Пятьдесят лет (гет)

Алессандро и Джулия рука об руку идут по заснеженным улицам Рима. Давно в Италии не было такого снега, чтобы полностью заиндевевшие окна поражали красотою искусно выписанных кистью мороза узоров. Деревья все покрыты инеем. Иней — иголки, белые иголочки, которые укрывают от праздных глаз розы, оливковые деревья и даже некоторые пальмоподобные кусты. Зеленая трава полностью скрыта снежным ковром. На Алессандро и Джулии — теплые плащи. Ее лицо до жути бледно, почти не уступая белизною снегу, покрывшему Вечный Город.

Все дороги ведут в Рим, и все дороги в Риме ведут в Ватикан. Алессандро и Джулия невинно прогуливаются, и он засматривается на сестру, которая дует на озябшие пальцы. Ее щеки покраснели от мороза, и Алессандро думает, что румянец Джулии очень идет. Джулия греет руки в маленькой муфточке, которую носит на ленточке. У Алессандро же нечем согреть пальцы, а ведь они уже задеревенели. От холода Алессандро берет теплые руки Джулии в свои. И немного растирает их, согревая и свои длинные пальцы тоже.

Зима, зима, холодная и ледяная. Изморозь густо покрывает окна. Дома на римских улицах негостеприимно закрыты. Алессандро держит руки Джулии в своих и согревается от ее слегка озябших, но таких теплых тонких пальчиков с ухоженными ногтями. Ее ногти — овальные и тщательно подпиленные. Кажется, они блестят от какого-то особого ухода за руками. Алессандро кивает Джулии, и та улыбается.

— Ах, дорогая сестренка. Дорогая старшая сестренка. Как прекрасно, что ты рядом, — говорит Алессандро.

Ему двадцать пять лет, Джулии — двадцать восемь. Алессандро совсем недавно стал кардиналом. А сейчас зима, и летит белый колкий снег. И застилает пышным ковром землю. Алессандро срывает заиндевевшую дикую красную розу и протягивает ее Джулии. Роза вся утыкана иголками инея.

— Спасибо, Алессандро, — говорит Джулия и прижимает розу к своим губам.

— Она красивая и холодная, прямо как ты, — говорит Алессандро осторожно.

— Я холодная? — смеется Джулия.

— Да. Ты холодна ко мне. Если я попытаюсь обнять тебя... — говорит Алессандро и прижимает сестру к сердцу.

— Тепло, — говорит Джулия и высвобождается из горячих, как глинтвейн, объятий Алессандро.

— Вот видишь, — горестно отвечает Алессандро. — Ты холодная и красивая. Ты терпкая и странная, как горячее вино со специями.

— Горячее вино? А у тебя на вилле оно есть? — приподнимает бровь Джулия.

— Идем ко мне, я попрошу служанку подогреть тебе вина со специями, — предлагает Алессандро, и Джулия моментально соглашается.

Он целует кончики ее пальцев, а Джулия нежно прикрывает глаза, обрамленные пушистыми длинными ресницами.

Они отправляются на его виллу. Алессандро приказывает служанке подогреть вино и добавить туда специй — имбирь, корицу, ваниль, кардамон и гвоздику. Еще в вино в его доме обычно добавляют перец, жгучий, как мечта Алессандро о Джулии.

Служанка послушно приносит кувшин с подогретым вином. Алессандро разливает вино в резные хрустальные бокалы. Джулия отпивает немного и благодарно улыбается, глядя словно в душу Алессандро.

— Ах, кардинал Фарнезе, вот в винах ты и правда разбираешься, — смакует каждое слово Джулия.

— Все для тебя, прекрасная Фарнезе, — мурлычет Алессандро.

Он тоже отпивает немного вина. Перец обжигает его внутренности, и по телу разливается незримая волна теплоты. Так тепло у камина, где сидят Алессандро и Джулия. Жаркие дрова догорают, и служанка подкидывает новых. Она хмыкает и оставляет брата и сестру наедине.

— Вот мы и одни, — опустошает залпом свой бокал Алессандро.

Опьянение не заставляет себя ждать. Вино очень крепкое, сухое и красное. Темно-красное, как кровь, струящаяся из порванных вен. Но сейчас-то все хорошо. И почему Алессандро подумал о порванных венах?

