Дважды в одну реку (гет)

Крыса некрасива. Тёмная майка болтается на её слишком тощем теле, обнажая ключицы и плечи… лучше бы не обнажала! Острые кости, кажется, сейчас прорвут бледную кожу. Лорду чудится, что он уже слышит этот неприятный, рвущийся звук.

Крыса касается острыми ногтями зеркал-бирок в своем ожерелье. Крыса смотрит всегда только в них или же в пол; и никогда — в глаза. Лорда это бесит. Ему хочется схватить её за острый подбородок, стиснуть, вздернуть худое лицо, опалить его своим дыханием и впиться глаза в глаза… зрачки в зрачки… чтобы понять. Что?! Что она разглядывает в этих чёртовых зеркалах?!

Лорд нервно передергивает плечами и проводит рукою по своим обкромсанным волосам. Зло кусает губы. Теперь Лорд тоже некрасив. Он обожжен огнем и перепахан. Видит ли Крыса его в своих бирках? Или там отражается только пепел?..

Тёмно-желтый свет от старых коридорных ламп ползет по стенам и по лицам. Где-то заливаются смехом девчонки, а Логи, воодушевленные этим откликом, шутят ещё пошлее и громче. Лорду чудится, что от тех компаний на матрасах исходит запах секса, пота и спермы. Мерзко!

— Твой заказ, — Крыса протягивает ему пакет.

На темноте полиэтилена её руки кажутся даже не белыми, а синеватыми, наверное, из-за проступающих вен. Ногти покрыты черным лаком. Он облупился по краям, и от этого кажется, что по ночам эти пальцы грызет и кусает та крыса с татуировки, что застыла на тощем предплечье.

— Спасибо, — Лорд достает кошелек.

Со стороны о них можно было бы снять какой-нибудь фильм про шпионов: тёмное помещение, странная девушка в черном и странный парень на коляске передают друг другу странные и, наверное, очень запретные вещи.

В коридор быстро-быстро вылезает Слон. Похоже, он удрал от этих кокетливых девиц и ошалевших от переизбытка гормона парней и теперь куда-то целеустремленно направляется. Лорд вздыхает и поворачивает коляску ему наперерез — надо отправить ребёнка к состайникам, пока он не нарвался на неприятности. Лорд кладет пакет на скамейку, готовясь ловить свободолюбивого Слона, но вдруг тот видит Крысу и замирает.

— Что такое? Кто тебя потерял: Конь или какой ещё остолоп? — устало спрашивает Лорд, подъезжая.

Но Слон, словно заколдованный, смотрит на Крысу, а потом вдруг шарахается, едва не сбивая Лорда вместе с коляской, и прячется, утыкаясь лицом ему в колени:

— А, страшная тётя! У неё ножики…

— Господи! Какие ножики? — раздраженно отзывается Лорд, ему всегда не хватало терпения возиться с неразумными, за это не раз пеняли ему Табаки и Сфинкс.

Крыса пытается что-то сказать, а потом только машет рукой:

— Опять... Да ухожу я, ухожу. Не реви только.

Лорду кажется, что в её всегда холодном голосе чувствуется едва ощутимый привкус обиды. Но пока он об этом думает, а Слон слюнявит ему одежду, Крыса удаляется, стуча тяжелыми ботинками по полу. Тонкая, стремительная, прямая и острая.

— Я деньги тебе занесу! — запоздало кричит ей вдогонку Лорд, а потом смотрит на Слона. — Почему расхныкался?

— Ножики, — плаксиво вздыхает Слон и позволяет взять себя за руку.

Лорд забирает свой пакет, и представляет, как Крыса вспарывает своими ножами-ногтями кому-то горло и кровь течет по её бледным пальцам. Лорд улыбается, и у него вдруг возникает дикое желание поцеловать эти пальцы, слизывая кровь.

