Щербатые (джен)

Северус Тобиас Снейп сидел на больничной койке в больнице святого Мунго, глядел в белую стену с едва заметными выщербинками и ждал, когда же пресловутая дверь в его палату наконец-то откроется. Сегодня было двадцатое мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года, и из памяти Снейпа напрочь пропали добрые полмесяца. Последним его воспоминанием был укус ядовитой змеи Волдеморта и то, как он показывал соплячке-Поттер воспоминания. Признаться честно, Северус думал, что умер.

Он готов был поклясться, что видел Дамблдора в месте, очень похожем на вокзал Кингс-Кросс, видел, как директор беседует с Поттер, видел отвратительного гомункула, оставшегося от Волдеморта. Он видел все это как будто издалека и никак не мог уйти прочь, и злился на всех подряд. На Дамблдора, на Поттер, на Волдеморта. На самого себя, потому что на самом деле Северус понимал, что с этим ребенком ведет себя поистине отвратительно.

Но таков уж был его характер, и Снейп ничего не мог с ним поделать, тем более после семи лет издевательств со стороны Джеймса Поттера. Тем более когда видел в этом ребенке напоминание о том, что он сам выбрал неправильный путь.

Северус Тобиас Снейп смотрел в щербатую стену и думал, что ему, вероятно, стоило все-таки умереть восемнадцать дней назад.

Невилл Лонгботтом спешил изо всех сил. Он вихрем проносился по больничным коридорам, едва не сбивая с ног персонал и пациентов. Дыхание давно сбилось, а сердце бешено стучало в горле так, что Невилл не слышал гневных выкриков, доносящихся ему вслед. В голове его клубком связались мысли, и он то и дело дергал за одну из ниточек, раз за разом выпуская ее из рук. Он не знал, зачем он это делает, как не знал и того, почему восемнадцать дней назад решил заглянуть в Вопящую хижину. Ему самому было смешно от собственных порывов, но чутье упорно вело его вперед, вдаль от ощетинившегося волшебными палочками Хогвартса, вдаль от настороженного затишья, вдаль от собственных детских страхов и переживаний.

Сейчас, когда нужная дверь внезапно оказалась у него перед носом, Невилл влетел в нее с размаху, раскинул руки в стороны и что есть мочи завопил:

— Профессор Снейп!

Северус Снейп окинул его презрительным взглядом и скривился, ничего не ответив. Что ж, Невиллу итак было неловко от собственных дурацких действий, и сердце его вовсе не упало от подобного приема. Он медленно опустил руки, плотно прикрыл за собой дверь и сделал пару шагов внутрь палаты. Снейп не отреагировал, так что Невилл слегка осмелел и прошел дальше, усаживаясь на табуретку. Профессор Снейп снова не удостоил его и взглядом, так что Невилл тоже не спешил открывать рот.

Северус Снейп выглядел болезненно исхудавшим, с темными кругами под глазами и до смешного привычными засаленными волосами. Больничная рубашка на нем буквально висела, и Невиллу казалось, что он может разглядеть сквозь тонкую кожу каждую венку и каждую косточку. Снейп сидел, откинувшись на подушки и сложив руки в замок на коленях, и смотрел куда-то мимо. Его грозный образ, всегда до чертиков пугавший Невилла, неожиданно сделался совсем не страшным. В таком состоянии Северус Снейп как нельзя больше походил на обыкновенного человека.

Северус почти не видел сидящего перед ним светловолосого юношу, одного из нелюбимых его учеников. Он смотрел вперед, выискивал глазами белое ничто, похожее на железнодорожный вокзал. Он никак не мог выкинуть из головы мысли о том, что его срок уже вышел.

— Десять баллов с Гриффиндора, — вырвалось у него.

Лонгботтом встрепенулся, оглянулся по сторонам, убеждаясь, что Снейп говорил именно с ним, широко раскрыл светлые глаза и выпалил обиженно:

— За что?!

— За то, что лезете не в свое дело, — невозмутимо ответил Северус, по-прежнему глядя мимо.

За несколько часов, прошедших с тех пор, как он очнулся, Снейп успел изучить каждую неровность, каждый изъян грязно-белых больничных стен. Сидеть на одном месте ему надоело до отвращения, хотя забежавшая к Северусу медиковедьма заявила, что торчать ему тут еще не меньше пяти дней.