— Алессандро, ты такой хороший, — вздыхает Джулия.

— Что во мне хорошего? Порочная страсть у меня, — отвечает Алессандро.

— К кому? — изгибается в немом вопросе бровь Джулии.

— К тебе, — пылко говорит Алессандро и заключает Джулию в объятия. Они все еще сидят на соседних креслах с мягкой бархатною обивкой.

— О, Алессандро... — выдыхает Джулия.

Но не отстраняется. Он поднимает ее за руку и прижимает к себе, а затем осторожно целует в губы. Затем целует все горячее и отчаяннее. Пламя горит в душах обоих. Опьянение передается воздушно-капельным путем. Джулия роняет бокал с недопитым вином, и он звонко разбивается на мельчайшие осколки, а от вина появляются темно-красные брызги. Алессандро равнодушно смотрит на бокал.

— Потом служанка уберет, — говорит он и снова непозволительно страстно целует сестру в губы. Холодно и горячо в одночасье.

Этот поцелуй — со вкусом глинтвейна.

— Твои губы сладкие и пьянят, — говорит Алессандро.

— Ах! — вырывается у Джулии, когда брат снова затыкает ей рот поцелуем.

Так она тихо обнимает его и ее голова покоится у него на плече. Алессандро почти счастлив, но откуда эта мысль о порванных венах?

И в эту же ночь ему снится тревожный сон. Алессандро лежит в ванне, а Джулия тонким лезвием вскрывает ему вены. Кровь струится, вспухая пузырями, льется в воду, на кардинальское одеяние Алессандро, ведь он лежит в воде одетый. Он поднимается и тут же падает обратно в медную ванну. Из его рук течет кровь — ручьями. Джулия смеется и наносит ему новые и новые порезы. Алессандро тихо умирает во сне.

Просыпается он в холодном поту. Еще даже не рассвело. Алессандро берет кувшин с водой и наливает себе немного в прозрачный стакан. Отпивает. Обжигающе ледяная вода пронизывает его существо, а внутренности сжимаются от страха. Джулия убила его в его сне. Неужели сон вещий, и его страсть уничтожит его?

* * *

Алессандро тридцать лет, Джулии тридцать три. Они все еще тайно встречаются. Снова стоит тихая промозглая зима. Снег шипит, летя во все стороны с раненого неба. Снег обволакивает колючими иглами весь Вечный Город. Рим плачет сосульками, и снова стоят морозы. Алессандро и Джулия сидят у него на вилле и держатся за руки.

— Джулия, мы не можем быть вместе, но я так тебя люблю, — в голосе Алессандро грусть.

— Я тоже люблю тебя, младший брат, — Джулия хитровато прищуривается.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Потому что я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю, — Джулия искренна в своей мольбе .

И они снова целуются, и пальцы их сплетаются, а за окном бушует вьюга, и холод пронизывает до костей случайных прохожих. Алессандро и Джулия не решаются выйти на зимний холод и сидят у него на вилле, грея друг друга.

Алессандро прижимает Джулию к себе, та не отстраняется. От нее пахнет какими-то специями, словно она — опытный кондитер. Кажется, смесь ванили и корицы. Но Алессандро знает — за Джулию всегда готовят кухарки. Она же, как истинная аристократка, не умеет даже яйцо зажарить, не спалив кухню.

* * *

Наступает весна, а Алессандро и Джулии уже сорок пять и сорок восемь лет соответственно. Оливковые деревья цветут, их тяжелые ветви обрамляют оконца домов Рима. Алессандро и Джулия наслаждаются первым теплом весны и гуляют до самой полуночи. В узких переулках Алессандро исступленно прижимает Джулию к стенам и пылко целует, прижимая к себе.

— Алессандро, мы всегда будем так скрываться? — спрашивает Джулия робко.

— Всегда, старшая сестренка. Потому что наша страсть — запретная, — кивает Алессандро.

И, как в юности, срывает несколько цветков с акации, расположившейся рядом. Джулия заправляет их за корсаж. Алессандро любуется ею.

