Компромисс (гет)

Арабелла Блад уже завтракала, когда ее муж вернулся из своей поездки. Она услышала в зале его звучный, с металлическими нотками голос, и, как всегда, ее сердце затрепетало. Она поставила чашку с шоколадом и с улыбкой повернулась к распахнувшейся двери, чтобы поприветствовать его. Питер Блад замер в дверях на мгновение: высокий, стройный, в сапогах для верховой езды и черном с серебром камзоле с воротником и манжетами, украшенными лучшим брабантским кружевом.

— Питер, милый, — сказала она, — ты опоздал! Я уже не надеялась тебя дождаться.

Арабелла протянула ему руку, когда он шагнул к ней.

— Прошу прощения, моя дорогая, — Блад поцеловал сначала ее руку, потом щеку, а затем уселся во главе стола. — Мне посчастливилось встретиться с мистером Вильямсоном.

Она скривилась от отвращения. Блад сардонически улыбнулся в ответ.

— Да, — продолжал он. — И тот опять завел бесконечную речь о своих проблемах с контрабандистами. Пришлось мне выслушивать все сплетни о последних грабежах. Он уже хотел затащить меня на проверку очередного места происшествия, но мне удалось сослаться на занятость. Я смог удрать, только пообещав поговорить с комендантом об обеспечении будущих караванов конвоем.

Арабелла покачала головой.

— И все это еще до завтрака! Не удивлюсь, если он выехал так рано только для того, чтобы перехватить тебя на пути, Питер.

— Я тоже так думаю, — ответил он сухо. — Было очевидно, что он слонялся там именно с этой целью. И ты только вообрази, что за зрелище он собой являл, сидя верхом!

Они рассмеялись, а потом Питер с аппетитом приступил к завтраку.

Арабелла задумчиво куснула свой гренок.

— Кажется, он готов свернуть горы и пойти на всё, лишь бы защитить свои вложения. Что за отвратительный и наглый человек, — у нее вырвался короткий смешок. — Надеюсь, он не требовал, чтобы ты использовал свои связи с береговым братством ради его выгоды…

Она умолкла, прикусив язык.

— Требовал, — Питер отложил вилку, и его лицо стало суровым. — Но я быстро поставил его на место.

— Питер… — начала Арабелла, не зная, что сказать, но чувствуя, что надо сказать хоть что-нибудь.

Но Блад больше не слушал ее, и она со вздохом замолчала. Он хмуро смотрел в окно, его черные брови сдвинулись вместе, а обычно яркие синие глаза затуманились от застарелой боли.

Арабелла проклинала собственную глупость. Так было не всегда, но в последнее время стало происходить все чаще: любое упоминание о прошлом вызывало его беспокойство. Все чаще незначительные упоминания об этом повергали его в мрачное настроение, иногда оно длилось несколько дней. Когда наступала эта черная полоса, ее очаровательный муж превращался в чужака, безукоризненно вежливого и отстраненного, который угрюмо смотрел на нее и пресекал все попытки заговорить с ним. Арабелла поняла с горечью, что никакие уговоры не смогут заставить его начать разговор на эту тему. Слезы не трогали его, более того, они явно вызывали у него презрение. Чем больше настойчивости она проявляла, тем быстрее он начинал избегать ее. Молчание и терпение могли завоевать его общество — общество его тела, не духа, — но в конце концов он стряхивал свое отчуждение и снова становился прежним остроумным и веселым человеком, которого она обожала.

Арабелла снова вздохнула и сделала глоток шоколада. Стук чашечки о блюдце заставил Питера очнуться от задумчивости. Он вымученно улыбнулся, но глаза остались печальными.

— Прости, дорогая, — сказал он. — Что ты сказала?

Она улыбнулась в ответ.

— Ничего особенного.

Они ели в молчании некоторое время.

— О, Питер, — сказала Арабелла, наконец. — Дебенхем-Смиты на следующей неделе дают бал в честь победы над французами. Сегодня утром прислали приглашение. Полагаю, мы должны пойти туда.

— Если честно, я не вижу, как мы сможем от этого отвертеться. Будет очень странно выглядеть, если губернатор и его супруга не явятся на празднование в честь победы. Но этот бал обещает быть не таким скучным, как приемы леди Лидии. В порту стоит много военных кораблей, значит, будет достаточно кавалеров, готовых танцевать с тобой и другими дамами.

— Разве ты не будешь танцевать? — спросила она с немного грустной улыбкой.

Блад покачал головой.

— Такой старик, как я, рядом с тобой… это выглядело бы глупо, Арабелла. Тебе лучше поискать партнеров для танцев среди молодых офицеров.

— Ну, тебе еще нет сорока, — фыркнула она, — не такой уж ты древний. У тебя даже волос седых нет, и ты самый элегантный танцор среди всех этих робких и заикающихся молодых людей.

— Поживем — увидим, — вот и все, что ответил Блад, а потом порывисто встал. — Долг зовет, и я должен тебя покинуть. Еще куча дел требует моего внимания. — Он поцеловал ее руку. — Встретимся за обедом, милая.

И он вышел из комнаты, не замечая, что она провожает его встревоженным взглядом.

Арабелла покончила с завтраком и позвонила в колокольчик, приказав слуге подготовить ее лошадь в течение двадцати минут, а потом позвала горничную, чтобы та помогла ей надеть костюм для верховой езды.

* * *

Арабелла неторопливо проехала через город и миновала оживленную гавань. За портом лежал извилистый пустынный пляж длиной в несколько миль. Отлив уже начался, она ехала по твердому песку вдоль края воды, и сердце ее учащенно забилось. Арабелла отпустила повод и пригнулась к шее лошади, поскакав галопом по пляжу. Ее грум самоотверженно следовал за ней, копыта его лошади гулко стучали по песку. Арабелла рассмеялась, подставив лицо ветру, наслаждаясь скачкой, которая, как она надеялась, развеет ее грусть. Натянув повод, она развернула лошадь и поехала обратно шагом. Встретила неодобрительный взгляд грума, который, наконец, догнал ее, и заносчиво вздернула голову:

— Вот видишь, Таннер, я цела и невредима, так что, пожалуйста, не делай такое постное лицо.

— О, да, мэм, вы целы и невредимы, это верно. Но, позвольте заметить, в последнее время вы стали слишком беспечны. А если вы сломаете шею, то господин губернатор оторвет мне голову без всякой жалости.

Арабелла отвернулась. «Оторвет ли? — пробормотала она себе под нос, пользуясь тем, что Таннер снова ехал от нее на почтительном расстоянии. — Конечно, оторвет». Она почувствовала, что тоска снова вернулась, смешанная со страстным желанием и смущением, которое как будто окутывало ее каждый раз, когда она думала о своем муже.

Арабелла криво улыбнулась, подумав, что вовсе не о такой жизни мечтала, когда три года назад вышла замуж за красивого и бравого капитана Блада, бакалавра медицины, бывшего наемного солдата, в прошлом пирата, а ныне — вице-губернатора Ямайки.

Для нее всегда был только он, Питер Блад. Еще с первой встречи, когда он был всего лишь осужденным бунтовщиком и рабом ее дяди на плантациях Барбадоса, Арабелла почувствовала интерес к нему. Его осанка и манеры, его опыт и образование и — она была вынуждена это признать — его чертовски приятная внешность — все это сразу завоевало ее сердце. Когда он был, вопреки всему, назначен вице-губернатором и оправдан, одним из первых его поступков было предложение ей выйти за него замуж. И она согласилась с радостью.

