Час пробежки (гет)

У Коша определенно была способность появляться именно тогда, когда голова Шеридана была забита под завязку другими заботами. На этот раз причина для визита была совершенно неожиданная. Изложил ее посол в своей обычной манере:

— Укрепление связей. Развитие. Мы нуждаемся в вашем одобрении и разрешении.

— Разрешении на что?

— Один день на «Вавилоне 5» для молодых ворлонцев.

Пока Шеридан удивлялся и недоумевал, подоспела Лита Александер и растолковала на обычном человеческом языке, что Кош хочет провести экскурсию на станции для группы юных ворлонцев, чтобы познакомить их с миром младших.

— Юных? Насколько юных? — в Шеридане разгорелось естественное любопытство. Он так мало знал об этой древней расе, а теперь, кажется, представился шанс заполнить кое-какие пробелы.

— Совсем юных, — со знанием дела отвечала мисс Александер. — Не больше десяти — пятнадцати лет.

— Десять — пятнадцать лет? — повторил пораженный Шеридан. Ему отчего-то казалось, что время взросления Изначальных должно было быть хоть как-то пропорционально общей продолжительности их жизни. Кошу, который сейчас стоял перед ним, было никак не меньше десятка тысяч лет… и так странно услышать о ворлонце, который младше самого Шеридана в три или четыре раза!

— Вы забываете, господин президент, — пояснила Лита. — Долгий срок жизни ворлонцев не означает более медленного развития. Напротив, с таким уровнем телепатии, обменом информации напрямую с частицами материи, из которой состоят ворлонцы, образование их детей может происходить еще быстрее. Но вот чего не получишь от других — это жизненный опыт, и за ним как раз мы посылаем группу сюда.

— Сейчас не самое подходящее время, — развел руками Шеридан, смутно вспоминая, что уже говорил однажды Кошу что-то подобное, и чем это закончилось. — Закрывшиеся на нижних уровнях телепаты, часть из которых уже превратились в террористов… В каждую минуту может появиться Бестер с пси-копами, и, по-моему, это еще одни террористы, но не в моих силах не пустить их на станцию.

— Самое подходящее время! — ответил Кош.

— Я не уверен, смогу ли обеспечить безопасность вашей группе.

— О, не волнуйтесь, вряд ли кто-то здесь сможет повредить ворлонцам, даже таким маленьким, — заметила Лита.

— И все же… это дети. Вы хотите их бросить в самое пекло. Может быть, стоило бы знакомить их с нашими расами в более… кхм… благоприятной обстановке?

— Нет, — решительно возразил Кош. — Это необходимо. Именно здесь и сейчас. Они должны научиться понимать.

— Понимать, какие мы есть? Бестолковые, жестокие, безрассудные, не умеющие слушать друг друга и жить в мире с друг другом? Может быть, как раз в тот день прольется кровь, кто-то умрет.

— Понимание — это трехгранный меч, и одна из граней — любовь, — произнес Кош, склоняя голову. — Вы даете согласие?

— Да, — ответил Шеридан, и он знал, что, возможно, пожалеет об этом решении, но еще сильнее он бы пожалел, если б упустил такую возможность.

— Еще один момент, — продолжила Лита. — В таком возрасте ворлонцы еще слишком малы, чтобы таскать на себе скафандры. Надеюсь, это не вызовет возражений?

— Хмм, коль скоро вы сами решили больше не скрывать своей сущности… Я полагаю, это не вызовет каких-либо отрицательных эффектов на жителей станции? Такое количество ворлонцев без скафандров?

— Нет, ни в коем случае, — улыбнулась Лита, немного лукаво, как показалось Шеридану. — Просто на станции станет немного светлее.

* * *

Нет, у Коша действительно была способность выбирать крайне неподходящее время. Очень может быть, он выбирал его случайно, а может быть, у него что-то чесалось в ворлонской пятке, шепча: «Именно в этот момент на «Вавилоне 5» случится какая-то неприятность! Тебе стоит быть там!» А другая пятка, чешась, добавляла: «…и все усугубить!»

Иначе нельзя объяснить, каким образом Кош умудрился выбрать для своей экскурсии именно тот день, когда на станцию прибыл Бестер со своей опергруппой и надеждой, что на этот раз ему удастся выкурить Байрона из его логова.

