Колдовское золото (джен)

Жил на свете колдун. Лет ему было неисчислимо много, но старым и дряхлым он не был. Молодым и красивым не был тоже, зато был сильным и ловким: сильному зачем красота? Жил в большом доме, не в городе, а чуть поодаль. Мало кто ходил в те места: колдуна боялись. Боялись не просто так: плохо жилось рядом с колдуном, неспокойно, опасно даже. То болезнь какая из его дома вырвется, то огонь негасимый, то дождь ядовитый пойдет. Набирались смелости, шли к колдуну — не за расправой, а на поклон. Убирал колдун чары, откупался золотом и отсылал их прочь.

Иногда сам выходил в город, шёл меж домами, заходил в один из них, и выбирал оттуда девушку себе в жены, и забирал в свой большой дом, а после только весточки от нее приходили — редко-редко

Некоторые его жены вскоре умирали неведомо от чего, иные жили с ним долго и передавали, что счастливо. Но и они умирали в свой срок, а колдун жил дальше.

В ту пору, когда все случилось, был колдун женат на пришлой ведьме. Когда вышел в город, пошел меж домами и выбрал ее, люди обрадовались: ни одну из своих дочерей не пришлось ему отдавать, это ли не радость. Но прошло время, и стало еще хуже жить в городе рядом с колдуном. Злее стали его чары, опаснее, а откупаться золотом он вовсе перестал. Запугивал тех, кто пришел к нему, и отсылал прочь как пришли. Тогда и стали шептаться: лучше бы, как обычно, кого из наших взял, дышать было бы легче. Думали: скорей бы уже умерла ведьма. Да только она все не умирала.

Жила в том городе девочка, рано осиротевшая, дома не помнящая, вечно голодная, ни умом, ни красотой, ни силой не одаренная. Днем побиралась, ночью в чужие дома залезала, воровала понемногу, и никто ее ни разу не поймал, потому что был у нее секрет. Умела девочка обернуться маленькой незаметной мышью, и в таком ее обличье любой дом был ей открыт.

Решила она однажды, что надоело ей жить в нужде, надоело побираться и по чужим закромам шарить. Задумала она забраться в дом колдуна, где золота, говорили, видимо-невидимо. Подумала: не обеднеет он, если она возьмет себе немного. Не заметит даже!

Глупая была, а потому отчаянная.

Пошла она к дому колдуна, куда никто из умных людей давно не ходил. Обернулась мышью, нашла щель и шмыгнула внутрь, сокровища искать. Идет-идет, носом ведет, а сокровищ все нет и нет. И чем дальше идет, тем большей жутью веет. Делать нечего, раз не смогла учуять золота, пошла туда, где жуть.

Нашла большой зал, а в нем колдуна и ведьму. Стоят, колдуют, слова волшебные поют, а между ними яйцо огромное, в человеческий рост, чистым золотом переливается. Колдовали, чаровали, чего-то ждали, а яйцо лежит себе, как лежало. Бились они над ним, из сил выбились, побранились да ушли.

Тогда мышка шмыгнула к яйцу, обернулась человеком, взяла со стола кубок резной и давай скорлупу яичную бить. Изнутри пламень рвется, искры летят, а она все бьет и бьет. Яйцо стонет чуть слышно, обещает ей всякое, но мышке дела нет до его обещаний: непонятные они. Бьет и бьет. Отколола кусок скорлупы, спрятала за пазуху, снова мышью стала и кинулась прочь.

Яйцо набок завалилось, и потек из него жидкий огонь, волшебство потекло на пол, сквозь пол в землю, так и утекло, но она того уже не увидела. Не увидела, как прибежали колдун с женой, как оплакивали неродившееся чудище из яйца, как клялись ее найти и извести. Бежала девочка изо всех сил, бежала из города, далеко-далеко.

В каком городе оказывалась, брала маленькую крошку от скорлупы и продавала. Через десять городов осела и зажила спокойно, так весь свой век и прожила.

Глупая была, но везучая.