Арабелла медленно ехала вдоль пляжа, волны с нежным шуршанием набегали на песок справа от нее. Чайки кричали в небе, играя на ветру. Впереди в солнечных лучах сверкали форт и город с гаванью. Арабелла ничего этого не видела, погрузившись в воспоминания, и маленькая морщинка пролегла между ее бровями.

В те первые месяцы оны были так счастливы вместе. Всё в их браке устраивало ее. И постоянное общество мужчины, равного ей по интеллектуальному уровню, нет, даже умнее ее, было само по себе наслаждением, особенно после стольких лет, проведенных в обществе туповатого дядюшки. А ночи… она покраснела. Они были сами по себе откровением. Она даже представить не могла, что существует такое наслаждение. Питер был старше ее на восемь лет, и, несмотря на его шутки о своем возрасте, оказался страстным любовником, наслаждающимся ее искренним удовольствием от их единения.

Когда именно все пошло не так, Арабелла не помнила. Постепенно, спустя месяцы, она осознала, что любовь Питера к ней, хоть и сильная, не была равна ее любви к нему. Когда полосы черного настроения стали учащаться, он начал избегать близости с ней. Его манеры часто были отстраненными, как будто между ними возникала стена, которую она была не в силах преодолеть. Арабелла часто беспокоилась о том, что могла сделать что-то, огорчившее его. Но вскоре открыла, что расспросы об этом не приводят к добру, наоборот, отталкивают его еще сильнее.

Арабелла не была ревнивой, но иногда задумывалась, не была ли повинна в этом другая женщина — кто-то, кого он мог оставить на Тортуге или, возможно, в Англии. Но под конец она отвергла и эту идею. Ее муж, несмотря на его недостатки, был честным человеком. Если бы его сердце принадлежало другой, он не стал бы жениться на ней.

Так в чем же дело, спрашивала она себя уже в сотый раз, что же мучает его? Ведь не тоска же по беззаконной пиратской жизни! Нет, он ведь был так рад сменить эту жизнь на более респектабельную, как только подвернулся случай. Тогда, быть может, дело в его друзьях? Нет, лучшие из них последовали за ним на службу королю, так что не были потеряны для него. Да, его самый близкий друг, Иеремия Питт, воспользовался своей долей призовых денег, чтобы снова обзавестись собственным кораблем, торговым судном, и Питер стал его тайным партнером.

При мысли о Питте она замерла. Из всех друзей Питера он был наиболее близок ей по возрасту, всего на три года ее младше, и очень ей нравился. Почтительный, вежливый, Питт немного стеснялся ее в первые дни, наблюдая за ней с загадочным выражением на своем обычно открытом лице. Но они быстро поладили друг с другом, и Питер, кажется, был этим доволен. Возможно, Джереми — он предпочитал, чтобы его называли именно так — знает о том, что тревожит ее мужа? Надо спросить его, подумала Арабелла, как только представится возможность. И эта мысль подняла ей настроение.

Питт должен был скоро вернуться в Порт-Ройял из торгового плавания в Англию после почти восьми месяцев отсутствия. Она представила их встречу. Он будет покрыт бронзовым загаром после морского путешествия, его волосы выгорят на солнце до цвета светлого золота, а вокруг серых блестящих глаз будет сетка мелких морщинок, которые появляются даже у самых юных моряков. У Джереми было красивое лицо — серьезное, но не мрачное, благодаря присущему ему юмору, который Арабелла находила очаровательным. На самом деле, когда он улыбался, сверкая белыми зубами в обрамлении золотистой бороды, она задумывалась, каково это — целоваться с бородатым мужчиной?..

Арабелла охнула, поймав себя на столь крамольной мысли. Она почувствовала, что краснеет, и поблагодарила небо за то, что сейчас одна. Грум ехал слишком далеко, чтобы заметить это, она была уверена. Да что такое на нее нашло? Как она могла даже подумать о том, чтобы поцеловать другого мужчину, да к тому же лучшего друга ее мужа? Но тихий вредный внутренний голос спросил: «А почему бы тебе не представить такое? Это не принесет вреда, и раз Питер настолько пренебрегает тобой…» Она быстро заставила его замолчать и встряхнулась.

«Вот что случается, когда слишком много думаешь о всякой чуши, — подумала Арабелла. — Если я не прекращу это, то превращусь в одну из этих вздорных дамочек, которых так презираю, вечно больных мигренью и полных дурацких капризов. Хватит. Когда Джерем… капитан Питт вернется, я попрошу его о помощи. Ради моего мужа». И она подняла лошадь в рысь, торопясь оставить столь беспокойные мысли позади.

* * *

Тем временем губернатор Блад смотрел в окно поверх стопки бумаг на своем столе. Его взгляд был устремлен на море, которое виднелось за садом, росшем вокруг дома, спускаясь к воде террасами, и его мысли были далеко. Блад вспоминал о своей короткой карьере пирата, начавшейся в тот день, когда «Синко Льягас» вошел в Карлайлскую бухту, чтобы напасть на Бриджтаун, дав ему и его друзьям-рабам возможность сбежать из смертельного и унизительного рабства, и заканчивая тем днем, когда он принял последний бой здесь, у Порт-Ройяла. Бой, победа в котором досталась слишком дорогой ценой: больше двух сотен его людей были убиты, а его прекрасный корабль, тот самый «Синко Льягас», переименованный в «Арабеллу» — был потоплен. Бладу достаточно было подняться с места и подойти к краю террасы, чтобы увидеть то место, где она лежала.

И последствием этой победы стало впечатляющее предложение от лорда Уиллоугби занять пост вице-губернатора Ямайки. Или, возможно, он должен называть это приказом, потому что сей раздражительный пэр не хотел слушать никаких возражений.

— Никаких «но», молодой человек! — огрызнулся лорд Уиллоугби. — Вы хотите, чтобы выше прошлое было забыто, а будущее обеспечено? Вам предоставляется для этого блестящая возможность.

И добавил:

— Ваш долг остаться здесь хотя бы до окончания войны. А потом можете возвращаться в Сомерсет, к сидру, или в вашу родную Ирландию, к потину.

И теперь война закончилась, или вот-вот закончится. Скоро он сможет выйти в отставку и… что дальше? Это был весьма неприятный вопрос. Три года назад Блад бы ответил на него без колебаний. Он бы вернулся в Сомерсет, в Бриджуотер, и снова начал спокойную жизнь врача в маленьком морском порту. Но теперь это вряд ли его устроило бы, потому что слишком многое изменилось за прошедшие годы. В частности, его женитьба. А еще было Море.

Море. После службы под знаменами де Рюйтера в его дикой юности и последующих приключений здесь, в Вест-Индии, вполне можно было предположить, что его тяга к морю поутихла. Теперь он стал старше, остепенился, и все же Блад понял с беспокойством и досадой, что этого недостаточно. Тяга к морским странствиям становилась все сильнее, не ослабев со временем. Бывали такие дни, когда все, что он слышал — это манящий гул волн, который, подобно песне сирен, заглушал все другие звуки. И в такие дни Блад ходил как в тумане, будучи не в силах (или не желая?) избавиться от наваждения.

Он знал, что Арабелла беспокоится из-за его молчания. Его отстраненность и замкнутость причиняла ей боль, но он не мог найти такие слова, которые успокоили бы ее и при этом не были бы ложью. А раз он не мог сказать всей правды — сказать о том, что половина его души хочет уйти, сбежать, — то, по крайней мере, он не будет лгать. Его честь требовала этого, и Блад продолжал хранить верность своей клятве и оставался преданным своей жене. Он был многим обязан ей и крепко ее любил. Но вряд ли она догадывалась о том, чего это ему стоило, потому что он сделал горькое открытие о том, что не всегда достаточно получить то, что хочет сердце.

