Побег от тьмы (джен)

— Где я?

Виски методично пульсировали от боли, ноги слегка свело, словно я пробежала половину дня и резко остановилась. Прерывистое дыхание и боль в груди — единственное, что я почувствовала после пробуждения. Кругом был лес, берёзы и осины стеной окружили меня, каким-то чудом уснувшую на опавших листьях. Не может быть, сейчас осень? Где же я оказалась и кто я? Стоило пытаться вспомнить, что же делала перед своим сном, как боль пронзает стрелой и остается только смириться. Темнота, я ничего не помню, но сейчас мне зябко и очень холодно.

Посмотрев на себя, поняла почему: обтягивающие голубые лёгкие джинсы, синие кеды со странной надписью, чёрная футболка и лёгкая джинсовка. Довольно дикий вид для меня, душой чувствую — не то. Единственная родная деталь, которая вселяет в меня уверенность — это косичка, тоненькая среди распущенных светлых, цвета пшеницы, волос до пояса. В ней оказались вплетены три пера: чёрное, серое и белое. На конце косички красовались ряды семи бусин, малахит, бирюза и аквамарин. Такие родные и сильные камни, но я не помню, откуда они у меня, зачем они мне, но знаю, что не должна их терять. Пришлось отбросить волосы за спину, но эту самую косичку оставить впереди, так будет спокойнее.

Куда идти, не знаю и вовсе: ни тропинки, ни дороги, даже домов не видно среди деревьев, и запах в лесу отвратительный. Что-то лишнее примешалось к этому чудесному лесному дыханию, лишнее и незнакомое. Ветер дул с запада, если идти на запад, обязательно придёшь к народу, не знаю, откуда эта мысль, но знаю, что верна. Кутаясь в эту совершенно не тёплую кофточку, я медленно, но верно шла вперед, спотыкаясь на незаметных кочках, раз за разом пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но без толку. Только боль, только темнота и лёгкий шёпот ветра, говорящий одно слово: «Ищи».

Медленно, но верно, закат всё сильнее укрывал дневное небо, становясь всё аллее и ярче. Нужно спешить, ускоряя шаг, пересиливая свою усталость, я упрямо шла вперёд, не зная, что может меня ждать во тьме ночи. Из угнетающих мыслей выдернул внезапный, но глухой рёв совершенно недалеко. Среди деревьев мелькнул свет, двигаясь куда-то в сторону дальше и быстрее. Если там есть дорога, значит, есть шанс выбраться из этой лесной западни, нужно спешить! Я выбежала к дороге, по другую сторону которой было селение — странные серые дома: необычайно высокие и поменьше, яркие странные строения, и люди, сновавшие туда и обратно. Совсем другие, не такие как раньше, но такие знакомые, что же происходит на самом деле? Пытаясь не выделяться, я перебежала дорогу и поспешила затеряться в толпе, придав себе как можно спокойный и незаметный вид. Что я должна искать и куда мне идти — единственный вопрос, который меня терзал и заставлял направляться вперёд.

Плутая среди домов и прохожих, я вышла прямо к кованному узорчатому заборчику, прутья покрылись ржавчиной от времени, но, как ни странно, страха не внушали. Меня манило туда, внутрь, будто кто-то шептал на ухо, что там безопасно, что там мой дом. Сжав рукой ледяной стальной прут, ощутила, как душа перевернулась внутри, что-то было не так, словно предостережение, но только какое? Позади кто-то сильно толкнул в плечо, громкий топот и крик заставили обернуться.

Я видела удалявшуюся спину мальчишки, который резво убегал от преследователей. Единственное, что я в нём успела разглядеть — это прямой нос и родимое пятно у края глаза в форме облачка. Почему он убегал от двух ребят постарше и зачем те гнались за ним? Но ясно одно — все трое из одной, деревянной и потрёпанной временем, церкви. Под ногой внезапно хрустнуло. Подняв носок кроссовка, обречённо ахнула: бусина из бирюзы слетела с моей косички и разбилась, это недобрый знак. Отпнув в сторону разбитый камень, как ненужную уже вещь, я поспешила ко входу в церковь.

