Сестра (гет)

Моя сестра сошла с ума.

Наверное, начинать повествование о нашей жизни следовало не с этого. Рассказать о том, что сестра — старшая — растила меня, ибо родители погибли, когда мне было около тринадцати лет, что благодаря ей я стала человеком, а не какой-нибудь малолетней преступницей, как она тянула на себе тяжкий воз забот о непутевой младшей сестре, совмещая с учебой в вузе… Наверное. Я благодарна сестре, она действительно всегда заботилась обо мне. Но между нами не было особой любви — все, что она делала для меня, диктовалось чувством долга и ответственностью, не более. И я платила ей взаимностью — была благодарна и старалась не огорчать. Без троек окончила школу, поступила на экономический («Ты же понимаешь, что это верный кусок хлеба, что так ты всегда сможешь заработать?»). Сестра не была тираном — я не имела каких-либо увлечений, какую профессию получать мне было, в общем-то, все равно. Училась я без особого рвения, но и без лени, и готовилась перейти на третий курс.

Звонок раздался как раз тогда, когда я заканчивала макияж. Борис пригласил меня в театр, и сделал это с таким пафосом и пиететом, что я стала подозревать, что сегодня он все же сделает то, чего я опасалась уже некоторое время, — предложит стать его женой. Замуж я не хотела, тем более за него, и уже предвидела все последствия моего отказа. Полный скрытого страдания вид, выраженную вслух надежду на то, что я одумаюсь и соглашусь, а потом вишенка на тортике: звонок от сестры и долгий разговор о том, что Борис, конечно, уже не молод, но имеет хороший заработок, положительный во всех отношениях человек и «ты хорошо подумай, прежде чем давать окончательный ответ».

Я взяла трубку и застыла — звонили из реанимации, нашли мой номер в телефонной книжке Елены и…

— Борис, сожалею, но сегодня я не могу пойти с тобой в театр, — я была словно в каком-то оцепенении, казалось, что за меня звонит кто-то другой, выговаривая правильные фразы. — Елена попала в аварию, я еду к ней.

Я нажала на сигнал отбоя, не слушая, что он отвечает, быстро покидала в сумку все, что, как я думала, мне могло пригодиться, и помчалась в больницу.

Что было дальше, я помню какими-то впечатавшимися в память картинками, эпизодами, разговорами.

…Застывшее лицо сестры, на фоне подушки кажущееся восковым, желтоватым, ее неподвижное тело, прикрытое простыней, и тихий голос врача: «Она в коме. Если верите в Бога — молитесь»…

…Трель звонка и веселый голос дяди Федора, друга детства и сына друзей родителей: «Привет, Стешка, не знаешь, почему Леночка не отвечает?». А потом он уже рядом, обнимает меня за плечи и глухо говорит: «Держись, Елена сильная, она сможет». И я реву, уткнувшись ему в грудь лицом, реву от облегчения, что я не одна, что рядом надежный друг. И еще от того, какая все же Ленка дура — он же все эти годы любил ее, был рядом, а она не видела этого. А теперь, возможно, никогда и не увидит…

— Я знаю, что сейчас вам с Еленой нужны деньги, — говорит Борис, и я готовлюсь благодарить и отказываться от предлагаемой им помощи. — Я мог бы выкупить ваши акции по очень хорошей цене.

Я смотрю на него и не сразу осознаю, что именно он говорит. А потом благодарю и отказываюсь. Потому что не собираюсь принимать от него ничего. И потому что — я это точно знаю — называемая им цена раза в два ниже реальной…

…Запах больницы мне уже даже снится. Но я все равно каждый день прихожу сюда, сижу рядом с сестрой и держу ее за руку. Если бы я верила, я бы молилась. Но я просто сижу рядом и надеюсь на чудо, и с каждым днем вероятность его все меньше. Но я все равно жду его…

И оно происходит. В ночной тишине реанимации внезапно начинают заходиться истошным воем все приборы в палате, а потом сестра открывает глаза, судорожно дергается и громко всхлипывает.