— Но я же!.. — не желал мириться с несправедливостью Лонгботтом. Он, кажется, даже забыл, что ни Снейп больше не является преподавателем, ни сам Невилл больше не студент, так что слова про баллы — не более чем чушь.

Северус скривился, тряхнул головой и внезапно натолкнулся на скорченную Лонгботтомом потрясающе умилительную рожу. Юноша выглядел обиженно, но вместе с тем возмущенно, при этом лицо его напоминало скорее рассерженного пофыркивающего котенка. Снейп против воли прыснул и тут же прикрыл рот рукой, натягивая на лицо презрительное выражение.

— Вы — что? — уничижающим тоном спросил он.

Невилл растерялся, расширенными глазами глядя на только что хихикавшего Снейпа, так что даже забыл, что хотел сказать в свое оправдание. Он так и застыл с приоткрытым ртом, хотя профессор уже принял обычное свое выражение лица. Заметив пристальное внимание, он смерил Невилла презрительным взглядом, клацнул зубами и сделал странный жест.

— Вы выглядите как идиот, Лонгботтом, — заявил Снейп, когда Невилл так и не отреагировал.

— Мне показалось, вы улыбались, — зачем-то сказал Невилл.

— Вам показалось, — тут же отрезал Снейп и отвернулся.

— Мне показалось, — послушно согласился Невилл.

* * *

Северус стоял на пороге больницы святого Мунго и смотрел в застилающий горизонт поток почти-летнего дождя. Капли громко стучали по крыше, ударялись о землю и растворялись в траве. Мелкие брызги моросью заполняли все вокруг, так что Северус чувствовал себя мокрым с головы до ног. Аппарировать ему запретили, на вопрос о камине медиковедьма закатила глаза. Она же сейчас цербером стояла рядом, ожидая, что Северуса заберут. Уходить одному неизвестно куда ему тоже запретили.

Он услышал звуки подъезжающей адской машины еще издалека. Разваливающийся драндулет Уизли бряцал и скрипел, то и дело издавая такие звуки, будто от него на ходу отваливаются детали. Машина показалась из-за пелены дождя только когда почти протаранила крыльцо больницы бампером. Бряцнула дверь, и из салона вывалились трое: Грейнджер, Поттер и Лонгботтом. При виде двоих последних Северус закатил глаза, но зачем-то отметил, что в глубине души ему самую малость приятно. Тем не менее он задрал подбородок и выплюнул, лишь слегка смягчив привычный тон:

— Поттер.

Девчонка широко улыбнулась, отчего у Северуса дернулся глаз и засосало под ложечкой. Она подошла ближе, продолжая улыбаться всеми зубами, протянула руку подруге и скомандовала:

— Герми.

Грейнджер помялась мгновение, тоже расплылась в улыбке, запустила руку в сумочку и вытащила оттуда здоровенный букет слава Мерлину не лилий. Бело-фиолетовые цветы аконита* слегка помялись и покачивались на ветру, а у Северуса дергался глаз. Это намек или эти дети просто идиоты?

Поттер буквально впихнула букет ему в руки, отерла ладони о штаны и жестом пригласила садиться в машину. Грейнджер еще что-то сказала, но Северус не слушал. Он завороженно смотрел на ядовитый букет в своих руках, смотрел, как покачиваются головки цветов, и думал, что умереть три недели назад было бы не так уж плохо.

Лонгботтом рядом смущенно улыбался и молчал, не спеша, впрочем, следовать за однокурсницами.

Северуса посадили на переднее сиденье рядом с Грейнджер, занявшей водительское место. Поттер и Лонгботтом теснились сзади, и чернявая макушка первой то и дело просовывалась между креслами. Северус закатил глаза, сунул девчонке в лицо букет и указал точку на карте.

— Коукворт? — переспросила Грейнджер, заводя мотор.

— Окраина, — подтвердил Северус и отвернулся к окну.

Ему, признаться, было несколько неловко находиться в замкнутом пространстве с учениками теперь, когда он едва ли больше являлся учителем. Даже если он и числился еще кем-то в Хогвартсе, возвращаться туда Северус не собирался.

