В глубинах ее разума (гет)

Между ее грудями виднелся шрам, длинный тонкий шрам, оставленный ножом. Поздно ночью, когда Рон храпел рядом, она лежала без сна и разглядывала тени, причудливо играющие на потолке. Она чувствовала холодный кончик клинка на груди, мучительно медленно разрезавшего кожу; прямая линия, открывшая счет: один. Она не кричала, не могла кричать. Это был ее демон, и только ее.

Она проснулась рано утром, чтобы приготовить завтрак. Утренний свет серой дымкой заполнял кухню. Сосиски с яйцами шипели в сковороде. Чайник пронзительно свистел, подобно пожарной сирене. Она быстро сняла его с плиты и выключила конфорку.

Зевая, на кухне появился Рон, поцеловал ее в щеку, пожелав доброго утра, достал жестяную банку с чаем из шкафчика. Он болтал об обыденных вещах, пока готовил им чай: о магазине розыгрышей брата, последних проделках племяшей, общественной жизни их лучшего друга (или ее отсутствии), унылом обеде, что состоялся у него на днях…

Она часто перебивала его, хотя почти не осознавала, что говорит. Разговор был приятным отвлечением, способом заполнить пустоту звуком. Когда Рон пошутил, она снисходительно улыбнулась, прежде чем сделать насмешливое замечание. Она любила его, потому что была с ним той, кем не являлась. Сидя на кухне, наполненной мирскими вещами и разговорами, она почти верила, что все будет хорошо.

Она лежала одна в кровати — сегодня была очередь Рона присматривать за матерью. Рука коснулась колющей отметины между грудями, но это была не ее рука. Она задрожала, но не от страха, а от холода этой руки. Ледяная и твердая, рука демона казалась стальной; она была мокрой от ее крови. Ногти скребли живот, словно хотели разорвать ее плоть и вытащить матку, но боли не было. Вместо этого — щекотливое чувство, зуд, вызывающий желание расцарапать кожу.

Она открыла рот и выдохнула, выпуская беззвучный крик в шумную ночь. Демон никогда не произносил ни слова — ни на ухо, ни в голове. В словах не было никакой необходимости, когда демон уже захватил свою жертву.

Она неподвижно лежала в темноте и убеждала себя, что демон ушел навсегда. Локон волос пощекотал шею, и она не могла понять, то ли они были ее — каштановые и ломкие, как солома, то ли чьи-то еще — черные и извивающиеся, как змеи.