* * *

Крыса ненавидит мужчин. Хотя нет… ей просто было бы проще, если бы их не было вообще. Не было бы сводника Рыжего, который ради своей ненаглядной Рыжей готов подложить под Вожака Дома любую из девушек, но почему-то остановил свой выбор именно на ней — на Крысе. На уродливой асексуальной Крысе с узкими мальчишескими бёдрами и лезвиями под ногтями. Не было бы холодно-равнодушного Слепого, который, кажется, следит за ней — она не видит, но чувствует на себе незрячий взгляд его серебряных, как чешуя рыбы, глаз. Не было бы осточертевшего ПРИПа… Крыса ненавидит своего отца.

И не было бы Лорда. Прекрасного и надменного, как дюжина эльфийских королей. Чьё золото волос не в силах убить ни жуткая стрижка — наследие психушки, ни режущие осколки-зеркала, что Крысе служат глазами, ни даже то, что Крыса знает… знает о Лорде больше, чем сам Лорд. Вшивая недобро шепчет и шуршит, скользя по запястью голым хвостом, как плетью: «Остановиииись и опомниииись!» Но расплавленное золото уже льётся огнем в горло, не давая дышать.

Крыса не боится Наружности. Она понимает Дом. Она любит Лес. Она страшится только одного… целых зеркал. Не маленьких осколков в ожерелье, а тех, в которых можно увидеть всё целым.

Крыса быстро курит в умывалке. Кошатница почует запах и будет злиться, сквернословить и шипеть. Крыса топит окурок в раковине и идет в душ. Скидывает одежду комом на мокрый пол — после она пожалеет об этом. Но сейчас важно только одно: как можно скорее встать под горячие струи и смыть с себя всё. Особенно предложение Рыжего и его подкуп — её прекрасное отражение в шоколадных лужицах его ангельских глаз. Зачем эта сволочь только сняла свои мерзкие зелёные очки?! Хотя Крыса отлично понимает зачем. Она задыхается от отвращения и боли. И ненависти.

Светлое лицо в темноте коридора — Лорд кривит свои изумительно очерченные губы в странной ухмылке. Девочки одержимы Лордом и его красотою, даже Рыжая. Рыжая — заклинательница парней. Рыжая — всеобщая мать и сестра. И даже немножко любовница — этакое воплощение запретных фантазий, о которых так много писал господин Фрейд.

А Крыса… Крыса ненавидит мужчин. Зачем ей они? Особенно Лорд. Тот, что сжимал в узкой сильной ладони подаренную Табаки шестеренку и не сводил с Рыжей жадного, хищного взгляда. Горячая вода, почти кипяток, льётся по телу, обнимая и облизывая. Крыса закрывает глаза.

* * *

Крыса приносит ему новую кассету панк-группы, два блока сигарет и маленькую книжку «Лучшие афоризмы древних глупцов» в мятой мягкой обложке. Лорд задумчиво перелистывает страницы, они тонкие, ломкие и гнутся под его пальцами быстрее, чем он касается их.

— Деньги, — сухо произносит Крыса.

Лорд опускает ей в ладонь купюры. Его пальцы касаются её кожи, Крыса издает странный, шипяще-угрожающий звук — едва слышный, на выдохе.

И Лорд чувствует, как льется болезненно-сладкое возбуждение от этого злого выдоха, от этого взгляда.

— Прогуляемся? — язвительно спрашивает Лорд.

Он знает, что Крыса ненавидит парней, и ему от этого знания смешно и жутко.

Крыса застывает — изломанная, тёмная, острая. Самая безумная среди всех сумасшедших обитательниц Дома.

— Что ты сказал? — тихо выговаривает она.

Её бледные губы шевелятся почти механически, а глаза по-прежнему смотрят в бирки-зеркала.

— Я позвал тебя на свидание, — Лорд не любит эту игру в самоуверенного засранца, но почему-то играет вновь и вновь.

Последний раз он вёл себя так с Химерой, а потом та сорвалась. Но Крыса не Химера — сломать Крысу… ха! Придумайте, что попроще. Крыса — равнодушная сестра равнодушного Слепого. Иногда Лорд уверен, что по ночам эта парочка шастает по чужим снам и пьёт чужую боль.