Громко постучав в дверь, я внимательно прислушалась к шагам, нужно срочно придумать хоть что-нибудь, чтобы попасть внутрь. Дверь открыла женщина преклонного возраста, с сединой на висках. Ее чёрное одеяние внушало и страх, и спокойствие, но и оно казалось диковатым. Чёрное платье и покрытая таким же чёрным платком голова с белой частью — что за странная одежда для церковной служительницы. Вот только глаза её источали доброту и тепло, которого так желала моя потерявшаяся душа. Она внимательно посмотрела в мои глаза и ласково произнесла:

— Добрый день, дитя моё. Чем могу тебе помочь?

— Я не знаю, кто я и где я, знаю, что сирота. Я не знаю, откуда прибежала или сбежала, но мне нужна помощь, — знаю, что врать нехорошо, но если моё чувство молчит, значит, так и нужно.

— Проходи, дитя, мы всегда рады помочь, — она пропустила меня внутрь, снимая со своих плеч серую шаль, накидывая её на мои плечи (как же сильно я тоскую по такому теплу). — Как зовут тебя, дитя моё?

— Я не знаю, я не помню ничего, что случилось со мной до того, как попала в лес. Я не помню, как зовут меня, сколько лет, откуда и кто мои друзья. Совершенно ничего, кроме настоящего.

— Ничего страшного, будет на то воля всевышнего, и ты всё вспомнишь. Проходи и грейся, скоро будем ужинать, а пока можешь познакомиться с остальными детьми, — она ласково улыбнулась мне.

— Это церковь или нет?

— Это церковь-пансионат, сюда отправляют детей, родители которых не могут уделять достаточно времени и чьих родителей уже нет на нашем свете.

— Понятно, вы не против, если я присяду и отдохну, я слишком много сегодня бегала…

— Отдыхай, дитя моё, скоро всех позовут на ужин.

С этими словами монахиня, не спеша, вышла, по пути предупредив другую про новенькую. Нужно поспешить, я душой чувствую, времени почти нет и каждая минута на счету, вот только, что нужно делать, пока не знаю. В большую просторную комнату с опаской вошёл парень, на щеке которого было то самое пятно в виде облачка. В его карих глазах был только один страх, но, увидев меня, он едва облегчённо выдохнул. Посчитав, что тут он может скрыться ото всех, что-то в нём было неуловимо знакомо. Его тонкие губы чуть задрожали, когда за дверью послышался топот и вскоре затих. Наверняка, это были те самые преследователи, но почему он их боится, этот кареглазый худенький брюнет?

— Что случилось? Почему ты напуган? — слова вырвались сами, словно меня подтолкнули их сказать.

— Я не боюсь, просто для всех я тут — изгой. А кто ты?

— Я не знаю, точнее, ничего не помню, а что это за кулон у тебя? — я обратила внимание на небольшую деревяшку на его шее.

Когда же он подошёл поближе и дал мне посмотреть, всё встало на свои места. На этой маленькой деревяшке был вырезан лик богини Лады — покровительницы любящих, влюблённых и супругов. У этого амулета есть вторая часть, но она хранится у самого близкого человека. Но самое главное, я вспомнила, для чего сюда прибежала, вспомнила, кого отправлена искать, и вспомнила, кого обязана защитить. Этот мальчишка, он — единственный, кто сохранил в себе частичку любви богини Лады. Значит, есть ещё шанс на спасение, есть шанс на продолжение этой веры.

— Откуда у тебя амулет с ликом богини? — мне необходимо знать правду, просто необходимо.

— Мне дала её мать, сказала, что этот амулет защитит меня и осчастливит. А зачем тебе это знать? — он подозрительно прищурился, пряча амулет под футболку.

— Где похоронена твоя матушка? — я подскочила с диванчика и оглянулась на окно, кто же за мной сейчас следит? Кто-то опасный и наполненный ненавистью, кого стоит опасаться. Но зачем я спросила про его мать? Если так нужно, значит, надо так поступить.

— Я не скажу тебе, ни за что, — гневно ответил мальчишка.

Мне ничего не оставалось, как схватить его за руку и оттянуть за шкаф, в угол, который не заметен через окно, нельзя чтобы нас обнаружили, только не сейчас. Но как мне убедить его и развеять в его душе сомнения? Может ли помочь правда в данный момент или же уже слишком поздно? Была не была, всё равно оно нас заметило и готово напасть, когда выпадет нужный момент.