Гарибальди был недоволен. Гарибальди был до крайности недоволен. Он начал подозревать, что денек выдастся ужасным, когда пару дней назад Шеридан, радостно потирая ладони, объявил ему, что вскоре прибывает учебная группа ворлонцев. Мрачно хмурясь, Гарибальди уточнил, большая ли группа.

— О, нет, около двух десятков… три семерки, как выразился Кош.

— Двадцать один… двадцать два ворлонца на моей станции! — возопил Гарибальди. — И я узнаю об этом за пару дней! А у меня полный трюм телепатов-психопатов! Как я обеспечу безопасность?

— Я верю Кошу, что с их стороны проблем не будет, а с нашей — мы вряд ли можем им навредить.

— А флоразин? — спросил все помнящий и ничего не упускающий Гарибальди.

— Так позаботься, чтоб флоразин не попал на станцию, — бодро ответил Шеридан. — Я в тебя верю, Майкл!

Гарибальди думал, что вряд ли что-то сможет испортить ему настроение сильнее, но, как оказалось, ошибся. Потому что, увидев на таможне Бестера с командой пси-копов, внезапно осознал, что все его переживания насчет ворлонцев были легкими и не омрачающими душу.

Бестер привык к тому, что каждое его появление на станции вызывает переполох и поток негативных эмоций. Поэтому он был в некотором недоумении, когда обнаружил, что на этот раз его не рад видеть один лишь Гарибальди, и тот витает где-то в облаках, вместо того, чтоб сыпать мысленно проклятиями, самые красочные из которых давно стоило бы записывать. Как ни удивительно, задерживать Бестера с проверкой документов он не стал, капитану докладывать не спешил, даже охрану не приставил. Просочившись на станцию, Бестер оказался в полном одиночестве. Странное ощущение.

На то были веские причины: и президент Шеридан с Деленн, и капитан Иванова, и доктор Франклин с мистером Алленом — все столпились в доке тринадцать, куда пришвартовался пятнистый зеленый корабль, сложивший свои щупальца и лопасти, напоминающие лепестки цветка.

Кош выплыл из образовавшейся в боку корабля воронки, облаченный, как всегда, в скафандр — видимо, старые привычки брали свое, несмотря на изменившуюся политику ворлонцев. А за ним вылетело два десятка маленьких светящихся существ с долгими полупрозрачными щупальцами, похожих на медуз, не больше двадцатилитрового ведра каждое. Воздух наполнился мерцающим светом, щебетом и перезвоном.

Ворлонцы и люди выстроились друг напротив друга — одни на земле, другие — в воздухе, Кош сказал два слова, Шеридан произнес речь, во время которой маленькие ворлонцы, хоть и оставались каждый на своем месте в шеренге, вертелись, пихали друг друга щупальцами и перешептывались, что стало своеобразным музыкальным аккомпанементом президентской речи. Никто и не подумал на них обижаться, все-таки они были еще совсем дети.

* * *

Несколько часов экскурсия шла размеренно и предсказуемо. Капитан Иванова и президент Шеридан, в сопровождении Коша и мисс Александер, показывали маленьким ворлонцам станцию, рассказывали о самых значительных событиях из ее истории и знакомили с обитателями. Все изменилось в одно мгновение, когда группа спустилась в Зокало. На Вавилоне 5 не было ворлонских часов, чтоб отметить приближение этой минуты торжественным боем. Но этот народ, по-видимому, чувствовал время и безо всяких измерительных приборов, потому что внезапно, без всяких видимых причин, все два десятка сорвались вдруг со своих мест, замерли в воздухе над головой и завопили хором:

— Час пробежки! — причем кричали они, разумеется, по-ворлонски, но удивительным образом все понимали их, на каком бы языке ни говорили: вероятнее всего, каждому они телепатически транслировали перевод.

— Час пробежки! — так закричали маленькие ворлонцы и понеслись, что было духу, по отсеку под потолком.

И следом наступило светопреставление.

То там, то сям, люди, дрази, центавриане и нарны, аббаи и пак’ма’ра, торговцы, покупатели, официанты, певцы и игроки бросали свои дела и, забыв обо всем на свете, кидались вслед проносящимся стайкой светящихся существ, подпрыгивали в воздух, пытались поймать солнечные зайчики и смеялись, подхватывая:

— Час пробежки!

