Сон с продолжением (джен)

В окна дуло. Сквозь налипший с той стороны стекла снег можно было разглядеть раскачивающееся желтое пятно — лампу, освещающую двор. Лорд прикрыл глаза и поежился. Декабрь — неуютный месяц. Не надо выходить наружу, чтобы услышать, как скрипят поваленные на бок качели, как качаются деревья, как ветер воет в проржавевших трубах… даже если в комнате тишина.

Жутко хотелось курить, но для этого надо было выворачиваться из пледа и искать в его складках потерявшуюся зажигалку. Слишком холодно.

Утром ни с того, ни с сего расщедрившийся Ральф притащил в четвертую обогреватель. Табаки по этому поводу написал оду о щедрости Великого Защитника Угнетенных и Слабых духом Ральфа Первого. Там было что-то о тенях, подстерегающих одиноких путников в холодных подвалах, о ледяном дыхании вечной зимы и, конечно, о несущем свет и тепло светлом воине в черных доспехах. Ральф, сонно моргающий после пятничных посиделок с Шерифом, не сразу сообразил, что речь идет о нем, а, сообразив, не стал дослушивать шакалиные вопли, а обещал надрать ему уши, если он не заткнется. Как бы то ни было, обогреватель немного поправил дело. В четвертой стало теплее, хотя от растрескавшихся рам все равно ощутимо поддувало.

Третий час ночи. Стая спит. Лорд сидит на подоконнике и смотрит в окно. Ему не продержаться в Доме до выпуска — это ясно. Он знает, что такое шизофрения, и от других это тоже не скрыть. Сначала были голоса в голове, потом видения. А с некоторых пор он стал бояться засыпать.

Сны Лорда больше не были снами. Они чем-то напоминали сериалы. Каждую ночь, засыпая, он возвращался. За лесом на горизонте снова виднелся обугленный остов той же сторожевой башни, что и накануне. Его окружал тот же мрак и холод, те же осунувшиеся лица со странными глазами — яркими, словно звезды, и глубокими, как океан. Он узнавал место, откуда накануне приходилось спешно «вываливаться» в реальность. И — сказка продолжалась.

Сказка была суровой. Как бы не кутался Лорд в одеяла, во сне ему было холодно. Не зябко, не прохладно — именно холодно. Колючий воздух было больно вдыхать, мерзли ноги — его сновиденческие ходячие ноги — мерзли руки и лицо. Когда шел снег, становилось немного теплее.

От холода их маленький отряд страдал больше всего. Разжигать костры было нельзя — леса кишели орками, а отряд искали. Лорду приходилось прокладывать путь, стараясь запутать следы, и они плутали, словно стая диких зверей, которых выслеживают загонщики. Он вырос в этих местах, но сейчас ему приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы узнавать их — он и не представлял раньше, что вечная весна, колдовство Мелиан, однажды покинет Дориат. Раненых лихорадило, а целителей среди горстки беглецов не было. Их было мало, от силы десятая часть из тех, кого Лорд увел из пылающего города, подчинившись приказу Орофера. Дюжина дориатцев: он да еще четверо умелых воинов, у которых целы обе руки и обе ноги. С ними пятеро тяжело раненных, их приходилось нести на носилках. Еще дети, брат и сестра. Девочка совсем мала, мальчик постарше, уже успел наловчиться держать меч. Дюжина беглецов — осколок армии Дориата.

Две недели — вперед и только вперед. На юго-запад, сквозь заросли леса, все дальше и дальше от сторожевой башни, от разоренного Менегрота, от счастья и юности. Чужих счастья и юности: не его, Лорда, а того, другого — смелого и сильного — того, кем он оказывается в своих шизоидных снах. Этот другой, с другим именем и другой судьбой, каждую минуту готовый отдать собственную жизнь за тех, кого принял под свою руку, ведет свой отряд в безопасное место. Его зовут Талион, и он даже не совсем человек, но Лорду плевать — втайне он гордится, что разум его вмещает такое соседство, и тоже считает себя немножко дориатцем, пусть от таких вещей и лечат в специализированных заведениях.

Лорд все-таки нашаривает в недрах пледа зажигалку и початую пачку. Все равно без этого не заснуть. Горстка таблеток на ночь. Недовольный Табаки бурчит — не любит, когда Лорд его тревожит, заползая на свое место. Завернуться в теплое одеяло, укутать сверху пледом бесполезные ноги, закрыть глаза… Оттолкнуться от земли и взлететь…

— … мой господин! — о, Валар, как же голова раскалывается. — Очнитесь, лорд!