— Меня зовут Амелфа, но никто этого не должен знать. Я не могу сказать тебе, кто я и откуда, но скажу лишь одно — ты должен меня послушаться, во чтобы то ни стало.

— Нет! — он попытался меня оттолкнуть в сторону, но зацепил пальцами вторую бусину бирюзы, которая, ударившись об деревянные половицы, раскололась пополам.

— Вторая бусина — смерть в пяти шагах, — я с притаившимся страхом прошептала эту примету. — Сколько раз ты был на пороге смерти?

— Два раза, — панически выдавил из себя он. — Но что это может значить?

Я схватила его за руку и вывела в коридор, уводя подальше от окон. Тут безопасно, но надолго ли? Он безропотно следовал за мной, напуганный и в замешательстве, лишь в спину небрежно бросил своё имя. В итоге, я втолкнула Славу в его комнату, соседа как раз тут не было, и поспешила задёрнуть шторы, хоть проку от них будет мало. Оттолкнув его к углу рядом с окном, я встала так, чтобы меня не было заметно, но в любой момент смогу увидеть то существо.

— Семь моих бусин — это семь твоих шансов, два из них ты уже потерял, чуть не оказавшись у самого порога смерти. Если разобьётся последняя малахитовая бусина, ты погибнешь, если же сгорят мои три пера, погибну я, а вера в наших богов исчезнет вместе с нами. Поэтому спрошу ещё раз, где похоронена твоя мать и по какому обычаю?

— Я не верю тебе… — сильно толкнув его в бок, я всё же дождалась ответа, — она похоронена на заднем дворе этой церкви по-христианскому обычаю. Она была служительницей здесь, я же был нежеланным ребенком, вот и всё.

— Ты не был нежеланным, этот амулет не могут носить те, кому не отдали свою любовь. А раз тебя он дважды спас, значит, так оно и есть. Но сейчас твоя и моя жизни в наших руках, нам нужно спешить. Проведи меня к могиле твоей матери, быстро!

С минуту в его глазах было сомнение, но мой серьёзный и уверенный взгляд заставил его взвыть и потащить прямо к заднему двору церкви. Снаружи я почувствовала волнение, стоило нам только выйти во двор, оно усилилось, множество глаз следили за нами, я чувствовала всем телом их желание, жажду и стремление убить. Тьма с вечером становится только сильнее, опасно находиться снаружи в такое время, когда ты полностью беззащитен. Но Слава уверенно шёл вперёд к ограждённому низким заборчиком захоронению, он остановился у одного из пяти крестов, на фотографии которого была изображена белокурая женщина с тёплой и беззаботной улыбкой, её карие глаза с застывшей в них любовью убаюкивали душу. В ней было нечто родное, и в то же время чужое, её лик и притягивал, и отталкивал. По щеке Славы медленно скатывалась слеза, он даже прикоснуться к фотографии не смог, застыв столбом на месте.

— Держи и помогай копать!

Я схватила лопаты, которые оказались брошены работниками рядом с оградкой, не знаю для чего, знаю, что так нужно. Слава не прекращал возмущаться, наотрез отказываясь заниматься подобным вандализмом на могиле родной матери. Времени оставалось мало, скоро их хватятся монахини, запертая попутно дверь не выдержит, монахини обойдут церковь и поймают их. Стены этого места попросту не спасут, а защита богини слабеет с каждой минутой. Схватив Славу за грудки, я вложила ярость в свой голос и уверенно проговорила.

— Если ты не поможешь и не поторопишься, смысла бежать уже не будет. И спастись от того, что нас поджидает во тьме, уже не сможешь, разве не видишь, белое перо в моей косе начинает тлеть, у нас мало времени, нужно поторопиться и похоронить твою матушку, как подобает её вере!

— Я понял, — он затравленно посмотрел во тьму за деревьями и приступил к раскопке.