— Смешно, — тянет Крыса, быстрыми тонкими пальцами перебирая свои осколки зеркал, — а не боишься? — она вдруг шипит это ему прямо в лицо и пару секунд смотрит прямо в глаза.

Господи! Какие чёрные у неё глаза!

А потом острые ногти Крысы резко пропарывают Лорду щеку — боль и липковатая кровь. Лорд невольно дёргается.

— Чокнутая, — с восхищением шепчет он.

— Уматывай к своей Рыжей или кто там у тебя.

— Причем тут Рыжая? — рассеянно спрашивает он, машинально проводит пальцами по расцарапанной щеке, размазывая кровь.

Крыса встряхивает волосами и отворачивается, явно не желая отвечать на этот вопрос. У неё очень тонкие, очень светлые запястья и очень злые глаза.

— Хочешь сказку? — вдруг выплевывает она, когда Лорд уже потерял надежду на ответ. — Считай это авансом к Ночи Сказок.

— Ладно.

Крыса запрыгивает на подоконник. Из-за этого она оказывается куда выше Лорда, сидящего в коляске, и её тяжелый чёрный ботинок опасно покачивается где-то на уровне его груди.

— Однажды эльф влюбился в огонь. Вот всё у него было, а личного костра, чтобы согревал его постель, не хватало. Изумившись, что сам огонь как-то не спешит на брачное ложе, эльф пошёл к одному старичку и выпросил у него… ну что-то вроде волшебных часов. Они не то чтобы отмотали время назад, скорее позволили немного подкорректировать судьбу. Старичок предупреждал, что всё может стать совсем по-другому, но наш герой отличался редкостным бараньим упрямством и верой в силу собственных чувств, — последнее слово Крыса произносит с таким нескрываемым презрением, что её отношение к подобным вещам сразу становится понятным.

— И что? — сказка не нравится Лорду, но почему-то его очень волнует финал.

— Да ничего. Сидит теперь этот эльф, курит. И самое смешное: он умудрился вновь собрать все те же грабли, разве что не влюбился вновь. Хотя, может, это вопрос времени. Тот эльф вообще был немного ебанутым, — вдруг почти весело усмехается Крыса. — Дай мне тоже сигарету.

Лорд машинально протягивает ей свою, которую только начал курить. Крыса, помедлив, берет её и затягивается.

— Да, с Табаки тебе мастерством рассказчика явно не тягаться, — ехидно бросает Лорд, скорее на автомате.

Не очень складная сказка не дает ему покоя, и ещё эта одна сигарета на двоих! Он медленно встает.

— А где твои костыли? — вдруг с интересом спрашивает Крыса.

— В комнате остались, — Лорд подтягивается на руках и быстро оказывается рядом с нею, на подоконнике.

— Тебя сюда никто не приглашал.

— Хм… — он проводит пальцам по её предплечью, по тонкому хвосту Вшивой. Татуировка даже замирает неподвижно от такой наглости.

— Не борзей, — шипит Крыса.

— А то — что? — ухмыляется Лорд.

— Так и без глаз можешь остаться.

— А я их закрою.

— Ага, может, и руки дашь связать? — фыркает Крыса.

— Почему бы и нет.

Она чувствует на себе взгляд Лорда — жадный и провоцирующий.

— Да пошёл ты! — Крыса резко спрыгивает с подоконника.

Лорд рассеянно смотрит ей вслед. Его пальцы по привычке нащупывают старенький амулет, что с самого детства висит у него на шее — шестерёнку на потёртом шнурке.