Талион вздрогнул и рывком втянул в себя воздух. Замер на секунду, чтобы собраться с силами, и резко сел на землю, потирая глаза. Да, так и есть, отключился и упал с лошади. И не первый раз уже! Он поднялся на ноги, жестом остановив молодого оруженосца Брандира, с готовностью протянувшего руки, чтобы помочь своему лорду.

«…Лорду? Что не так?…»

Талион огляделся по сторонам. Несколько пар глаз с сочувствием смотрели на него. Взгляд Риннора, воина Дома Фонтанов и ближайшего друга Талиона, был недвусмысленно направлен на левое предплечье командира. Неужели тот наконечник орочьей стрелы все-таки был смазан ядом? Талион ободряюще улыбнулся:

— Я в порядке. Можем двигаться дальше.

К вечеру сторожевая башня наконец скрылась за горизонтом. За две недели они сильно продвинулись к югу, и границы Дориата осталась далеко позади. Воздух здесь казался ощутимо теплее, беглецы приободрились, и на привале Талион разрешил развести костер. Первый раз за долгое время у них было тепло и горячий ужин. Отряд блаженствовал. Младшие резвились с Брандиром, заставляя его изображать Хуана — тот очень похоже рычал и делал вид, что трется «мордой» об руку малышки Аиниэль. Даже раненные, которых со всеми предосторожностями расположили поближе к огню, выглядели получше, особенно Авалор, который вызывал у Талиона больше всего опасений.

Этой ночью Талион решил сам отстоять в дозоре. Его слишком утомили видения — непонятные, болезненные, наполненные беспомощностью и болью, они выматывали больше дневных переходов и холода. Лучше днем подремать в седле — в конце концов, даже если он снова потеряет сознание, это будет заметно сразу. В отличие от ночного сна, после которого можно и не проснуться.

Посреди ночи поднялся ветер, и пошел дождь. Земля намокла, под ногами хлюпало. Талион разбудил Риннора, и вдвоем они соорудили навес так, чтобы у раненых было укрытие. Закончив работу, Риннор попытался уговорить командира смениться:

— Тебе надо выспаться. Хочешь завтра снова свалиться?

— Не свалюсь, — Талион устало покачал головой. — А если и придется, ничего страшного, ты будешь рядом.

— Как скажешь, — кивнул Риннор. — Я все-таки останусь с тобой до утра.

— Оставайся, — улыбнулся Талион.

Все началось на рассвете. Откуда просвистела первая стрела, поняли не сразу. Когда стрелы полетели градом, стало ясно, что за ними следили, а ночью, воспользовавшись непогодой, взяли в кольцо, которое сейчас неотвратимо смыкалось вокруг отряда.

Талион сражался с отчаянием умирающего. Меч в его руке без устали разил врагов, и, даже когда Риннор, с которым они стояли спина к спине, пал, сраженный орочьей стрелой, Талион продолжал отбивать удары, двигаясь так стремительно, что ему самому казалось, что он окружен непроницаемой стальной стеной.

Эта иллюзия защищенности сохранялась, пока у Талиона были силы. Он допустил одну-единственную ошибку, и тяжелый орочий топор опустился на его плечо, сминая доспехи, выбивая меч из рук. Уже падая, лорд Талион заметил огромного черного волколака, который выскочил на поляну словно из неоткуда и с жутким рыком кинулся вперед. Талион закрыл глаза, готовый к смерти от страшных клыков, но зверь бесшумным темным вихрем вдруг пронесся мимо, перемахнул через распластанного на земле эльфа и бросился на его противника! Волколак сжал челюсти на шее орка, одним движением перекусывая ее. Черная кровь обагрила доспехи Талиона, и в этот момент страшная морда повернулась к нему, и бездонные глаза волка-оборотня впились ему в душу.

— Навоевался, герой? — прошелестело где-то в голове. — Марш спать!

Лорд распахнул глаза. В висках стучала кровь, сердце билось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Он только что снова был там! Рука рефлекторно потянулась к правому плечу — к тому месту, куда со всей силы ударил топором орк — и остановилась на полпути: устроившись на краю кровати, прозрачными глазами на него смотрел Слепой.

— Навоевался, герой? — повторил он. — Спи давай. Ты туда еще вернешься…