Эмма (гет)

* * *

— Я не понимаю…

Она стояла у окна-экрана с видом на улицу и задумчиво рассматривала пролетающие мимо аппарационные модули. Волосы ее выбились из аккуратного пучка, легкая пушистая прядь щекотала шею. Она ее не чувствовала, зато я не мог оторвать взгляда от этого локона.

— Чего именно?

— Как именно маги и люди объединились? — она вскинула на меня свои внимательные глаза. — Нет, я точно знаю, как именно, я перечитала всю информацию на эту тему, просмотрела все обучающие материалы. Но я не могу понять, каким образом это до сих пор работает? Есть что-то, о чем везде умалчивается. После победы над Волдемортом имеющиеся сведения кажутся скомканными. Создается ощущение, что всех сплотил Гарри Поттер, но я не вижу ни одного доказательства этому. Как будто… это ощущение специальным образом создается в читающем Большую Историю Современности.

Я до боли закусил губу. Я не мог ее винить ни в том, что она задает настолько ненужные вопросы, ни в том, насколько правильно она их задает. Экспериментальный декокт номер сто двадцать шесть действовал так, как и должен был. Сходство с оригиналом сейчас поражало. И это было действительно больно.

— Драко?

Я старательно тянул с ответом. Я никогда не мог ей отказать.

— Мистер Малфой, к вам мистер Забини. — равнодушный голос домашнего компьютера спас меня от объяснений. — Запрос на открытие второго шлюза.

— Подтверждаю.

Она испуганно огляделась. Неплохо. Юбилейная пятисотая эмоциональная эмульсия давала обнадеживающие результаты.

— Мне стоит скрыться?

— Пожалуй. Почитай в своей комнате, продолжим разговор после.

Она покорно вышла. С этим нужно было еще работать. Покорность — не ее черта.

— Драко! — Блейз всегда был похож на ураган, горячный, пылкий, настоящее испытание моего душевного равновесия.

— Здравствуй, Блейз. По какому поводу ты отвлек меня?

— Ты серьезно меня это спрашиваешь? — он бесцеремонно упал в мое любимое парящее кресло и вытянул в нем свои длинные ноги. — Ты пропустил два собрания Круга. Подряд. И если бы не их огромное доверие ко мне и моим словам, здесь давно бы уже шныряли микроботы-следователи. А сегодня я своими ушами слышал, как Флинт распинался перед Снейпом: «Он подрывает репутацию всего Круга!», — представляешь? Ох, Драко, если Флинт займет твое место, сам знаешь… Меня ждет конура в нижнем городе. Ты расскажешь мне, когда уже опомнишься и прекратишь пускать низзлу под хвост все, над чем мы с тобой всю жизнь работали, к чему всегда стремились?

— Флинт? Не смеши меня, Блейз. У него куриные мозги.

— Куриные мозги, зато неплохие связи. Драко, расскажи мне, что происходит? Последние месяцы я работаю твоим личным курьером для доставки запрещенных ингредиентов. Я не задаю вопросов. Я готов даже помочь выкинуть труп в открытый космос, если ты позвонишь мне по патроносети посреди ночи. Но когда ты просишь у меня свежий яд акромантула, добытый в ночь противостояния Марса …

— Ты смог его раздобыть, или нет? — вскинулся я, слишком много расспросов за один день.

— Да.

Я требовательно протянул руку.

— Я рисковал.

О, Блейз. Я покачал головой:

— Уверен, ты вне опасности.

— Зато я не уверен, Малфой! — Блейз злился, в темных глазах полыхало пламя. — Я должен знать, ради чего я рискую, Моргана тебя раздери!

— Яд, Блейз, — видит Мерлин, я устал от споров с ним. Всякий раз, когда он исполнял мою просьбу, он старательно пытался меня раскрыть. Признаю, впрочем, что ингредиенты, которые он добывал мне вот уже несколько лет, в большинстве своем считались незаконными, опасными. Вообще были поводом для дополнительного наблюдения за алхимиком или зельеваром, их использующим.

Это был лишь вопрос времени. Он узнал бы в любом случае. Позднее, как я надеялся, но я все же планировал втянуть его в это дело окончательно.

— Непреложный обет требует свидетельства третьего человека. Я планировал, что ты узнаешь рано или поздно. Но делиться этим с кем-то ещё я не намерен.

— Ты пойдешь на такой риск?

— Пойду. Узнав то, что я скрываю, ты поймешь, что не сохранить мою тайну не сможешь. Живым по крайней мере. И конура в нижнем городе покажется тебе благом, в сравнении с тем, что грозит тебе, как моему сообщнику.

