Оковы (гет)

Красный снег падает с чёрного неба. Маленькая алая снежинка, упав на протянутую белоснежную ладонь, мгновенно превращается в пар и бесследно исчезает, оставляя на коже маленькое пятнышко. Как странно. В мире, где города похоронены под тоннами пепла, где океаны выкипели, где растения, в которых ещё теплится огонёк жизни, пропитаны ядом, идёт снег. Может быть, климат меняется? Так скоро? С вероятностью в сто один процент это предположение — лютый бред.

Каким бы храбрым ни был человек, но у любого, даже у богоподобного героя, ёкнет сердце от масштаба произошедших здесь разрушений. Здесь нет людей, нет жизни в привычном понимании этого слова, нет солнечного света. Жизнь в этом месте сотворена с помощью агрессивной, вышедшей из-под контроля силы, и сейчас пытается всеми силами искоренить саму себя. Уродливые твари притаились среди руин уничтоженных городов, прячутся в пепле и золе, выжидая своего часа. Они — охотники, и ждать будут добычу столько, сколько потребуется, пока однажды, обезумев от голода, не вылезут из укрытий и не позволят разорвать себя более сильным.

Огненный всполох, поднявшись из земли, точно хлыст, ударяет по земле. Подожжённая сухая трава отвратительно пищит от нестерпимой боли, шевелится, в попытках избавиться от огня, но не может. С губ девушки срывается короткий крик. Она мгновенно зажимает рот руками, оглядывается по сторонам и видит их…

Тварей, чья плоть поражена огнём. С их чёрных волчьих пастей капает магма, в их тощих телах пылает инфернальное пламя. Они идут, и земля содрогается под шагами их огромных лапищ. Их полный гнева рык разрушает безмолвие, наполняет собой нутро, добирается до сердца и заставляет его дрожать от ужаса. Их глаза белые, бешеные, их клыки, точно чёрные клинки, их шерсть, лоскутами оставшаяся на теле, горит, из-за чего они вынуждены день от дня испытывать нестерпимую боль. Одна из тварей набрала в свои неживые лёгкие воздух, и мир перед глазами девушки объяло ревущее белое пламя.

* * *

Никс просыпается, потому что кто-то осторожно тронул её за плечо. Этот спокойный жест заставляет её вздрогнуть, из-за чего коленом она больно ударяется о бардачок. Уснула в машине? Как небрежно с её стороны.

Она выдёргивает из ушей наушники, раздражённая тем, что кто-то потревожил её сон.

— Приехали, Никс, — говорит мама, мягко улыбаясь в ответ на злой и недоверчивый взгляд дочери.

Сон развеялся, как дым.

— Уже? — раздражённо спрашивает девушка, переведя взгляд на большой двухэтажный дом. — Какой отстой…

— Никс, — мама тяжело вздохнула. Она была спокойной молодой женщиной, добросовестно работавшей в страховой компании пять дней в неделю с десяти до шести. Она была обычной до мозга костей — длинные светлые волосы убраны в низкий пучок, голубые глаза аккуратно подкрашены тушью и тёмными тенями, тонкие губы блестят от розового блеска. Её лицо молодое, и единственным, что его портило, была носогубная складка. — Будь умницей.

— Ага.

— Ты уже взрослый человек, — спокойно продолжала дотошные объяснения мама. Если женщине приходится быть в силу обстоятельств матерью трудного подростка, она против воли становится очень терпеливой и словоохотливой. — И должна кое-что понять. Маме тяжело жить одной…

— И потому нужно выскакивать замуж за первого встречного придурка, — Никс едва сдерживалась, чтобы не начать грубо выражаться. — Спасибо, слышали.

— Ральф — очень хороший человек, Никс. К тому же, его сын собирается поступать в Гарвард и прилагает все усилия для того, чтобы получить государственную стипендию. Он мог бы помочь тебе в учёбе.

— Вот ещё, — огрызнулась девушка. — Жизнь слишком коротка, чтобы коротать её в очередном гадюшнике, похожем на школу.