* * *

Ночью Крыса с ненавистью смотрит на Рыжую. Та спит в одной дурацкой маечке, которая ей явно мала, от чего задирается и обнажает тощие рёбра. Огненная грива волос свешивается с подушки — в этих прядках гаснет тусклый свет луны, проникающий в комнату через окно. Рыжую хочется сломать. Изломать, как старую ненавистную игрушку, и поскорее выбросить в мусорку — забыть. Рыжая думает, что она некрасива. Возможно, это даже правда. Но это не имеет значения. Никакого…

Крыса чувствует колющую боль в желудке, словно на ужин закусила стеклом. Кошатница что-то бормочет во сне, призывая своих хвостатых деток. Русалка ночует у Сфинкса. Светлая, чистая, буквально сотканная из любви Русалка. В Крысе же только полкило ненависти и очень много пустоты.

Со Слепым было бы проще. Точнее со Слепым было проще. «Ах ты ж гребаный Шакал, зачем ты сделал подарок, о котором тебя не просили?» — мысленно вопрошает Крыса, вцепляясь ногтями в свои плечи. А потом всовывает босые ноги в ботинки и быстро выходит из спальни.

У коридорного окна холодно. По полу шуршат шины чьей-то коляски. И Крыса прекрасно знает, кто приехал ночью на территорию девушек.

— Привет, — раздается голос.

— Если ты сейчас скажешь: «Моя черноволосая любовь» — я тебя урою, — цедит Крыса, не оборачиваясь.

— Почему? — кажется, он встает на ноги, встает с большим трудом, выдыхая от напряжения сквозь зубы и, наверное, обливаясь потом.

— Потому что ты это уже говорил! — срывается с губ Крысы. — Только немного в другой редакции.

— Странно, в сумасшедшем доме был я, а говоришь, как безумная, ты, — его дыхание обжигает ей шею.

— Вот поэтому я и не попадаю в сумасшедший дом, потому что в отличие о тебя знаю, о чем говорю. Спроси лучше своего дружка Шакала.

— Спрошу.

Лорд проводит языком по позвонкам на её шее. Не целует, а именно лижет, словно ребенок, который познает какой-то новый объект, пробуя его на вкус.

— Я тебе не леденец, — в бессилии говорит Крыса, прижимаясь лбом к холодному стеклу.

Своим тёплым от тела и, конечно, зелёным свитером Лорд укутывает её голые исцарапанные плечи.

— Я не знаю, где кончается нормальность и начинается безумие. Я видел их, сумасшедших, целыми комнатами, и всё равно я не знаю этого, — его слова словно вырезают что-то у неё в душе. Как взломщик вскрывает сейф. Как алмаз вспарывает стекло.

Крыса медленно оборачивается. Её пальцы тонут в золоте волос Лорда, обкромсанных и не успевших отрасти. Она резко дергает за них, явно причиняя боль:

— Нравится? — шепчет она.

А что-то внутри воет и задыхается: «Ну же… скажи «нет»! Обзови чудовищем! Убеги к своей Рыжей! К чаячьей сестрёнке. Беги от болота Саары к любящей официантке. Беги. Может, ещё успеешь».

Но Лорд только улыбается. Его рот, как змеиная кожа. Обжигающий чешуйчатый рот. В поцелуе Крыса слизывает кровь с его искусанных губ.

* * *

Лорд в Доме с самого детства. Он помнит улыбку Лося, помнит Чайку Джонатана, помнит, как Смерть становился клоуном в дурацких зелёных очках. Лорд не знает иной жизни, кроме Дома, ведь вряд ли психиатрическую лечебницу можно назвать жизнью. Порою кажется, что всё было бы иначе — приди он снаружи. Нелетучий, безногий и даже недвуголовый дракон. Зачем ему нужен какой-то огонь? А Крыса ненавидит зеркала, как и сам Лорд. В ней совсем нет солнца — только зловещая тёмная пустота. Вначале была ночь, а потом появился свет…

Лорду смешно. Он сам никак не тянет на роль этого пресловутого «света». Крыса вспаривает острыми ногтями ему плечи, словно стремится добраться до мышц, а потом и до костей. Крыса любит кровь. Саара пьет кровь. Песня вливается в уши и вплавляется в мозг. На глазах тьма — плотная повязка из грубой ткани трется о брови и скулы.

