Будущее (джен)

Согнутая в подобострастном поклоне спина — вот то, что ему приходило лицезреть на регулярной основе. Спины менялись, конечно, но от соратников он ждал не пресмыкания, а уважения.

— Круцио! — раздражённо бросил он, морщась от нелепости собственного жеста. — Прочь!

Спина, не распрямляясь, пробормотала что-то и наконец-то попятилась на выход.

Кто это был?.. Он не был уверен, верные Пожиратели давно превратились в безликие спины или затылки, что униженно кланялись, но даже не пытались вести диалог.

Этого ли он хотел, когда отказался от возможности открыто добиваться власти? Нет, совсем иного. Он ещё помнил времена, когда мечтал о величии — не через насилие и кличку Тот-Кого-Нельзя-Называть, он хотел стать героем для всех волшебников, тем, кто принёс себя в жертву системе и начал борьбу с глупостью и косностью ради благополучия всего магического мира. А теперь что? Его ненавидят даже ленивые, а боятся вообще, кажется, все.

Из горла рвался разочарованный рык, пальцы с такой силой сжимали подлокотники кресла-трона (чем вообще думал Малфой, когда вместо нормального стула притащил ему это жутко неудобное страшилище на грифоньих лапах?!), что кисти свело судорогой.

Усилием воли разжав руки, он подышал на счёт и минуту спустя устало прикрыл глаза. Одиночество угнетало. Осознание провала злило. Бесперспективность всего буквально вынуждала рушить всё вокруг.

— На каком этапе я ошибся? — едва артикулируя, риторически вопросил он и зачем-то ответил: — Когда вместо диалога схватился за палочку.

Размышления прервало появление очередной спины. Пальцы сами собой сомкнулись на рукояти палочки, но он заставил себя повременить с профилактическим Круциатусом и приказал:

— Встань, — спина боязливо вздрогнула и через мгновение превратилась в Эйвери. — Данкан, — с удивлением констатировал он. Не то чтобы он ждал кого-то иного. Впрочем, видеть вместо спины живого человека — освежало. — Итак?

— Мой Лорд!

Эйвери начал доклад сначала, но он не вслушивался. Скорее всматривался. Нет, не в мысли, как обычно поступал, стоило кому-то допустить зрительный контакт, на сей раз он просто смотрел на лицо.

— Скажи, ты боишься меня? — перебил он Эйвери посреди предложения.

— Эм… Мой лорд?

— Просто ответь, — терпеливо попросил он.

— Ну… Да, мой лорд, — с паникой в глазах растерянно протянул тот.

— А почему? — чуть поддавшись вперёд, заинтересованно спросил он. И, помедлив, но так и не дождавшись ответа, взмахнул палочкой. — Обливиэйт. Уходи.

Злость и раздражение снова завладели им, и подавить мешающие думать эмоции удалось не сразу. Его ненавидели и боялись даже самые близкие люди — а ближе Пожирателей смерти у него никогда никого и не было. Можно, конечно, было оставить всё, как есть, и продолжать бессмысленное движение к утратившей смысл цели, но интерес он утратил тогда же, когда цель — смысл. И оставался лишь один путь — вернуться назад и всё исправить.

Вмешательство во время — опасная затея. В основном для тех, кому есть что терять. А ему терять было нечего, поэтому он бесшумно скользил по коридору в сторону выделенных ему Люциусом апартаментов, где, на дне ещё школьного сундука, сохранённого тем же Люциусом, лежал хроноворот, ещё до первого падения утащенный из Министерства Руквудом.

Некоторое время он просто смотрел на артефакт, не то чтобы не решаясь осуществить задуманное, но медля. И всё же надел на шею длинную цепочку, призвал сумку с расширенным пространством, в которой всегда держал самые нужные и ценные вещи (привычка со времён проклятого приюта), и принялся крутить песочные часы.

На сколько его перенесёт — этого он не знал, инструкцию Руквуд утащить не догадался. Но чем дальше в прошлое, тем больше ошибок он сможет не совершить…

За окном царила ночь — это было первым, что он заметил, когда мир вокруг перестал рябить и остановился. Западное крыло Малфой-мэнора, как он помнил, пустовало десятилетиями, так что нарваться на незваных гостей или даже хозяев он не боялся. Можно было спокойно дождаться утра и только тогда отправиться выяснять, в какое время его занесло, но ему не терпелось. Наложив на себя маскировочные чары, он аппарировал прямо в Лютный переулок, где буквально за несколько минут разжился свежей газетой…

— Март девяносто первого года, — с немалой долей разочарования с присвистом выдохнул он. В памяти замелькали события пятилетней давности. Бестелесность, Албания, Квиррелл, Хогвартс, Поттер… и снова бестелесность. В его силах было изменить ход вещей прямо сейчас.

Поисковое заклинание — уровень второго курса — не вызвало затруднений, чего нельзя сказать про аппарацию на столь серьёзное расстояние. Он вывалился на острые камни практически обессиленным. Помянув добрым словом предателя-Снейпа, гениального зельевара, умевшего модифицировать любое варево в действенное зелье, он залпом проглотил флакон восстанавливающего эликсира и повторил поиск. Искомый объект находился не далее чем в миле от него.