— Да ты хочешь запугать меня, старый друг, — рассмеялся Блейз, но я сквозь его широкую улыбку увидел обеспокоенность.

То, что нужно. Блейз неглуп, сам прекрасно знает, что страх куда надежнее старой дружбы и доверия. Тайна, прикрытая страхом, сейчас мне была выгоднее, чем тот же непреложный обет.

— Викки, позови к нам Эмму, пожалуйста.

— Эмму? — Блейз оживился, предвкушая, что, наконец, его любопытство будет удовлетворено. — Неужели у тебя появилась женщина, Малфой? Тайная женщина? Пахнет скандалом, не находишь?

— Надеюсь, ты все ещё прекрасно помнишь, дружище, скольким ты мне обязан. — предупредительный выстрел. — То, что ты здесь увидишь, никогда не происходило, или же ко дну мы пойдем с тобой вместе.

— Сэр? — Викки робко окликнула меня, и я одобрительно кивнул.

Двери в жилое крыло растворились. Она решительно переступила порог, но тут же остановилась в замешательстве. Задумчиво и так знакомо нахмурила брови, что воздух в моих легких стал тяжелым и вязким. Я услышал, как Блейз за моей спиной закашлялся.

— Драко? — прошептала она робко. — Мистер Малфой?

— Проходи, — слабо откликнулся я. Неужели она не видит, что делает со мной… — Не бойся. Я хочу, чтобы ты познакомилась с мистером Забини, Эмма.

— Вот черт, — глухо пробормотал остолбеневший Блейз, механически пожимая протянутую ему руку, — Эмма, значит?

— Э — М — М — а, — уточнила она, грациозно опускаясь в трансфигурированное кресло, — Электронно Магический Механизм. Мастер Драко создал меня.

Она чуть склонила голову к плечу, бросив на меня быстрый взгляд, безмолвно спрашивая, зачем она здесь. Этот жест был странным образом мне незнаком. Я не мог припомнить, когда она делала что-то подобное, двигалась так медленно и плавно. Стоило проверить микстуру девятьсот восемь, возможно я вложил какие-то воспоминания, не соответствующие действительности.

— Эмма, — я приложил все усилия, чтобы звучать спокойно и предложить тему для светской беседы, — мистер Забини — мой близкий друг и первый заместитель.

— Рада познакомиться. — на ее губах вырисовалась изящная улыбка. — Мастер Драко мне мало рассказывает о своей работе. Вам запрещено упоминать о ней в неформальной обстановке, или дело в его природной скрытности?

Блейз пребывал в священном ужасе. Пока он хватал воздух ртом, Викки налила ему бокал огневиски.

— Что-то не так? — Эмма беспокойно взглянула на меня.

— Мистер Забини сегодня слегка расстроен некоторыми рабочими моментами, — уклончиво ответил я.

— У нас нет особой секретности. — вдруг прохрипел Блейз, сумевший взять себя в руки после того, как опрокинул бокал. — Все тайны хранит Верхний Круг. Мы больше исполнители Его воли.

Ее глаза загорелись, она подалась вперед, выдавая крайнее любопытство.

— Вы состоите в кругу алхимиков вместе с Драко, мистер Забини? А чем конкретно вы занимаетесь? А чем Верхний Круг? Их личности содержатся в тайне?

Я жестом остановил поток ее вопросов, но Блейз, видимо, схватился за них, как за спасительную соломинку. Он любил говорить, говорить много, он скрывал свои истинные чувства за пустой светской болтовней, в которой был настоящим мастером. Да, в этом Блейз дополнял меня, немногословного и вечно недовольного человеческой глупостью.

— В Верхнем Круге всего три человека — алхимик и химик, заклинатель-техник и политик. Политик часто меняется — это действующий Президент мира, маггл. Место алхимика уже несколько сотен лет занимает Северус Снейп, ему нет равных в зельеделии, алхимии, химии. Благодаря ему современный мир настолько прекрасен, гармоничен и пригоден для проживания и сосуществования такого огромного количества магглов, магов и существ.

— Пока нет равных, — самодовольно вставил я.

— Верно, многие ставят, вернее ставили, — Блейз многозначительно посмотрел на меня, — на Драко. На то, что он в будущем станет достойной заменой Снейпу.

— А кто заклинатель?

— Заклинатель-техник, — поправил Блейз, судя по всему, он нашел в этом разговоре необходимую рутинность, чтобы привыкнуть и осознать происходящее. — Очень важное звено Круга. Именно он создает, развивает и контролирует пространство. Возводит города на Земле и в ближайшем космосе.

