Лилии для... (джен)

— Мне нужны десять белых лилий, — говорит покупатель, красивый молодой мужчина. — Самых красивых и самых свежих, что у вас есть.

У него симпатичная улыбка, располагающая к себе, открытое лицо. Но в глазах сквозит что-то такое, темное, горькое.

— Для любимого человека? — интересуется продавщица, благоразумно избегая любого упоминания пола одариваемого или одариваемой.

— Ага, — говорит покупатель, — сколько с меня?

«Наверное, поссорились», — думает продавщица, заворачивая цветы в бумагу.

Он берет лилии и шагает прочь. Продавщица хочет сказать что-то про то, что все будет хорошо, они еще помирятся, но она придерживает слова при себе. Покупатель поднимает руку, останавливая такси.

— Арлингтон… — доносится до слуха.

Продавщица вздрагивает.

На Арлингтонском кладбище тихо. Джесси бредет хорошо знакомой тропой, старается отрешиться ото всего на свете. Белые лилии, зажатые в руке, чуть покачиваются.

— Привет командованию, — говорит он, останавливаясь около двух плит, расположенных рядом. — Лена и Фария не смогли прийти, так что принес за них. И за Ангелу. А еще за Райна и Торба. Это вам, шеф Моррисон. А это вам, командир Рейес.

Он раскладывает цветы, садится на землю между плит, долго смотрит в небо.

— У меня все… Как обычно, наверное. Не уверен, что решение сюда явиться было правильным, наверняка меня уже выследили. Но наплевать, я должен был принести лилии, как и каждый год. Я же обещал вам таскать эти цветы. А я всегда выполняю свои обещания.

Два внимательных взгляда входят в висок и под лопатку, туда, где сердце. Джесси вздрагивает, но не смотрит никуда, кроме этого ослепительного безоблачного неба, синего как плащ Моррисона. Как глаза — чересчур уж пошло-романтично, отдает безвкусицей любовных романов.

— Я не смог ничего написать Лене. И Фарии тоже. Ограничиваюсь открытками на дни рождения, как знак, что все со мной хорошо.

Взгляды становятся осязаемее. Джесси сглатывает. Он знает эти взгляды, он почти физически может ощутить их как прикосновения ладоней.

«Неплохо, Маккри».

«Что ж, результат впечатляет, Джесси».

Но это обман, это всего лишь обман, игры сознания. Если повернуть голову, никого не будет. Может быть, это просто он хочет верить в несбыточное?

Тела так и не были найдены.

Числятся погибшими.

Могилы, между которых он сидит, пусты.

— А у меня сегодня день рождения, — негромко говорит он. — Хотя вы оба это и так знаете. Раньше меня так злило, что вы дарите мне всякую ерунду вроде носков и рубашек. А сейчас я все бы отдал, чтобы получить очередную рубашку…

Небо слепит. Джесси закрывает глаза, к вискам катятся слезы, холодные как осенний дождь.

Он слышит тихий шелест. Снова игра сознания. Но как же хочется верить, до еще более обильных слез и застывшего в горле крика. Верить, что живы. Пускай прячутся по каким-то своим причинам, Джесси все поймет. Пускай не дают ничего знать о себе, это неважно. Только бы живы.

Но это несбыточно.

Он часто дышит, потом вытирает слезы, резко выдыхает, открывает глаза.

Над Арлингтонским кладбищем мечется отчаянный вопль, обрывающийся рыданиями.

На двух плитах лежат две подарочные коробки.