Но, ох, если бы он мог еще раз выйти в море, снова оказаться там с… Нет. Хватит. Он захлопнул дверь в свои мечты, как бы ему ни хотелось погрузиться в них. Это в прошлом и больше не повторится.

Питер Блад решительно отвернулся от окна и заставил себя сосредоточиться на работе, ожидавшей его. Примерно час в кабинете царило молчание, нарушаемое только скрежетом пера и шуршанием бумаг, а потом вошел слуга. Блад поднял глаза:

— Да, в чем дело?

— Капитан Питт желает видеть вас, Ваше Высокопревосходительство.

— Пусть войдет.

Когда посетитель вошел в кабинет, Блад поднялся с места, взволнованно вглядываясь в его загорелое лицо.

— Джереми! — он вышел из-за стола, и они пожали друг другу руки. — Когда ты прибыл сюда? Мне не доложили о твоем прибытии!

Питт улыбнулся в ответ.

— Не вини начальника порта, Питер. Я сказал, что сам доложусь тебе. Мы вошли в гавань с приливом около часа назад.

— Садись же, садись! — Блад указал ему на кресло напротив, возвращаясь на свое место за столом. — Хорошо выглядишь.

— А ты выглядишь усталым.

— Ох. Это все из-за возни с этими проклятыми договорами. Клянусь честью, Джереми, в мирное время у губернатора больше работы, чем во время войны. Но не будем об этом, лучше расскажи мне новости. Как прошло плавание? Преуспел ли ты?

— Ты хотел сказать преуспели ли мы, Питер, — с ухмылкой произнес Джереми.

И Блад улыбнулся.

— Конечно, конечно. Ладно, рассказывай, как прошло плаванье?

— Ну, — начал Джереми, откинувшись назад в кресле и перекинув ногу за ногу, устраиваясь поудобнее, и готовясь рассказывать: — Про отплытие особо нечего говорить. Мы удачно выбрали время. О, французский патруль заметил нас возле Эспаньолы, но нам удалось улизнуть. Они так и не смогли подойти к нам на расстояние выстрела. Наша «Бристольская дева» шустрая девочка.

Блад кивнул.

— Да, она такая. Умеешь ты выбирать хорошие корабли, Джереми.

— Как я сказал, — продолжал Джереми, — мы вышли в удачное время. Но, с другой стороны, спустя сутки, уже вне видимости берега, мы столкнулись с нашим военным патрулем, охотившимся за французскими каперами, которые здесь поджидали свою добычу. Они выделили нам эскорт до Бристольского канала. Я провернул кое-какой обмен с их капитаном. Два бочонка рома и бочонок сахара — полагаю, это хорошая цена.

Он усмехнулся.

— К тому же он был рад услышать от меня любую новость о войне. Кажется, капитан очень переживал из-за того, что его отослали в патрулирование от Корнуолла, в то время как здесь столько всего происходит.

— Наверное, он молод и зелен, раз все еще жаждет сражений, — засмеялся Питер. — Не так уж много опытных вояк хотят снова оказаться в бою.

— О, да. Молодой и нетерпеливый, — хихикнул Джереми. — Но он здорово помог нам, когда потом мы встретили капера, тот не стал нас преследовать, поскольку уступал нам в пушках.

— Тогда давай про Бристоль! — поторопил его Питер.

— Ах, да. За наш груз предложили на торгах хорошую цену. Им был очень нужен сахар — несколько кораблей пропали без вести в последнее время. И, конечно, ром всегда идет нарасхват. Я оставил Дайка присматривать за кораблем и заниматься необходимым ремонтом, а сам воспользовался возможностью и съездил в Бриджуотер, чтобы навестить моих тетушек. Можешь представить их восторг, когда я возник у них на пороге после стольких лет отсутствия! Они уже давно меня похоронили, ибо ни одно из моих писем к ним не дошло.

Лицо Джереми стало лукавым.

— Кстати, Питер, они настойчиво просили меня сообщить тебе, что в свете последних событий и той значимой услуги, которую ты оказал им, когда спас мою жизнь, они полностью прощают тебя за то, что ты не принимал участия в восстании Монмута.

Питер рассмеялся.

— Ну, теперь моя совесть спокойна. Воистину их неодобрение в тот вечер было весьма ощутимо. Удивлен, как я вообще его выдержал.

Питт засмеялся вместе с ним.

— Вернувшись в Бристоль, я позаботился о новом грузе. Взял шелк и ситец, конечно. И изрядное количество испанских вин. Кирпичи в качестве балласта — здесь они хорошо раскупаются, учитывая, как развернулось строительство в городе за последнее время. О, и тебе будет приятно услышать — мне удалось захватить несколько бочонков французского вина — первое, что удалось добыть после объявления перемирия.

— Да ты, дружище, будешь самым популярным парнем в Порт-Ройяле, — с усмешкой сказал Питер, — особенно когда все узнают о французском вине. Можешь назначать свою цену. Испанские вина — неважно, насколько низшие чины их обожают — считаются дешевым пойлом среди джентри.

— Вот как? Ну… пусть тогда наслаждаются перемирием. Так, что еще сказать? Ах, да, мы наняли несколько матросов в Бристоле, — ровно столько, сколько было нужно, и ни одного по принуждению — мы пополнили нашу команду только добровольцами. Я не сторонник вербовки.

Блад кивнул.

— Пусть этим занимается королевский флот. Нам с тобой это ни к чему, тем более это мало чем отличается от рабства.

— Возвращение домой, — продолжил Питт, — не было столь гладким. На полпути у нас разразилась лихорадка. Я потерял десять хороших матросов.

— А что ваш врач?

— В своем роде он хороший человек, но побоялся заразиться во время лечения простых матросов. Я больше не возьму его в плавание: пусть ищет другой корабль или открывает практику на берегу, где сможет выбирать себе клиентов в соответствии со своими предпочтениями.

Питт наклонился вперед.

— Ты как врач гораздо лучше. Если бы ты был с нами, Питер, не сомневаюсь, ты сумел бы их всех поставить на ноги.

Блад хотел возразить, но Питт продолжал настаивать на своем.

— Питер, ты уверен, что не передумал? Пойдем с нами. Ты же знаешь, стоит тебе только заикнуться, и я отдам тебе командование «Девой» и стану твоим лейтенантом. Никому другому, кроме тебя, я бы не сделал такого предложения.

Блад встретил его умоляющий взгляд со всей твердостью, на которую был способен.

— Нет, Джереми, ты же знаешь, что это невозможно. Мне очень жаль.

— Мне тоже.

На мгновение между ними повисло молчание, серые глаза встретились с синими. А потом Блад отвернулся.

— Давай вернемся к делам, — сказал он, кашлянув. — Ты уже начал разгрузку?

Джереми позволил ему сменить тему разговора.

— Нет еще. Я приказал им ничего не предпринимать, пока они не получат от меня подтверждения.

— Где ты бросил якорь?

— У причала Вильямсона.

— Проклятие, — нахмурился Питер. — Только не это.

Джереми вопросительно приподнял брови.

— Вильямсон — хитрый делец. Считает бывших буканьеров своей законной добычей. И он недолюбливает меня по некоторым причинам. Это может сказаться и на тебе, друг мой.

Джереми молча кивнул.

— А…

Питер продолжал.

— Что ж, записка начальнику порта все уладит.

Он потянулся за листом бумаги.

— Полагаю, для тебя найдется стоянка у Милриджа.

Он с улыбкой поднял глаза и замер, все еще держа в руке перо, увидев неприкрытую тоску в глазах молодого человека.

