От А до Я (джен)

Да будет человек избавлен от мести: вот мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгого ненастья.

Фридрих Ницше

В который раз не без удовольствия вдыхаю запах моря. Лёгкие наполняются морозной свежестью, что придаёт мне сил, ведь впереди очередные сутки дежурства. Прошедшие выходные можно было бы назвать самыми обычными, если бы не фееричный выход сборной Англии в четвертьфинал Кубка мира по Квиддичу. Теперь, конечно, мало кто признаётся, что заочно не верил в силы своей родной команды, поставив все свои сбережения на соперника. Нужно быть патриотом, поэтому весь вчерашний вечер я в кругу друзей пил огневиски и пел оды любви нашей сборной.

Голова болела так, что никакое антипохмельное не могло помочь. Не так давно ходили слухи, что мадам Ревьера подмешивает в своё пойло зелье, которое усиливает действие алкоголя на мозг. Доказательств, правда, не нашлось, но впредь я буду осторожен в выборе кабака. Не хотелось бы закончить свои дни под барной стойкой на грязном полу, слушая дикие вопли болельщиков.

Едва я пересекаю проходной пункт, головная боль усиливается. С досадой отметив, что снова забыл заранее надеть свой защитный бейдж, я начинаю хлопать руками по карманам в его поисках, не сразу сообразив, что закрыл собой и без того узкий коридор. Без него на территорию, где расположены камеры, не пройти — это опасно для здоровья. В спину начинают толкать спешащие на работу люди, и, наконец прицепив к мантии защиту, я вижу, что и на выход собралась немаленькая пробка из уставших за ночь тюремных охранников.

Я поспешил вперёд, чтобы не мешать ни одним, ни другим. Странно, ведь дементоры уже давно не служат Министерству, а лица у людей здесь такие, будто всё счастье в их жизни было высосано посредством поцелуя. Отпечаток боли и скорби, а ещё вселенской усталости.

— Эй, Криви! Нижний уровень сегодня на тебе, возьми с собой Паркера, пусть привыкает.

Едва я захожу в комнату для персонала — слышу голос начальства. Уилл растерян, его глаза бегают от одного лица к другому в надежде, что он ослышался и не придется спускаться в «самое пекло». Я же ничем не выдаю себя, хотя внутренности скручивает от предвкушения. Нижние уровни — место, где сидят самые злостные преступники. Мало кто желает работать там на постоянной основе, и мало кто может это выдержать, поэтому мы выходим туда по очереди: каждому достаются две-три смены в месяц. Мне хотелось бы больше.

Новобранец Уилл Паркер бледный, как мистер Бинс, спускается вслед за мной по винтовой лестнице на нижний уровень. При входе в доверенный нам двоим коридор нас встречает ещё один охранник, открывает проход незамысловатым заклинанием, и мы входим: следующие двадцать четыре часа мы проведем в месте, где боится оказаться любой волшебник.

Паркер осторожно ступает вперед по коридору: проход довольно широкий, так что я свободно его обгоняю. Камеры расположены друг напротив друга. На вид совершенно стерильное помещение со светлыми стенами и темными дверями, на каждой из которых отверстие с задвижкой примерно на уровне глаз, чтобы можно было наблюдать за заключёнными. Чуть ниже — отверстие для подачи еды, но на нашем уровне им пользуются не все: некоторые узники уже не в состоянии передвигаться. И, конечно, серебряная табличка с именем на ручке. Их выдают родственникам после смерти заключённого или предают земле вместе с телом.

Я беру на себя камеры по левую сторону, а Паркер, соответственно, по правую. Он внимательно следит за тем, как я подхожу к первой двери, за которой сидит женщина по имени Симона. В прошлый мой визит она была ещё в своём уме, кричала о том, что нас всех ждёт расправа за её муки, и кидалась проклятиями. Прошло две недели, и, едва открыв задвижку, я вижу, что она сидит прямо на полу, оперевшись спиной о стену, и смотрит прямо мне в глаза. Её ещё можно назвать вменяемой, если такое понятие вообще можно применить к волшебнице, убившей целую семью невинных людей. Ничего не происходит в течение пяти минут, и я прерываю наш зрительный контакт щелчком задвижки. Краем глаза вижу, как Паркер приступает к выполнению своих обязанностей.

