Первый раз (джен)

Их было двое. Джеймс очень хорошо запомнил. Особенно врезались ему в память голубые глаза и рыжий вихор у одного из них. Такой обычный рыжий человек, почти как Артур Уизли. И именно он начал произносить Аваду. Второй был темноволосым и каким-то растерянным. Как будто впервые увидел палочку. И почему-то казался младше. Джеймс плохо его помнил — кажется, это и правда был какой-то рейвенкловец на пару курсов младше него.

Он, этот младший, просто закрыл лицо руками, когда в них полетела Бомбарда, а потом кирпичи и пыль. Так беспомощно. Так странно. Джеймс помнил, что после этого долго смотрел на свои пальцы, и на палочку, особенно интересовал почему-то узел на рукоятке, смотрел долго, секунды три, наверное, пока Сириус не схватил его за шиворот, и они не аппарировали. Повалились вместе на траву перед домом Поттеров, и это было так похоже на то, как они с Сириусом обычно дурачились — в школе, и здесь, особенно после квиддича. В ушах зазвенело от сигнальных чар, и из дома вылетела Лили.

— Вы живы! Слава Богу, — проговорила она, восстанавливая над домом защитный купол. — Рем прислал мне Патронуса. Сейчас придет.

Солнце было ослепительным, Джеймс решительно встал и, ни на кого не глядя и не произнося ни слова, направился в дом. Плюхнулся в кресло не раздеваясь, и мрачно молчал, пока пыльные солнечные лучи не заслонила фигура Сириуса.

— Спасибо, Сохатый.

— Пошел нахуй, Бродяга, — голос Джеймса прозвучал горько, и Сириус не двинулся с места.

— Либо они, либо мы, — сказал он жестко, твердо глядя на Джеймса.

— Я сказал — пошел нахуй, — повторил Джеймс резче и вместе с тем как-то глуше. И Сириус ушел. Не из дома, конечно, а на кухню — помогать Лили, звенеть склянками зелий, разговором, рюмками и огневиски.

— Это мерзко, — мягкий голос Ремуса прозвучал, казалось, почти у него в голове. Джеймс не слышал, как тот вошел — казалось, совершенно бесшумно. Рем не пытался его успокоить, убедить, что он сделал все правильно, он просто сидел тут, этот невозможный Ремус, который с семи лет живет с машиной для убийства внутри.

«Убить бы Фенрира», — пронеслось в голове у Джеймса почти невпопад.

— Это мерзко, я знаю, — повторил Ремус, и из Джеймса вдруг полились слова.

— Он хотел бросить Аваду, — пояснил Джеймс, почти защищаясь. — Я не успел понять, в кого из нас, просто он начал говорить, и тогда Сириус вдарил Петрификусом, а я Бомбардой. Рем, может, они живы, Рем?

Джеймс прекрасно знал, что шансы выжить, если тебя завалило под Петрификусом, стремятся к нулю.

— А, Ремус?

— Я думаю, они мертвы, Джеймс, — сказал Ремус, и в голосе у него прозвучало что-то похожее на удовольствие, которое он быстро задавил спокойствием. — Но или они или мы. А у тебя Лили.

— Ты как Сириус! — зло бросил Джеймс, вскочив с кресла и швырнув в угол комнаты попавшуюся под руки табуретку. Она жалобно треснула, Джеймс удовлетворенно выдохнул и вышел во двор, хлопнув дверью. Лили нашла его у чулана с метлами.

— Далеко собрался? — взгляд у нее был острый и какой-то строгий. Если она так смотрит, все еще можно жить. Наверное. Если она так смотрит, то любит. Наверное. Значит, наверное, есть за что?

— Полетаю, — бросил Джеймс почти небрежно.

— Никуда ты не пойдешь, там опасно, — Лили вдруг ужасно стала похожа на Макгонагалл, и от этого стало почему-то очень смешно, и он действительно захохотал, до слез, пока не обнаружил, что Лили исчезла, сам он сидит на ступеньках деревянной лестницы на заднем дворе своего дома, упираясь спиной в стену, а над ним стоит Ремус с чашкой успокоительного зелья в руках.

— Сириус неправ, огневиски сейчас нельзя, — спокойный голос Ремуса подействовал на Джеймса отрезвляюще. Этот вариант зелья почему-то дымился и пах набором незнакомых трав.

— Лили знает? — спросил Джеймс, обхватывая чашку ладонью.

— Знает, — подтвердил Ремус. Лицо его было обеспокоенным, короткие рукава рубашки открывали свежие шрамы. — Сириус рассказал.

— Как он? — вдруг спросил Джеймс.

— Хреново. Как и мы все в общем-то.

— Я мудак, — выпалил Джеймс, допивая зелье.

— Ты не мудак, Джейми, — Ремус завелся, — если бы не ты, вас здесь сейчас не было бы…

— Я не поэтому, — коротко сказал Джеймс и зашагал в кухню.

Сириус стоял спиной к столешнице, одной рукой в кожаной перчатке без пальцев он опирался на нее, другой держал бутылку «Джека» и успел сделать глоток. На его лице застыло выражение надменного удовольствия.

— Прости меня, Бродяга.

— В смысле? — Сириус настолько удивился, что маска немедленно пропала.

— Ударился в свои переживания, а ты вообще-то тоже там был, — Джеймс поставил чашку в раковину и сделал знак Лили, которую увидел в коридоре.

— Брось, Сохатый, — Сириус сжал его плечо. — Это твой первый раз. Это нормально.

— Я бы вообще предпочел не, — Джеймс оперся на столешницу рядом с Сириусом и взял у него бутылку.

— Это война, — ответила Лили за Сириуса, входя в кухню. — Мы обедать пойдем? Питер уже пришел с работы.

— Пойдем, — ответил Джеймс, наконец обхватив ее за талию и поцеловав в губы. Раньше при Сириусе он целовал ее только в щеку, стесняясь проявления чувств на публике, а когда началась совсем война, стал использовать любую возможность. — Конечно, пойдем. Я слышал, как он там шуршал.