Любофф зла (гет)

Амур с Дио́нисом поспорили однажды.

Амур всё утверждал: вино, мол, хорошо к обеду. А Ба́хус доказать хотел на деле — его хмельной напиток украшает собой любое блюдо и неважно даже: похлёбка ль, рыба там, десерт или жаркое.

— Вино дано на радость нам! — восторженно икнув, он поднял кубок. — А ты что скажешь, братец? Чем ответишь?

— Избыток вкуса убивает вкус весь напрочь, — изрёк Амур с задумчивой отрыжкой. — Особенно, когда доходит дело до нежных чувств и даже плотской страсти.

— Проверим, может? — и Дионис залпом вновь свой безмерный кубок осушает.

Пожали руки.

И решили боги, что выбор поля битвы за Амуром. И, пригубив вина ещё изрядно, давай стрелять из лука, да не глядя. А после под хихиканье Эра́то, что привела с собою Мельпоме́ну, смотрели, как герои обречённо шагают, как на казнь, судьбе навстречу...

* * *

В салате спит уставший Обоснуй, сложивши пальцы в жесте символичном. Демонстративно всем в округе показывает Ждун, как терпеливо ждет он яркого финала.

* * *

В тот день Уизли Билл устало шёл домой с работы, позыв голодный в теле подавляя. И вдруг застыл посредь Косого переулка, почуяв запах сногсшибательно прекрасный. То аромат был непрожаренного мяса, что так рецепторы навязчиво тревожил, и Билл, прикрыв даже глаза в блаженстве сладком, последовал за запахом в кафе. И тут-то и настигли его стрелы коварного и пьяного Амура — за стойкой он увидел Миллисенту, очаровательно готовящую мясо.

Как громом поразило их обоих, любофф настигла с первого же взгляда. Их семьи, несомненно, были против такого вот поспешного союза. Но кто ж, когда влюблён, родным внимает? И в тот же день влюбленные решили, что съехаться им нужно непременно.

И вот уже почти полгода сроку, благодаря стараниям Амура, живут совместно под одною крышей. И делят все: будь горе там иль радость, постель иль при свечах достойный ужин.

Она — душой прекрасна, несомненно.

А он...

Узнаем всё же поподробней.

* * *

Весна.

Как говорят, природа торжествует. И петь должна возвышенно душа, ввысь устремляясь.

Но, просыпаясь каждым утром, проклинает Уизли день, когда его коварный бес попутал. Теперь же этот чёртик в подсознаньи глумится беззастенчиво над Биллом, толкая так настойчиво к поступкам, к которым не лежит душа мужская.

Быть может, стрелы затупились у Амура? Иль Амортенция протухшей оказалась?

Всем хороша, приятна Миллисента, но вот Уизли отчего-то тошно. Она покладиста, уступчива, спокойна и никогда не скажет злого слова. А уж готовит как! Вмиг дом родной забудешь. Её поджарки — пальчики оближешь! Но если б можно было только кушать! Ну, или на худой конец, певучим внимать её речам, привычно вид напуская на себя задумчивый и лестный.

И Билл всё чаще недоумевает, как отношенья с Милли стали хуже и вид её до боли раздражает. О ужас, даже замаячил в подсознанье финал их связи грустный, недалёкий.

Всё как-то слишком правильно идёт и по порядку, размеренно и... гадко-безупречно. И простота. Она теперь повсюду, куда не упадёт Уизли взор! Хоть головой об стену бейся — уныние накрыло их постель, как будто паутинным балдахином. Ни ссор тебе, ни вспышек гнева. Нет взглядов колких, резких громких слов. Всё чинно, благородно и без вкуса — изюминка пропала в отношеньях.

И в дом уютный их заходит Билл со страхом, не хуже, чем на казнь без права на пощаду.

Сегодня ведь четверг уже, однако. И запах отбивных свиных с порога почуял Билл, скривившись вдруг невольно. Неужто наступил вновь день особый? Ведь, кажется, не так давно же было. А чёртик уж хихикает злорадно и ручки потирает в предвкушеньи.