А другие смотрели им вслед, разинув рты и ничего не понимая.

Распотрошив вместе с владельцем маленький магазинчик всяческой мишуры, ворлонцы в мгновение ока развесили по залу гирлянды, надули проворно воздушные шарики и привязали к перилам и сваям.

— Час пробежки! — пели они.

Иванова с Шериданом одновременно развернулись к Кошу, взглядами требуя объяснений.

— Все хорошо, все правильно, — ответил Кош.

— Но эти люди, — растерянно и даже возмущенно проговорил Шеридан, показывая на скачущий народ. — Они не в себе! Что вы с ними сделали?

— Тшш, — Кош совершенно не терял спокойствия. — Это Час пробежки. Всякий, кто молод душой и жаждет веселия, участвует в нем — но никто не будет призван насильно.

Шеридан колебался, пусть он уже знал, Кошу доверять можно — но слишком уж непривычно выглядело все происходящее. Вскоре он и сам почувствовал, как что-то шевелится в душе, призывая «пора веселиться! отставим печали! давайте пустимся в пляс!» — но, привыкший контролировать, управлять и жертвовать собой, подавил эти ощущения, отметив про себя, что Кош также не торопится поддаваться общему безумию. Видимо, уже не чувствует себя молодым после двух больших войн с Тенями.

Иванова же, напротив, подмигнула как-то лихо и заявила:

— Молод душой? А я-то что, уже списывать можно? Нет уж! — и, вспрыгнув на ближайший стол, закричала вместе со всеми: — Час пробежки!

* * *

Гарибальди едва прорвался сквозь ликующую толпу, внушавшую ему все больше и больше опасений. Он попытался связаться с капитаном, затем — с президентом, но оба коммуникатора молчали. За неимением лучших вариантов, Гарибальди решился вернуться на свой пост и следить за станцией через камеры безопасности, не вмешиваясь активно, пока возможно. Он зашел в каюту центра службы безопасности и очень удивился, если не сказать, возмутился, увидев парящее над мониторами существо. Которое не просто парило, и не просто следило за картинкой с видеокамер, но еще и трогало панель длинными щупальцами!

— Кыш отсюда, — мрачно приказал Гарибальди, уговаривая себя, что имеет полное право разговаривать с ворлонцами в таком тоне.

Но эта маленькая светящаяся медуза залилась серебристым звоном, похожим на смех, и подлетела к потолку.

— Здесь находится служба безопасности, — попробовал внушить ворлончику Гарибальди. — Здесь нельзя находиться посторонним. Нель-зя. Вы адепты порядка или кто?

— Порядок празднует свой расцвет в бутоне цветка, — ответил инопланетный юноша. — Но линии его извилисты.

— Надо же, такой маленький — а уже ворлонец, — буркнул Гарибальди, у которого от цветистой мудрости начинало свербить под черепом.

«Как его выгнать без скандала? Неужели придется Шеридана вызывать, он умеет с ними разговаривать… Не люблю ворлонцев, — подумал он. — И детей тоже не люблю. А тут два в одном».

— А еще я телепат, третий кошмар, — прозвенел ворлонец, паря над головой Гарибальди.

Гарибальди подумал, что, если бы здесь нашлась мухобойка, он бы ей непременно воспользовался.

— А у тебя блок в голове, — заинтересованно проговорил назойливый гость.

Гарибальди собрался рассердиться еще сильнее, но тут ему пришли в голову многообещающие идеи. Если это существо — настолько сильный телепат, что распознало блок Бестера в его мозгу безо всяких усилий, даже не причиняя самому Гарибальди неприятных ощущений…

— Ты можешь его снять?

Ворлончик раздулся от важности и распустил щупальца в разные стороны, сделавшись похожим на солнышко с детских рисунков.

— Конечно, могу.

— И? Ты сделаешь это? — в нетерпении подскочил Гарибальди.

Ворлонец нырнул в воздухе сверху вниз, окружил его голову мерцающей вуалью, несильно сжал щупальцами виски. Одна секунда — и он снова взмыл под потолок.

— Готово.

— Я не чувствую разницы, — подозрительно сказал Гарибальди.