— Джереми… — рука Блада дрогнула, и капли чернил упали на бумагу.

Он опустил взгляд, проклиная себя за оплошность, и потянулся за новым листом. Рука Джереми накрыла его руку, он попытался вырвать ее, но Питт держал его крепко.

— Питер, — сказал он. — Посмотри на меня.

Пальцы свободной руки губернатора на мгновение стиснули перо, а потом он отложил его и вздохнул. Блад поднял голову, и лицо его было застывшим, а глаза суровыми.

— Не забывайтесь, капитан Питт,— произнес он так холодно, как мог.

Джереми покачал головой.

— Это со мной не сработает, Питер.

Рука Блада напряглась под его ладонью.

— Мы не можем оставить все так.

— Мы ничего больше не можем сделать, — ответил Питер, безуспешно пытаясь выдернуть руку из его захвата.

— Я с этим не согласен.

— Тебе придется согласиться. Мы же уговорились, что все это в прошлом, и что мы больше не будем об этом говорить.

— Нет, Питер. Ты объявил мне о своем решении, но я никогда с этим не соглашался.

Блад вырвал руку и встал, глядя на него, а потом повернулся и принялся расхаживать возле стола.

— Но что ты от меня хочешь? Все это бессмысленно, только разбередит старые раны. Ничего, кроме боли, из этого не выйдет.

— Неправда. Ну же, пойдем со мной в плавание. Ты же хочешь этого, не отрицай!

Блад застонал и покачал головой. Но Питт продолжал:

— Да что тебе помешает это сделать, когда ты решишь подать в отставку?

— Ты же прекрасно знаешь, что, Джереми, — заворчал Блад, начиная злиться. — А как насчет моей жены, которую я тоже люблю? Как насчет моей клятвы перед ней?

Джереми покачал головой и встал.

— Ты был моим еще до того, как стал принадлежать ей, Питер.

Блад настороженно наблюдал за тем, как молодой человек обогнул стол и остановился перед ним.

— Мы ничего друг другу не обещали.

— Потому что не нуждались в клятвах.

— Это в прошлом. Всё кончено. — В голосе Блада прозвучала нота отчаяния.

Питт улыбнулся.

— В прошлом, настоящем и будущем, — ответил он мягко, — Но это никогда не закончится.

— Джереми, — начал Блад, но тут же замолчал, охнув, когда тот дотронулся до него. Он содрогнулся, когда широкая рука Питта легла ему на грудь, поверх его бешено стучавшего сердца, нежно прижав его к шкафу.

— А теперь, — прошептал Джереми, — скажи мне, что ничего не чувствуешь. Скажи мне, если посмеешь, что всё кончено.

— Всё… — голос Питера дрогнул. Он сделал глубокий вздох и повторил: — Всё кончено. Я ничего не чувствую.

— Лжешь. Возможно, это первая ложь, которую ты мне сказал. — Их лица были совсем близко. — Но я прощаю тебя.

От Питта пахло солнцем, солью и смолой.

Блад закрыл глаза.

— Джереми, — прошептал он.

— Я здесь, Питер.

Когда губы Джереми встретились с его губами, Блад застонал в отчаянии, потому что это прикосновение пробудило в нем всё то, что он так долго пытался отринуть. Голод, который он уже был не в состоянии скрыть, вспыхнул в нем, и он прижал к себе крепкое тело Джереми с яростной силой.

Когда они, наконец, отпрянули друг от друга, тяжело дыша, Питер встретил ласковый взгляд Джереми со смесью гнева и горечи в своих глазах.

— Что ты хочешь, Джереми? Свести меня с ума?

— Я хочу, чтобы мы снова плавали вместе. Я хочу, так же как и ты, и не отрицай этого, чтобы всё было как прежде.

— Ты совсем рехнулся? Или оглох? Сколько раз я должен повторить, что это невозможно, чтобы ты мне поверил?

— Но это возможно! — взорвался Питт с внезапной страстностью. — Нет ничего невозможного! И не говори о своей жене! — закричал он, когда Блад попытался ответить. — Послушай меня, Питер. Женщины, жены ждут, когда их мужья вернутся из моря с начала времен. Вспомни про Пенелопу — сколько лет Одиссей бродил по свету, прежде чем вернулся на Итаку? И разве он был верен ей все эти годы? Конечно, нет. И все же она встретила его с раскрытыми объятьями. Ничего из того, что было между нами на корабле, не скажется на твоей жене.

Питер вздохнул и покачал головой.

— Арабелла — умная женщина, — продолжал Джереми. — Она понимает, что удача не приходит сама. Ее надо добиваться. И разве наше общее дело не лучший способ для этого?

— Уже Арабелла, а?

— Она разрешила мне называть ее по имени, когда я готовился к отплытию. И разве ты сам не хотел, чтобы мы стали друзьями, Питер? Если помнишь, у меня были на этот счет некоторые сомнения. Возможно, эта дружба окажется нам обоим на руку, потому что она боле охотно отпустила бы тебя в море с тем, кого она знает.

— А если я не соглашусь на это?

— Хорошо, и что тогда? Чем ты думаешь заняться после того, как подашь в отставку?

— Уеду в Англию.

— Да, конечно. А что дальше?

— Я подумываю снова открыть практику в Бриджуотере.

Джереми мрачно хмыкнул.

— И ты думаешь, это придется по душе Арабелле? Будет ли она довольна, став женой простого провинциального врача? И жить в весьма ограниченном обществе? Можешь ли ты представить ее, пьющей чай с… моими тетушками, например, и так год за годом?

Джереми с удовлетворением заметил напряженное выражение на лице Блада и поспешил закрепить свое преимущество.

— Она была бы более счастлива, если бы жила в Бристоле или Лондоне, как жена преуспевающего арматора, окруженная такими же, как она, людьми ее круга и положения.

Питер мягко высвободился из рук Джереми и подошел к стеклянной двери, которая вела на террасу. Он стоял несколько минут, держа руки за спиной, глядя сквозь сад на бухту. Позади него раздались шаги, и Питт возник за его плечом.

— То самое место, где мы потеряли ее, да? — мягко сказал он. Блад кивнул. — Твоя славная девочка. Она так хорошо сражалась и спасла нас всех под конец.

Он обнял Питера за талию и положил подбородок на его плечо.

— Ну же, Питер. Сдавайся. Море зовет, приятель. И она тебя не отпустит. Прими командование «Бристольской девой» и возвращайся в море. Ты не будешь знать покоя, пока не сделаешь этого.

Питер Блад обернулся и улыбнулся, хотя во взгляде его всё еще таилась тень. — Ты почти уговорил меня.

— Тогда пусть это станет моим последним аргументом, — пробормотал Питт, целуя его. И на этот раз Питер не стал сопротивляться.

* * *

Арабелла стояла посреди своей спальни, в которую влетела, слишком потрясенная, чтобы расплакаться.

Когда она вернулась с прогулки, слуга сообщил, что ее муж уединился с капитаном Питтом. Обрадованная этой новостью, Арабелла решила, что раз Джереми появился, как только она подумала о нем, это добрый знак. Она поспешила по коридору к тайной двери, ведущей в кабинет Питера. Дверь была приоткрыта. Арабелла уже была готова толкнуть ее, чтобы войти, как услышала отчетливый голос Питта: «Ты был моим еще до того, как стал принадлежать ей, Питер». И остановилась на полпути, ошеломленная. Питер что-то ответил, но его голос был слишком тихим, чтобы она смогла разобрать слова. Питт снова заговорил. Потом она услышала: «Это в прошлом. Всё кончено». Что кончено? Она почувствовала смятение, начиная догадываться, о чем именно они говорили. Потом снова заговорил Питер: «Я ничего не чувствую». И ответ Джереми: «Лжешь». Потрясенная, она стояла, подслушивая этот разговор еще некоторое время. Она услышала стон Питера, а потом наступила многозначительная тишина, действующая ей на нервы. А затем Джереми произнес: «Я хочу, чтобы мы снова плавали вместе. Я хочу, так же как и ты, и не отрицай этого, чтобы всё было как прежде». Она не могла больше это терпеть, и, развернувшись как слепая, поспешила уединиться в своей спальне.