Так мы в молчании проходим вдоль по коридору. Заключенные здесь волшебники отбывают пожизненный срок, и Министерство создало все условия, чтобы эта жизнь заканчивалась в муках и как можно скорее. Мало кто выдерживает натиск «камер безумия». После ряда реформ, которое потерпело магическое общество в ходе восстановления от последствий войны, было принято решение реконструировать систему наказаний. Азкабан буквально собрали заново по кирпичику, к тому же, теперь существовало разделение между злостными преступниками и мелкими нарушителями. Дементоры больше не вызывали доверия, и им на смену пришла ещё более ужасная пытка: камеры, в которых отбывали срок узники, высасывали магическую силу капля за каплей, а вместе с ней и жизненную энергию. Психическое состояние осуждённых подвергалось сильному влиянию. Чем ниже уровень, тем сильнее наложены чары. Именно от этого воздействия нас защищают бейджи.

Я пропускаю момент, когда Уилл открывает задвижку на двери девятой камеры, и коридор заполняет до ужаса противный крик. Паркер отпрыгивает от двери и зажимает уши, вероятно наученный опытом с мандрагорой, но, к сожалению, всё не так просто: пересадкой в более комфортабельный горшок этому «цветку» не поможешь. Ввиду того, что силовое поле в камерах приглушает магию, охрана не может использовать палочки, поэтому я беру обычную дубинку и стучу по двери.

— Заткнись, Долорес! Хватит орать, я сказал!!! — вполне ожидаемо она никак не реагирует и продолжает неистово кричать. В последние годы ей всё чаще видятся какие-то кентавры.

— Я больше не могу, мистер Криви, — скулит за моей спиной Уилл, и я закрываю задвижку. Крик остаётся за дверью.

— Деннис. Зови меня просто Деннис, я ненамного старше тебя, — пытаюсь выдавить улыбку, но получается не очень.

Паркер переступает с ноги на ногу. Если он не решится продолжить, то мне придётся об этом доложить, и его карьера на этом будет закончена. Не могу сказать, что работа охранником в Азкабане, это то, к чему стоит стремиться. Я бы ни за что не хотел, чтобы мой сын когда-то пошёл по моим стопам, поэтому не могу взять в толк, как Паркер здесь оказался.

— Почему охрана, Уилл?

Парень вздрагивает и поднимает на меня свои глаза. Я знаю его семью — они неплохие люди. Старшая сестра училась всего на курс младше меня. Уилл же приехал в Хогвартс сразу после моего выпуска.

— Я хотел пойти в Аврорат, но провалил экзамены. Случайно узнал, что на курсе охраны недобор, и пошёл туда. Я мало понимал, на что себя обрекаю.

Я ожидал более веской причины, поэтому разочарован. Стоило бы радоваться, что в жизни парня всё хорошо, но почему-то его слова вызвали в душе противное чувство.

— Это они «обрекли» себя на жалкое и никчемное существование в стенах Азкабана. Они, но не ты. Ты сам выбираешь свой путь, так что мешает тебе взять и свернуть с этого?

Уилл не отвечает, да и мне не хочется больше слов. Мы слишком много времени потратили на болтовню, и я шагаю в сторону камеры, на которой остановился мой обход. Мы не прошли и половины. На двадцать шестой двери я слышу, как Паркер меня догоняет. Не могу сказать, насколько добросовестно он подошёл к осмотру, но щелчки задвижек лязгали довольно громко, что я смог понять, как он сейчас зол.

До обеда мы обошли территорию два раза. Я немного устал, головная боль давала о себе знать, и мне срочно требовалось выпить зелье. Паркер то и дело спотыкался, застывал с занесенной над дверью рукой или слишком долго вглядывался в известное только ему зрелище в стенах камеры.

Едва стрелки часов пробили двенадцать, входные двери открылись, и вошла миссис Робинсон с тележкой в руках. Женщина двигалась медленно по коридору, улыбаясь нам с напарником и подмигивая мужчине, что стоял у входа. Казалось, её совсем не заботило, что впереди себя она везёт не тележку со сладостями, а мерзкую кашу.

— Так, камеры номер тридцать шесть, сорок и пятьдесят девять. Кто сегодня сопровождающий, мальчики?

Я делаю шаг вперёд, и Паркер облегченно выдыхает, послав мне улыбку полную благодарности. Я пожимаю плечами, не слишком оценив его жест — зря он думает, что всё это ради него.

Я подношу бейдж к дверной ручке первой камеры из списка. Паркер перехватывает дубинку поудобнее и становится за моей спиной. Охранник у входа даже не обращает внимания на наши манипуляции. Слышится щелчок, и дверь открывается. В дальнем углу сидит человек. Я вхожу первый, миссис Робинсон следом за мной. Ничего не происходит, и она решается на смелый шаг вперёд с тарелкой каши в руках. Как только посуда касается пола, мужчина в робе открывает глаза, и женщина с визгом одергивает руку, тут же выбегая в коридор. Больше никаких намеков на агрессию со стороны заключенного не происходит, и я спокойно закрываю дверь снаружи, оставив его наедине с едой.

