Аксиома Нового Мира (гет)

Люди всегда боялись собственных чувств. Они уничтожали человеческий род, словно чума, и порой становились началом многолетних войн и раздоров. Однако, как бы не ранили душу слова или поступки других, человек был зависим от состояния своего тела. Заболевания, раны, несчастные случаи — всё это косило смертных ничуть не реже чувств. Вернее, так было когда-то.

Как гласили легенды, когда мир был молод и человечество ещё только-только зарождалось, предки нынешних людей пытались найти своё место под солнцем. Они собирались в кланы, распределяли роли и обязанности каждого и воевали со своими соседями за лишний кусок земли. Проходили тысячелетия, но мало что менялось: люди по-прежнему убивали, воровали, насиловали и уродовали друг друга. Но в какой-то период времени прежняя линия эволюции надломилась, и человечество сошло на другую дорожку и отправилось к новому будущему. Тогда Создатель решил помочь своим детям — продолжительность жизни возросла, мор перестал чёрным облаком накрывать целые континенты, а целители всё больше и больше продвигались в своём искусстве.

Люди росли. Их общество и моральные ценности всё увереннее становились на основе мироздания. Монархия сменилась демократией, законы равняли всех людей, а толерантность стала чем-то обязательным и неискоренимым. Тогда-то победили и рак, и болезни сердца, и СПИД. Курение и алкоголизм перестали разрушать человеческое тело, наркотики туманили разум лишь пару часов и не оставляли следов в организме, но… Всегда есть то самое «но».

Природа людей такова, что им обязательно нужно причинять боль. Ни физически, так морально. Свобода слова и действий вызвала волну измен, обманов, предательств. И пусть никто не причинял физический вред — шрамы оставались в душе. Теперь любой мог сказать именно то, что думал, а как известно в мыслях мало кто думает о чем-то хорошем и светлом.

Когда человечество перешагнуло за черту? Никто не знает. Но однажды всё изменилось: любые чувства, будь они светлыми или злыми, негативно отражались на теле человека. Это могла быть преждевременная седина от страха, нарушение пигментации из-за зависти, потеря зрения, голоса или слуха у сплетников. Иногда, когда эмоции брали вверх и человек с ними не справлялся, он умирал.

Почему так случилось? Что стало виной? Однозначного мнения не было: учёные пытались найти разумное объяснение, религиозные организации твердили о гневе Божьем, а простые смертные просто боялись и отвергали любое проявление чувств.

Мир начал тонуть в Хаосе.

— Пациентка Роза Роджерс. Заболевание: лёгочная дисфункция, вызванная симпатией к другому человеку, также многочисленные опухоли в брюшной полости. На лечении четвёртый раз за два года. Дата последней операции: 29 марта 2450 года. Лечащий врач: Эмма Харрисон.

Врач подошла к специальной доске возле койки больной и повесила туда рентгеновские снимки лёгких.

— За три операции у пациентки вырезали сорок пять процентов лёгочной ткани. Также были удалены аппендикс, одна почка и часть тонкой кишки, — продиктовала женщина в белом халате и, закончив, нажала на диктофоне «стоп».

Девушка лежала на койке и с лёгкой улыбкой смотрела в потолок. Она была похожа на ангела: светлые кудрявые волосы, бледная фарфоровая кожа и красивые черты лица делали её образ невесомым и недосягаемым. Голубые глаза смотрели с удивительной теплотой.

А рядом сидела её мать. Женщина средних лет с приятной внешностью. Вот только в её взгляде была боль, а не теплота. Она плакала, вытирая слезы белым платком.

— Доктор, когда её можно будет прооперировать? — спросила мать, не в силах выдержать молчания.

Женщина поправила больничный халат и снова посмотрела на снимки. Большая часть лёгких повреждена — ткань гниёт. Опухоли в брюшной полости распространились на печень. Вырезать уже просто нечего.

— Мама, меня нельзя оперировать, я знаю, — слабо прошептала Роза и попыталась погладить мать по щеке.

Но та отскочила и прошипела:

— Молчи! Ты не врач.

— К сожалению, она права, — доктор решила не медлить.

Их этому учили: говорить о диагнозе сразу и, если помочь нельзя, покидать палату, иначе они почувствуют жалость, а это недопустимо. Если врачи будут жалеть своих пациентов, они последуют за ними.

— Можно вас на минутку?

Мать, видимо, была не согласна с этим решением.

Они вышли в пустой коридор. В предвечернее время в больнице всегда мало людей.

— Вы должны помочь ей. — Догадка врача подтвердилась.

— Вы же понимаете, что это симптомы. Устранив их, мы не излечим её. Только ей под силу справиться с недугом.

Женщина закрыла лицо руками.

— Но она рвётся к нему. Мы переезжали уже пять раз за эти два года, и он тоже. Но рано или поздно она находит его и сбегает.

— «Он» это парень, в которого влюблена ваша дочь?