~*~

Тяжелый удушливый дым стлался по улицам города. Гордые Афины, покинутые большинством жителей, молчанием встретили варваров-персов. И лишь в акрополе были люди. Те, кто не смог или не захотел уйти из родного города.

Елена, скорчившись, пряталась в небольшой нише. Она уже не плакала — не было больше слез. Не отрывая взгляда от лица Афины, она безостановочно шептала, взывая к великой богине. Но ответа не было. Афина покинула город, ушла, бросив его на растерзание варварам, отвернулась от людей.

— Богиня, молю…

Ее нашли. Двое варваров выволокли Елену из укрытия, хохоча и переговариваясь о чем-то, швырнули к алтарю.

— Афина! — закричала Елена.

Сквозь пелену ужаса Елена увидела, как великая богиня повернула голову, взглянула на распростертое на полу тело, улыбнулась, и на Елену обрушилась тьма.

~*~

Сестра не узнала меня. Она вообще ничего и никого не узнавала, и врачи, явно не понимая, что происходит, неуверенно говорили о посттравматической амнезии. Однако все физические травмы излечивались хорошо, и Елену решили выписывать — зачем держать в переполненной больнице здорового человека? С проблемами психики — это не сюда.

А я видела, с каким ужасом сестра смотрела на все вокруг. Знала, как ее накачивали успокоительным почти все время пребывания в больнице, потому что иначе она пребывала в состоянии между шоком и истерикой. И помнила первые слова, сказанные после того, как она вышла из комы:

— Это Аид?

Я увезла Елену на дачу. Точнее, отвез нас дядя Федор, договорившийся с врачами, уладивший все вопросы, обещавший проконтролировать и лично докладывать. Я же была рядом с сестрой, обнимала ее за плечи и чувствовала, как она дрожит даже сквозь тот лекарственный полудурман, в котором она пребывала все это время.

— Стешка, я вчера был у вас, проверил — кое-какие продукты есть, сегодня-завтра продержитесь, а там уже выходные, я подскочу, помогу.

Дядя Федор вел машину вроде бы небрежно, но я знала, что водитель он хороший, надежный. Водить машину дядю Федора учил его отец, в молодости успевший побывать испытателем на какой-то секретном заводе. Или в каком-то секретном проекте — я точно не знала, он никогда об этом не рассказывал. И где именно он познакомился с нашими родителями, тоже. Но я знала, что они были очень хорошими друзьями, и их смерть он переживал тяжело и долго.

Елена всю дорогу сидела с закрытыми глазами, судорожно вцепившись в обивку сиденья. Я видела, как побелели костяшки на ее руках, как она кусала губы. Боялась, но молчала. Боялась — даже не взирая на то, что ее опять накачали какой-то дурманной дрянью.

— Мы приехали, — тихо сказала я.

— Хорошо, — прошептала она и наконец-то открыла глаза и добавила так, что я даже засомневалась в том, что услышала: — Всегда боялась колесниц.

Она по-прежнему ничего и никого не узнавала. Точнее, сестра уже знала меня и дядю Федора, медсестер и врачей, свою палату и ту часть реанимации, а потом и хирургии, которую видела. Но больше ничего и никого. Даже дачу, которую обожала и на которую сбегала каждый раз, когда могла себе это позволить.

— Дядя Федор, врать нехорошо, — ошарашено произнесла я, заглянув в холодильник. — Ты не проверил, ты запихал в этот агрегат все, что нашел у себя дома.

Огромная кастрюля борща, кастрюльки с пюре и котлетами, судочки с оливье и еще какой-то снедью были плотно втиснуты в нутро немаленького Стинола.

— Это не я! — признался он, глядя на меня ужасно честными глазами. — Это вчера родители приезжали, уже после меня. Я не знал, что они все это притащат, честное пионерское! — и покосился на Елену.

Она безучастно сидела в кресле у окна, глядя перед собой.

— Стеш, я поеду, — прошептал дядя Федор. — Работа, то, се. Но если что — сразу же звони!