Эмма чуть не подпрыгивала от нетерпения.

— А кто он? Как его зовут? Про мистера Снейпа я читала в Древней истории современности, в Истории Хогвартса, смотрела обучающие программы об алхимической ветке развития человечества. А вот про механика я не читала пока, хотелось бы услышать о нем из первых уст.

Я усмехнулся. И польстила, и похвасталась знаниями, и задала вопросы. Блейз явно испытывал самое мощное дежавю за всю свою жизнь, судя по выражению его лица. Гордость за свое творение переполнила меня.

— Его… зовут, — он взглянул на меня, я кивнул, позволяя продолжить, — Конрад Поттер.

Я поморщился. Сколько еще столетий это имя будет терзать меня?

— Родственник Гарри Поттера, Избранного?

— Его внук. Сын Джеймса Поттера и Роуз Уизли, — попытки Блейза избежать моего взгляда были уморительны. В конце концов, я не хрустальная ваза, чтобы настолько бояться меня неосторожно задеть. Да, когда-то я взрывался от этих фамилий. Но через столько лет… Я устал.

— Получается, в нем кровь всего Золотого Трио Освободителей? — Эмма впитывала информацию, наслаждалась каждой крупицей новых интригующих знаний. Интересно, это я переборщил с ингредиентами?

— Верно. Он молод и горяч. Взял от каждого из именитых предков не только таланты, но и склонность ко всякого рода нарушениям правил. Неудивительно.

— Мистер Блейз, а вы знали их? Трио? Мистер Малфой говорит, что знал их довольно хорошо.

— Действительно, хорошо… — Блейз хмыкнул, но тут же поймал мое невербальное предупреждение и поспешил сменить тему. — Итак, Президент мира, действующий сейчас — женщина, родом из полузаброшенной местности на территории Древнего Китая. Ее зовут Тай Ли Чен.

— О мисс Чен упоминает каждый источник, мне даже нечего про нее спросить. Выдающийся лидер. Самый прозрачный человек, все знают ее биографию наизусть по каждому прожитому дню. — В голосе Эммы сквозило легкое презрение к легко доступной информации. — А про Средний Круг вы что-нибудь расскажете, мистер Забини?

— Если честно, мисс… Эмма, о Среднем Круге действительно мало, что можно рассказать. Мы — прослойка влиятельных людей, которые координируют работу Малого Круга, часто совещаются обо всех текущих и грядущих событиях, ну и докладывают наверх. Так что винить мистера Малфоя в том, что он мало рассказывает вам, я бы не стал.

— Если вы меня просите, я не стану, — она мягко улыбнулась мне и ему одновременно. Меня прошибло током. Этот жест мне был незнаком, в эту секунду Эмма не имела ничего общего с оригиналом. Даже выражение ее лица, было странным, но каким-то образом не чужим.

— А Малый Круг, — продолжал Блейз, — состоит из множества мелких департаментов, каждый из которых — важное и нужное звено в мироустройстве.

— Вы рассказываете куда лучше обучающего андроида, мистер Забини. Спасибо вам за интересный рассказ, — она смотрела на него с теплом, с теплом, которое ему не предназначалось.

Внутри меня взвыл раненый зверь, который спал несколько столетий. Зеленый Дракон, зовущийся ревностью. Не думал я, что когда-либо мне доведется испытать это чувство снова.

— Эмма, — я подошел к ней и положил ладонь на острое плечо, — мне надо обсудить дела с мистером Забини. Встретимся завтра, хорошо?

Я ощутил, как опустились слегка разочарованно ее плечи, но она покорно встала и вышла из гостевого крыла, пожав Блейзу руку на прощание. Когда в дверях она вдруг сказала, что будет рада видеть его вновь, я сжал свой бокал с такой силой, что он хрустнул в моих руках.

Как только Эмма вышла, Блейз вскочил со своего места и накинулся на меня с обвинениями.

— Ты сошел с ума, Драко Малфой! Ты растерял последние крохи разума. Ты хочешь, чтобы мы с тобой оказались подвергнуты Изъятию? Пустится в бега? Жить среди хаоса Нижнего Города? Оказаться убитыми фанатиками? Да нас в мгновение ока уничтожат, сотрут в порошок. Все будут охотится за нами — магическая полиция, спецслужбы, даже авроры во главе со святым Гарри Поттером! А когда дело дойдет до Верхнего Круга, они попросту уничтожат и нас, и наши семьи, и наши владения. А оно дойдет! Не может не дойти. Ты понимаешь, что уже почти развязал войну Кругов с Церковью? Фанатики, если узнают об ЭММе, запустят новую войну! Церковь и так едва сдерживает их, идет на уступки, даже создаёт моральные кодексы, каждые две недели в новой редакции. Если ты не заметил, в своем добровольном изгнании, то отношения Церкви с Кругами напряжены до предела, фанатики и другие асоциалы накаляют ее каждый день. Ты задумал клонирование, Малфой! Посреди такой сложной обстановки! Клонирование запрещено и в самой первой статье действующего Кодекса, и в официальном Законодательстве.