Крыса стискивает острыми коленками его бедра. Лорд не видит её, поэтому ловит руками на ощупь.

— В следующий раз я их тебе точно свяжу, — то ли шипит, то ли стонет Крыса.

Она вдруг так резко сгребает в горсть старый амулет-шестеренку и так зло тянет на себя, что шнурок больно врезается Лорду в шею — почти душит.

Доски пола скрипят в такт их движениям. Всё сильнее пахнет лесом. Лес приходит. Превращает в мох старый плед под их голыми, влажными телами.

* * *

Крыса никогда не была в четвёртой. Но в четвёртой всё по-прежнему.

Лорд улыбается, поправляя кольцо, висящее теперь под его рубашкой на одном шнурке с шестерёнкой. А потом морщится — вероятно, металл неприятно задевает ему раны. Проницательная сучья кошка — Сфинкс — конечно, замечает это. И хотя Крыса сидит в другом конце комнаты, и левое ухо ей насилует Табаки своей жуткой губной гармошкой, а правое Лэри — своим идиотским смехом. Она всё равно слышит, даже скорее читает по губам Сфинкса:

— Поздравляю. Но ты не мог найти себе кого-нибудь более уравновешенного?

Лорд стоит к ней спиной, поэтому она видит только неровно остриженный затылок — невыносимо красивый затылок, надо сказать; хотя затылок — это явно не та часть тела, которую в принципе у нормальных людей можно оценить, как красивую или уродливую. Крыса не знает ответа Лорда, но замечает, что Сфинкс недовольно кривит свои жёстко очерченные губы. И вдруг вспоминает, как горячий твердый Лорд входил в неё, и со злым наслаждением усмехается в лицо Сфинксу. Словно она забрала у отца его сына. У наставника-монаха забрала его верного послушника!

Табаки заговорщицки хихикает и кидает ей на колени свою обслюнявленную губную гармошку:

— Лови! Что, Крыса, хорош мой подарок? Только не выпей его, ладно?

— Ладно, — сухо отвечает она.

Ведь Саара слишком любит человеческую и не только человеческую кровь.

А Шакал уже исполняет матерную частушку кошке Моне, ошалевшей от криков и резких запахов. Та нервно дёргает острыми ушами и водит облезлым хвостом. Котов Крыса не любит: что в их истинном обличии, что в человеческом и лысом. Лорд, наконец-то закончивший разговор со Сфинксом, легко скользит мимо Табаки, выхватывая у того сигареты. Потом брезгливо спихивает гармошку на кровать и укладывает голову к Крысе на колени.

— Ох, дети мои, — Шакал делает вид, что растроган, и покачивает своей башкой. В кальянном дыме та кажется огромной из-за намотанного тюрбана. — Маньяк ты, Лорд. Смотри не иссуши нашу Крысу, помни: летун — это общедомовое достояние!

Он важно поднимает вверх вымазанный в шоколаде палец. Крыса хочет огрызнуться, но обрывает себя — тот, кто видел живого эльфа в Чернолесье, не посчитает такое предупреждение лишним. Иссушит… Он может иссушить любую.

— Разумеется, — Лорд отвечает сладким голосом, маньячно улыбается и прижимается горячим ртом к её запястью.

— Уверен? — прищуривается Шакал.

— Конечно, — и снова эта улыбка. Безумная улыбка на бело-чешуйчатых губах.

Красиво и кошмарно одновременно.

— Тот же самый ответ, — рассеянно, куда-то в дым, говорит Табаки. — А ведь был прав — не поспоришь. Любовь его настигла и здесь, вот только…

Крысе кажется, что она сейчас закричит, но на самом деле её зубы стиснуты до скрипа.

А Шакал только хихикает:

— Эх, ладно, была не была! Только не сожрите друг друга, дети мои.

Лорд наконец отрывает от Крысы свой странный хищный взгляд, гасит блеск в глазах и рассеянно смотрит на Табаки:

— Мы постараемся.