— Лен, ты есть хочешь? — проводив дядю Федора, спросила я.

Она перевела взгляд на меня и покачала головой.

— Может, поспишь?

Ответа я не получила, но, когда осторожно потянула ее за руку и повела в спальню, Елена не сопротивлялась, да и заснула быстро. А я стояла у окна, глядела в сад и пыталась понять, как нам жить дальше. Учиться на экономфаке я больше не смогу — кое-какие сбережения у нас есть, но сестра в ближайшее время работать не сможет, а у меня, студентки, была только временная и случайная работа. А денег в обучение надо вбухивать немало, хоть и поступила я на бюджет. Да и не хочу я там учиться. Значит, вуз посылаю. И ищу работу, желательно удаленку, — чтоб присматривать за сестрой. Потому что нанимать сиделку на могу, а оставлять сестру одну не хочу. И поэтому…

— А почему Стешка? — раздался вдруг голос сестры.

Я едва не подскочила — ведь она засыпала, я сама видела.

— Это дядя Федор придумал, — ответила я, поворачиваясь. — Он знает, что я не очень люблю свое имя, вот и называет так. Сказал, что английская Анестейша не лучше русской Анастасии, зато Стешка — это прикольнее Насти.

Сестра сидела на кровати, подтянув колени к груди и обняв их, и я едва не заплакала — ее любимая «домашняя» поза, когда мы говорили по душам. Когда она забывала, что старше и лучше знает, как следует жить.

— А дядя Федор?

От этого вопроса я на некоторое время впала в ступор. Она же первая стала его так называть, всегда смеялась, когда он ворчал и говорил, что мультик дурацкий, на мальчика оттуда совсем не похож, и вообще любимый персонаж — кот Матроскин.

— Ты думаешь, что я безумна? — это был скорее не вопрос, а утверждение. — У нас говорили, что кого боги хотят наказать, лишают разума…

— У вас? — зацепилась я за ее слова.

Стало немного страшно, словно я сплю, и мне снится и авария, и безумие сестры, и этот разговор. Вот только проснуться никак не получается.

— Я помню, как пряталась в храме Афины, когда пришли варвары Ксеркса. Как меня нашли и… — она содрогнулась, а я, вместо того, чтобы кинуться к ней, стояла и смотрела, раскрыв рот. — Я помню улыбку богини.

Она рассказывала, тихим, отстраненным голосом, по ее щекам текли слезы, а я все смотрела и думала: «Это сон. Это не может быть правдой. Так не бывает!» И слушала про свадьбу с выбранным отцом женихом, про жизнь с нелюбимым и вспыльчивым мужем, гораздым и на брань, и на побои, про выкидыш и про то, как мимолетно обрадовалась, узнав, что муж погиб, как не верила в то, что Афина покинула город, как пряталась в ее храме.

Такое нельзя было придумать — это нужно было только пережить. Жить там, в почти сказочной для меня Древней Греции. И я поняла, что верю ей, как верю и в то, что моя сестра жива.

— Мне жаль, что твоя сестра умерла, — тихо произнесла Елена. — Я… я просто хотела жить, очень хотела…

— Ты моя сестра, — твердо ответила я. — Моя сестра попала в аварию, но выжила. И сейчас здесь, со мной!

Что делать дальше, я не знала, но решила поступить так, как всегда советовала мама.

— А сейчас мы пойдем пить чай, — я подошла к Елене и улыбнулась, протягивая ей руку. — Нет ничего лучше, чем чашка горячего ароматного чая!

~*~

Я учила Елену жить в одновременно новом и старом для нее мире. Заваривать чай и пользоваться утюгом, разговаривать по телефону и читать, включать телевизор и пользоваться компом, готовить плов и не вздрагивать, когда за окном проезжает машина. Все, что знала моя сестра, так и осталось в памяти, но Елена не могла этим пользоваться. Просто не могла понять, что именно она знает. Точнее, пока не могла, но очень старалась стать своей в этом мире. Мне кажется, что дядя Федор о чем-то догадывался, но ничего не говорил. Но, как и всегда, был рядом, помогал и опекал.

