Происшествие на Ойроме (джен)

Вообще-то, всё было совсем не так страшно, как кричал Рой, когда они умудрились врезаться в здание Седьмого блока военной прокуратуры Ибере. Дом этот находился на Ойроме, уровне, что принадлежал Керберосу Мейеру — генералу, которого в простонародье ещё называли «Чёрным князем». И по правде говоря, Матеушу Кетсу было куда больше жаль свой айромобиль, чем страшно. Рой Эллиот придерживался противоположной точки зрения — айромобиль товарища ему было ничуть не жаль, а вот генерала Мейера он побаивался и считал, что Матеушу тоже стоит, ибо именно этот генерал сотню лет назад и провёл отречение отца Матеуша, того самого злосчастного Йенса Дваарсшейда, более известного под именем Аристолошиа, от Ибере. Обряд не из приятных — Кетсу, правда, не присутствовал, но слышал, что сам мир злился на его отца, и что после ритуала тот так и не смог поправить здоровье.

На самом деле, Мейер был вовсе не так страшен, как о нём говорили. Во-первых, при всём своём знании теории самой сложной магии он был довольно неповоротлив и едва ли сумел бы угнаться за кем-то достаточно проворным. Во-вторых, расправе над нарушителем у него всегда предшествовало долгое разбирательство — с кучей бумажек, расспросов и скучных нотаций. В-третьих, он редко назначал наказание, несоразмерное преступлению. В-четвёртых, чтил законы Ибере, которые остальные генералы считали едва ли к себе относящимися. Он не рубил преступникам головы сразу, как поступал вспыльчивый Филипп Феодорокис, не обращал в рабство, как вездесущий Арго Астал, не пытался пустить на органы или просто покопаться в грудной клетке, как практичный Миркеа Вайнрих, и не наслаждался долгими пытками, как Элина Горская. Ещё одного генерала, что пришёл на место убитого по вине Аристолошиа Николая Ленчерски, Кетсу не знал, но считал, что тип, столь же яростно увлечённый музыкой, как его сестрица и тот странный друг отца, просто не мог относиться к тем, кого не следовало бояться. Так что, Матеуш Кетсу действительно считал, что им с Роем очень даже повезло, что они врезались в здание именно на Ойроме, а не на Зорне, Джурвасаге, Уеслене или Ксандрете.

На самом деле, айромобиль Кетсу пострадал гораздо сильнее здания Седьмого блока прокуратуры. А уж сам Матеуш — ещё больше. По правде говоря, он даже не подозревал, что что-то может сорвать его механическую руку. И, если честно, он даже не знал, радоваться ли ему, что его настоящая рука цела и невредима, или плакать оттого, что столько сил и идей пропали зря только потому, что протез снесло. Конечно, не было больно, и это было замечательно. С другой стороны, у механической руки было гораздо больше всяких функций, что могли бы помочь ему избежать наказания. У прокуратуры же лишь выбито было окно и на стене появилась небольшая трещина. Матеуш бы такую даже не заметил, чутьё, однако, подсказывало ему, что Мейер обязательно трещину заметит.

Рой же отделался лишь шишкой на лбу и парой синяков — ему-то повезло, он сидел сзади. Но именно Эллиот вопил о том, как они попали, как им накостыляют и как их будут убивать, медленно поджаривая на костре. Матеуш считал, что уж с третьим пунктом Рой точно преувеличивал. Костры были в духе Гарольда Анкраминне, а не Кербероса Мейера, хоть в чём-то эти двое и похожи.

Вытаскивая обломки механической руки из-под осколков стекла и развалившегося айромобиля и размышляя о том, насколько возможно свалить произошедшее на знаменитого Драхомира Фольмара, которому всё равно не станет хуже от причастности к ещё одной хулиганской выходке, Матеуш думал, что им определённо повезло, что подобная ситуация не произошла где-нибудь на Зорне, Сваарде или ещё каком из уровней алого генерала — Арго своего сына знал прекрасно, и, если Драхомир в это самое время снёс что-нибудь на Уеслене или сиганул в Ледяное озеро со шпиля дворца императрицы на Калме, генерал был об этом в курсе. А вот Мейер — нет. Генерал Керберос с радостью свалил бы всё на Драхомира — и это была ещё одна его общая черта с Гарольдом.