Ворлонец засмеялся и улетел через вентиляционную шахту, пройдя сквозь решетку, словно облачко газа.

«Впрочем, это легко проверить. Бестер еще на станции. Что может быть удачнее?» — Гарибальди взял пистолет и направился прочь из каюты.

* * *

Альфред Бестер крался коридорами нижнего уровня, прислушиваясь мысленно — где-то здесь скрывались его беглые телепаты во главе с его бывшим учеником Байроном — да, телепаты были его, и Байрон был его, в этом Бестер не сомневался. И он все готов был сделать, чтоб вернуть своих людей, свою собственность, под свою власть. И на этот раз Шеридану не удастся помешать — он уже сам должен был пожалеть, что дал убежище на станции этому сброду. Он мог их защищать, пока они вели себя паиньками, но покрывать шантажистов и убийц — слишком для Шеридана, как бы ни хотелось ему насолить Бестеру и Пси-корпусу. Но, для верности, Бестер и спрашивать разрешения не будет, благо, командный состав так удивительно проигнорировал его появление. Опер-группа Пси-корпуса слегка отстала — из соображений конспирации, и кралась потихоньку следом.

* * *

Мятежные телепаты столпились у забаррикадированной двери нижнего отсека. Каждый обнимал за плечо соседа, протянув свободную руку к железной поверхности — так объединялись их телепатические усилия. Сообща они были сильнее, они могли почувствовать, как приближается их враг. Напряженно вслушивались в его шаги, замирали от страха, в котором не хотели признаваться даже самим себе.

Их больше, правда — на их стороне. Что сможет с ними сделать Бестер с кучкой пси-копов? Шеридан не позволит ему открыто начать войну.

Так хотелось думать беглым телепатам.

* * *

Бестер дошел до развилки и гадал, стоит ли ему повернуть налево или направо. Он хотел найти какой-нибудь обходной путь в логово мятежников. Вентиляционная шахта? Не самая приятная идея, но стоит попробовать.

Бестер, разумеется, не имел ворлонских часов, а потому не знал, что пробил Час пробежки.

Он не знал даже, что на станции были ворлонцы — сообщить ему никто не догадался, а сам он не заметил, увлеченный поисками Байрона. Поэтому появление сияющей медузки над головой было для него полным сюрпризом.

— Бестер, Бестер, ты не туда идешь, — прозвенел ворлонец над самым ухом.

Бестер поднял на него взгляд и состроил свое самое саркастическое выражение лица. Но спросить «а ты кто вообще?» он не успел — ворлонец послал ему это знание прямо в голову.

— Я делаю важное дело, — принялся объяснять Бестер, сообразив, что с представителем этой могущественной расы стоит быть повежливее, пусть даже он совсем мелкий.

А то обидишь еще, примчится разъяренный папа-ворлонец… есть у них вообще папы в земном понимании?

— Ты не туда идешь, — настойчиво повторил ворлонец. — Тебе туда не нужно, идем со мной.

И вложил ему в сознание уверенность в собственной правоте — и Бестер не мог сопротивляться, да что там, он и не догадался ни о чем. Подумал, что, возможно, ворлонец знает что-то важное о Байроне или хочет показать ему тайный ход, и пошел следом.

* * *

Байрон вслушивался в телепатическое пространство. Вот только что все сигналы, которые он мог уловить, были раздельные и понятные — какие-то четкие, какие-то смазанные, удаленные. И вдруг его сознание заполнил мелодичный перезвон, и Байрон вспомнил — не виденный никогда в действительности — японский ночной лес, и сотни крылатых светлячков носятся между деревьями, а нарядные дамы ловят их в рукава кимоно. Он встряхнул головой, разметав длинные волосы по лицу, но видение не исчезло, звон доносился отовсюду. Он не был раздражающим и неприятным, напротив, но слишком уж много его было, слишком он захватывал внимание, слишком звал к себе… не в силах бороться, Байрон поднялся и пошел к тайному ходу из укрытия, а остальные телепаты, зачарованные тем же зовом, двинулись следом.

* * *

Шеридан проводил Коша до его каюты, а сам направился к себе, где его ждала Деленн.

В комнате, мерцая теплым светом, парил над столиком круглый пушистый Чеширский кот — с улыбчивой физиономией, длинным хвостом и толстыми лапками, торчащими под брюхом в разные стороны.