Поттер с Лонгботтомом громко что-то обсуждали, Грейнджер их изредка одергивала или вставляла несколько слов, не отрываясь от дороги. Говорила в основном Поттер, тараторила без умолку так, что у Северуса спустя четверть часа начали вянуть уши. В отражении в стекле он неожиданно заметил, что букет уже в руках притихшего Лонгботтома.

Мимо проплывали однообразные пейзажи полей, перемежающиеся городками и деревеньками, изредка они въезжали в лесополосу. Северус даже успел заскучать и почти забыть, что находится в компании самых раздражающих учеников из всех, когда машина наконец въехала в пределы Коукворта.

Городок почти не изменился со времен детства Северуса, лишь стал несколько более обшарпанным и безлюдным. Жители стремились уехать из промышленного района, перебраться куда-то получше. Северус тоже мог бы сменить место жительства, но ему было все равно. Дома он появлялся редко, и каждый раз на него накатывало противное до зубовного скрежета чувство, однозначно определить которое Северус не мог.

Северус давно не ходил по замызганным улицам Коукворта, и теперь чувство отвращения, смешанное с чувством болезненной ностальгии, накрыло его с головой. Он провожал взглядом играющих с потрепанным мячом детей и видел в них себя самого, маленького, худого и грязного, покрытого синяками и так старающегося помочь матери.

Северус жалел о многом в этой жизни, но ничего не хотел бы исправить. Вот и маленький двухэтажный домик он не исправлял, лишь изредка чинил прохудившуюся крышу. Все в этом доме напоминало ему о родителях, о загубленной жизни матери и о пьющем отце, о нем самом, ворующем волшебную палочку только чтобы помочь. Отец не знал, что мама и он маги, не знал до последнего, и умер до того, как Северусу пришло письмо из Хогвартса. Северус не жалел его, вспоминал только, что без его грошовой зарплаты жить стало совсем тяжело.

С одиннадцати лет Северус стал варить зелья по рецептам матери и бегать в Лютный. Через несколько лет там его знала каждая собака, все лавочники знали, что мальчишка Снейп не постесняется зарядить кулаком по роже, если его обсчитают или обманут.

Мать умерла, когда Севу едва исполнилось шестнадцать, и он остался совсем один. Один в пропахшем плесенью и зельями доме, один на один с целым миром.

Неудивительно, что он пошел не туда, неудивительно, что поддался влиянию сначала Волдеморта, а потом Дамблдора. Северус предпочел бы сбежать, но продолжал купаться в жалости к себе. Признаться, Северуса от себя тошнило.

Машина мягко толкнулась, останавливаясь. Перед ними был Паучий тупик, самое грязное и самое бандитское место во всем Коукворте. Было даже ощущение, что на улице резко потемнело, но это лишь панельные стены малоэтажек нависли с двух сторон. Изредка из сплошного монолита многоквартирных домов выныривали одно— и двухэтажные покосившиеся деревянные и кирпичные домики, большинство из которых зияли пустыми черными окнами.

Разговоры в машине стихли, девушки и юноша во все глаза смотрели вперед, а Грейнджер, кажется, никак не решалась вновь нажать на газ. Северус глубоко вздохнул, махнул в самую глубь улочки и устало бросил:

— Туда.

Он чертовски устал, и ему сейчас хотелось только отделаться от этих детей и остаться наконец одному. Даже язвить у него не было сил, так что Северус молчал, лениво перебирая в уме бывших и нынешних соседей. На очередной вопрос он указал Грейнджер на самый дальний домик, чей двор по колено зарос сорняками. Сам дом давно покосился, а еще Северус заметил, что отвалилась крыша над крыльцом, и кое-где провалился шифер.

— Профессор Снейп, — подала голос Поттер, — может поселитесь пока на Гриммо?

— Предпочту избавить себя от вашей каждодневной компании, — хмыкнул Северус и больше на вопросы не отвечал.

Северусу было в общем-то все равно, где жить, хотя он, признаться, и привык к некоторым удобствам в Хогвартсе. Холодный пол и продуваемые стены собственного дома его ни капельки не смущали, также, как не смущало и наличие неблагополучных соседей. Северус и сам был неблагополучным, чудом выжившим мертвецом, он устал метаться из стороны в сторону и хотел только тишины и покоя.