Арабелла росла без матери под опекой своего дяди и была менее ограждена от мирских реалий по сравнению с другими женщинами. И она вовсе не была дурой. Наблюдательная и умная, она знала, что любовь между двумя мужчинами существует, несмотря на общественное осуждение. И, конечно, пример Ахилла и Патрокла указывал на то, что подобные отношения не всегда были под запретом. Но ведь это случилось с Питером… ее мужем!

Слова Джереми все звучали в ее ушах: «Ты был моим еще до того, как стал принадлежать ей». Снова и снова. Арабелла подумала, что еще не слышала ничего ужаснее, разве что тот стон, что издал Питер, когда они… когда они… Нет! Нет! Она прижала ладони к ушам, задыхаясь. Она не может этого вынести, она сойдет с ума.

Арабелла всхлипнула и упала на колени.

Питер и Джереми. Ее муж был влюблен в Джереми Питта. Она скорчилась, содрогаясь, в солнечном свете, и по щекам ее потекли слезы.

Он хочет оставить ее, она была уверена в этом. Оставить и уплыть вместе с Джереми. Со своей первой любовью. Возможно, его единственной любовью? Оцепенев, она вспоминала все, что случилось за последние месяцы. Столько всего, что озадачивало ее, теперь стало таким очевидным. Что же с ней теперь будет?

— Питер, — прошептала Арабелла. — О, Питер.

И она зарыдала, убитая горем.

Этот приступ был яростным и поэтому коротким. Выдохшись, Арабелла лежала неподвижно, прижавшись лицом к турецкому ковру, прерывисто дыша. Постепенно первое потрясение прошло, и она смогла взять себя в руки. Арабелла встала и вытерла лицо, стирая следы слез. Пересекла комнату и рухнула в кресло, размышляя над ситуацией.

Питер и Джереми. На мгновение она испугалась, что снова разрыдается, но ее дух воспротивился этому. Слезы были слабостью, которую она не должна себе позволять. Что же ей делать? Что она могла сделать?

Арабелла вспомнила голос своей гувернантки, объясняющей — в тех выражениях, какие скромная и целомудренная девица могла понять, — что джентльмены, даже лучшие из них, иногда ведут себя неподобающе, нарушая узы брака, но леди никогда не должна замечать эти промахи. Хорошее воспитание, говорила она, не позволяет упоминать о таких неприличных вещах. Настоящая леди выше всего этого и должна игнорировать слабости своего мужа с непоколебимым спокойствием и принимать такое положение вещей с покорностью. Но Арабелла была уверена, что мисс Арчер, говоря о «неподобающем поведении», не имела в виду что-то вроде этого.

Быть благовоспитанной паинькой и принять это со смирением? Ну уж нет! Арабелла вскочила на ноги и начала расхаживать по комнате, содрогаясь в приступе праведного гнева. Да как они посмели так поступить с ней? Она стиснула руки и выругалась — эти слова она часто слышала от дяди. Потом подумала, не вернуться ли ей обратно к ним и вывести их на чистую воду, но вовремя остановилась. Она осознала, что слишком разгневана, чтобы думать ясно — и боялась того, что могла там увидеть.

Но, боже, она не станет смиренно терпеть такое. Пусть хорошее воспитание катится к чертям, но она будет бороться за свой брак, за своего мужа и свое счастье. Голос мисс Арчер что-то слабо проблеял в ее голове насчет несдержанного языка, но Арабелла яростно приказала ему заткнуться, и сразу стало тихо. Она будет бороться. Но как? Арабелла знала, что Питер не потерпит с ее стороны никакого вмешательства, и вряд ли она сможет надеяться на успешное обсуждение с ним таких вещей. Но Джереми… Она задумалась. Возможно, если Джереми узнает о том, что ей известен их секрет, его можно будет заставить уйти и оставить их в покое. Возможно, если заставить его поверить в то, что она устроит скандал…

Арабелла заставила себя успокоиться, остановилась возле окна и сделала несколько глубоких вдохов. Невозможно думать ясно, когда находишься в таком волнении.

Да. Да, ей надо бороться с Джереми. Она мрачно предвкушала, как в его глазах появится ужас, когда она сообщит ему о том, что узнала.

Арабелла уселась за письменный стол и достала бумагу. Очиняя перо, она задумалась о том, что написать, а потом быстро написала письмо и, присыпав чернила песком, перечитала то, что получилось.

Дом губернатора, 24 мая.

Дорогой капитан Питт, для меня огромная радость узнать, что «Бристольская Дева» прибыла в Порт-Ройял после, как я верю, удачного плавания.

Пожалуйста, окажите нам честь и присоединитесь к нам сегодня за обедом по случаю Вашего благополучного возвращения.

С уважением, Арабелла Блад.

PS. Джереми, пожалуйста, не будете ли Вы любезны прибыть за час до назначенного времени, поскольку мне хочется посоветоваться с Вами в деле особой важности.

Арабелла.

Когда слуга явился на ее звонок, она вручила ему записку и наказала доставить ее на «Бристольскую деву» немедленно.

Теперь, когда план начал осуществляться, Арабелла обнаружила, что ее спокойствие мгновенно сменилось лихорадочным возбуждением. Предстоящее сражение, а она рассматривала это именно так, могло изменить всю её жизнь, и она была готова идти до конца. Честно или обманом, но она должна победить. Арабелла начала размышлять, что надо сказать, как ей достичь цели. Попыталась представить ответы Джереми, и как она сможет дать ему понять, что в ее лице он получит серьезного противника.

Арабелла задумалась: вдруг он ненавидел ее за то, что она стояла на его пути, возможно, его дружба была всего лишь притворством? Мысль об этом причиняла ей беспокойство, и оно только усиливалось. Арабелла вздернула подбородок. Пусть он ненавидит ее. Тогда она тоже научится ненавидеть его в ответ, потому что он помеха ее счастью.

Подумать только, и ведь сегодня утром она пыталась вообразить, каково это — целовать Джереми! Арабелла горько засмеялась. Кажется, и в этом вопросе ее вкус совпадал со вкусом Питера.

Она позвонила в колокольчик, вызывая горничную, и принялась подбирать платье с такой же тщательностью, с какой солдат готовит доспех перед боем.

* * *

Джереми оставил его, отправившись присматривать за «Бристольской девой» и разгрузкой товара, но Блад все расхаживал по кабинету, не в силах засесть за работу.

«Ты меня почти убедил», — сказал он Джереми. И это, признавал Блад, было лишь вопросом времени. Слова Джереми были такими же убедительными, как и он сам, и он воспользовался и тем и другим, чтобы сломить его сопротивление. Решение Питера забыть о прошлом рухнуло. Он был, в конце концов, вынужден признать свое поражение, признать горькую правду, что у него нет другого выбора, кроме моря. Вопрос не в том, что он должен делать, а скорее когда и как он к этому придет.

Блад снова задумался об Арабелле. Он не доверял себе, опасаясь, что его желания повлияют на решение. И подумал что, возможно, она и впрямь была бы довольна жизнью в Бристоле или Лондоне, пока он бороздит океан.

