Настоящий золотой грент (джен)

По утрам у Лавинии Бланж, дочери пекаря, дел всегда невпроворот, и то, что сегодняшнее утро занято у неё всего лишь наполовину — нужно лишь принести свежий хлеб соседям, которые постоянно покупают хлеб у её отца — её очень радовало. Это означало, что она вполне успевала на ярмарку — покататься на ярких разноцветных каруселях, поесть леденцов со всевозможными вкусами и посмотреть на дрессированных собачек старого горшечника, Ганса Греммли, умевшего сочинять отличные истории и знавшего все легенды и сказки, что только существовали на свете. В Аертиме, маленьком прибрежном городке у южных морей Ильтирии, ежемесячные городские ярмарки были единственным развлечением для тех, кто не любил глазеть на прибытие крылатых кораблей, парусных исполинов с устрашающими — у Лавинии голова кружилась каждый раз, когда они пролетали мимо, и подкашивались колени, когда она видела, как они снижались над городком, чтобы зайти в свой порт.

Проснувшись пораньше обычного — когда дел оказывалось немного, их хотелось выполнить побыстрее, чтобы увеличить свободное время, — Лавиния, торопливо выскальзывая из тёплой мягкой постели, надела приготовленное с вечера нарядное платье и ботинки, что когда-то принадлежали её старшим сёстрам, захватила свой вышитый синим бисером кошелёк, в котором за три месяца накопилось около двух дюжин медяков, и бегом спустилась на кухню, откуда уже чувствовался запах свежей выпечки — папа уже начал печь хлеб и праздничные угощения, Виргиния украшать торты и пироги вензельками из глазури (они всегда получались у неё особенно хорошо), а Руфия заворачивать в красивую цветную бумагу и раскладывать всё по корзинкам, которые и понесут на городскую ярмарку для продажи. Сёстры всё о чём-то перешёптывались между собой, должно быть, о том, кто из молодых людей подойдёт к ним на сегодняшней ярмарке и прибудет ли сегодня в Аертим хотя бы один крылатый корабль, и дружно захихикали, когда увидели спускающуюся по скрипучей лестнице Лавинию.

Должно быть, смеялись Руфия и Виргиния над её бархатным ярко-оранжевым платьем — в сочетании с её тусклыми и светлыми волосами оно смотрелось довольно странно. Лавиния чувствовала, что не может подавить вздоха — платье ей очень сильно нравится, и ей было очень обидно, что сёстры не могут этого оценить. Впрочем, в любом случае, сегодня Лавинии повезло больше, чем им — каждую третью ярмарку одна из девочек Бланж получала возможность провести так, как ей вздумается, тогда как остальные две вынуждены были помогать родителям с ярмаркой. И сегодня выпала очередь Лавинии веселиться, есть сладости, покупать всякие приятные безделушки и смотреть на танцующих собачек, а Руфии и Виргинии предстояло весь день и весь вечер простоять за прилавком, не отвлекаясь на глупости вроде приехавших на отдых офицеров, заезжих капитанов или молодых лавочников, если они, конечно, не желали что-нибудь купить.

Мама появилась на кухне спустя пару мгновений после того, как Лав туда спустилась. Она улыбнулась, сняла с полки новую шляпку — по правде говоря, первую настоящую шляпку Лавинии, купленную специально для неё в лавке Эртонов, тогда как раньше девочке приходилось донашивать практически всё за Виргинией — и пышно завязала белый бант под подбородком.

Руфия фыркнула и что-то прошептала на ухо Виргинии, из-за чего та едва не капнула глазурью прямо на стол, но, вовремя отложив всё, сама наклонилась к Руфии и, нахмурившись, тоже что-то прошептала. Лавиния с некоторой грустью подумала, что это, должно быть, уже об её шляпке — обитой розовым бархатом и с белой длинной лентой. Во всяком случае, обсуждая что-то, Руфия даже не заметила, как на её голубом ситцевом платье появился след от глазури, а Виргиния, как один из пряников оказался полностью залит шоколадом.

— Я положила тебе ещё три кренделя и два кусочка коврижки, — сказала Лавинии мама, вручая плотно набитую выпечкой корзинку. — Мастерсам — хлеб, завёрнутый в розовую бумагу, Невиксам — в красную, Эртонам — в синюю. Всем остальным я хлеб завернула в жёлтую. Они все заказывали по пшеничному караваю.

Запомнить это было легко — мама всегда заворачивала хлеб именно так. Лавинии Бланж было уже тринадцать лет, и шесть из них она разносила хлеб соседям каждое утро. Лав тут же кивнула, показывая этим, что она всё запомнила, взяла корзинку — эту корзинку потом придётся занести домой, так как тащиться с ней на ярмарку было тем ещё удовольствием — и направилась к двери.

— О, Виргиния, и откуда у тебя руки растут?! О, моё платье! — вдруг взвизгнула Руфия, видимо, заметив пятно от глазури на своём новеньком ситцевом платье, бросаясь наверх к себе в комнату, тогда как Виргиния едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, подмигнула Лавинии и продолжила украшать торты.