Едва машина заехала на участок и остановилась, Поттер выскочила наружу и принялась расхаживать туда-сюда, с шелестом раздвигая высокую траву. Следом за ней вывалился Лонгботтом, все еще сжимающий в руках аконитовый букет. Он выглядел несколько растерянным, и Северус даже не удивлялся. В конце концов Лонгботтомы — одна из чистокровных магических фамилий, и место жительства у них наверняка не похоже на полуразвалившийся сарай. Грейнджер вышла последней, аккуратно захлопнула дверцу автомобиля и смерила Северуса странно неодобрительным взглядом. Северус вздохнул, думая, что нынешний дом Поттер после десятка лет запустения выглядел приличнее, чем это.

Обвалившийся козырек загораживал единственный вход в дом, так что Поттер уже взмахнула палочкой с намерением убрать преграду. Северус фыркнул, схватил ее за руку и шепнул на ухо:

— Не забывайте, мисс Поттер, что это маггловский город.

Поттер дернулась, смутившись, и быстро спрятала палочку в карман. Она оглядела куски шифера еще раз, перетащила один и обернулась на Северуса жалобно. Северус вздохнул, закатил глаза и сложил руки на груди.

— Вам знакомо заклинание облегчения веса, Поттер? — язвительно спросил он. — Или вы предпочитали пинать балду не только на моих занятиях?

— Э-э-э, — протянула Поттер, шепнула заклинание под нос и, развеселившись, принялась очищать путь внутрь.

— Профессор Снейп, дом ведь покрыт магглоотталкивающим куполом и чарами отвлечения внимания? — осторожно спросил Лонгботтом, когда Поттер почти закончила работу.

Был, подумал Северус, оглянувшись на юношу, и вслух добавил:

— Не думаю, что чары еще держатся.

Лонгботтом по-прежнему бережно сжимал в руках букет, поэтому не спешил на помощь прекрасно справляющейся однокурснице. На слова Северуса он смутился и потупился, делая крошечный шаг назад.

— Да нет, держатся, — возразила Грейнджер, постукивая пальцем по рассохшейся оконной раме, — по крайней мере магглоотталкивающие.

Поттер уже успела перетаскать весь скопившийся на крыльце мусор и теперь открывала скрипучую, наполовину вывалившуюся дверь. Оглянувшись на Грейнджер, она насмешливо добавила к словам подруги:

— Если бы чар не было, здесь было бы либо все разрушено бешеными подростками, либо образовался бы притон.

— А вы, Поттер, я вижу, крайне осведомлены в степени бешености подростков? — протянул Северус, оттесняя ее плечом и проходя внутрь.

Внутри прятать волшебные палочки не было необходимости, и Лонгботтом, едва войдя, трансфигурировал вазу из засаленной шторы.

— Кстати, — вспомнил Северус, — где вы потеряли Уизли?

Поттер, успевшая отыскать люк в подвал, прыснула, а глаза Грейнджер округлились. Девушки молчали, одна сдерживала рвущийся наружу хохот, а вторая, кажется, была в замешательстве от самого вопроса. Лонгботтом замялся и опустил глаза, крепче стискивая пальцы на тонких стебельках цветов.

— На самом деле…

— Он не влез, — перебила его Поттер и наконец засмеялась в голос.

— О, — ответил Северус и махнул рукой.

Люк перед носом Поттер захлопнулся, и она нахмурилась, но ничего не сказала. Лонгботтом отмер, покрутил в руках цветы, наколдовал воду и сунул акониты в вазу.

— Кому вообще в голову пришло дарить мне цветы? — сварливо поинтересовался Северус, прохаживаясь по маленькой гостиной.

— Мне! — заорала Поттер из дальней комнаты.

Грейнджер хлопнула себя ладонью по лбу и устремилась за ней, получив перед этим одобрительный кивок профессора. Оставшийся Лонгботтом почесал затылок и смущенно улыбнулся.

— Простите, профессор, — тихо заговорил он, — Гарри попросила у меня книгу о цветах, но я должен был понять, что она что-то затеяла.

Северус смерил его долгим взглядом, от которого Лонгботтом сжался еще больше, и отвернулся, собираясь проверить, не успела ли Поттер переворошить хранящиеся в одной из комнат запасы книг, зелий и одежды.

— Забудьте, мистер Лонгботтом, — сказал он и показал пальцем в сторону доносящихся из коридора звуков, — предугадать действия этой девчонки невозможно.