— Почему такой облик? — спросил изумленный Шеридан.

Котообразный ворлонец улыбнулся еще шире и помахал хвостом.

— Это базовые умения. Нас учат принимать облик кого-то приятного и значительного.

— Значительного! Но ведь это же кот!

— Да. Кот — значителен. Кот всегда занимал важное место в земной культуре, кот — символ независимости, ловкости, живучести, домашнего уюта, няшности и мудрости!

И ворлонец поплыл прочь из каюты, помахивая пушистым хвостом, и декламировал древние, но не забытые до сих пор строки:

У лукоморья дуб зелёный;

Златая цепь на дубе том:

И днём и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом…

— Няшности? Я не ослышался, он сказал «няшности»? — Шеридан обратился к Деленн, надеясь, что она понимает ворлонцев лучше.

Та улыбалась.

— Именно так он и сказал, — и добавила, после некоторых раздумий: — «Няшность». Какое интересное слово. Я запомню его и буду употреблять. По-моему, оно тебе подходит.

— Ни за что! — вскричал уязвленный Шеридан, но Деленн поцелуем прервала его речи, обняла и потащила в постель.

* * *

Бестер шел за своим маленьким проводником, сначала — бездумно, но потом он начал узнавать места, куда его вели, и сердце его заколотилось тревожно. Они шли к отсеку, где в криокамерах покоились телепаты, чуть было не ставшие процессорами крабовидных крейсеров Теней. Бестер боялся надеяться и не мог не спрашивать себя — зачем ворлонец повел его сюда?

У самых дверей в отсек он почувствовал, как подкашиваются ноги — пришлось схватиться за косяк. Он хотел было пошпынять ласково самого себя за такую чувствительность, уж кому-кому, а ему не к лицу, даже если речь идет о…

О Кэролайн Сандерсон, которая сидела на полу у приоткрытой камеры, напоминающей гроб, живая, целая, избавленная от этих гнусных механизмов в голове, растерянно оглядывалась кругом, не понимая, где очнулась.

Бестер кинулся к ней и обнял за плечи.

— Альфред? — удивленно и слегка испуганно спросила она. — Альфред, где я? — тут страшная мысль пришла ей в голову, она вскрикнула, отталкивая его: — Мы в колонии? Это что? Эксперименты?

— Тише, тише, — он гладил ее по плечам, стараясь удержать и успокоить. — Никакой колонии, никаких экспериментов… мы на «Вавилоне 5», ты не помнишь? Ты ничего не помнишь?

Она огляделась. Маленькие светящиеся существа, около десятка, открывали одну за другой криокамеры, залетали внутрь, обнимали своими телами головы спящих там людей — и те просыпались, растерянные, ничего не помнящие, но свободные. Железки от механизмов Теней падали на пол с глухим звяканьем.

* * *

Байрон шел по коридору, мятежные телепаты шли за ним. Байрон забыл о Бестере, о том, что на них могут начать охоту — он слышал только мелодичное пение и хотел найти его источник. Пение привело его в Зокало, где кружился в танце разномастный народ, качалась в воздухе мишура и серпантин.

«Какой-то праздник на «Вавилоне»? Я что-то забыл?» — протирая глаза, спросил у спутников Байрон. Мысленно, конечно, как привык общаться в кругу своих.

«Час пробежки! — ответил тонкий голосок в его голове. — Ты не забыл, ты не знал!»

Байрон поднял голову — на привязанном к столбу воздушном шарике покачивалось сияющее существо, все щупальца у него были перевиты спутанными серпантинными лентами — зелеными, синими, желтыми.

— Ворлонец! — теперь Байрон понял, чей зов вывел их всех из убежища и привел сюда. Кто еще мог быть таким сильным, чтоб загипнотизировать целую группу сильных телепатов?

Байрон попробовал разозлиться на ворлонца — за то, что подвергнул их риску, за манипулирование их поведением, за то, что когда-то давно ворлонцы создали телепатов как оружие в войне Теней, за… много за что. Но разозлиться у него не получилось. Вместо этого он невольно засмеялся, глядя, как обвивают гладкую поверхность шарика цепкие маленькие щупальца, украшенные пестрыми ленточками.