Уже не первый раз Питер задумывался о разнице в их возрасте, это в последнее время беспокоило его все сильнее. Рядом с ней, такой молодой, он чувствовал себя стариком. Иногда из-за этого Блад думал, не оказал ли ей медвежью услугу, когда женился на ней? Да, она, казалось, очень любила его, но, возможно, это только потому, что здесь, в колониях, всегда не хватало мужчин ее возраста. Лорд Джулиан был не в счет, он, несмотря на весь его светский лоск, был слишком изнеженным и бледным, чтобы привлечь такую проницательную женщину, как Арабелла. Блад невесело рассмеялся. Возможно, в Лондоне (поскольку в Лондоне для нее найдется более подходящее общество, чем в Бристоле) она обретет более молодого любовника, который скрасит часы одиночества, пока он будет в плавании? Учитывая обстоятельства, это могло бы стать лучшим выходом для всех них.

Блад со стоном рухнул в кресло. Как же низко он пал, раз не только спокойно поддался собственной нездоровой связи, но с таким же хладнокровием вообразил подобное для своей жены? Боже, какое же он чудовище. На самом деле, подумал Блад, Арабелле было бы лучше избавиться от такого, как он.

Он поговорит с ней сегодня вечером. И сообщит о своих планах немедленно. Без задержек. «Если это должно быть сделано, то пусть произойдет быстро». Он сказал себе эти слова и содрогнулся. Что за злой рок заставил его подумать об этом сейчас? Слепая любовь в сочетании с амбициями могли привести к гибели. Внезапное суеверие, как у простого неграмотного моряка, охватило его, и Блад сделал жест, чтобы отогнать судьбу, а потом встряхнулся и рассмеялся:

— Воистину, я начинаю шарахаться от собственной тени.

Блад засмеялся снова, но потом обнаружил, что его совершенно не тянет веселиться. И заставил себя вернуться к работе…

* * *

Арабелла сидела в гостиной с книгой в руке в ожидании Джереми Питта. Даже если она не читала, то хотела произвести такое впечатление. Ни за что на свете она не выдаст ему свое истинное состояние. Она должна, напомнила себе Арабелла раз, наверное, в двадцатый, выглядеть спокойной и собранной, если хочет победить.

Тем не менее, Арабелла не могла сдержать дрожи, когда объявили о его прибытии. Она встала, когда он вошел в длинную комнату, и выдавила приветливую улыбку. Глядя на Питта, Арабелла подумала, что при других обстоятельствах он был бы желанным и приятным гостем. Строгий синий камзол подчеркивал его крепкую и подтянутую фигуру, двигался он слегка раскачивающейся походкой, которую приобрел во время пребывания в плавании. Питт был таким, каким она его и представляла: бронзовым от загара, с выгоревшими на солнце волосами. Когда он приблизился, Арабелла протянула ему руку.

— Капитан Питт, как хорошо, что вы пришли.

Он взял ее руку и склонился над ней.

— Мадам, — ответил он. — Это честь для меня.

— Полагаю, что ваше плавание было успешным?

— Да, так оно и было. Пока не продан груз, трудно, конечно, сказать наверняка, но, кажется, жители Порт-Ройяла жаждут приобрести товары, которые я привез.

— Какая удача — или возможно, я должна сказать, как мудро вы поступили, угадав то, что им нужно. А какая была погода в плавании? Ветер был попутный?

— Да, погода была отличная, и ветер был попутным во время обоих плаваний. Надеюсь, удача меня не покинет, но «Бристольскую деву» надо кренговать и переоснастить, прежде чем мы выйдем в море снова. Так что мы задержимся здесь на несколько недель. А потом, боюсь, начнется сезон штормов.

— О, значит, вы останетесь с нами на какое-то время?

Он поклонился.

— Но почему мы стоим здесь? Быть может, вы пройдете со мной в сад? В доме так душно, гораздо приятнее прогуляться в тени гибискуса в это время суток.

— С удовольствием.

Она подхватила свою шляпу, лежавшую на краю стола, и надела на голову. Потом взяла зонтик и вышла через стеклянную дверь на террасу, а оттуда спустилась в сад по ступенькам. Джереми следовал за ней, снова любуясь её тонкой и девической грацией. Она почти не изменилась с тех пор, как он впервые увидел ее почти семь лет назад. Он понимал, почему Питер так ее любит. Легкий аромат духов долетел до него, свежий и чуточку пряный. Джереми снова задумался о том, почему она позвала его, о чем хотела поговорить с ним? Арабелла обернулась на лестнице и подождала его, дотронувшись кончиками пальцев до его протянутой руки. Какое-то время они шли молча. Наконец, Джереми, чувствуя нетерпение, решил взять инициативу на себя. И откашлялся, прочищая горло.

— Вы написали в записке, что хотели поговорить со мной.

Она серьезно кивнула.

— Да, хотела посоветоваться с вами, — Арабелла подняла на него глаза. — Насчет Питера.

Джереми внезапно насторожился.

— Насчет Питера?

— Да, — ответила она, а потом набрала воздуха в грудь. — Вы знаете его дольше, чем я, и были вместе с ним в изгнании.

Он кивнул.

— В последнее время, — продолжила Арабелла, — любое упоминание о том времени беспокоит его, он впадает в меланхолию, но не говорит мне, что именно его беспокоит. Может, вы что-то знаете?

Джереми почувствовал легкую дрожь, или, возможно, слабое удовлетворение, когда услышал ее слова. Вот доказательство, если оно еще нужно, что Питер ничего не забыл. Но он растерялся, не зная, как ответить на вопрос Арабеллы. Джереми был уверен, что знает причину беспокойства Питера, но не мог об этом рассказать. Наконец, понимая, что должен хоть что-то ответить, он предположил:

— Возможно, Питер тоскует по морю.

Она сделала еще один глубокий вдох.

— Возможно. Но, может быть, — она посмотрела ему в лицо, и ее взгляд был жестким, — он тоскует по вам.

Застигнутый врасплох, Джереми открыл рот, чтобы спросить, что она имела в виду, но закрыл его, так ничего и не сказав. Его как будто обдало ледяной штормовой волной, когда он осознал, что ей известен их секрет. Питт отвернулся, чувствуя, что щеки его краснеют под густым загаром.

В молчании они сделали несколько шагов. Он рискнул поднять взгляд на свою спутницу. Арабелла смотрела перед собой, и ее лицо было спокойным и застывшим.

— Я слышала то, что произошло между вами и моим мужем утром, капитан Питт. Этого вполне достаточно, чтобы придти к определенным выводам.

— Да? Тогда зачем вы спросили меня о том, что его беспокоит?

— Хотела посмотреть, не солжете ли вы мне. Нельзя решить это дело, если мы не будем говорить начистоту.

Он был поражен ее самообладанием. Много ли женщин, столкнувшись с таким открытием, остались бы столь же хладнокровными, как она? Очень немногие, Питт мог бы в этом поклясться.

— А какое решение вам нужно? — спросил он.

— Вам придется уйти. Вы уйдете и оставите меня и моего мужа в покое.

То, что она особенно выделила слово «муж», вызвало у Питта раздражение, и он ответил торопливо:

— Но почему я должен так поступить?

— Потому что если вы так не сделаете, я постараюсь, чтобы вас вышвырнули отсюда и чтобы общество закрыло перед вами все двери.

Жена Питера Блада была настоящим бойцом.

— И как вы собираетесь это осуществить? Если вы хотите предать огласке ваше открытие, то должен вам напомнить, что вы вовлечете в это и вашего мужа, подвергнете его такому же позору.