А Милли в фартучке том ситцево-домашнем, расписанном лозою виноградной, хозяйничает у плиты, лопаткой на сковороде поправив отбивные. Уизли обожает мясо с кровью, о чём поведал он когда-то Милли. А та и рада только расстараться. Но сколько можно кушать только мясо?! От овощей бы он не отказался. Но Миллисента на своём стояла — для силы, для мужской, необходимо белков животных потребить изрядно. А потому Уизли должен скушать всё мясо, что пожарила сегодня. Изобразив улыбкой благодарность, Билл привкус подавил в себе отвратный и мужественно мясо съел неспешно под неотрывным взглядом Миллисенты.

Лишь взор её наполнился отрадой, к которой примешалось вожделенье, а Милли провела рукой по телу, загадочно и томно улыбаясь, Уизли вдруг почувствовал волненье, и резкая мигрень его сразила. О чём поведал сразу он подруге, сказав:

— Прости, устал. Пожалуй, лягу.

Билл понимал, что это некрасиво и надо б с Миллисентой объясниться, но лучше так, чем ждать от организма, чтоб стойко он cносил порывы страсти. Когда ж она за ним явилась в спальню, узнать, как чувствует себя теперь Уизли, тому пришлось храпеть и притворяться, что сон сморил его здоровый, крепкий. Билл слышал, как разделась Миллисента, как скрипнула кровать, когда ложилась. И вздох разочарованно-тяжёлый запутался в вихрах его багряных. Уизли терпеливо дожидался, когда забудется глубоким сном подруга, но сам так и не смог попасть в Морфея царство, сколько не стучался.

Уж лучше б утро и не наступало!

Коварный организм под действием гормона своё так требует настойчиво и дерзко. Но только повернулся к той, что рядом, к нулю желанье сразу устремилось.

Такое началось совсем недавно — ведь прежде всё работало без сбоя. Но с некоторых пор не в... вдохновляет что-то объект недавних предпочтений Билла. Господь-то Миллисенту не обидел, вот всё при ней — крутые бедра, грудь такая, что даже места мало ей в ладонях. И губки пухлые, что нет теплей и мягче. А если ими нежно... Что ж такое! И тянется рука под одеялом...

О, Купидон любвеобильный, вот мученье, ведь хочется иной горячей ласки! А самому справляться не пристало, Билл — не юнец уже, мужчина взрослый всё же. Лишь дума запоздалая мелькнула, как руку вдруг его тепло накрыло. Уизли поднял взгляд и изумился — то Милли принялась уже за дело, на бёдрах Билла гордо восседая. Ладонями способствует процессу, чтоб было им обоим так приятно, как пять минут назад хотел Уизли. И вроде бы пора уж расслабляться, и удовольствие витает где-то рядом, да только пред закрытыми глазами всплывает образ слишком живописный — то Милли в фартучке том ситцево-домашнем, расписанном лозою виноградной, хозяйничает у плиты, лопаткой те чёртовы терзая отбивные. И запах непрожаренного мяса рецепторы навязчиво тревожит, и в организме Билла пробуждает реакции совсем иного плана.

Скользящая по бёдрам Миллисента пытается росток любви усердно к свершениям желанным, сладострастным размеренно-ритмично пробудить же. Но ни словечки тихие на ушко — подкормка, ни полив не помогают, знать урожая страсти этим утром бедняжке Миллисенте не дождаться.

Луч солнца озаряет поле боя: смущённый Билл и злая Миллисента сидят по разным сторонам кровати и друг на друга глаз не поднимают.

Увы, но невдомёк девице Буллстроуд, что виновато в проигрыше мясо...

* * *

— Переборщила с мясом, — согласился Дионис, яростно чеша в затылке.

Амур довольно:

— Я же говорил, а ты не слушал, — и с осознанием победы он голову на стол роняет тихо.

* * *

Мораль рассказа такова:

Известен с давних пор коктейль любви и страсти, но осторожен будь и меру знай во всём. В противном случае не избежать напасти — вся страсть сгорит, сожжённая другим огнём. Ты вроде бы в постель, а там... конфуз.

Амур был прав: избыток вкуса убивает вкус.