Драхомир и сам ничего не заметил бы. Учитывая количество его всевозможных выходок, проступков и преступлений, он и сам давно потерял им счёт и едва ли запоминал их. А ещё никто из прокуроров или генералов даже не удивился бы, узнав, что Мир на Ойроме врезался в какое-то здание или даже снёс парочку. Как Матеуш слышал, однажды Фольмару удалось снести одну башню на Сваарде, после чего на пару месяцев исчез, опасаясь гнева своего отца (тот был в ярости, вполне объяснимой, и на глаза ему лучше было не попадаться), и в результате натворил что-то ещё, о чём Кетсу уже плохо знал, за что ему досталось вдвойне. Козёл отпущения из Драхомира получался превосходный — он был первым подозреваемым, когда дело касалось чего-то такого, он не помнил всех своих выходок, он не был слишком злопамятен, чтобы мстить Матеушу, если всё вскроется, ему всё равно редко доставалось, так как Арго покрывал большую часть шалостей своего любимого сына, а кто-либо ещё в Ибере не желал лишний раз связываться с алым генералом.

Нужно было просто вытащить всё, что слишком ярко указывало бы на Кетсу. Механическую руку, что пришла в негодность, например. И тот дурацкий брелок в виде морской свинки, который всегда казался Матеушу довольно забавным и который никак нельзя было выбросить или оставить здесь. Драхомир Фольмар вряд ли держал такое хотя бы в одном из своих айромобилей. Брелок вообще подарила Тейра — Кетсу тогда ещё не существовало, а был лишь шестилетний мальчик Матеуш Дваарсшейд, сын одного из друзей императрицы и божества Межмирья.

По правде говоря, управляться одной рукой было непривычно. И ужасно неудобно, если говорить уж совсем правду. Дело шло куда медленнее, чем могло бы, и Матеуша это раздражало. Рой, правда, наконец, перестал вопить и ругаться, а просто опустился на корточки рядом со стеной и обхватил себя руками.

Его била дрожь, а лицо стало таким же белым, как дворец императрицы на Калме. Помощи от Эллиота дожидаться не следовало. Он всегда был трусом, подумал Кетсу без какого-либо презрения и сам удивился этому. Рой никогда не делал того, что могло бы заставить его сбежать, уйти с места преступления, исчезнуть. И сегодня он тоже ничего такого не сделал. И, стоило это учесть, истошно умолял Матеуша оставить эту затею с полётом на Ойроме. Не нужно было на него сердиться. В конце концов, не вина Эллиота, что Кетсу никогда никого не слушал ещё с тех пор, как научился сбегать из-под неусыпного присмотра Верены. Рой всегда был в достаточной мере благоразумен и осторожен, и единственная его вина заключалась в том, что он не смог отказать Матеушу Кетсу, когда тот почти силком затащил его в айромобиль.

С Ойрома хотелось поскорее сбежать. Матеуш не чувствовал особого страха перед генералом Мейером, но что-то в этом месте было довольно зловещим, что заставляло его желать поскорее уйти отсюда и никогда больше не возвращаться — даже в качестве владельца уровня, что, впрочем, было практически нереально. И ещё Кетсу ужасно злился на себя, свою глупость и излишнюю крепость зданий на Прокурорском уровне Ибере — его прекрасный айромобиль, над которым он работал без малого тринадцать лет, был разбит, забрать его с собой и отремонтировать не представлялось никакой возможности, а к карте памяти, в которой и находились все разработке и которую он встроил в эту летающую штуковину, не было никакой возможности подобраться. Во всяком случае, не с одной рукой и не с едва не всхлипывающим Роем под боком. Впрочем, чтобы найти ту карту, едва ли с кончик карандаша размером, нужно было знать, где она находилась, а генерал Мейер и вся его свита не знали. И никогда не узнают, подумал Кетсу, сдёргивая брелок-морскую свинку и запихивая его в карман своей толстовки. Невыносимо-яркого, по мнению Верены, жёлтого цвета.

Матеуш тщательно оглядел место происшествия — следовало выяснить, как столкновение повлияло на магическое поле Ойрома и на те колдовские блоки, что здесь стояли. Складывалось всё вполне удачно — сигнальные защитные заклинания, которыми было обвешано здание, айромобиль не задел. И трещина поплыла недостаточно сильно, чтобы задеть. Айромобиль разбился, но осколки от лобового стекла по большей части вошли в механическую руку Кетсу, которую теперь кое-как удалось вычленить из этого стеклянно-металлического месива, а окно, которое Матеуш умудрился разбить, было в комнате, заменявшей уборщице или уборщику чулан. Сигнализации там попросту не стояло. Кетсу усмехнулся мысли, что, если бы ему было это нужно, он вполне мог разбить это окно, проникнуть в импровизированный чуланчик, выбраться через дверь и пробраться в архив.