Лав сама едва не рассмеялась — такой забавной показалась ей в этот момент Руфия, перепачканная в глазури и теперь ещё и в шоколаде, разозлённая, озадаченная и почти напуганная. С Руфией вечно что-нибудь да случалось, особенно если она, сплетничая, забывала посмотреть по сторонам, что происходило нередко — периодически Руфия оказывалась вымазана в сладком сиропе, глазури или мёде, могла не заметить лужу, забор или перебегавшую дорогу кошку, из-за чего оказывалась в грязи, в синяках или исцарапана, пару раз она не заметила мисс Длейвут, школьную учительницу, о которой в тот момент говорила разные гадости, за своей спиной, за что и получила указкой по рукам и была оставлена в школе после занятий.

Мама, впрочем, уже вернулась обратно в лавку, а отец всё ещё колдовал у печи, так что вряд ли они обратили какое-либо внимание на вопли Руфии — та всегда выражала чувства слишком шумно, что едва ли был какой-нибудь смысл уделять её недовольству слишком много времени и мыслей.

— Желаю тебе как следует отдохнуть и повеселиться на сегодняшней ярмарке! — сказал папа, когда вытащил из печи румяный ягодный пирог.

Лавиния тут же заявила, что ни за что не упустит возможности как следует развлечься, раз уж такая выпадает ей не чаще четырёх раз в году, и что надеется, что к её приходу ещё останется хоть один кусочек чего-нибудь вкусного. Виргиния фыркнула, что с талантом Руфии отвлекаться на всё ненужное, все пироги на ярмарке они всё равно продать ни за что не смогут.

Так что к тому времени, когда Лавиния оказалась в лавке, она снова чувствовала себя отлично — должно быть, сказывалось отсутствие Руфии, которую она, по правде говоря, любила не так сильно, как та того заслуживала.

— И не забудь передать миссис Делии Мастерс поздравления с рождением малыша Тоби, а мисс Градении Эртон поздравления с помолвкой! — крикнула миссис Бланж вдогонку дочери.

Лавиния улыбнулась и сказала, что обязательно передаст все поздравления, после чего выскочила на улицу, спустившись по дощатому крылечку, пристроенному к их дому, и ступив на мощённую булыжником дорогу.

Погода этим утром стояла замечательная — июньское солнце ещё не пекло, и ранним утром ещё было прохладно, но оно светило ярко-ярко, озаряя собой дома, улицы и маленькие садики, в которых хозяйки выращивали прекрасные цветы, и за самый красивый сад каждый месяц давали награду (то была выкрашенная в золотой оловянная медаль, прикреплённая к шёлковой ленте, каждый месяц своего цвета, на которой чернилами был написан год соревнования). К тому же, дул лёгкий ветер, и в воздухе витал тот запах сирени, что росла в Аертиме практически везде.

В оранжевом праздничном платье и новой шляпке Лавиния чувствовала себя едва ли не принцессой, но уж точно — настоящей взрослой леди, которой, правда, только-только разрешили удлинить все платья до середины голени, носить собственную шляпку и распустить по плечам волосы, позабыв о детских косичках.

Алетею Эртон Лавиния увидела случайно — по правде говоря, ей было бы намного проще зайти сначала к Эртонам и Мастерсам, чем возвращаться к этим домам от мисс Колтман, сварливой старой девы, что на всё на свете имела собственное мнение, с которым нельзя было не соглашаться в разговоре с ней. Только вот что-то заставило её сначала повернуть на Ивовую улицу, где жила мисс Колтман, и Лавиния решила, что к Эртонам и Мастерсам она зайдёт чуточку попозже. В конце-концов, мисс Колтман была женщиной довольно доброй, пусть и в своём стиле. Когда-то она жила не в Аертиме, а где-то далеко-далеко на севере Ильтирии, в огромном шумном городе, из которого ей пришлось уехать для поправки подорванного здоровья. У мисс Колтман было много книг, и она охотно давала их почитать всем желающим — желающих, правда, было немного, да и Лавиния брала книги лишь потому, что не хотела расстраивать эту женщину. Так вот, именно поэтому Лав Бланж и оказалась на Ивовой улице, а не на Суконной.

Увиденное поразило младшую Бланж до глубины души. Алетея Эртон, эта самоуверенная и всегда безумно строгая и почти чопорная девушка — в широкой клетчатой юбке и в ситцевой блузе — ранним утром шла по улице с едва знакомым молодым человеком в неблагонадёжного вида стареньком залатанном плаще — да от этой новости весь Аертим содрогнулся бы! К тому же, думала Лавиния, все приличные люди думают о починке своей одежды до того, как она превратится в жалкие лохмотья, а плащ спутника мисс Эртон был готов вот-вот превратиться в труху.

Алетея тоже её заметила — строго посмотрела своими тёмными глазами, что сразу захотелось куда-то спрятаться, и поджала губы. Но шаг не ускорила и не замедлила. Молодой человек что-то спросил у неё — Лавиния видела это, а потом услышала только слова «дочка пекаря», остального в речи Алетеи Эртон разобрать не удалось. Но она точно сказала что-то ещё. Правда, Лав уже этого не видела — ей пришлось пройти мимо этой странной парочки. В конце-концов, не могла же она остановиться прямо посреди дороги, чтобы узнать, что о ней говорят! Хотя, пожалуй, младшая из девочек Эртон, Мелла, так и сделала бы — остановилась бы или спряталась бы за что-нибудь и стала бы наблюдать за происходящим, не забыв достать из кармана горсть липких леденцов, чтобы полакомиться ими.