— Блейз, ты не сказал мне ничего того, чего бы я не знал, — ответил я спокойно, хотя разыгравшаяся в душе буря все наростала.

— Да ты что! — Блейз театрально всплеснул руками. — Ты знаешь все риски. Смертельные риски. Горжусь твоей прекрасной памятью. А что тогда у тебя дома делает клон чертовой Гермионы Грейнджер?!

* * *

Яд акромантула весело бурлил в старомодном золотом котле. Палочкой я вращал ложку, ударяя ей о стенки котла в определенном ритме. Последние разработки Снейпа доказали наглядно позитивное влияние ритмичных помешиваний на изготавливаемое зелье.

Она скользнула в приоткрытую деревянную дверь лаборатории. Ее шагов было практически не слышно, я скорее почувствовал ее присутствие и приветственно склонил голову. Она прислонилась к стене и принялась внимательно наблюдать за моими действиями. Я понимал, что мне придется многое объяснить. Но после. Зелье должно быть сварено точно к полуночи.

Лунная пыль. Цветки китайского лотоса. И лед, растопленный дыханием зельевара.

— Все, — объявил я чуть охрипшим от долгого молчания голосом, — Теперь двенадцать часов на самом слабом живом огне. Можешь задавать свои вопросы. Викки, кофе.

— Почему мистер Забини так на меня смотрел?

— Как?

— Будто маггл из старого фильма, увидевший призрака.

— Да уж, магглы совсем осмелели в наше время, — я усмехнулся и пригубил горячий горький кофе.

— Мастер Драко… — она видит меня насквозь, как и Грейнджер столетия назад.

— Это очень долгая история, Эмма.

— Я готова слушать. У нас ведь есть двенадцать часов? У меня такое чувство, что я вот-вот узнаю что-то, от чего зависит моя судьба.

— Как можно быть такой проницательной? — риторический вопрос. Я как раз вполне понимал, как именно… И сейчас узнает она. Видит Мерлин, я не хотел рассказывать ей. Не хотел бередить свои же раны. Но то, что я планировал, могло быть сделано только добровольно. Думаю, я бы предпочел сделать все без ее согласия.

— Эмма, — я трансфигурировал мягкий диван и усадил ее рядом с собой, предложив кофе, — я расскажу тебе кое-что очень важное, касающееся нас обоих. Рассказ будет длинный, а в конце я должен буду попросить тебя принять решение.

— Хорошо. Я готова слушать.

— Все началось ещё во время Второй Магической Войны. Видишь, это очень долгая история. Выпей тоже кофе. Тогда я был еще вздорным и глупым мальчишкой. Гордился своей меткой, радовался привилегиям службы у Темного Лорда.

Я закатал рукав, показывая ей свое клеймо.

— Я не стал ее сводить, как сделали остальные. Решил, что это лучший урок из всех, что мне предоставила жизнь.

— Понимаю, — она обвела пальцем метку, не смущаясь прикосновений своих пальцев к моей коже.

— Так вот, вздорный мальчишка, как водится, полюбил умницу. Он действовал точно по классике жанра, задирал ее, ее друзей. На войне они оказались по разные стороны баррикад. Он снова принес ей много горя, но теперь не по своей прихоти. Умницу даже пытали у него на глазах. Смотри.

Я палочкой отделил от виска серебристую нить и вывел изображение на возникший в воздухе экран.

— Это моя тетушка, сумасшедшая Бэлла. Только посмотри, что она вытворяет. А вот я, стою и молчу. Меня до сих пор мучают призраки той ночи, точно старого Скруджа.

Я не рисковал ничем. Лицо Грейнджер в этом воспоминании было изменено ею самой, а вдобавок обезображено пытками. Эмма сжала мою руку, но мне показалось, что ее пальцы ласково обхватили и мое саднящее сердце.

— Надеюсь, мое путаное повествование тебя не смущает. Я все сбиваюсь.

— Мне все равно, как вы рассказываете, от какого лица, если так воспоминания причиняют вам меньше боли.