— С такими нервами вам работать в магазине дурман-травы у Оуэна. Сразу станете уравновешенной, спокойной. Может и третий глаз откроется до кучи, — Уилл пытается шутить, хотя самого потряхивает, пока мы идём к следующей камере.

— У меня бабушка по линии отца была потомственной ясновидящей, а папа магл. Так что, возможно, и я что-то унаследовала.

Узник в пятьдесят девятой камере оказался менее адекватным. Конечно, это был довольно спорный вопрос: он все ещё мог произносить звуки, хоть речь и была бессвязной, но двигался с трудом. Когда мы вошли, он выл, плакал и скулил. Тарелку с кашей пришлось нести заново, потому как первую он благополучно опрокинул. Он еще сохранил в себе остатки разума, но не надолго.

Оставалась последняя камера, и я в предвкушении замер у дверей. Паркер вызвался войти первым, но я пресёк любые его просьбы. Только не в этот раз. В любой другой смене, с любым другим узником.

Мне часто задавали вопрос: почему я, имея «Превосходно» по большинству предметов в школе, пошёл учиться на курсы охраны? Почему я, имея прекрасных жену и сына, не сменю работу на что-то более жизнерадостное? Что нравится мне в моей профессии? Что меня держит в Азкабане?

Ответ был за этой дверью. В грязной робе, которая давно была ему велика и сползла с одного плеча, оголив желтую кожу, обтягивающую кости. С волосами сальными и потными, седыми от времени и мук, терзающих душу этого человека. Была ли у него душа? Надеюсь. Иначе не было смысла наблюдать за её угасанием.

— Что-то он не шевелится, — прошептала миссис Робинсон, но подойти ближе не решилась.

— На обходе лежал так же… Может он того, а? — Паркер передернул плечами и уставился на меня в ожидании ответа.

Я же не слышал никого из них. Не хотел слушать их предположения, мне хотелось, чтобы они ушли и оставили меня наедине с человеком, лишившим меня всего. Мне хотелось увидеть, как жизнь покидает его, как остатки отделяются от тела и пытаются покинуть это место, натыкаясь на магический барьер, возвращаясь, и снова по кругу. Не в силах сдержать себя, я рывком поднимаю его голову, ухватив за волосы, и всматриваюсь в черты лица. Они снились мне в кошмарах.

— Не дышит, — заключает Уилл, осмелясь проверить пульс. — Он мёртв.

Я чувствую, как меня накрывает эйфория.

Почти не помню, как на сигнал пришли другие охранники, как приехали люди из Мунго и Министерства. У нас с Паркером и миссис Робинсон брали показания, хотя это было лишь формальностью. Никому не было особого дела до смерти заключённого. У него не было родственников, о нём никто не будет скорбеть.

Его личное дело я сам сдавал в архив, и там значилось: «Осужден на пожизненный срок за пособничество Волдеморту, многократные убийства, применение непростительных заклятий». Сухая фраза, совершенно не передающая всю боль, что я испытал, когда узнал, что моего брата больше нет.

Помню лишь могилу с завёрнутым в белую простынь телом и серебряную табличку с именем «Антонин Долохов».

* * *

— Пап! Ну па-а-а-а-па! Прошу тебя, возьми меня, я уже большой!

Я с трудом вдыхаю воздух, едва расцепив руки сына, сомкнутые на моей шее. Он повис на мне сзади и совсем не хочет оставаться со своей мамой. Колин тот ещё проказник, но когда дело касается серьёзных вещей, он может быть весьма послушным.

— Прости, милый, — мне на помощь приходит жена, — у папы сегодня очень важный день. Мы будем ждать его дома, а пока его не будет, приготовим сюрприз.

Я благодарно целую супругу и смотрю вслед убегающему сыну. Взять его с собой именно сегодня — плохая затея, но своё обещание показать ему рабочее место, я сдержу обязательно.

Мы с Уиллом условились прибыть на место встречи к восьми утра. Едва аппарировав, я вижу Паркера и ещё нескольких парней чуть младше его. Он приветственно машет, а другие с интересом разглядывают меня, перешептываясь. Наверное, к этому стоит привыкнуть — в свои двадцать пять я кажусь им стариком.

— Поздравляю с успешной пересдачей! — я хлопаю Уилла по плечу и чувствую невероятное счастье.

Предвкушая весёлые учебные будни в школе Авроров, я переступаю порог здания, следуя в новую жизнь. А в голове лишь одна мысль: «Какой сюрприз приготовит мне Колин?».