Маленький ворлонец сказал:

— Хорошо, что ты радуешься, Байрон, значит — не все потеряно.

— Что именно не потеряно?

— Ты не потерян.

Байрон открыл возмущенно рот. Может быть, между ними была слишком сильная телепатическая связь сейчас, а может, он просто был догадлив, поэтому без лишних объяснений понял, почему ворлонец так сказал. Ему, видите ли, не нравились действия Байрона на станции.

Сам не зная почему, Байрон почувствовал, что должен оправдаться, объяснить свою позицию — это казалось очень важным. И он стал рассказывать ворлонцу свою историю с самого начала — про Пси-Корпус, про Бестера, про приказ стрелять по гражданскому кораблю, про жизнь беглеца, про то, как он был возмущен, узнав правду о происхождении телепатов, про свою идею основать планету телепатов.

Ворлонец слушал очень внимательно, затем слетел с шарика и сел на плечо Байрону. Насколько тот смог учуять, этот представитель могущественной расы чувствовал себя сейчас очень значительным. Примерно как мальчик, которого отец пустил посидеть в кресле пилота космического корабля. Это несколько обескуражило Байрона — он-то полагал, что изливает свою душу кому-то по-настоящему влиятельному.

— Я еще слишком маленький, чтоб раздавать планеты, — Байрон сник, но ворлонец, словно желая его утешить, добавил: — Зато, когда я вырасту, я обещаю, я найду для твоего народа одну. А пока вы должны учиться жить в мире с другими — иначе вы не сможете жить в мире и внутри своего народа.

Ободренный, Байрон спросил:

— А когда ты станешь достаточно взрослым?

И услышал беззаботно-радостный ответ:

— Не знаю. Лет через двести, наверное…

* * *

Гарибальди, найдя на мониторах камер безопасности Бестера, отправился по его следам с пистолетом наготове. До отсека с криокамерами он добрался очень быстро и без препятствий и замер у самой двери. Внутри был Бестер, его злейший враг, который испортил ему жизнь, заставил своей дьявольской программой предать хорошего друга, заставил его метаться в бессилии от желания разбить его подлую голову об стену. Из-за него Гарибальди едва не утонул снова в алкогольной зависимости, и только способности Литы, великодушие Шеридана да любовь Лиз спасли его от потери друзей, чести и работы.

И если ворлонец не обманул, Гарибальди сможет наконец-то поквитаться со своим врагом.

Открыв карточкой дверь, Гарибальди протиснулся в щель, стараясь не высовываться полностью, и заглянул в комнату.

Там, прямо на полу, сидел Альфред Бестер в объятиях темноволосой женщины, уткнувшейся лицом ему в плечо, — и даже так Гарибальди мог заметить, что ее глаза залиты слезами.

Он переступил порог и поднял пистолет.

Бестер оглянулся.

— А, мистер Гарибальди, — сказал он, подделываясь под свой обычный насмешливый тон, но что-то в его голосе было совершенно другим, непохожим на знакомого обитателям «Вавилона 5» Бестера. — Надеетесь-таки свершить свою месть? Ворлонцы и вас не оставили без подарка?

— Не оставили, — произнес Гарибальди, сверля взглядом Бестера. Сидящего прямо перед ним и даже не думавшего бежать или защищаться.

Палец лежал на спусковом крючке, достаточно было одного маленького движения… того движения, которое не получалось у Гарибальди в прошлые разы из-за проклятого блока. А сейчас он чувствовал небывалую свободу во всем теле, каждая мышца которого повиновалась ему, никому больше.

— Альфред, кто это? — испуганно спросила Кэролайн, еще теснее прижимаясь к нему. — Он хочет тебя убить, что ты натворил?

«Да, любовь моя, — мысленно ответил ей Бестер. — К сожалению, ты знаешь не хуже меня самого, как много я могу натворить, и сколь многие хотят меня убить… и… признаться, он застал меня врасплох, совсем врасплох. Это все ворлонцы…. прости, мне так жаль».