Поттер на удивление не успела натворить ничего криминального, разве что вывалила из хлипкого шкафа скудные пожитки Северуса и теперь стояла, всматриваясь во что-то. Грейнджер рядом не было, она деловито прохаживалась по коридорам и заглядывала в незапертые помещения, так что некому было одернуть девчонку.

Поттер сжимала в пальцах фотографию, старую и почти выцветшую, единственную, которую Северус не смог выбросить. На снимке их было трое, он и две девочки, они стояли на опушке лесочка неподалеку и улыбались в камеру щербатыми улыбками. Северусу на этом фото где-то около восьми или девяти, но выглядел он старше обеих девочек; это был единственный раз, когда Северуса фотографировали, и единственный раз, когда он не выглядел совсем уж оборванцем.

Северус застыл за спиной Поттер, долго вглядываясь в карточку, и не заметил, когда девчонка обернулась и посмотрела на него серьезными ярко-зелеными глазами.

— Вы можете забрать фото себе, — выдохнул он прежде, чем успел подумать.

Оно было спрятано в самой глубине шкафа, завалено тряпьем и другим мусором, но сердце Северуса все равно дрогнуло, словно он отдавал что-то невероятно важное. Что-то настолько его, что отрывалось лишь с корнем, с куском оголенной плоти и частичкой перерубленной души. Поттер смотрела на него долго, почти также — как на фотографию, а потом прикрыла на мгновение глаза и покачала головой, всовывая снимок ему в пальцы.

— Спасибо, сэр, — уверенно сказала она, — но оно принадлежит вам.

Северус застыл на мгновение и сжал пальцы, не позволяя карточке упасть на пол. С нее на него теперешнего, разбитого и никчемного, смотрел он сам, упертый юнец, идущий вперед несмотря ни на что. Обе девочки рядом с ним смотрели в камеру, но одна выглядела счастливой, а другая — раздосадованной.

— Как так получилось, что вы фотографировались с тетей Петуньей? — спросила Поттер.

Северус моргнул, отрывая от фото взгляд, и потонул в глубокой зелени любимых-ненавидимых глаз. Поттер смотрела на него вопросительно, прожигала пронзительным взглядом и слегка улыбалась одними уголками губ. Он была похожа на Лили и одновременно совершенно ее не напоминала. Черты рыжеволосой девочки с фото смешивались с другими, более мальчишескими и задорными, окрашивали волосы в черный и дарили лицу шкодливое выражение.

Северус вздохнул, почесал затылок, вспоминая детали того дня, и прищурился. Он почти не помнил, что тогда случилось, и как Петунья оказалась в их с Лили компании, и тем более он не помнил, кто и зачем выдумал их фотографировать. Наверное это была его мать или родители Лили, больше просто некому, но сколько Северус не пытался вспомнить, картинка упрямо оставалась подернула белой непроницаемой дымкой, сквозь которую невозможно разобрать детали.

— Я помню только, что в этот день Лили пришла с сестрой, и они очень серьезно повздорили, затем тут же принявшись мириться, — Северус прикрыл глаза, воспроизводя воспоминания, но фотограф в воображении все равно не появлялся.

Поттер как будто серьезно задумалась, взгляд ее потяжелел и замер. Она кивнула, сжала кулаки и отвернулась, принявшись монотонно запихивать разбросанные вещи обратно в поскрипывающий шкаф. Северус сжал пальцы, неаккуратно сминая края фотокарточки и про себя чертыхнулся. Догадки о том, кто снимал в тот день, множились одна за другой, и Северус неожиданно обнаружил, что таких белых пятен в его памяти имеется еще несколько. Выругавшись уже вслух, он резко развернулся и направился в комнату матери. Там, как и ожидалось, обнаружился потайной ящик, а в нем несколько запечатанных слабенькими заклинаниями писем, среди которых было несколько невскрытых.

Северус моргнул, прогоняя набежавшие перед глазами белые точки, и потер переносицу. Бумага в руках подрагивала, или это дрожал он сам; за окном расстилалась ночь, а в доме было подозрительно тихо. Северус моргнул снова, отложил ворох писем, едва сдержавшись от желания сжечь их к мордредовой матери, и встал на затекшие ноги. Накатившая злость сдавливала грудь и, не находя выхода, растворялась, рассыпалась мурашками по загривку.