* * *

Алессандро сорок семь лет, Джулии пятьдесят. Она чувствует себя плохо, и Алессандро заботливо несет ее на руках и укладывает в свою широкую кровать. Он переодевает ее в ночную рубашку, любуясь еще сохранившимися изгибами ее фигуры. Он аккуратно подкладывает подушки ей под голову и участливо гладит ее по щеке. Алессандро накрывает Джулию теплыми одеялами, и она благодарно смотрит на него, отчего морщинки около ее глаз тихо разливаются паутинкой.

Ее золотисто-каштановые волосы уже тронуты сединой. В светлых вьющихся волосах Алессандро тоже серебрится седина. Джулия молчит. Алессандро начинает разговор первым.

— Как ты себя чувствуешь, старшая сестренка? — надтреснутым голосом спрашивает он.

— Очень плохо, — честно отвечает Джулия.

— Как я могу помочь тебе? — спрашивает Алессандро.

Джулия не отвечает: ее бьет горячка. Она вся покрыта испариной, пот струится тяжелыми каплями по ее лбу. Алессандро берет ее за руку. Горячо. Хотя стоит холодный март. Мартовские листья распускаются на деревьях. Джулия стонет от боли — у нее болит голова и ломит все тело. Алессандро это знает. Он предчувствует, что сестра не переживет эту болезнь.

— Ах, Алессандро, помнишь нашу юность? — слабым голосом говорит Джулия.

— Помню. И наш первый поцелуй... — шепчет жарко пожилой Алессандро.

— Поцелуй меня еще раз, дорогой брат, — просит, умоляет Джулия.

Алессандро наклоняется и прижимается своими горячими губами к ее пересохшим, жгучим, словно пламя, губам. Джулия благодарно кивает, и морщинки у ее рта сгибаются прихотливыми линиями.

— Как жаль, что те дни не вернуть, — ностальгически вздыхает Джулия.

— Да, жаль. Но сейчас я по-прежнему рядом, — любовно говорит Алессандро.

Их руки сплетены, и Джулия кашляет кровью. Кровь струится на воротник ее подшитой золотом ночной рубашки. Алессандро посылает за платком, и спустя пять минут служанка уже подает ему блестящий белоснежный, как снег в ту зиму, платок. Джулия прижимает платок к губам и удушливо кашляет. На платке появляются кровавые пятна. Как тогда, в его сне, когда Джулия вскрыла ему вены. Точно такие же пятна, точно такого же цвета, как та кровь, которая струилась из порванных вен Алессандро во сне.

Кровосмешение. Запретная страсть. Великий грех.

Алессандро тысячи раз исповедовался в нем и всякий раз получал прощение. Но он продолжает любить свою бедную сестру.

Джулия умирает. Ее кашель становится все более настойчивым, все сильнее сжимают спазмы ее хрупкое тело. Алессандро рядом, по-прежнему рядом.

— Скажи, что похоронишь меня в семейной гробнице, — просит Джулия.

— Нет! Ты не умрешь, Джулия. Ты ведь еще так молода! — пылко говорит Алессандро.

— Я умираю, — бесцветным голосом констатирует Джулия.

— Нет! — почти кричит Алессандро громким шепотом.

— Умру, и ты... Ты ведь будешь оплакивать меня? Да, Алессандро? — спрашивает Джулия робко.

— Конечно, — соглашается с неизбежным Алессандро.

Чахотка, которая подкосила Джулию, разрастается кровавыми пятнами на ее платке день ото дня. Джулия тлеет, угасает, как свечка. Алессандро проводит у ее постели дни и ночи. Он почти не спит.

— Я люблю тебя, Джулия, — говорит Алессандро и исступленно целует Джулию в приоткрытые от болезни губы. И ее последний вздох улетает в его губы.

— Джулия, Джулия, проснись! — кричит Алессандро, целует ее холодные руки и закрывает невидящие глаза.

Джулия уже не дышит.

Алессандро хоронит Джулию в фамильном склепе Фарнезе. Годы спустя туда же положат и его бездыханное тело. А сейчас он рыдает над ее могилой и приносит такую же розу, как та, которую он подарил ей тогда, в юности. Когда зима ласкала их холодом, а вино согревало теплом.

Через некоторое время Алессандро Фарнезе избирают Папой Римским. Он будет последним Папой Ренессанса. Застав Контрреформацию, Алессандро мудро правит, как Папа Павел Третий.

И он помнит Джулию — до самой своей смерти в преклонном возрасте.