— Ещё во время войны я разочаровался в Лорде. В его искаженных идеалах. Но я все равно оказался на проигравшей стороне. А она на другой, на солнечной, светлой стороне улицы, где праздники, вечеринки, свадьбы, семьи, дети… Да, она вышла замуж и родила двоих замечательных детей. А я мог только смотреть издалека и мечтать, чтобы их цвет волос был не ярко-рыжим, а бледно-белым.

— Хъюго и Роуз?

— Догадалась, значит.

— Я знаю вас уже пятьдесят лет, мастер Драко. Я знаю вас. Уверена, свое сердце вы отдали самой достойной.

— Возможно, это я был не достоин. Однако, это даже не начало рассказа, а лишь предыстория. Наш мир, как ты знаешь, после войны перевернулся. Мы все оказались искорежены, наши судьбы связаны против нашей воли, потому как далекий от войны мир не мог бы никогда понять и принять нас. И нам пришлось его изменить.

Я допил остывший кофе и сделал паузу. Не ради драматического эффекта, но, чтобы дать себе возможность подготовиться к самой сложной части рассказа. Она будто чувствовала. Она держала мою руку в своих теплых ладонях и задумчиво перебирала мои пальцы. И когда только я начал позволять ей подобные вольности? Может, я где-то все же допустил ошибку? Но у меня не хватало воли отнять руку, я попросту не мог отказать себе в этом удовольствии.

— Золотое Трио активно меняли мир. Оголтело боролись с заскорузлыми устоями магического общества, на кураже победы они продвигали сумасшедшие идеи и законы. В то же время я и мне подобные карабкались с самого дна. Я еще и Блейза на себе тянул. Потребовались годы, чтобы выкарабкаться из страшной пропасти, в которую нас ввергло служение вселенскому злу.

— Вы с мистером Забини справились.

— Не совсем наша заслуга. Великое Объединение оказалось нам очень выгодно. Впрочем, от него выиграли абсолютно все. И ты была права. Не Гарри Поттер объединил нас с магглами. Это была Гермиона Грейнджер.

— Я так и знала!

Я довольно улыбнулся. Как верно говорят, что человек любит то, во что вложил свой труд. И я безмерно гордился своим творением.

— Проект Объединения был произведением искусства. Идеальным «от» и «до». А Грейнджер, как его единственный автор, стала сначала министром магии, а потом и первым Куратором Объединения. И так началась эпоха утопии, рая на земле. Статут был постепенно отменен. Идея Грейнджер начать с союза магов и маггловских ученых оказалась крайне удачной. Началась цепная реакция научно-магического прогресса. Оба мира брали друг от друга только лучшее, эволюционируя безумными темпами. Это были прекрасные времена. Времена сбывающихся надежд, оправданных стремлений. Рушились стереотипы, все невозможное стало вдруг реальностью для обоих миров. Представь. Союз химии и зельеделья, алхимия, лекарства от любых болезней. Перенаселение, мгновенное освоение ближайшего космоса, колонизация планет, космические станции, мир разросся до невероятных размеров. Патронусы и спутники образовали новую сеть с безграничными возможностями для общения и связи. Аппарация открыла доступ к межпространственным перемещениям. Левитация выстроила мультиуровневые города. Взаимовыгодное сотрудничество маггловских служб безопасности с Авроратом, объединение сил и методов, решило раз и навсегда вопрос преступности. Жажда жизни, отсутствие войн и конфликтов, людям нечего делить, когда можешь получить все, что хочешь. Наука и магия стали единым организмом, идеальной основой идеального общества.

— Разве сейчас уже нет утопии? Мне кажется, наш мир процветает.

— Верно. Но у истоков был этот безумный, потрясающий энтузиазм. Люди мечтали и исполняли мечты. Сейчас стремления вперед очень мало. Мы живем в период Тишины. Миру хорошо. Мир не стремится вперед, отдыхает от резкого роста.

— Это тоже хорошие времена.

— Да, даже несмотря на некоторые конфликты с единой Церковью и фанатиками, которым вдруг, сотни лет спустя, захотелось повернуть вспять прогресс.

— Как ты думаешь, Эмма, чего всегда желал человек больше всего?

— Любви? — она тряхнула головой, ее чуть собранные на затылке волосы рассыпались по плечам. — Нет! Вечной жизни!