Но Лавиния-то чувствовала себя настоящей леди! Леди в ярко-оранжевом платье до середины голени, сестрициных грубых ботинках и с огромной корзинкой в руках. А леди не следовало подслушивать, подглядывать или Поэтому она продолжала шагать, стараясь не оборачиваться — Алетея всегда знала, что стоит делать, и переубедить её в чём-либо было практически невозможно. Во всяком случае, так говорила Лав Руфия, что когда-то училась с Эртон в одном классе, и вряд ли в этом сестра соврала, пусть обычно и была склонна к преувеличениям.

К тому же, Лавиния, в отличие от Мелании Эртон, была трусихой и — чего уж там — просто не хотела лишний раз оставаться рядом со спутником Алетеи, который казался ей пугающим. Ноги, правда, плохо слушались мисс Бланж, и она едва-едва могла идти, тогда как больше всего на свете хотелось убежать. Так что неудивительно, что убраться подальше ей не удалось.

— Подожди! — услышала Лав незнакомый голос позади себя, а когда обернулась, увидела, что человек в старом неопределённого теперь цвета плаще стоял совсем рядом. — Не продашь мне что-нибудь из выпечки? Наверное, мне стоило подумать об этом ещё вчера, но... Запасов еды у меня нет, а лететь как минимум двое суток.

Выражение лица у него было вполне добродушное, что, впрочем, не спасло Лавинию Бланж от привычного страха перед незнакомцами, который она всегда испытывала. Она вздрогнула и тут же шагнула назад, стараясь хоть немного увеличить то расстояние, которое между ними было. В груди стало холодно-холодно, а руки-ноги теперь отказывались слушаться.

Лавиния бросила осторожный взгляд на Алетею, что стояла неподалёку, словно ожидая какой-то поддержки, а та лишь усмехнулась одними губами, закатила глаза и махнула рукой, впрочем, даже этого оказалось вполне достаточно, чтобы Лав немного осмелела и даже почти смогла взять себя в руки.

— Я могу продать только это — остальное я должна разнести по домам, — сказала Лавиния настолько твёрдо, насколько только могла, показывая на ту выпечку, которую мама припасла ей для того, чтобы на ярмарке можно было перекусить.

Голос её, впрочем, даже не дрогнул, и юная мисс Бланж подумала, что ей стоит этим гордиться. Однако ноги всё ещё тряслись, а руки едва слушались, и Лавиния чувствовала себя ничтожно маленькой и хрупкой рядом с этим человеком, и, по правде говоря, всё ещё боялась его, хотя Алетея где-то неподалёку смотрела на Лав с холодной усмешкой, в которой, в отличие от безобидных сестринских смешков и подначиваний, разве что презрение не плескалось.

Спутник её тоже улыбался — только несколько мягче и теплее. Намного мягче и теплее, на самом деле. Весь запас Лавинии он тут же взял в руки, а в ладонь ей положил блестящую монетку — по размеру похожую на медный торл, серебряную лиру или золотой грент. Впрочем, Лавиния не особенно смотрела на свои руки. Она положила монету в карман накрахмаленного фартука, на непослушных ногах сделала книксен, попыталась выдавить из себя улыбку и... Почувствовав прилив сил, бросилась бежать со всех ног, слыша позади себя громкий смех Алетеи, а потом и этого её... Спутника. Он засмеялся парой мгновений — Лав не могла точно сказать, сколько времени прошло на самом деле — позже, словно от удивления из-за произошедшего.

Как удалось добраться до шляпной лавки Эртонов и платяного магазинчика Мастерсов Лавиния Бланж не помнила. Она знала только, что бежала и бежала, пока хватило сил — а сил хватило ровно до платяного магазинчика Мастерсов, где едва не упала прямо на крылечке. Встретила Лав миссис Мирабеллия Локвен, сестра Делии Мастерс. Встретила и с осуждением посмотрела на раскрасневшееся от бега лицо, растрепавшиеся белокурые волосы и измятое платье. Поджала губы, забрала хлеб и вернулась обратно в магазинчик, хлопнув дверью перед самым носом Лавинии.

У Эртонов внизу находилась только Мелания — читавшая какую-то книжку и хитро улыбавшаяся. Ей Лав и вручила ту выпечку, что ещё оставалась в её корзинке — три батона, завёрнутые в синюю бумагу. Мелания смерила Лавинию удивлённым взглядом, забрала хлеб, кинула его на стол перед собой и, неопределённо пожав плечами, снова уткнулась носом в книгу.

О монете Лавиния вспомнила только когда снимала фартук перед тем, как отправиться на ярмарку. Достала из кармана, глянула и тут же попробовала на зуб, чтобы убедиться, и приглушённо охнула. В её руках находился самый настоящий золотой грент.