Мама тяжело вздохнула. Никс не чувствовала себя виноватой за свои слова. Она была не просто зла на мать за скорый брак с каким-то Ральфом Купером, она испытывала то чувство, которое жгло изнутри сильнее ярости, рвало на части, уничтожало. Все эти поспешные изменения в её жизни казались для Никс несправедливыми настолько, что, неспособная принять их, она не могла долго смотреть в лицо матери. Испытывая презрение к этой женщине, Никс постоянно косила взгляд в сторону и старалась разговаривать с ней и видеться как можно реже. Папа умер всего три года назад, а мама уже предала его, и это предательство носило имя Ральфа Купера.

— Так или иначе, — вздохнула мама. — Ты будешь сегодня приветливой. Вежливой. Отзывчивой. Ты не станешь хамить. Ты не станешь воротить нос от общения с Ральфом и Джулианом. Не бесплатно. Скажем, за десять долларов…

— Двадцать.

— Договорились.

Сделка заключена. Никс засунула деньги в нагрудный карман своего кожаного жилета с шипами. Для первой встречи с будущим отчимом и его занудным сынком Никс выбрала привычную для себя одежду, ту, которую так ненавидела мама — кожаный жилет с шипами, чёрную рубашку в красную клетку, драные чёрные джинсы, ремень с кучей цепочек и мужские тяжёлые ботинки с металлическими вставками. У Никс ярко-красные длинные волосы, проколота нижняя губа, на лице никогда нет макияжа. Её лицо очень похоже на лицо матери, хотя Никс и не нравилось это признавать — достаточно смазливое, слегка продолговатое, с высокими скулами и лисьими голубыми глазами.

— А как надо себя вести, чтобы не потерять деньги? — спросила Никс. — Извини, ма, я не шарю в лицемерии и лжи. Не научишь меня этому?

— О. Ты решила, что если не можешь хамить Ральфу и Джулиану, то можешь хамить мне?

— Типа того.

— Ещё двадцать долларов?

— Не. В твоём случае не прокатит.

Никс вышла из машины первой и лениво потянулась, глядя на дом, в котором теперь обязана жить. Её раздражало всё: начиная с идеально белых панельных стен, заканчивая собачьей будкой, в которой было одиноко и пусто. Никс, гремя цепочками на ремне, брезгливо постучала носком ботинка по низкому бордюру из кирпичей, чувствуя непреодолимое желание вынуть кирпичик, замахнуться обрушить его и на будку, и на дом, и машину, в которой её забрали из дома, где она провела всю свою жизнь.

Они подошли к багажнику и вытащили чемоданы. Покидали дом они, что называется, «налегке», забрав с собой только одежду. Мебель продали вместе с домом за большую цену, технику перевезли в это осиное гнездо с белыми панельными стенами. Входная дверь дома открылась, из неё вышел высокий мужчина в простых тёмных брюках и белой футболке, скрывающей рельефные мышцы. Ральф. Такой же обычный, как и мать Никс, именно поэтому друг друга они стоят. Отличие было в том, что Ральф завязывал длинные волосы в конский хвост на затылке и носил очки в немодной чёрной оправе.

— Джанет, — улыбнувшись, он поприветствовал маму Никс коротким кивком. — Никс. Я безумно рад, что отныне мы воссоединимся, как большая и дружная семья.

— Рано или поздно это бы произошло, — Джанет подарила ему короткий поцелуй, из-за чего Никс выразительно закатила глаза.

— Ура, — вяло произнесла она. — Или типа того.

Джулиан подошёл следом за отцом и поприветствовал свою будущую семью вежливой улыбкой. Он не был копией отца, как было в случае с Джанет и Никс, и чувствовалось в нём что-то… злое. Какое-то осязаемое коварство, притягивающее к себе других людей и завладевающее их вниманием. Джулиан был высок, худощав. Каштановые кудри обрамляли его интеллигентное, спокойное лицо, карие глаза казались глубоко задумчивыми и печальными. Он был одет в свитер и джинсы. В отличие от своего закалённого, увлекающегося спортом отца, Джулиан не отличался крепким здоровьем и тягой к тренажёрному залу.

— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Миссис Макграт, как мне к вам обращаться в будущем? Миссис Купер, Джанет или же мама? Как вам было бы комфортнее?

— Ты так вежлив, Джулиан, — спокойно похвалила парня Джанет. — Кое-кому не мешало бы поучиться у тебя…

— Да правда что, — пробурчала Никс.

— Зови меня Джанет, — продолжила женщина, не обращая внимания на дочь. — А это яркое чудо — моя дочь. Никс.

— Здаров.

— Моя младшая сестра? — Джулиан хитро улыбнулся, глядя ей в лицо. — Надеюсь, мы подружимся.

— Ага. Симметрично.

Никс закинула на плечо спортивную сумку со своими вещами, подняла один из чемоданов.

— Эй, мистер старший, — обратилась она к будущему отчиму. — Куда кидать кости?

— Второй этаж, — спокойно ответил он. Будучи взрослым человеком, Ральф прекрасно понимал, почему эта девушка агрессивно настроена против него, так что старался не сердиться на проявления её своенравного характера. — Твоя комната справа от лестницы.

— Круто.

Она взяла не все свои вещи из багажника. Больше унести бы просто не смогла. Джулиан, как она и ожидала, в попытках произвести хорошее впечатление, схватил её оставшиеся вещи и понёс в комнату.

Первое, что взбесило Никс в новом доме — крутая лестница с высокими порожками, рассчитанными на высокого человека. Она сама была среднего роста, и такая неуважительная мелочь уже заставила её злиться. Везде были светлые обои, в том числе и в её комнате, всё было выполнено в светлых и пастельных тонах, что выводило из себя только сильнее. Натуральная больница без нотки изыска или вкуса. Никс не стала разбирать свои вещи. Она бросила чемодан и сумку в углу новой комнаты, рядом с компьютерным столом и повалилась на новую, пока ещё пружинистую и мягкую, кровать.

Пусто. Первое, что пришло ей на ум, когда она увидела пустые полки, пустой книжный шкаф, пустую тумбочку для телевизора. Никаких плакатов, никаких рисунков на обоях, как было в старом доме, никаких мягких игрушек, которые Никс всё хотела выбросить. Окно выходило подъездную дорожку. Отлично, решила девушка, будет легко свалить ночью из дома.

— Не хочешь распаковаться? — заботливо предложил Джулиан.

— Сама разберусь, что мне делать.

— Потом будет лень.

— Ага. Выйди. Я курить хочу.

— Я тоже курю, — настаивал он. — Это помогает избавиться от стресса.

— Такой ухоженный, домашний отличник? И какие сигареты любишь? Среди них есть марка «Съебинстон»?

Джулиан улыбнулся тонкими губами, спокойно глядя на то, как девушка начинает раздражаться.

— Отлично, — спокойно произнёс он. — Я так боялся, что ты будешь одной из тех раздражающих милых девочек, которые из кожи вон лезут ради популярности и лицемерно закрывают глаза на реальные проблемы. Тебе ненавистен этот брак. Мне тоже. И ты тоже меня бесишь. Так что давай не вмешиваться в жизни друг друга.

— С радостью.

— Очень хорошо. Ходить будем в одну школу. Никогда не садись в автобусе рядом со мной.

— Читаешь мысли, бро. Я не хочу сидеть в компании такого лоха.

Она вышла из комнаты, толкнув своего будущего брата плечом.

— Ты куда? — обернулся он.

— Прогуляться, пока комната проветривается от твоего запаха неудачника.

Улыбнувшись, он показал ей средний палец. Никс ответила взаимностью.

Она ушла из дома незаметно для матери и отчима. Скрылась в густом октябрьском тумане, села на первый попавшийся автобус, сунула наушники в уши и ехала до конечной остановки в Сиэтл.

Никс не в первый раз была в этом городе. Когда-то давно она даже хотела здесь жить. Ни один город её родного Орегона ни за что не сравнится с урбанистической красотой Сиэтла. Но эта красота пуста. Её создавал папа, когда водил маленькую Никс на Спейс-Нидл, покупал мороженое с карамелью, сувениры, подарки. Без папы Сиэтл казался Никс отвратительным. Бетонная раковая опухоль на теле мира, в который ведут метастазы дорог. Никс смотрела в окно всё время. Ей хотелось плакать, хотелось выть от боли, хотелось угнать этот чёртов автобус и вернуться в родной домик в Орегоне, но… но слёзы не шли, очаги боли покрылись струпьями, дом отдан другой, более счастливой семье.