— Именно, моя умница. И жизнь человек получил. Все началось с дряхлого профессора, до ужаса любившего славу и знаменитых людей. Гораций Слагхорн разработал философский камень, уникальный Камень. Нашел все возможные упоминания о вечной жизни, сопоставил их и вывел формулу, от которой стало возможно написать Рецепт. Он оперировал руками самых гениальных ученых, химиков, алхимиков, зельеваров. Многие годы его команда трудилась, одержимая идеей. Но, как здесь не поверить в Высшие силы, Эмма, профессор бесславно умер от ненавистной ему старости. А через год его команда представила миру Камень. И Эликсир Столетник. Вполне говорящее название, правда? Пьешь раз в сто лет, живешь, радуешься жизни.

Она пожала плечами и чуть придвинулась ближе ко мне. Словно чувствовала, что моя история вот-вот станет мрачнее самой черной ночи.

— Ты же умная девочка, Эмма, понимаешь, что у Камня не могло не быть минусов. Как оказалось, эликсир продлевает жизнь, но не продлевает чувства. Любовь, дружбу. Раньше люди клялись любить вечно и не рисковали нарушить клятву. В самом деле, что такое пятьдесят, шестьдесят лет для любви? Даже сто для мага, раз уж мы изначально живем дольше. Вечная любовь оказалась выдумкой, мороком, самым гнусным обманом. Однако, вкусив долгой жизни и безграничных возможностей, люди не сильно сокрушались о том, что любовь, оказывается, дольше трехсот, иногда четырехсот лет не живет. Угасает. Дружба оказалась чуть крепче и дотянула до шестисот.

Бедное создание. Она смотрела на меня полными ужаса глазами, ее рот приоткрылся от удивления и ужаса. Я почти ненавидел себя за те эмоции, что вызвал своим рассказом. Я почти не хотел продолжать.

— Не надо так расстраиваться, Эмма, — рассмеялся я горько, — не то, чтобы у людей не было выбора. Пропустил день приема Столетника, конец мучениям. Да только никто не пожертвовал бы своей драгоценной жизнью ради какой-то там любви или дружбы.

— А как же любовь к детям и внукам? — на нее было жалко смотреть, жалко и больно, но придется сделать еще хуже.

— Видоизменилась. Стала больше напоминать заботу, гордость за свой род, ответственность за всех отпрысков. Семьи стали огромными, поистине огромными. Одна семья за тысячу лет вполне способна заселить целый город. Многие родственники не знают или не помнят друг друга. Только все всегда помнят и уважают свой исток — тех, кто первыми приняли Столетник и дали начало семье.

— Звучит безумно.

— Нет, это вполне приемлемое следствие вечной жизни. Я не имею ничего против подобного построения семейных отношений. Тем более, что у людей постепенно вошло в привычку заводить новые семьи, как только истек срок чувств. Это стало рутиной, мало кто помнит сейчас, как было раньше. Мало, кто хочет помнить. Новые моральные устои образовались быстро и безболезненно. Теперь любовь стала другой. Раньше мы сходили с ума, кидались в объятия друг друга, торопились жить и любить. Теперь люди растягивают процесс. На десятки лет процесс ухаживания, на целую сотню развитие отношений. Так и брак дотягивает до пятисот порой, если старательно не торопиться. И всех все устраивает, как есть сейчас.

— А были ли исключения? Случаи, когда чувства не погибали?

— Моя ты умница! А я все никак не соображу, как перейти к следующей части рассказа. Есть исключения, Эмма. Я — исключение. Моя любовь не умирает. Гарри Поттер, конечно, он вообще со всех сторон особенный. Жена его. И Рон Уизли. У этих не только любовь жива, но и дружба. А вот Гермиона, на мое счастье, разлюбила. Честно? Я ждал! Я мечтал об этом моменте, и он настал. Я, конечно, оказался рядом. И она ответила мне взаимностью… Я стал самым счастливым человеком! Я готов был вызвать на спор нашу Утопию, я уверен был, что моя жизнь счастливее нее! Я провел с Гермионой сто лет. Сто безумных, прекрасных, полных счастья лет. Мы торопились жить. Любили мощно, сумасбродно, так горячо и безмерно, что я тонул в своем безграничном счастье. Но. Разве могло в такой истории не быть никаких «но»? Кое-что я не рассказал тебе. У несчастной Гермионы Грейнджер, затем Уизли, затем Малфой, были сложные взаимоотношения со своей проклятой совестью. И все наши невероятные годы она сокрушалась. Сокрушалась по чертову Уизли, который не мог даже попытаться убрать свою любовь с моей дороги. Я узнал об этом, когда было слишком поздно. Она выбросила свой фиал со Столетником в открытый космос.

— И умерла? — по лицу Эммы катились слезы, она их, кажется, не замечала.