А ещё был праздник Первого дождя, и на Ойроме не было никого, кроме, разве что, дежурного, которого Матеуш и Рой ещё не видели. И вряд ли увидят — Керберос Мейер, должно быть, оставил здесь кого-то из своих падишахов, а те никогда не бывали надёжными сторожами. Если это не падишахи мадам Горской, конечно. Праздник был общим для всех уровней Ибере, и генерал, должно быть, давно сидел либо на Кханготане, либо на каком-либо из осколков рядом с императрицей. Теперь, после смерти Ленчерски, слева от владычицы Ибере сидели все генералы по очереди. Только Арго Астал сохранил своё законное место. Потому как всегда стоял за её троном.

Всё складывалось очень даже удачно — Матеуш прекрасно знал, как выглядят сейчас на Ибере все следящие и записывающие устройства и заклинания. Его отец, Аристолошиа, прекрасно в этом разбирался, и хоть сыном почти не занимался, талант передался, так сказать, по наследству. И ни одного устройства или заклинания здесь не было. Во всяком случае, работающего. Переучёт у них на Ойроме, что ли, был какой?..

Сделано было уже всё необходимое. Оставалось только убраться с Ойрома и сделать вид, что ничего никогда не происходило.

Мысль о том, что Аристолошиа поступил бы точно так же, кольнула Матеуша тогда, когда они с трясущимся от страха Роем уже достаточно отошли — пришлось пешком топать до ближайшей трещины между уровнями, раскрывать крылья было небезопасно. Такое засекли бы даже нерадивые падишахи. Да что там — такое засёк бы кто-то вроде Верены. Не то что Лори или Найджел. Мысль кольнула Матеуша, а потом ёкнула где-то под сердцем, прошлась по спине — как раз между крыльев. Аристолошиа поступил бы точно так же. Тот, кого Кетсу ненавидел за всё горе, причинённое Тейре и Верене, за собственное детство, за очаровательную Гарриет Феодорокис, за Николая Ленчерски, который когда-то катал Матеуша на плечах и рассказывал кучу всякого про змей и акул, поступил бы так же. Это заставило вздрогнуть, задуматься, остановиться. Сейчас он поступал как тот, кого давно хотел забыть и от общих черт с кем давно пытался избавиться — ставя себе механическую руку, выкрашивая волосы в невообразимые цвета, с головой уходя в технику, забывая обо всём остальном...

Драхомир Фольмар не заслуживал такой подлости по отношению к себе. И никто, по правде говоря, не заслуживал. Даже если можно было с точностью предсказать, что за это ему не достанется, что проступок будет благополучно забыт. Ужасно подло, по-свински, можно сказать, было заметать следы и пытаться на кого-то свалить. Не то это было преступление, чтобы переживать за свою жизнь. В конце концов, следовало обратиться к Мейеру с признанием, а не бегать от него по всему Ибере.

Эллиот послушно плёлся рядом и едва ли что-то понимал. Он всё ещё трясся и что-то там причитал себе под нос. Наверное, что он говорил, предупреждал. Рой был, казалось, в полуобморочном состоянии. Ему уж точно не следовало здесь оставаться. Матеуш вздохнул. Следовало довести его до портала, чтобы он не свалился в обморок прямо здесь.

— Уходи, — он схватил Эллиота за плечи, когда они очутились прямо перед разломом, через который и можно было попасть на другие уровни, и встряхнул, чтобы привести его в чувство. — Всё нормально — уходи.

Тот посмотрел на Матеуша своими широко раскрытыми зелёными глазищами и сначала ошарашенно кивнул, а потом схватился пальцами за рукав его жёлтой толстовки и что-то хотел сказать, только не смог, всё продолжал беззвучно открывать и закрывать рот. Кетсу воспользовался его состоянием и почти затолкнул в портал. Не стоило Рою оставаться здесь. Да и бессмысленно — виноват-то был именно Матеуш. Да и репутация Эллиота могла пострадать, тогда как у Кетсу репутации не было вовсе.

Он поплёлся обратно к месту происшествия, где уселся на то, что осталось от айромобиля и стал ждать генерала Мейера.

Примечание к части

Гридт — единица измерения длины, равна примерно 1,2 метра