— Я справлюсь, — то ли пообещал, то ли приказал он сам себе и зашагал в нужную сторону.

Змея, в теле которой он провел почти полгода, и Квиррелл, бывший носителем ещё дольше, обнаружились на поляне. Змея ярилась, недовольная тем, что её разбудили, Квиррелл растерянно топтался на месте, не находя в себе сил на сопротивление его ментальным указаниям — и это при том, что он-дух был жутко ослаблен и самим фактом бестелесности, и тем, что змея сопротивлялась его присутствию, и даже тем, что весной змея была вялой и слабой, ещё сильнее ослабляя его самого. И всё же Квирреллу не хватило воли.

Зная, что в эту самую секунду его дух готовится к переселению в человеческое тело, он шагнул на поляну. Квиррелл даже не успел повернуться, как был сражён усыпляющими чарами, дух же затаился… Впрочем, впитать в себя часть собственной души оказалось даже проще, чем он полагал. Но без последствий поглощение не обошлось. Сначала его скрутил приступ ужасной боли; казалось, что голова расколется, а глаза просто лопнут, выскочив из орбит. Сколько длилась эта пытка — он не имел представления, однако, очнувшись в какой-то хижине, понял, что прошло не меньше суток — Квиррелл не только успел освободиться от чар, но и притащить его в свою избушку.

Разговор с незадачливым волшебником прошёл непросто. Он не собирался сообщать, что явился из будущего, да и представляться в его планы не входило, а вот содействие — было нужно. В конце концов, мысленно признавая, что ошибся, не проработав план действий заранее, он был вынужден поработать с сознанием Квиррелла и подчинить его.

Если он намерен соблюдать законы времени и по возможности не менять глобально историю (что было чревато), то явиться в Хогвартс ему нужно именно под видом Квиринуса. А добиться этого непросто — ежедневный приём токсичного оборотного зелья в его планы не входил. Радует лишь, что до сентября ещё масса времени, чтобы проработать план действий.

Порт-ключ в письме Дамблдора заставил его повеселиться. Старик сам пригласил его в школу — какая ирония.

Ритуал корректировки внешности прошёл как должно, так что теперь он выглядел точной копией Квиррелла. Сам же Квиринус со стёртой памятью о последних месяцах был переправлен в Южную Америку: несостоявшийся профессор с радостью погрузился в исследование магии коренных американцев, ничуть не жалея о невозможности вернуться в школу.

В прошлый раз он был настолько ослаблен вселением, что не запомнил встречу с Дамблдором и знакомство с коллегами, а потому и не нервничал совсем, предоставляя Квирреллу объясняться. Сейчас же всё было иначе, и нервозность мешала сосредоточиться.

— Квиринус, мой мальчик! — радушно приветствовал его директор. — Рад, что ты всё же принял моё приглашение и решил вернуться.

— И я р-р-рад, директор, — приложив максимум усилий, заставил он себя улыбнуться.

Ненависть душной волной прокатилась по горлу, сжигая внутренности, но он умел держать себя в руках и притворяться, в конце концов, именно это спасало его в первые годы жизни. Так что он продолжил улыбаться и вести себя так же, как все остальные.

И это принесло плоды. В отличие от первого раза, «Квиррелл» ни у кого не вызывал подозрений.

Пришла пора перейти к тому, ради чего всё и затевалось.

Ну, после того, как обезопасил крестражи, разумеется!

Пора было лично познакомиться с проклятым Мальчиком-Который-Выжил.

— Мистер Поттер, задержитесь.

Мальчишка, уже поднявшийся со своего места, удивлённо замер, но бестрепетно опустился обратно. Его сосед по столу и приятель по совместительству пожал плечами и ушёл вместе с другими первокурсниками.

— Мистер Поттер, я хотел бы поговорить с вами о серьёзных вещах, — вкрадчиво начал он, демократично усаживаясь напротив. — Могу ли я рассчитывать на ваше благоразумие?

— Да, сэр. Конечно! — с наивностью в ярких глазах закивал Поттер, проникаясь важностью момента.

— Видите ли, мистер Поттер… Могу ли я звать вас Гарри?

— Да, сэр, — улыбнулся тот.

— Так вот, Гарри. То, что я скажу… Это важно. Боюсь, остальные профессора и директор тоже осудят меня за это, но я не считаю, что ты слишком мал и глуп, чтобы понять всю важность информации, которой я хочу поделиться.

Он знал, что и, главное, как нужно говорить, чтобы мальчишка отныне и навсегда стал смотреть ему в рот и есть с рук. Это даже нельзя было назвать обманом, , потому что он действительно говорил правду, и манипулировал детским сознанием на самом деле для того, чтобы спасти мальчишке жизнь. Формально его не в чем было обвинить.

