Ещё один шанс (гет)

— Не надо, не стоит, — отвечает Лидия, не отвлекаясь от разглядывания своего отражения в зеркале и даже не дождавшись, когда Элизабет договорит.

Она укладывает свои каштановые кудри так, чтобы они как можно красивее и наигранно небрежнее рассыпались по плечам. Новая шляпка — сиреневая и с широкой голубой лентой — ей идёт и делает её лицо ещё более детским. Лидия совсем не изменилась за те шесть лет, что они не виделись. Ей уже двадцать один — столько было Элизабет Беннет в ту пору, когда она впервые увидела Фицуильяма. Ей уже двадцать один, но Лидия до сих пор ещё совсем ребёнок, капризный, легкомысленный и избалованный. Она до сих пор не повзрослела. И — миссис Дарси старается смотреть правде в глаза — вряд ли хоть когда-нибудь повзрослеет.

Лидия вертится перед зеркалом в розовом шёлковом платье, которое несколько мало ей в груди, и счастливо улыбается своему отражению, порой с важным видом отвешивая самой себе шутливые реверансы. Глупая, глупая вздорная девчонка! Маленькая дурочка, влюбившаяся в негодяя! Элизабет никогда не была с ней близка в детстве или в юности, но сейчас какая-то липкая волна жалости накатывает на неё. Лидия даже ничего не понимает. Совсем как тогда, шесть лет назад, когда она сбежала с этим негодяем, уверенная, что он женится на ней. И женился, нужно сказать. Только вот совсем не благодаря душевному порыву.

Лидия нагибается, чтобы примерить туфли и глупо хихикает. Туфли такого же кричащего розового оттенка, едва ли подходящего для истинной леди и вообще для женщины, которой хочется остаться принимаемой в обществе. Лидия и без того выглядит лет на пятнадцать со своими по-детски глупыми ужимками и ухмылками, а в этом наряде кажется и вовсе — вульгарной.

— Розовый мне не идёт, — улыбается она, усаживаясь в кресло, легко скидывает туфли и снова оказывается на ногах. — Помоги мне снять это платье. Я примерю то, голубое. Думаю, к моей шляпке оно подойдёт больше. К тому же, Уикхем недавно купил мне тёмно-синюю шаль. Она будет как нельзя кстати!

И в подтверждение своих слов Лидия бросается бегом в другой конец комнаты, тут же хватает эту шаль и накидывает себе на плечи, после чего так же бегом возвращается к зеркалу. И, стоя босиком на холодном полу, снова начинает вертеться и восхищаться собой, совсем забывая о том, что пару секунд назад она просила сестру помочь ей переодеться. Теперь Лидии снова всё нравится.

Элизабет жалеет, что рядом нет Джейн. На самом деле, миссис Дарси давно замечает, как ей не хватает старшей сестры и задушевных разговоров тайком по ночам. Фицуильям, может, и был ей не только мужем, но и другом, а Джорджиана очаровательна и мила, Элизабет не раз ловила себя на мысли, что скучает по сдержанной нежной Джейн, которая никогда не давала советов, но всегда оказывала ту молчаливую поддержку, в которой невозможно было сомневаться и на которую всегда можно было рассчитывать.

Миссис Дарси снова пытается заговорить, где-то в глубине души уже понимая, что Лидия не захочет ничего слушать. Лидия никогда никого не слушает. Она слишком упряма, слишком взбалмошна и легкомысленна, чтобы менять своё мнение, даже если просто невозможно не признать, что оно совершенно неправильное. Лидия Уикхем не желает знать своих ошибок, не желает их видеть и уж тем более — исправлять. Видимо, на ошибки Уикхема это тоже распространяется. Видимо, даже предательство Уикхема не может заставить Лидию в чём-либо раскаяться.

— Лиззи, я знаю, ты стараешься сделать как лучше, но я не такая, как ты, — отвечает на все доводы старшей сестры Лидия, и только сейчас Элизабет видит, как она серьёзна и насколько сильно повзрослела. — Мне легче узнать об этом из слухов, тогда я смогу в ответь облить сплетников презрением, которого они заслуживают.