— Не сразу. Она ушла от меня, перебралась к своим внукам и счастливо состарилась. Одна. А я… проклиная свою слабость, продолжал пить чертово зелье. Я не последовал за ней по ее пути. Представляешь, Эмма? Я в детстве мечтал с ней состариться. И упустил этот шанс, когда она мне его предоставила. С тех пор я жил в аду. В моем персональном вечном аду, который разросся в моей душе до размеров бездны. Моя любовь так и не умерла, в отличии от Гермионы Грейнджер.

— Покажи мне ее, Драко, — глухо попросила Эмма, прижимаясь ко мне.

— Ты ведь обо всем догадалась, моя хорошая?

— Покажи.

Я снова развернул экран, и бедная Эмма уставилась на свою точную копию.

— Ты хочешь ее вернуть? Пробудить во мне? — Эмма отстранилась и пересела подальше от меня.

— Моргана меня раздери… Как я сделал тебя такой умной? — я закрыл глаза, я слаб, я всегда был слабым и ничтожным, сколько бы не надумывал о себе. — Да.

— Зачем ты мне это рассказал? Почему просто не сделал?

Ее руки чуть дрожали, и она обнимала ими себя за плечи.

— Мне нужно твое согласие. Без него не сработает Воскрешающий камень.

— Тогда у тебя есть мое согласие, — она дрожала теперь всем телом, но голос был тверд, как никогда.

— Эмма… — а вот мой голос сорвался. Я не знал, что сказать. Грудь ломило от невыносимой боли, почти как тогда, когда моя любимая умерла, а моя любовь к ней выжила.

— Зачем ты поишь меня эликсирами и зельями со дня моего создания почти пятьдесят лет назад?

Я не знал, как это сказать. Я не мог. Тысячу лет я был трусом. Ничего не изменилось.

— Ты готовил почву! — вдруг воскликнула она, как будто радуясь догадке. — Конечно! Ты постепенно превращал меня… А теперь ведь дело совсем за малым. У тебя есть этот камень?

— Блейз достанет.

— Это хорошо. Можно я пойду теперь к себе?

Я безвольно кивнул.

— Спокойной ночи, мистер Малфой.

* * *

Эмма оказалась самым лучшим помощником. Со следующего дня она без тени сомнений помогала мне с зельями. Вникала и пыталась разобраться в процессе подготовки и тонкостях ритуала с Воскрешающим камнем. Я был почти счастлив. Моя цель казалась близкой, как никогда. Но без неудач не обошлось. Зелья вдруг перестали действовать на Эмму. Они не меняли ни ее внешние, ни внутренние черты. Словно она выработала некую сопротивляемость к ним. Я не винил ее. Эмму тоже расстраивало текущее положение вещей. Она винила себя и свое малодушие.

* * *

В один из полного отчаяния вечеров, когда очередной декокт не подействовал, меня навестил самый неожиданный посетитель. Я сидел в любимом кресле и вертел в руках добытый, точнее похищенный из хранилища, Блейзом Воскрешающий камень. Я мысленно разбирал состав декокта, когда двери растворились и вошел сам Северус Снейп. Без приглашения или оповещения. Я вскочил и приветствовал члена Верхнего Круга.

— Брось, Драко, — усмехнулся он, — я с неформальным визитом.

Он сам трансфигурировал себе кресло и уютно устроился напротив меня. Он долго молчал. Вся поза его была расслабленной и умиротворяющей. Только черные глаза прожигали во мне дыру. Я чувствовал себя на уроке в Хогвартсе, как тысячу лет назад, а Снейп вот-вот попросит меня открыть страницу номер триста девяносто четыре.

— Что ты творишь, мальчик? — вдруг спросил он.

Я запаниковал. То, о чем Блейз меня предупреждал, сбывалось. Вот, в моем доме сидит сам Снейп из Верхнего Круга. Наверняка видит меня насквозь, как и всегда. В любой момент может войти Эмма и разрушить мою жизнь.

— Я вижу твою панику, Драко, она в твоих глазах. Хватит. Я пришел поговорить с крестником, а не с подчиненным.

— О чем, сэр? — всю свою волю я вложил в то, чтобы звучать непринужденно.

— О Гермионе Грейнджер, Воскрешающем камне, который ты так старательно прячешь в руках, о созданном тобой биоклоне.

Я молчал и считал минуты до объявления мне смертного приговора.

— Скольких воскрешенных таким образом людей ты знаешь, Драко?

— Как минимум две сотни, — а что мне уже было терять…

— Да, в свое время это было распространенной практикой. Хорошо, что я, проснувшись в чужом теле сотни лет спустя своей безусловно трагической гибели, запретил это.