Северус снова вздохнул, прислушался к оглушающей тишине пустого дома и отодвинул неплотно прикрывающие окно занавески. Как и ожидалось, машины Уизли во дворе не было, Северус должно быть пропустил мимо ушей момент, когда назойливые студенты уходили. Но так даже лучше, ему не нужно было никого благодарить, говорить ненужные никому слова. Северус развернулся и направился на кухню, на ходу вспоминая, что еды в доме наверняка нет от слова совсем.

Ожидания не оправдались, когда Северус увидел в кухне свет. Крохотная надежда, что его нечаянно включили и не выключили, уходя, растаяла, когда к свету добавились едва слышные звуки гремящей посуды и шум воды. Северус закатил глаза, мысленно готовясь ругать не видящую границ Поттер, и застыл, замечая вместо девчонки высокую мужскую фигуру.

Невилл Лонгботтом хозяйничал на его кухне, и делал он это на удивление лучше, чем обращался с зельями. Он должно быть сходил в магазин, потому что на тщательно вымытом столе были разложены овощи, а в руках юноша держал большой кусок свежего мяса. Никто прежде не готовил ему, никто даже не заходил в его дом, так что Северус замер, завороженный зрелищем, и оперся плечом о дверной косяк.

— Ой, профессор! — Лонгботтом обернулся к нему и едва не выронил мясо из рук.

Смутившись, он бросил его в мойку, отчего брызги фонтаном разлетелись по кухне, и спешно закрутил кран, вытирая руки полотенцем. Северус закатил глаза и отлепился от стены, входя наконец внутрь. Он молча оттеснил юношу в угол и выверенными движения принялся расправляться с подготовленными ингредиентами.

Северус никогда не учился готовить специально, умение пришло как-то само, потянулось от знания ингредиентов зелий. Он не любил находиться на кухне, но домовика у него не было, так что приходилось либо все же стряпать самому, либо тратить почти все деньги на кафешки и забегаловки. Лонгботтом замер где-то за его спиной и не произносил ни звука, пока Северус не обернулся проверить, не испарился ли он ненароком.

— Гарри и Гермиона уехали, — сказал он, под тяжелым взглядом Северуса плюхаясь на стул.

— Я заметил, — бросил Северус и отвернулся.

Он не спрашивал, но на языке вертелся вопрос, какого драккла сам Лонгботтом еще здесь. Юноша долго молчал, и по комнате разносились лишь лязгающие звуки ножа и скрежет скользящей по плите сковородки.

— Вы были моим боггартом, когда мы изучали их на третьем курсе, — Лонгботтом сказал это тихо, бросил как бы невзначай, а Северус от неожиданности едва не уронил сковороду себе на ноги.

Нет, Северус знал об этом, после того занятия в учительской его доставали насмешками еще около месяца, но он никогда бы не подумал, что этот ребенок вот так запросто выдаст такое ему в лицо.

— На самом деле вы не были главным моим страхом, — продолжал Невилл, — просто вы были ближе всех остальных.

Северус согласно кивнул, не зная, что может сказать на такую исповедь. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, отер вспотевшие ладони о штаны и вернулся к готовке.

— По сравнению с теми ужасами, что ждали меня дома, вы, если подумать, были совсем не страшным, — Невилл усмехнулся слегка грустно и продолжил, словно ответ Северуса ему и не был нужен, — то, чего я боялся, не всегда могло принять материальную форму и сидело так глубоко в душе, что даже боггарт достать не смог.

Северус знал о состоянии родителей Невилла, знал о непримиримом характере его бабушки. Он не мог в полной мере представить себе чувства этого ребенка, но мог отдаленно понять его терзания. У самого Северуса было много страхов, гораздо больше, чем приятных воспоминаний, и многие из них тянулись из детства. Он, признаться, не знал, кем предстанет боггарт для него, потому что то занятие было единственным, которое Северус прогулял. Он всегда считал, что выставлять напоказ что-то настолько глубоко личное не просто неэтично, но еще и может навредить не до конца окрепшей психике ребенка.

Дети борются со своими страхами по-разному. Кто-то принимает их и так становится сильнее, кто-то заталкивает в самую глубину души, кто-то делает вид, что их нет. Кто-то, не в силах побороть ужасы подсознания, накидывается на другого, более слабого, того, кто кажется легкой мишенью. Дети бывают жестокими и не понимают этого, самоутверждаются за счет других, перекидывают на них свои слабости. Северусу казалось, что он знает о страхах больше любого другого.