— Не надо! — вскрикнула она, хватаясь за плечи Бестера и глядя в глаза Гарибальди. — Что бы там ни было, послушайте…

Она попыталась оглушить человека с пистолетом телепатически или внушить ему, что надо повременить с местью, но у нее ничего не вышло — то ли от того, что не смогла вовремя выбрать, одно из двух действий, то ли просто потому, что не совсем пришла в себя, после криокамеры и механизмов Теней. И еще сбивало с толку, что Бестер не пытался защититься, почему?

Она уже зажмурилась и приготовилась услышать выстрел.

Но Гарибальди вдруг развернулся и ушел, оставив их одних.

* * *

Недалеко от криокамер с телепатами находился еще один отсек, где в глубокой коме лежал человек, однажды пожертвовавший собой ради спасения жизни любимой.

Ворлонцы открыли и эту дверь, залетели внутрь, отключили приборы и окружили бессознательное тело, принявшись лечить, латать, исцелять.

Когда Маркус открыл глаза, он увидел на краю постели маленького эльфа, озорного духа из английских легенд, в шапочке из колокольчика и костюмчике из зеленых листьев. Травинкой он щекотал Маркусу ноздрю.

— Кто ты, озорной дух, веселый эльф, из каких видений пожаловал в мой сон? — пробормотал Маркус, отмахиваясь плохо слушающейся рукой от травинки. Окончательно проснувшись, сел, огляделся кругом. — И сон ли это, или явь? Я ведь был мертв?

— Поднимайся, рыцарь, — пропел ворлонец в облике эльфа. — Тебя уже заждались. Ты слишком долго спал.

Больничная дверь распахнулась и в проеме возникла Иванова — в длинном пурпурном платье с открытыми плечами, увитыми виноградными побегами. В распущенных по плечам волосах прятались цветы, а в руках была бутылка вина.

Маркус подскочил на кровати, протирая глаза:

— Я бы подумал, что умер уже и попал в рай, если б не знал наверняка, что не заслужил такого рая!

Иванова прижала палец к губам, а потом взяла его за руку и увела за собой — в каюту, где горели свечи, и была расстелена кровать. Она разлила вино по бокалам, они пили, и Маркус глядел в ее сияющие, как звезды, глаза. И он уложил ее с собой в постель, целовал и ласкал, а она ласкала его.

* * *

Зак Аллен носился по станции, пытаясь сообразить, должен ли он что-то делать в наступившем светопреставлении, и может ли. Как назло, весь командный состав как сквозь землю провалился — если бы только на «Вавилоне 5» под ногами была земля, а не бездонный космос! Да, казалось, пока что вмешательства службы безопасности не требовалось — все были радостные и дружелюбные на вид, никто никого не обижал, стекла не били, мебель не ломали… Заку хотелось плюнуть на все и присоединиться к веселью, но что-то подгрызало изнутри, говорило, что он на службе и не имеет права. А тут еще, словно подтверждая его опасения, изо всех щелей полезли телепаты. Беглые телепаты во главе с Байроном двигались вслед за светящимся шариком, следя за ним с выражением экстаза на одухотворенных лицах, отчего они еще больше напоминали какую-то секту. Зак только радовался, что они были, по-видимому, безоружны и явно не интересовались другими обитателями станции.

А из медлаба потянулись совсем другие телепаты, растерянные слегка, ищущие друг друга взглядами и мыслями, сбивались в группки и дрейфовали дальше уже вместе.

Зак, потрясенный, следовал за одной из таких групп, пока не врезался в Литу Александер, направляющуюся к Байрону.

— Байрон, — позвала Лита, и Зак в очередной раз подумал о том, какая она восхитительно красивая, огненная, строгая. — Не отвлекайся на обдумывание того, что будет через двести лет: у тебя есть дела прямо сейчас, и важные. Посмотри, проснулись наши братья и сестры из криокамер, всех их нужно собрать, объяснить, что происходит…

— Лита, ты не думаешь, — осторожно позвал ее Зак, ухватив за рукав, — что опасно доверять новых людей этому фанатику? Он их всех завербует!

— Все хорошо будет, ворлонцы проследят, — ответила Лита, разворачиваясь и внезапно кладя руки ему на плечи.

Он ошарашено смотрел ей в глаза, где мерцали отблески ворлонских огоньков, а потом вдруг наклонился и поцеловал прямо в губы. А она не отстранилась, напротив, прильнула к нему, еще сильнее обхватила руками.