Мы вдвоём, прилагая все усилия, принялись раскапывать землю, которая за приличное время успела слежаться и едва ли поддавалась копке. Дверь сильно затряслась, пришлось приложить еще больше усилий, которых почти не оставалось. Но, спасибо Славе, мы успели всё же откопать гроб и взломать его. Нас отбросило в сторону лёгким порывом весеннего ветра, а не запахом затхлых костей, как ожидалось. Значит, всё верно, вот только среди костей второго кулона не было, это-то и напугало меня. Но то, что заставило заволноваться тьму, вселило в меня надежду, только Слава оказался напуган не вовремя, ой, как не вовремя.

— Чего стоишь? Нам нужно спешить, нам нужно успеть до того места раньше, чем успеют они…

Я поспешно собрала все кости из гроба в шаль, смутило лишь то, что они были слегка обуглены. Но сейчас не время, схватив этот узелок и обернувшись, я увидела шокированных монахинь и детвору. Времени на размышления не было, схватив Славу за руку, я заставила его бежать рядом, каким-то чудом перемахнув метровый забор. Миновав лесную небольшую полосу, мы выбежали в город. Тьма сгустилась по правую сторону, тем самым отрезая путь, пришлось бежать прямо через яркие строения, попутно объясняя место прибытия.

Слава резко затормозил, дёрнув меня за кофту и крикнув о том, что знает это место, ринулся в левую сторону. Пришлось бежать за ним, то и дело сбивая его с пути, было чертовски неудобно, когда он не замечал этих когтистых рук, тянущихся из самой тени. Кто же они такие и что им от нас нужно?

Постепенно дыхание заканчивалось, ноги тяжелели и отказывались повиноваться, но страх быть пойманными оказывался в разы сильнее. Если бы не Слава, ощутивший мою панику, я бы уже свалилась от усталости, не в силах продолжить путь. Серое перо уже сгорело и четвёртая бусинка лопнула прямо на косичке, самый опасный и губительный знак. Но если верить его словам, осталось совершенно немного, вот впереди уже виднеется колода, у которой стоит подтянутый юноша Богород с приготовленным факелом. В следующий миг меня оглушила боль в ногах и руке, тьма поймала меня, чёрное перо догорело, но лишь наполовину, у меня совсем маленький шанс на спасение. В спешке я перекинула узелок Славе и приказала бежать к Богороду, а сама принялась выпутываться, молясь своим богам.

Когти тьмы впивались прямо в щиколотку, прокалывая кожу на сквозь, всё сильнее повреждая и отрезая путь к спасению. Я сердечно взмолилась богине Индре, стараясь и собственными силами вырваться из их крепкой и смертельной хватки. Если ей суждено выжить, она выживет назло всем на свете. Пока Богород и Слава раскладывали кости на колоде и готовили обряд, я всё же смогла (не без помощи богини) вырваться из этой хватки и доковылять из последних сил. Ногу я попросту уже не чувствовала, боль оглушала разум и заставляла закрыть глаза, но я обязана выполнить свою часть.

Приняв факел из руки своего верного друга-воина, я пропела старую молитву, вызвав удивлённый вздох у Славы. Медленно, но верно, пламя охватывало колоду и тьма отползала, стараясь укрыться от света костра. Что-то было не так, она явно не сбегала и не исчезала, словно притаилась на время. Мы пытались понять почему, где упустили тот важный момент? Но Слава со слезами на глазах подошел к горящей колоде, аккуратно закидывая на кости снятый с себя амулет. Тихо прошептав слова любви и упокоения, он склонил голову в знак уважения и скорби. Именно в этот момент тьма отчаянно взвизгнула, рассеиваясь в отблесках костра. Предназначение исполнено, хоть о нём я мало что помнила, но с помощью Богорода сумела подойти к погрустневшему Славе.

— Никто об этом не вспомнит, поверь мне, теперь ты обретёшь своё счастье. Но запомни, Слава, покуда жива вера твоей матушки, покуда жива твоя вера, будущее твоё и твоих детей будет укрыто завесой счастья и благополучия. А нам, душам, пора покинуть ваш мир…

Последнее, что я запомнила и почувствовала, как начала быстро таять под заливистый смех богинь и их ласковый зов, на который с трепетом тянулась моя душа. Неужели будущее спасение зависит от одной покалеченной души? Возможно, но оно определённо того стоит, главное, что тьма теперь отступила. И когда вновь решит вернуться в этот мир, боги снова сделают свой ход, предотвратив трагедии…