— Стешка, отец сказал, что вам собирается нанести визит вежливости Борис.

Позвонил он рано утром, я еще спала и не сразу врубилась в слова дяди Федора.

— М?

— Стешка, але-але, прием! — сердито произнес он. — Отец видел вчера Бориса, в бильярд вместе играли, и тот упомянул про визит. Готовьтесь, он приедет в субботу или воскресенье, — дядя Федор вздохнул и добавил совсем тихо. — Елену подготовь к визиту, ладно?

Я зевнула и сонно уронила телефон рядом с собой. Подумаешь, Борис приедет. Что тут такого-то? И в ужасе подскочила. Борис работал в одном отделе с Еленой, хорошо знал и ее, и меня, и уж он-то мог понять, что с ней что-то не то. И тогда… Я помчалась к Елене, не нашла ее в спальне, перепугалась и, только услышав шум с кухни, вспомнила, что это я в семье сова, а вот Елена, что раньше, что сейчас клинический жаворонок.

— Я не думала, что ты встанешь так рано, — оторвавшись от прописи, тихо произнесла она. — Завтрак еще не готов.

— К черту завтрак! — закричала я. — Борис приедет через пару дней, надо подготовиться!

— Хорошо, но сначала я допишу страницу, — и она снова склонилась над тетрадкой.

Я махнула рукой и пошла умываться — упрямства в новой Елене было больше, чем в прежней, и уж если она решила как можно быстрее заново научиться читать и писать по-русски, то сделает это. К счастью, дописывать надо было совсем немного, и едва я выползла из ванной и переоделась, как Елена позвала меня за стол. Уплетая вкуснющие свежие лепешки и заедая их сыром и оливками, я рассказала и о звонке дяди Федора, и про Бориса, и чего от него стоит ждать.

— Знаешь, ты же еще на больничном, и вообще после аварии, так что можешь просто сказать, что болит голова и все, — предложил я. — А уж я с ним сама пообщаюсь.

— Я хочу на него посмотреть, — качнула она головой. — Я кое-что помню. Из прежнего.

— Ну ок, — согласилась я. — Давай посуду помою.

— Иди собирайся, собеседование ведь сегодня, — отмахнулась она. — Мне не сложно.

Мне было немного не по себе, что всю домашнюю работу я свалила на Елену. Она говорила, что ей нравится готовить и убирать, это близко и понятно, и я видела, что делает она все с удовольствием. Но все равно было немного стыдно.

Как и предсказывал дядя Федор, визит Бориса состоялся в субботу после обеда. Утром он позвонил Елене и спросил, удобно ли будет и не помешает ли… Я все прекрасно слышала, потому что была включена громкая связь, вдруг понадобится моя помощь.

— Мы вас ждем, — сухо ответила она.

— Ты же сватала его за меня, — хихикнула я от неожиданности. — С чего вдруг такая нелюбезность? — и прикусила язык.

— Передумала, — спокойно ответила она. — Причешись, на ежа похожа.

— Ежики очень милые животные, — парировала я, зевнула и пошла приводить себя в порядок.

Спасибо дяде Федору за предупреждение — у нас все было готово к предстоящему великому событию. Борис тоже не подвел, приехал вовремя, вручил по букетику цветов и был приглашен в дом. Разговор, однако, не задался. На вопрос Бориса о здоровье Елена ответила, что врачам виднее, попытку перевести разговор о времени выхода на работу проигнорировала, зато по поводу предстоящей свадьбы коротко ответила, что решать буду я, но она против. Борис опять упомянул про акции, но Елена довольно жестко ответила, что вопрос был решен еще год назад — наши акции не продаются. Тем более, за столь смехотворную цену. Я с трудом удержалась от того, чтобы не открыть в изумлении рот. Надо же, а я и не знала, что Борис не только ко мне подкатывал со столь непристойным предложением.