— Вы? Но почему? Вы же вернулись сами!

— Как жаль, что Столетник дает только жизнь, лучше бы давал мозги, — вздохнул он. — Потому что своим появлением, Драко, я убил того, кто согласился принять меня в свое тело и умереть за то, чтобы я жил. Как считаешь, хорошо мне жить с осознанием этого факта?

— Но вы самый полезный член общества! Если бы вас не вернули, мы бы не жили до сих пор в утопии.

— Это мое искупление, Драко. Поверь, меньше всего я хотел возвращаться с того света, где так прекрасно в сравнении с вашей так называемой «утопией».

— Но…

— Драко, — оборвал меня Снейп, — вернув Гермиону, ты убьешь Эмму. Ты осознаешь это? Понимаешь, что, возвращая Грейнджер, ты идешь против ее воли, лишь на поводу своего эгоизма?

— Но откуда… как?

— Не надо этого. Узнаешь сам, как, если когда-нибудь получишь мое место в Круге, как мой приемник. У нас есть свои способы. Эмма дала тебе согласие?

— Да. Эмма — биоклон, у нее нет своей воли. Вся она — копия с Гермионы. Она не могла не согласиться.

— Ты идиот, Драко Малфой. Снял бы сейчас все очки со Слизерина. Она согласилась, потому что любит тебя. Потому что она самоотверженно, самозабвенно тебя любит. Потому что готова отдать свою жизнь за твое счастье.

— У нее не может быть эмоций! Ее характер, внешность, манеры, мысли — результат многих лет моих трудов. Я слепил ее своими руками! Ее не существует на самом деле.

— Ты дрянной зельевар, Драко, если не понимаешь элементарных вещей. Жаль, я не могу поставить тебе тролль. Да, ее не родила мать от семени отца. Но ты дал ей все. Твои зелья, твоя доброта, твоя забота, сделали ее самым живым, чувствующим, мыслящим существом. Ты замечал, как во многом она не похожа на Грейнджер? Как развивается и растет сама по себе, принимая зелья от тебя только потому, что любит? Ты заметил, что зелья твои перестали на нее действовать?

— Да, совсем недавно…

— Недавно ты заметил. А не действуют они давно. Она совершенствуется. Эмма, а не клон Гермионы Грейнджер. Она ожила, куриные твои мозги, ты сам вдохнул в нее душу.

— Как?!

— Своими чувствами к ней.

— Вы что, пришли сюда сказать, что я, как последний идиот, полюбил клона? Которого сам создал?

— Верно. Я пришел сказать тебе, что ты последний идиот, Малфой. Пришел попросить тебя подумать, нужна ли тебе смерть Эммы, даже ради возвращения Гермионы? Хочет ли она сама вернуться?

— Я люблю Гермиону! Я исключение, моя любовь не умирает.

— Ты эгоист. Она ушла, потому что хотела уйти. И, Драко, любовь не умирает. Люди просто не видят этого. Из семей не уходит любовь. Это удобное оправдание, не более. Просто любовь требует сил, терпения, выдержки, отваги. А эти качества, расслабившиеся за столетия люди, забыли. Просто им проще сменить человека на другого, чем бороться за него и свои чувства.

— Гермиона разлюбила Уизли.

— Нет. Скорее она любила вас обоих. Драко, любовь вечна. Я вернулся с того света, но моя любовь вернулась вместе со мной. И ты не разлюбишь свою Грейнджер. Она жива в тебе, в твоем сердце и твоей памяти. Храни ее. И дай шанс новому, еще одному чувству. Хоть раз в жизни не трусь, Драко Малфой.

Снейп ушел, полы его мантии взметнулись следом за хозяином. А я остался один. Один с Воскрешающим камнем и словами Снейпа, тревожным колоколом звучащими в моей голове.

* * *

— Эмма? — она проходила мимо моих комнат, где я мерил пол шагами в глубоких размышлениях.

— Вы сварили новое зелье, мастер Драко? — она снова обращалась ко мне подчеркнуто уважительно, не рискуя преступать порог комнаты.

— Нет.

— Значит определились с датой возвращения?

— Нет, я хочу, чтобы ты осталась.

— Где? Здесь, в вашей комнате? Сегодня? — мне показалось, она слегка покраснела.

— В моей жизни. Навсегда. — Я крепко зажмурился и попробовал хоть раз в этой своей огромной жизни поступить не эгоистично. — Если ты сама захочешь.

Она молча перешагнула порог.