Она кажется неестественно притихшей, слишком спокойной, и, пожалуй, за это миссис Дарси чувствует вину, хотя не знает, мог ли этот разговор сложиться несколько иначе. Отправляясь в гостевую спальню, она ожидала от Лидии всего — слёз, истерики, обвинений, шумных рыданий и театрального заламывания рук (о, это было бы вполне в её стиле), — но только не спокойствия.

— Уикхем и я... Мы с этим разберёмся, понимаешь? — продолжает Лидия куда тише, чем можно было представить. — Так всегда было.

И она снова улыбается. И миссис Дарси остаётся только улыбнуться в ответ. Она вдруг — пусть и всего лишь на жалкое мгновение, так как наваждение исчезает так же внезапно, как и появилось — видит в Лидии не маленькую девочку, измучившую всех на свете своими причудами и выходками, а взрослого человека, пусть и того, с кем она никогда в жизни не сможет согласиться.

А потом... Потом Лидия снова становится собой — её лицо снова разглаживается, улыбка снова озаряет его, юная миссис Уикхем бросает шаль куда-то на пол, скидывает с себя тесное розовое платье, оставаясь в одних панталонах и сорочке, и тут же начинает примерять то голубое... Она снова вертится, снова смеётся и снова с восхищением разглядывает себя в зеркале.

И Элизабет чувствует себя лишней в гостевой спальне собственного дома. Лидия продолжает прихорашиваться, словно позабыв обо всём на свете, и миссис Дарси не обнаруживает за собой права мешать ей и пытаться каким-либо образом образумить. Лидия Беннет теперь и вовсе не Лидия Беннет, а Лидия Уикхем, она вышла замуж уже шесть лет назад. И пусть она всё такая же взбалмошная дурочка, теперь у Элизабет нет никакого права её останавливать.

Только вот на её месте, миссис Дарси никогда не смогла бы дать ещё один шанс человеку, так подло её обманувшему.

* * *

Уикхем ешё не успевает прийти в себя после всего этого — по правде говоря, ему до сих пор кажется, что он стоит с петлёй на шее, и его жизнь вот-вот оборвётся, он до сих пор видит окровавленного Дэнни, единственного настоящего друга, что всегда был рядом в трудные моменты, перед своими глазами и до сих пор винит себя в его гибели, — и просто стоит в гостевой спальне Пемберли, не веря собственной удаче, собственному счастью, просто чувствует, как страх покидает его, заставляя плечи дрожать и выдавливая из груди истерические смешки, когда Лидия ураганом врывается в комнату и бросается ему на шею. Она целует его в щёки так крепко, как никогда раньше не целовала, прижимается своими губами к его, едва ощутимо дрожит в его руках, а потом внезапно отстраняется и начинает щебетать о чём-то своём — о тех привычных глупостях, которых Уикхему отчего-то так не хватало в камере. О нарядах, об украшениях, о жизни старших сестёр и этой зануды Джорджианы, которую она сочла совершенно скучной и лишённой всякого обаяния и красоты.

Лидия бледнее обычного, Джордж прекрасно видит это, но румянец уже возвращается на её лицо, а от волнения не остаётся и следа. Она снова становится той очаровательной пятнадцатилетней дурочкой, которой Уикхем не смог отказать — да и не особенно пытался, если говорить честно. Она снова улыбается, и в глазах появляются привычные смешинки — чуть более яркие и гораздо менее изысканные, чем у её старшей сестры. Но Джордж уже успел заметить тень переживаний на её хорошеньком личике. И глаза у неё покраснели, пусть она и смеётся теперь.

Она аккуратно и изящно одета. С большим вкусом, нежели обычно — вероятно, успела насмотреться на Элизабет или Джорджиану, пусть никогда на свете себе в этом и не признается. И шаль на её плечах выглядит так удивительно по-домашнему, что Уикхему хочется сжать супругу в своих объятьях так крепко, насколько только хватит сил. Но он не уверен, что у него хоть на что-то хватит сейчас сил. Он почти упал в обморок там, на помосте. Но перед Лидией Уикхем не может позволить себе показаться настолько слабым и беспомощным.

