лежишь осколком далёкого прошлого, которое теперь окончательно отпустило. Куда? Не знаю. Наверное, это тёмное ничто — не пустота, а просто неизвестность, которую я просто не могу пока разглядеть. И возможно, за ней даже прослеживаются контуры и отголоски новой мелодии. Кажется, когда Квиррелл первый и единственный раз побывал в этом месте, он сказал, что у магглов отсюда растёт новая и обретающая всё большую популярность музыка. Возможно. Правда, никогда особо не хотел быть связанным с этими сраными магглами.

На улице промозглые осенние сумерки. Я оглядываюсь на серое и невыразительное здание, в котором остаётся очередной шаг прожитой жизни и связей со старым и постепенно уходящим в никуда мной. Время сейчас в районе половины седьмого (ты бы опять вспомнила про свою проклятую символику, но, слава богу, она осталась где-то, позади, вместе с тобой), и уже светает. За вонючей речкой и трубами заводов виднеется алая полоса готовящегося взойти солнца.