Она вышла из автобуса и на двадцать долларов матери купила себе маленький блокнот с чистыми листами и простую шариковую ручку. Никс любила рисовать, и у неё даже неплохо это получалось, особенно на чистых стенах зданий, асфальте и чужом автомобиле. Общество называло это вандализмом, а Никс считала вандализмом отказ впустить в серую гамму города яркое пятно краски из баллончика. Она села на скамейке у неработающего фонтана, подтянула колено к груди и занесла ручку над девственно чистой бумагой.

А что рисовать? Мёртвого отчима или козла-брата?

Никс закусила нижнюю губу и начала рисовать волка с огненной пастью, из которой вместо слюны капает раскалённая магма.

Откуда этот образ? С чем это связано? Она не знала. Кошмары подобного рода периодически случались, когда она особенно сильно уставала, а после смерти папы стали неотъемлемой частью жизни. Она даже перестала их бояться — настолько они ей приелись. Нарисованного полуразложившегося каменного волка Никс ласково назвала Пупсиком.

Получилось вполне реально. Никс посмотрела в эти белые глаза, в эту оскаленную острую пасть с клыками-кинжалами и резко закрыла блокнот. Голова кружилась, а в ушах вместо музыки зазвучал странный, оглушающий гул. Никс резко выдернула наушники из ушей и потёрла виски кончиками пальцев. Сердце от кратковременного испуга пропустило удар. Сжав его область, Никс стиснула зубы, пытаясь успокоиться.

— Тихо, — прошипела она самой себе. — Это всего лишь стресс. Выпьешь антидепрессанты, превратишься в овощ и будет тебе счастье.

Она сжала губы в линию. Счастья точно не будет. Не в этой жизни.

Туман усиливался, как предвестник предстоящего дождя, становилось очень холодно. Никс шмыгнула носом и выдохнула облачко пара. Её щёки пылали, хотя пальцы на руках и ногах оставались холодными. Увлекшись рисованием, она забыла о течении времени. Ей не хотелось возвращаться домой, но больше мест, где она могла бы согреться и сменить одежду, просто не существовало. Пританцовывая, стуча зубами, Никс обхватила себя за плечи и поплелась в тот квартал, откуда сошла на конечной остановке. Осмотреться она так и не смогла, но зато ангина ей обеспечена, а с ней можно и забить на школу.

Сквозь непроглядную стену тумана она едва могла видеть красный сигнал пешеходного светофора. Машины на короткое время появлялись в её поле зрения и тут же исчезали, оставив после себя дуновение влажного ветра.

— Тц, — раздалось у её правого плеча. — Не вовремя же я забыла очки.

Никс не придала этому значения до того момента, пока на дорогу перед ней не вышла девушка. Красный сигнал светофора всё ещё был едва виден сквозь белую толщу тумана, машины ещё мчались по шестиполосному шоссе, не думая останавливаться, а она робко сделала шаг вперёд.

— Э… эй! — окликнула её Никс.

Незнакомка испуганно раскрыла подслеповатые глаза, в последний момент увидев стремительно приближающиеся белые огни фар. Она не успела даже закричать — так быстро всё произошло. Визг тормозов. Толчок в спину. Содранные колени. Отвратительный влажный хруст. Автомобильные гудки. Грохот, от которого хотелось зажать уши и в панике убежать.

Она обернулась, всем телом дрожа от шока. Автомобиль, несшийся на неё, в последний момент вывернул руль и спас её от других, мчащихся по шоссе машин. Но сделал он это не сразу. Для такого крутого поворота недостаточно пары метров. Он сбил кого-то. Девушку затрясло от ужаса, когда она увидела на пыльном асфальте блокнот, ярко-красные волосы…

… и быстро увеличивающуюся лужу крови.