Над их головами, тихо звеня, парил ворлонец с веткой омелы в щупальцах.

* * *

Кто знает, сколько прошло стандартных земных часов, когда закончился Час пробежки, и станция погрузилась в сон. Прямо на столах заснули веселившиеся в Зокало дрази и пак’ма’ра, и на головы им сыпался с потолка серпантин. Мимо опрокинутых стульев пробирались, поддерживая друг друга за плечи, пьяные от бривари и счастья Лондо с Г’Каром. Лицо почтенного центаврианина было озарено мягким светом — это маленький ворлонец забрался в высокую прическу и уютно обосновался там.

Франклин спал в медлабе в обнимку с Кейлин. Ворлонцы, из уважения к его тяжкому труду врача, не перевернули медицинский отсек вверх дном, зато насыпали блесток в волосы самому Франклину, а Кейлин сплела ему венок из пестрых мелких цветочков.

Спали в своей каюте Шеридан и Деленн, а сидевший на столике возле кровати толстый ворлонец-кот обмахивал их пушистым хвостом.

Спала Сьюзен Иванова, раскинув руки во всю ширину кровати, а Маркус, оперевшись локтем на подушку, смотрел на ее раскрасневшееся и умиротворенное лицо, обрамленное волнами растрепавшихся волос.

Байрон и его телепаты тоже спали. Расстелив матрасы и пледы прямо на полу какого-то пустого отсека, они уложились большой звездой головами друг к другу, и каждый касался рукой руки соседа. Байрону снилась планета Ворлон, на которой они основали колонию телепатов, и он транслировал этот сон всем остальным.

Бестер спал вместе с Кэролайн Сандерсон, и впервые за много дней он перед сном не думал о Байроне.

Гарибальди все никак не мог уснуть. Он все ворочался с боку на бок, нечаянно разбудил дремавшую рядом Лиз и, когда она принялась допытываться, что его беспокоит, ответил:

— Никак не могу выбросить из головы… Я пришел с твердым намерением убить Бестера, я чувствовал, что могу это сделать, но, когда я увидел его, то понял, что не хочу. Может быть, ворлонцы сделали мне еще хуже? Бестер лишил меня возможности его убить, но оставил желание, а эти изменили мои желания…

Лиз поглядела на него большими темными глазами и сказала задумчиво:

— Глупый ты. Разве ты когда-нибудь действительно хотел убить его? Нет, ты хотел распоряжаться своей жизнью, хотел знать, что свободен в своих поступках, хотел владеть собой. И все это ты получил.

Она поцеловала его и снова опустила голову на подушку.

* * *

Лита проснулась посреди ночи в кровати Зака Аллена. Когда она перебиралась через него, чтобы встать, он в полусне взял ее за руку, спрашивая, куда она убегает и неужели ей не понравилось.

Лита погладила его по руке, прошептала тихонько:

— Не волнуйся, я скоро вернусь… помогу только Кошу собрать малышню и посадить на корабль. Они разбрелись по всей станции.

Разыскать два десятка сонных и слабо реагирующих на телепатические призывы ворлончиков было не так-то просто, но рано или поздно Кош и Лита вытащили все три семерки из укромных уголков и проводили к транспортнику, стоящему в доке тринадцать.

Когда за последним ворлонцем сомкнулись зеленые стенки корабля, Лита вздохнула, оглядела потемневший сразу отсек и спросила:

— И все же, Кош. Как же так? Ведь у взрослого, древнего ворлонца должно быть куда больше сил, чем у этих детей. Но ты был с нами столько дней и ничего не делал, только смотрел. А они за пару часов изменили жизнь чуть ли не каждого… Я не упрекаю тебя, совсем нет, я просто хочу знать — почему?

Кош развернулся к ней в своем тяжелом, неповоротливом, старомодном скафандре и проговорил, склоняя одноглазую голову:

— Когда ты так стар, и так много знаешь, ты не можешь не думать о том, к чему приведет каждый твой шаг. Ты просчитываешь возможности и оцениваешь последствия, взвешиваешь риски и боишься упущенного. Слишком много сплетается в нитях судьбы, тронь одну — и меняется весь узор. Оглядываясь на все полотно, боишься тронуть хотя бы часть.

И только в детстве можно бесстрашно творить чудеса.