Дарси привычно злится на него, хоть, пожалуй, какая-то тень жалости и отпечаталась на его лице, а Элизабет ещё не определилась — сердится она или жалеет. И если бы не она — Уикхем уже был бы мёртв. Но теперь он боится. Боится, что миссис Дарси уже успела всё рассказать Лидии. Элизабет Дарси — женщина поразительной любви к правде, раз уж она добилась доказательств его невиновности. И теперь Уикхем боится, что она оказалась столь же честной и в отношении Лидии. До того, как он сам хотя бы попытается оправдаться. Боится. Потому что не знает, что будет делать, если жена не даст ему ещё одного шанса.

— Лидия... — шепчет Уикхем, не зная, как начать разговор.

Джордж чувствует, что должен опереться о стену, потому что ещё чуть-чуть — и ноги снова перестанут держать его. Он страшится этого разговора, пусть и далеко не так сильно, как виселицы, но страшится. Гораздо больше, чем сам от себя ожидал. Уикхему всегда было весело с Лидией, она всегда умела быть очаровательной, и он по-своему восхищался ей, её возмутительным легкомыслием, потакал всевозможным глупым прихотям, позволял ей выпрашивать у себя что угодно, на что никогда не хватало денег, смеялся над её очаровательными колкостями в адрес соседей и сестёр, даже над тем, как она смеялась над ним самим, но никогда не ценил.

Лицо её на пару секунд становится совсем серьёзным, бледным, она словно обдумывает что-то, а потом Лидия снова подбегает к нему и прижимает палец к его губам, снова легкомысленно заулыбавшись. Только вот глаза Лидии Уикхем горят ярче и взволнованнее обычного.

— Молчи! — жена не даёт Уикхему говорить. — Не желаю ничего слышать! Мы ведь оба так любим забывать о проблемах, даже если она стучится к нам в дверь. Почему бы не забыть и об этой тоже? Пусть кто угодно судачит о тебе или обо мне за спиной, но я не хочу слышать это от тебя, Уикхем!

Румянец горит на её щеках теперь даже ярче обычного. Волнуется, злится, но хочет обо всём скорее забыть. Уикхем не смеет отказать ей в этой просьбе. Он никогда не любил ей отказывать, даже если сам всем сердцем того желал. Но этот разговор тяготит и Джорджа тоже. Ему совсем не хочется продолжать. Ему и самому хочется поскорее забыть — о горе после смерти Дэнни, о последовавшем за ним кошмаре. И Уикхем просто кивает, что, кажется, окончательно успокаивает его жену.

Лидия с важным видом плюхается на кровать — она горда собой, как это обычно и бывает каждый раз после того, как он сдаётся в ответ на её просьбу. И Уикхем опускается рядом. Он чувствует себя таким уставшим, что, кажется, заснёт сразу же, как только его голова коснётся подушки — в камере было слишком сыро и прохладно, даже учитывая все попытки Дарси облегчить его существование, и он едва ли мог высыпаться. А уж после вынесения приговора — так тем более.

Лидия двигается ближе к нему снова обвивает руками его шею, снова целует, а потом просто усаживается рядом, положив голову ему на плечо. Она забавно хихикает, и щекочет своим дыханием его кожу. И Джордж в который раз за сегодня понимает, насколько сильно ему этого не хватало.

— Мы уедем далеко-далеко отсюда, — с шутливой властностью говорит Лидия, смешно морща носик. — Мы уедем в Америку, как и планировали. Думаю, надо отправляться в дорогу как можно скорее. Я по горло сыта Англией. Только помойся. От тебя дурно пахнет. А ещё мы утром заедем к портнихе. Если уж начинать новую жизнь, то в новой одежде, не правда ли, Джордж?

И Уикхем не может не улыбнуться, хотя всего минуту назад он считал, что никогда в жизни не сможет забыть всего этого кошмара и почувствовать себя как раньше. Но Лидия не даёт ему вспоминать. И никогда не даст — Джордж прекрасно чувствует это. Она снова смеётся и распоряжается их жизнью, как это и было раньше — руководствуясь лишь собственными капризами. И теперь Уикхем не уверен, что посмеет когда-либо её остановить.

Потому что Лидия даёт ему ещё один шанс, даже если он совсем его не заслуживает.