— Да, — нетерпеливо ответила мать. — Он здоровый. И я благодарна ему за то, что он не остался равнодушным и поменял место жительства. Никто не мог предположить, что моя дочь заболеет. Они встречались больше пяти лет и уже планировали свадьбу, как Розе внезапно стало плохо. Хотя я подозреваю, что она скрывала от нас всех первые симптомы. Понимаете, мы ведь учили её с детства: почувствуешь что-нибудь — сразу говори нам. Мы объясняли ей не раз, как это опасно, но она упрямая. Решила, что знает лучше нас.

— Я это всё понимаю, — прервала Харрисон. — Но я и вправду ничем не могу помочь. Это будет уже четвёртая операция на лёгких. А как вы знаете, суть лечения в том, чтобы вырезать повреждённые сектора, но, откровенно говоря, вырезать тут совершенно нечего. Единственное, вы можете оставить её здесь, чтобы мы облегчили ей боль. Уже слишком поздно пытаться её спасти.

Мать пациентки начала ругаться. Кажется, сквозь ругань пронеслись проклятия, которые доктор даже не услышала. Она привыкла не слушать. Это часть её работы, ведь медики мало кого могли спасти. Только сам человек, отказавшись от терзающего его чувства, был способен выжить и не остаться калекой, но мало у кого хватало сил и желания. А что же они? Они лишь облегчают боль. Иногда переносят смерть на более поздний срок. Больше им нечего предложить.

Доктор вызвала охрану, и разозлившуюся женщину отвели в другое отделение, чтобы вколоть успокоительное, а потом и вовсе вывести из клиники.

Харрисон вернулась в палату за снимками и карточкой больной. Та всё также смотрела в потолок и о чём-то мечтала.

— Скажите моей маме, что я не боюсь. Умирать из-за любви не страшно.

Эмма слегка опешила, услышав девушку, молча кивнула и вышла с документами из палаты.

Вечером, разбирая карты больных, она наткнулась на фамилию Роджерс. Сразу вспомнив эту девушку, она задумалась. Работая в отделение хирургии, она не раз видела смерть. Несчастные случаи никто не отменял, а душевные болезни часто приводили пациентов сюда. И не удивительно, что и те, и другие приезжали сюда уже в тяжёлом состоянии. И все они боялись умереть, все жалели о своих поступках. Даже те, кто якобы любил, в конце концов проклинал любимого человека. Но среди всей этой злобы иногда находились люди, похожие на Розу. Они смотрели на мир через какие-то розовые очки — иначе объяснить их поведение Харрисон не могла. Но единственным, что раздражало Эмму, было то, что после пятиминутного общения с такими людьми их треклятая философия забиралась в сердце. И это пятно стереть сложно. Оно ежедневно напоминало о себе, цепляясь за какие-то несущественные мелочи. Но она врач и просто обязана выдрать ненормальную наклонность ещё в корне. И у неё это всегда получалось, значит получится и сейчас.

* * *

А где-то далеко от этого места, где дым мегаполисов не закрывал небо чёрной пеленой, молодой парень смотрел на бесконечно далёкие звёзды. Рядом стоял ещё горячий мотоцикл.

Юноша держал в руках шлем и вспоминал о том, как отдавал его любимой, когда брал её с собой. Сначала, в школьные годы, это казалось баловством, просто игрой, которая рано или поздно закончиться, чтобы дать начало новой игре с другими игроками. Потом слова взрослых об опасности чувств начали казаться глупой байкой. Тогда они думали, что смогут избежать всего этого, что пройдут вместе к своей мечте и покажут всему миру, как глупо бояться самих себя.

Но нет, не избежали. И девушка пострадала первой. Наверное, потому что была хрупка, а может, потому что любила сильней. Болезнь проникла в её тело и начала разрастаться с невероятной скоростью. А он оставался здоровым. Сколько бы не гнал её прочь, сколько бы не указывал на своё здоровье, она не верила и возвращалась. И он сдавался ровно до тех пор, пока болезнь не брала своё и едва живую он не приносил её в ближайшую больницу.

Последние два года напоминали гонку. Гонку со смертью. Они тщетно бежали от нее и вдвоем, и порознь, но коварная женщина с косой только улыбалась — она уже давно их обогнала и ждала у финиша. Теперь он это понял. А любимая смирилась с этим давным-давно, о чем говорила не раз, но он не слушал ее. Боролся. Однако и этот спортсмен сошёл с дистанции, он уже устал сражаться за мнимое счастье, за годы, которые ничего не изменят, за жизнь, которая все равно рано или поздно кончится, и за время, что сыпется песком сквозь пальцы.

Раздался кашель. Парень согнулся, закрывая ладонью рот. Он давно заметил, что любые мысли о девушке с ликом ангела приносят боль в груди, что дышать становится трудней. Эта отрава распространялась по телу и медленно уничтожала его изнутри. Но яд был слишком сладок, чтобы отказываться.

— Роза, — прошептал он небу.

На ладони блестели пятна крови.