С новым годом! (джен)

— Дорогие друзья! До наступления Нового года осталось всего несколько секунд…

И кто только придумал эту традицию? Я смотрю на них, крепко держа фужер шампанского в руке, как и они. Но вот только на лицах друзей улыбки, в глазах огоньки. И я тоже улыбаюсь, но всем своим нутром испытываю лишь ненависть и грусть.

— Желаю всем здоровья, любви и счастья! Пусть рождаются дети, реализуются все добрые помыслы...

И каждый год одно и то же. Слова-то в эфирах глаголят верные, но знают ли они там, сверху, что происходит по другую сторону экранов?

— Пусть в каждом доме, в каждой нашей семье царят радость и согласие…

Мои пальцы побелели. Кажется, еще немного, и фужер бы не выдержал и рассыпался на мелкие осколки, как некогда и моя вера в семейную радость.

Начала боя курантов я не услышал. Реальность обрушилась на меня, словно я вынырнул из-под воды. Свист и визг друзей смешался со звяканьем посуды. Я присоединился к ним, протягивая свое шампанское, но мысли уносили меня все дальше и дальше назад, на двенадцать лет…

* * *

Холод пробирал до самых костей. Как бы сильно мне ни хотелось идти домой, перспектива задубеть тоже не слишком радовала. Праздник на главной площади поселка подошел к концу, но люди не спешили расходиться. Дети катались с большой деревянной горки, родители же нетерпеливо смотрели на часы, предвкушая скорую встречу с холодной водкой, игристым вином и тазами с оливье.

Среди них я был один, не похожий на других детей, но это не делало меня более примечательным — скорее наоборот, еще более незаметным. Но я этому был лишь рад. Обычно когда другие мальчишки меня замечали, они считали нужным отвесить подзатыльник или смеха ради разбить нос. Девчонок же это зрелище радовало не намного меньше. Поэтому сейчас, когда они были заняты праздником, я мог спокойно побыть среди людей и почувствовать себя простым ребенком.

— С годом змеи, малец! — кто-то осторожно хлопнул меня сзади по плечу.

Вздрогнув, я медленно оглянулся, невольно подумав, не получу ли снежком по лицу. Но все обошлось. Позади стоял дед мороз, держа в руке синий мешок. Ну, естественно, это был не добрый дедушка с северного полюса, а всего лишь какой-то мужичок, от которого разило свежим перегаром, но тем не менее он протягивал мне мандаринку.

Вытащив дрожащую руку из кармана, я взял угощение.

— Пусть этот год станет для тебя особенным! Что же ты без рукавичек? Простудишься.

Ничего не ответив, я побежал прочь, так как пара ребят из школы начали на меня коситься, о чем-то перешептываясь.

Отбежав подальше от праздника, я обернулся. Мои страхи оправдались — эти двое бежали за мной следом, словно гончие собаки, учуяв добычу.

Что есть сил я бросился в сторону дома. Что-что, но бегать за эти годы я прекрасно научился.

Со всех ног я несся через заснеженные дворы двухэтажек. Парни не могли меня догнать, но и не теряли из виду. Перебежав дорогу, я продолжил свой кросс по тротуару, вдоль частных домов. Ребята бежали следом, свистя и улюлюкая. Вот моя улица, я уже вижу свет в своем ветхом домике. Мне оставалось лишь повернуть к нему и влететь за ворота, но… на повороте меня занесло на скользкой дороге, и я кубарем повалился на землю. Удар был мягкий, так как территорию за оградой у нас никто не потрудился очистить от слоя снега.

Я только приподнялся, намереваясь вскочить, как первый из ребят с разбегу ударил меня ногой в грудь. Дыхание перехватило, и меня опрокинуло на спину. Я закрывал и открывал рот, как выброшенная на берег рыба, не в силах вдохнуть воздух. Но этого казалось им мало, они продолжили пинать меня, намереваясь попасть по ребрам.

Вскоре им это наскучило, и они оставили меня лежать в снегу, скручиваясь от боли. Сквозь слезы я увидел, как кто-то проходит мимо меня к дому.