Елена встала, сослалась на плохое самочувствие и ушла, а я осталась смотреть на ошеломленного Бориса и отказывать ему в любезном предложении стать его женой. Сказала, что не достойна.

— Я тоже сказала, что против, — заглянув в спальню Елены, сказала я. — Он сказал, что очень огорчился — я про акции…

— Он несколько раз предлагал их купить, — не поворачиваясь ко мне и продолжая глядеть в окно, произнесла она. — Я узнавала — он пытается скупить все доступные. Кое-кто продал. Но наших он не увидит — это память о родителях и… — Елена зябко обхватила себя за плечи и закончила: — Я это помню. И еще вижу, что он плохой человек. Недобрый.

— Угу, — и я рассказала о первой попытке подкатить ко мне, а потом увлеклась и стала рассказывать о рынке ценных бумаг.

— Федор приехал, — перебила Елена мой пространную речь. — Достань пирог из духовки.

— У нас был пирог? — удивилась я. — И ты не предложила Борису чаю?

— У нас сгорит пирог, если ты и дальше будешь тут стоять. И скажи Федору, что я хочу с ним поговорить наедине — пока ты будешь накрывать на стол.

— Слушаю и повинуюсь, — пробурчала я, недоумевая. Интересно, о чем это она хочет говорить?

Когда я накрыла и сидела, глотая слюнки, к столу вышел изрядно ошарашенный дядя Федор.

— Стешка, это правда? — косясь в сторону двери спальни Елены, спросил он.

«Рассказала про себя», — решила я и кивнула.

— Я… я думал, что тебе нравится Борис, — буркнул он, глядя теперь уже на меня. — А за меня пойдешь?

— Что?

Я подскочила и помчалась к Елене.

— Ты что ему наговорила?

— Спросила, почему он до сих не сказал, что любит тебя, — улыбнулась она.

— Он тебя любит, — буркнула я, смутившись.

— Стеша, ты дура! — улыбаясь еще шире, заявила сестра. — И не спорь — я старше, мне виднее. А сейчас пойдем поить чаем нашего будущего родича.

~*~

Свадьбу мы сыграли летом — как только дядя Федор получил свой отпуск, так и сыграли. Скромную, тихую, никаких ресторанов, тамады и толпы гостей. Праздновали у нас, на стол накрывали Елена и мать Федора, но наготовили они столько, что из-за стола мы еле вылезали, боясь, что лопнем если не мы, то наша одежда уж точно. А потом мы укатили в свадебное путешествие — в Грецию. Дядя Федор признался, что он подумывал про Турцию, но Елена посоветовала увидеть прекрасную Элладу, и он согласился.

Я не выдержала и рассказала про то, что случилось с сестрой после аварии.

— Я догадывался, но… В общем, решил, что захотели бы — сами рассказали.

Отдохнули мы прекрасно, вернулись полные впечатлений, а по приезду меня ждало потрясение — Елена собиралась выходить замуж! За нашего соседа по даче — и когда только успела познакомиться? Более того, они уже и заявления подать успели!

Сосед, Иннокентий Петрович, был человек приличный, средних лет, то ли ученый, то ли инженер, то ли врач, бывал на даче каждые выходные и во время отпуска. Но больше я о нем ничего не знала. Я осторожно спросила, хорошо ли сестра подумала.

— Конечно, — удивленно ответила Елена. — Иначе я бы не согласилась.

— С работы я уволилась, — глядя на то, как оголодавшие мы лопаем мусаку, сказала Елена. — Борис уже звонил, сказал, что начальником отдела назначили именно его, но он надеется, что я вернусь.

— Ну-ну, — буркнула я и попросила добавки.

— Я тоже так подумала, — улыбнулась Елена. — Я лучше попробую книги писать. Исторические. А консультантом будет Иннокентий. Правда, он сказал, что это не его период, он медиевист, но ему интересно попробовать.

— Поздравляю, — улыбнулся дядя Федор. — И знайте — автографы будем просить у обоих!