Снова холодная улыбка.

— А что, если я скажу, что вы пытались меня оскорбить? Или даже напасть на меня? Если я скажу, что вы пытались меня изнасиловать, вас изгонят из приличного общества. Питер, даже если у него не хватит духу вызвать вас на дуэль, будет вынужден прогнать вас прочь. Скандал будет шумным.

Джереми уставился на нее, приоткрыв рот на мгновение, пораженный ее безжалостной угрозой. Внезапно его охватил гнев.

— А как же истина, Арабелла? Вы действительно пойдете на такой обман? — он хрипло рассмеялся. — Кажется, в вас заговорила ваша порода. Теперь я вижу, что вы действительно племянница полковника Бишопа. Это поступок вполне в его духе.

Она повернулась к нему лицом, дрожа от гнева.

— Я делаю то, что должна, то, что вынуждена делать!

Питт усмехнулся, качая головой, и отвернулся.

— Вам не придется это делать. Я уже ухожу.

Арабелла схватила его за рукав.

— Я не отдам вам моего мужа! — воскликнула она.

Он посмотрел на нее.

— Вам меня не остановить, мадам.

Вскрикнув, Арабелла замахнулась на него со всей силы, но Питт перехватил ее руки. Скрючив пальцы, она метнулась на него, целясь в глаза. Отклонившись назад, чтобы защитить лицо, он поймал ее за запястья и заставил опустить руки, потом завел за спину, удерживая в таком положении. В процессе борьбы их тела сблизились, и, пользуясь преимуществом в росте и силе, он обездвижил ее.

— Отпустите меня! Отпустите! — задыхаясь, воскликнула Арабелла.

Но Джереми продолжал крепко удерживать ее.

— Чтобы вы выцарапали мне глаза, как только я вас выпущу? Ну уж нет!

Арабелла извивалась в его руках, но не могла вырваться. Выдохшись, она на мгновение обмякла в его руках. Ее лицо, прежде смертельно бледное, теперь пылало. Карие глаза, широко распахнутые и сверкающие, гневно уставились на него.

— Я буду кричать! — прошептала она.

— Нет, не будете, — ответил Питт и поцеловал ее. На мгновение она поддалась ему, и он почувствовал вместе с яростной сладостью нежность к ней — такой хрупкой и такой неукротимой, — и это его поразило. Когда она замерла в его руках, Джереми тут же выпустил ее. Они отскочили друг от друга, потрясенные.

Арабелла вытерла рот тыльной стороной руки и сплюнула.

— Вот так ты целовал Питера?

Он не ответил ей.

Арабелла наклонилась, чтобы подобрать свой зонтик. Она чувствовала, что теряет самообладание, и хотела остаться одна как можно быстрее. Когда она повернулась, чтобы уйти, Джереми сделал два быстрых шага и загородил ей путь.

— Позвольте мне пройти, — сказала она холодно, гордясь, что ее голос не дрожит и не выдает ее.

Джереми остался на месте, стараясь не прикасаться к ней.

— Арабелла, — сказал он, и в его голосе прозвучали умоляющие нотки. — Подождите. Нам надо поговорить.

— Да, надо, — ответила она, вздернув подбородок и посмотрев ему в глаза. — Но не сейчас. Вы не должны были… — тут ее голос сорвался. — Я не могу…

А потом Арабелла, которая никогда не плакала, во второй раз за день разрыдалась. Сгорая от унижения, она отвернулась, пытаясь сдержать слезы. Когда рука Джереми коснулась ее руки, она отмахнулась и воскликнула:

— Я вас ненавижу!

Питт не обратил внимания на этот жест и обнял ее.

— Я ненавижу вас, — рыдала она. — Ненавижу!

Арабелла прижалась лицом к его плечу, когда он притянул ее к себе.

— Вы украли у меня любовь моего мужа.

— Вы ошибаетесь, — ласково пробормотал он. — Он очень вас любит.

— Он также любит и вас, — на этот упрек не было ответа, и Питт промолчал.

Постепенно Арабелла успокоилась, но не делала попыток высвободиться из его объятий. Она вздохнула и подняла на него грустные глаза.

— Что за безумная путаница. Как же нам теперь быть, Джереми?

Прежде чем он смог ей ответить, на тропинке послышались шаги, и из-за поворота вышел Питер, искавший свою жену.

Джереми и Арабелла отпрянули друг от друга, и на мгновение все трое замерли неподвижно. Питер, потрясенный тем, что увидел, был поражен иронией той сцены, что открылась перед ним. Стоило ему в шутку задуматься о том, не найти ли его жене молодого любовника, как она, похоже, сразу это сделала. Но, по жестокой насмешке судьбы, избрала себе того же любовника, что и он.

Эта немая сцена была прервана, когда Арабелла ринулась вперед. Питер поднял руку, и она замерла на месте. Он сардонически улыбнулся.

— Вижу, что я тут лишний, так что мне лучше уйти.

Он поклонился.

— Счастливо оставаться.

Не успел он сделать и двух шагов, как Арабелла остановила его.

— Питер, погоди! Пожалуйста, не уходи!

Он ответил, не оборачиваясь, через плечо:

— Зачем мне оставаться? Все предельно ясно.

Арабелла бросила умоляющий взгляд на Джереми. И он, подавив свою обиду, пришел ей на помощь и произнес так спокойно, как мог:

— Конечно же, ты ошибаешься, Питер. Это всего лишь недоразумение.

Тут Блад развернулся. Его синие глаза стали светлыми — единственный признак охватившего его гнева. Джереми видел у него такой взгляд в бою, но никогда не думал, что ему доведется испытать это на себе.

— Хорошо, — голос Питера был так же холоден, как и взгляд. Он посмотрел на свою жену: — Расскажи же мне, что я видел. Попытайся объяснить это, если сможешь.

Арабелла посмотрела на него. И стиснула руки, чтобы сдержать дрожь.

— Этим утром я подслушала то, о чем вы с Джереми говорили. Я услышала… достаточно.

Она смотрела на свои руки, поэтому не видела, как вытянулось и застыло лицо Питера.

— Я не знала, что делать, — продолжала она, — и тогда написала ему записку, заставила его придти сюда, чтобы мы могли поговорить… и я могла сказать ему, что мне известна ваша тайна.

Она подняла глаза.

— Я надеялась, что смогу убедить его уйти и оставить тебя… нас… в покое.

— И рыдания на его плече — это тоже часть убеждения? — усмехнулся Питер. — Дорогая, ты принимаешь меня за простака? Давай уж говорить откровенно, пожалуйста. Ты пыталась его соблазнить. Неужели ты думала, что Джереми поддастся на эту уловку?

Пока Блад говорил, в его груди зародилась слабая надежда. Если то, что он предположил, правда, и Арабелла действительно пыталась соблазнить Джереми, тогда, в сущности, она дала ему повод оставить ее и уйти в море. Он не станет с ней разводиться, но ее власти над его совестью придет конец, и он мог бы оставить ее в Лондоне и отправиться в море без колебаний.

Арабелла, широко распахнув глаза, покачала головой.

— Нет, нет, Питер. Ничего такого не было. Клянусь!

Блад неприятно рассмеялся.

Тут заговорил Джереми.

— Питер, ты ошибаешься. Твоя жена ничего такого не делала, даже не пыталась. Она сказала правду.

Блад повернулся к нему.

— Она лжет. А ты ее покрываешь. Неужели она так глубоко тебя зацепила?