— Ты знаешь, что твои родители погибли, защищая тебя от Того-Кого-Нельзя-Называть. Но ты не знаешь, почему это вообще потребовалось. Правду о той ночи, когда ты остался сиротой, знают лишь двое: ты и он. Но вы оба не можете её рассказать.

— Хагрид рассказал мне…

— Гарри, а разве Хагрид был там?

В глазах Поттера проступила обида и разочарование.

— Пойми меня правильно, я не говорю, что Хагрид тебе лгал, нет. Но он и сам не знал всей правды. Твои родители пытались защитить тебя, вот это правда. Хотя, должен признать, у них это плохо получалось. Они тоже, как и Хагрид, не знали всей правды и поплатились за это своими жизнями. Я не хочу, чтобы ты пострадал от незнания. Но, Гарри, ты должен мне пообещать, что всё сказанное останется между нами.

— У вас могут быть неприятности из-за того, что вы мне всё расскажете? — испуганно воскликнул Поттер и оглянулся на дверь. — Я обещаю, что никому-никому ничего не скажу.

Он удовлетворённо улыбнулся и потрепал Поттера по макушке.

И почему он в прошлый раз не попытался заручиться доверием этого ребёнка?..

Философский камень. Да, камень заполучить было бы весьма приятно, но рисковать всем ради этого — нужды в том больше не было, тело у него уже было.

Привязав мальчишку к себе, он не только сломает Дамблдору все планы, но и упростит себе будущее. О пророчестве забывать, конечно, не следует, но убивать этого ребёнка не было смысла. Убить нужно было лишь образ Мальчика-Который-Выжил, и тогда Гарри мог жить.

Что-то в Поттере привлекало его. Что — этого он пока не знал, и хотел выяснить это постепенно, по мере сближения. Возможно, дело было в том, что Гарри тоже был сиротой и жил, пусть и не в приюте, но с людьми, которым было на него плевать, которые не заботились о нём. Возможно, дело было в том, что он устал от одиночества, а компания мальчишки, который смотрел на него восторженными глазами и был живым собеседником, а не «спиной», создавала иллюзию, что и в его жизни могут быть люди, которым он нравится…

Всё свободное время Гарри проводил в его комнатах или кабинете, проскальзывая незамеченным после занятий, и с каждым днём в Поттере оставалось всё меньше от Мальчика-Который-Выжил. Он ни в коем случае не ломал его, не заставлял меняться — тот менялся сам: по чуть-чуть, едва заметно, не вызывая подозрений ни у кого, даже у славящегося своей проницательностью Дамблдора, но — менялся.

В конце концов он даже сам указал Гарри на то, что тому стоит побольше общаться с ровесниками — друзья нужны всем. И даже сумел порадоваться, когда Поттер сблизился с Лонгботтомом — благодаря регулярным беседам Гарри уже не было интересно общество младшего Уизли, чему он только радовался…

И когда начались летние каникулы и все дети покинули Хогвартс, а сам «Квиррелл» отправился в отпуск, он уже в первый же вечер ощутил одиночество. Он привык к Гарри. Не к оружию против Дамблдора. Не мальчику из пророчества. Не абстрактному гриффиндорцу. К Гарри. К его Гарри.

Письмо Поттер пришло на следующее же утро. Тот тоже скучал.

И он решился изменить историю ещё чуть-чуть.

На стук в дверь долго никто не открывал, и он постучал сильнее.

— Мальчишка! Ты оглох?! Открой эту чёртову дверь!

Он нахмурился, начиная догадываться, что Поттер не преувеличивал, когда рассказывал, что родственники его не слишком жалуют. А потом дверь открылась, и он увидел его.

— Гарри? — от неожиданности он даже забыл поздороваться. Он смотрел на заплывший глаз мальчишки и чувствовал, как давно подавленная злоба приливной волной вскипает внутри.

— Профессор! — просиял тот, и его губы растянулись в самой широкой улыбке, на которую в принципе способен одиннадцатилетний ребёнок.

— Гарри, я пришёл убедиться, что с тобой всё в порядке, но то, что я вижу… Гарри, ты не хочешь провести каникулы со мной?

— Да! Да-да-да!!! — и счастливый Поттер бросился ему на шею.

По губам бывшего Тёмного Лорда скользнула улыбка, он подхватил лёгкое тело и прижал к себе.

— Акцио, вещи Гарри Поттера! — небрежно бросил он заклинание вглубь дома и подмигнул: — В таком случае, нам пора.

Вернон выглянул в коридор, облегчённо вздохнул и запер дверь.

У Гарри Поттер началась новая жизнь.

У бывшего Тёмного Лорда Волдеморта появились приятные перспективы на ближайшие годы.

Прошлое исчезло, растворившись в массе мелких изменений…

Сивилла Трелони с раздражением столкнула который день мутный хрустальный шар со стола — что-то произошло во временном потоке, и теперь предсказать будущее не смогла бы и сама Кассандра.

Но главное — будущее теперь стало возможно для многих людей. Будущему теперь ничто не угрожало.