— Отец… — кое-как выдавил я из себя.

Но меня не услышали. Или не захотели услышать.

Минут десять еще я приходил в себя. Наконец дышать стало легче, и я, шатаясь, поднялся на ватные ноги. По лицу текли слезы, перемешиваясь с кровью и соплями. Протерев лицо снегом, я, окончательно отморозив руки, побрел домой.

Уже в сенцах я услышал пьяный гул. Войдя, я застал своих маму и папу в компании еще двоих собутыльников. Новогодний праздник посетил и наш дом. Нет, они не наготовили горячих блюд и закусок, у нас дома праздник отмечался по-своему. Клубы дыма как туман стояли посреди комнаты, под ногами вались окурки и пустые чебурашки. Родители со своими гостями сидели за столом, разливая по стаканам дешевый самогон, который, должно быть, и нес мой отец, проходя мимо избитого сына.

— О, явился. Ты почему в таком виде? — заплетающим языком спросила мать, с трудом сфокусировав взгляд на мне.

Я, ничего не ответив, уже было прошел мимо них в сторону комнаты, когда отец схватил меня за локоть.

— Почему не отвечаешь матери, щенок?

— Отпусти! — посмотрев ему в глаза, сказал я.

— Серега, да пусть идет, наливай.

— Ебальник закрой, рыжий. Не видишь, я сына воспитываю.

Я силой вырвал руку, едва не повалив отца с фляги, на которой он сидел.

— Ты охуел? — вставая, зарычал отец. — Я тебя порву, сученок!

— Попробуй, — спокойно ответил я, без страха, сжимая кулаки.

Отец, опешив, замолчал, как и все присутствующее. Не знаю, что именно, но что-то в ту секунду изменилось. Обычно отец избивал меня даже за неправильный взгляд. А я в свою очередь жил в вечном страхе. Перед родителями. Перед другими ребятами. Но сегодня во мне что-то надломилось, словно те двое парней из школы разбили во мне чувство страха, пиная по ребрам. Больше я не стану терпеть унижений, ни от отца, ни от других.

И как ни странно, отец ничего не сказал, отведя взгляд в сторону, я же ушел в комнату, хлопнув дверью.

— Что ты варежку разинула? Весь в тебя выродок, — уже из-за двери кричал отец, переключившись на мать.

Подойдя к телевизору, я нажал на кнопку. Как раз начиналось новогоднее поздравление президента. У нас было тогда всего два телеканала — первый и второй. Поэтому особого выбора не было, что смотреть и я оставил первый, чтобы хоть немного перебить родительскую брань.

Мои мысли прервал грохот.

— …в эти мгновения каждый из нас думает о своих любимых близких…

— Ах, ты блядина драная! — кричал отец, закрепляя слова звонкими пощёчинами.

— Хочу пожелать вам того, чего обычно желают своим родственникам и друзьям…

— Чтоб ты сдох, козлина! — наконец ответила мать.

— Здоровья, мира, благополучия. И, конечно, удачи…

— Серега, осади. Ты че, брось перо. Серый!

— Счастья вам, с новым годом!

Послышался звон битой посуды вперемешку с криками родительских собутыльников.

Входная дверь открылась, после чего в доме повисла тишина, нарушаемая лишь боем курантов с телевизора.

Что происходило на улице, не было видно из-за запотевших окон, но слышались взрывы фейерверков и радостные крики соседей.

Я же, осторожно приоткрыв дверь, вышел, заглянув в кухню. Стол был перевернут, осколки посуды беспорядочно валялись на полу. Там же лежала моя мать, лицо, заляпанное в крови, одежда разодрана в клочья. Она лежала и смотрела стеклянными глазами на грязный потолок. Одна грудь вывалилась из изрезанного халата, поверх нее торчала деревянная рукоять кухонного ножа…

Этот новый год действительно изменил меня навсегда. Я ненавидел его всей душой и с тех пор отмечал этот дурацкий праздник либо на работе, либо за маской веселья среди друзей. И никто не знал, что случилось тогда, каким я был раньше. Но тот самый ненавистный новый год стал самым счастливым за всю мою жизнь…