— Питер, — голос Джереми стал угрожающим. — Осторожнее! Никто еще не обвинял меня во лжи безнаказанно. Арабелла не виновата. Мы поссорились, и я довел ее в гневе до такой степени, что она не выдержала и ударила меня. Против ее воли, в пылу борьбы, я ее поцеловал. И, когда она хотела уйти, остановил ее. Поцелуй — это моя вина, Питер. Я воспользовался тем, что она была растеряна и расстроена, вот как было дело. Но, если ты будешь настолько несправедлив, что бросишь ее из-за этого, то ей не придется долго искать защитника!

Взгляд Джереми был дерзким и вызывающим, а голос воинственным.

Питер задрожал. Он не мог не верить словам Джереми, но сомнения возникали против его воли. Его надежда на то, что он сможет вырваться из уз брака без сожалений, и без того бывшая слабой, угасла. Блад перевел взгляд с жены на своего друга и понял, что они оба не лгут.

Он вздохнул.

— Пойдем в дом, — сказал Блад и отвернулся. — Я не хочу продолжать этот разговор здесь, где нас могут подслушать. Давайте вернемся в дом все вместе.

Когда они вошли в гостиную, Арабелла уселась на софу, а Питер встал спиной к пустому камину. Он взмахом руки указал Питту на кресло, но молодой человек остался стоять.

Пока Блад собирался с мыслями, в комнате царило молчание. Остальные ждали, что он скажет. Пытаясь найти решение обрушившейся на них проблемы, Блад внезапно почувствовал себя очень усталым.

— Если кто и виноват, — сказал он, наконец, — то это я. С самого начала я все делал неправильно.

Он посмотрел на Джереми.

— В своем эгоизме не хотел признавать твое право на меня, Джереми.

Питт покачал головой.

— Ты же сам говорил, Питер, что мы не давали друг другу обещаний.

Блад кивнул.

— Верно. Но, тем не менее, того требовала моя честь.

Он посмотрел на свою жену.

— Моя дорогая, я обманул и тебя, заставив поверить в то, что мое сердце целиком и полностью принадлежит только тебе. Но в качестве оправдания могу сказать, что все это время я и сам в это верил. Верил, что свободен от других обязательств. Но я заблуждался сам и обманывал тебя, ту, кого я так любил.

Арабелла грустно улыбнулась.

— И, в довершение всех моих глупостей, — продолжил он, — сегодня я позволил себе подумать, что смогу урвать счастье для себя, и пусть все остальное горит огнем. Но в результате подтолкнул свою жену в объятья друга.

Арабелла после короткой паузы, спросила:

— Так ты хотел снова уплыть с Джереми?

Блад кивнул.

— А как же я?

— Я хотел оставить тебя в Лондоне, пока буду в плавании. Пока я буду в море, ты могла бы наслаждаться хорошим обществом и свободой. Тебе было бы лучше без моего общества.

— Что за чушь, Питер. Это все твоя меланхолия.

— Может быть и так, — ответил Блад, — Но теперь мы чертовски запутались из-за моей ошибки. И я не знаю, как решить эту задачу.

Они снова замолчали. А потом Арабелла заговорила:

— Питер, ты любишь меня?

Он ответил сразу:

— Да, люблю.

— И ты, — продолжила она, — любишь Джереми?

Питер застонал.

— Боже, да…

— Тогда я вижу только один выход из этого тупика для всех нас, — медленно сказала Арабелла. — Уверена, мы можем придти к компромиссу.

Она перевела взгляд с мужа на Питта. Оба кивнули, ожидая продолжения.

Арабелла стиснула руки и сделала глубокий вдох.

— Когда вы соберетесь в плавание, позвольте мне пойти с вами.

В комнате стало очень тихо на несколько мгновений, пока они в изумлении смотрели на нее.

— Что? — воскликнул Питер.

— Арабелла, ты сошла с ума? — одновременно с ним произнес Питт.

— Поясни! — потребовал Питер.

— Я люблю тебя, Питер. И хочу быть с тобой. Но ясно, что ты никогда не будешь счастлив на суше… или вдали от Джереми. И я никогда не буду счастлива вдали от тебя. Следовательно, мне придется искать золотую середину. Я скорее буду делить тебя с кем-то, чем потеряю. Осмелюсь предположить, что Джереми чувствует то же самое.

Питт вздрогнул, но спустя несколько мгновений медленно кивнул.

— Да это так.

И он улыбнулся.

Питер оставался недоверчивым.

— Арабелла, ты совсем сошла с ума? Ты когда-нибудь слышала о чем-нибудь подобном? Нет, это невозможно!

— Нет, Питер, она права, — вмешался Джереми. — Это могло бы решить нашу проблему.

Питер покачал головой.

— Вы хоть представляете, что скажут люди?

— Почему невозможно? — наставала Арабелла. — И это единственное твое возражение, то, что о нас будут говорить люди? Пусть говорят — мы ведь будем далеко в море. Если даже меня не беспокоят эти обсуждения, то почему это беспокоит тебя?

Она встала и подошла к своему мужу, дотронувшись до его рукава.

— Питер, подумай об этом. Это наш шанс на счастье. Для всех нас.

— Всех нас?

Арабелла кивнула.

Но он все еще колебался.

Джереми подошел к ним перед камином, и в глазах его блеснул огонек.

— Арабелла, ты знаешь, почему Питер был одним из наиболее уважаемых капитанов среди берегового братства?

Блад посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Потому что, — продолжал Питт, — он никогда не боялся нарушать традиции, когда ситуация требовала смелости и новшества. В сражении он был непобедим — его противники, сдерживаемые предрассудками, никогда не могли предсказать, что он вытворит.

Арабелла рассмеялась.

— Ну, Питер? Что ты на это скажешь?

Блад посмотрел на них сурово, но его глаза лукаво заблестели. Он взял ее руку и поцеловал, а потом протянул другую руку к Джереми, и тот твердо пожал ее.

— Шекспир, думается мне, выразился бы лучше.

Джереми ухмыльнулся.

— Что-нибудь вроде: «Зима тревоги нашей позади, к нам с солнцем Йорка лето возвратилось»?[1]

Блад усмехнулся и покачал головой.

— Скорее: «Как безумен род людской!»[2]

Они рассмеялись. Питер позвонил в колокольчик.

— Надо выпить за такое безумие!

Когда вино было налито, Блад поднял свой бокал.

— За мою любимую жену, которой нет равных в красоте и отваге!

Арабелла покраснела, когда они выпили за нее. Глядя то на Питера, то на Джереми, она подумала, что ее сердце вот-вот разорвется от радости — перед ней снова был тот человек, за которого она вышла замуж. С сияющими глазами она подняла свой бокал.

— И за капитана Блада!

Кода

На следующей неделе, на балу у Дебенхем-Смитов, устроенном в честь победы, все признавали, что жена губернатора выглядит невероятно хорошо. Она прибыла на него в сопровождении не только своего мужа, но и капитана Питта, командира «Бристольской девы», и танцевала весь вечер то с одним, то с другим, к разочарованию остальных молодых морских офицеров.

Когда за ужином губернатор Блад объявил о своей предстоящей отставке, эта загадка была решена.

— Вот счастливая, — перешептывались между собой матроны. — Я вне себя от зависти. Вы только посмотрите на ее улыбку! Не сомневаюсь, что он пообещал ей дом в Лондоне.

И они рассмеялись, совершенно не подозревая, что Арабелла Блад, снова танцующая со своим мужем и улыбающаяся в ответ на его слова, этим вечером праздновала избавление именно от этой самой участи.

---

[1] В. Шекспир «Ричард III»

[2] «Сон в летнюю ночь» В. Шекспир