Северус не заметил, как закончил готовку, очнулся от своих мыслей только тогда, когда еда на сковороде громко зашипела, пригорая. Он быстро погасил огонь и завертел головой в поисках тарелок, но ни одной чистой в пределах видимости не оказалось. Невилл сидел и почти не реагировал, тоже погрузившись в мысли, так что Северус понял — спрашивать у него бесполезно.

Громкий стук сковороды о столешницу заставил мальчишку вздрогнуть. Он дернулся, едва не падая со стула, проморгался и уставился на Северуса с таким неподдельным непониманием, что рука Снейпа сама собой потянулась ко лбу. Северус вздохнул, молча сунул ему в руку вилку и уселся на стул напротив.

— Чистых тарелок нет, — как бы между прочим заметил он, ковыряясь в вареве.

Лонгботтом открыл рот и так и застыл, глядя на Северуса взглядом вящей невинности. Северус усмехнулся про себя и подумал, что сейчас, наверное, с грохотом рушит стереотипы о грозном мастере зелий, слизеринской летучей мыши с вечно грязной головой. Невилл отмер спустя долгую минуту, когда Северус успел расправиться с третью содержимого сковородки, сбивчиво поблагодарил и забил рот на следующие четверть часа.

* * *

Невилл чувствовал себя неловко, находясь наедине с профессором Снейпом, и никак не мог понять собственный порыв остаться, когда девочки засобирались по домам. Может быть виной тому был отрешенный вид профессора, просматривающего какие-то бумаги, а может быть — печальное состояние его жилища.

Проведя ревизию продуктов, Невилл понял, что его ожидания оправдались, в этом доме не было совершенно ничего, что бы еще не испортилось или не пришло в негодный вид. Он не считал, конечно, запертую лабораторию, там все наверняка было тщательно защищено от порчи и других повреждений.

Невилл, признаться, уже давно заметил, что профессор Снейп относится серьезно ко всему, кроме себя самого. Он муштровал учеников до нервной дрожи в пальцах, заставлял зубрить самые замысловатые рецепты зелий и лишь изредка демонстрировал свой необычайно вредный характер. Да, Снейп относился к ученикам предвзято, но при этом на уроках он не занижал и не завышал оценки. Он мог огрызаться на гриффиндорцев и хвалить слизеринцев, но все всегда получали только заслуженные отметки.

Невилл вздохнул, снова заглянул в комнату, где профессор расселся прямо на полу, и отправился за продуктами. Он бывал в маггловских частях Лондона, когда они с бабушкой ходили за покупками, но никогда прежде не встречался с такими разрухой и запустением. Паучий тупик выглядел не лучше какого-нибудь гетто и резко контрастировал с центральной частью Коукворта, где располагались магазины и рынок. Солнце уверенно клонилось к закату, и Невилл уже набрал полную корзину продуктов, когда понял, что у него совсем нет фунтов. Магические деньги позвякивали в кармане, но они едва ли оказались бы пригодны в обыкновенном городском магазине.

— Что-то случилось, дорогой? — миловидная женщина средних лет, стоящая за прилавком, заинтересованно уставилась на Невилла.

Невилл растерялся, теряясь в догадках, что ей нужно. Она, должно быть, приняла его за вора, раздумывающего, как лучше смыться, или кого-нибудь еще неблагоприятного. Женщина смотрела, слегка прищурившись и не отводя от Невилла взгляд. Она поманила его к себе, перевалилась через прилавок и уставилась ему прямо в глаза.

Сердце Невилла упало, но он продолжал упрямо сжимать пальцами ручки корзины. Возвращаться в дом профессора с пустыми руками не было никакого смысла, а мотаться до ближайшего отделения Гринготтса — слишком долго. Он уже подумывал было по-настоящему совершить кражу, а потом занести деньги, когда все-таки решился сказать:

— У меня нет денег.

Продавщица посмотрела на него удивленно и отстранилась. Невилл повесил голову на грудь так, что больше не видел выражения ее лица, и крепко сжимал рукоятку волшебной палочки.

— Да ну! — женщина рассмеялась неожиданно, так что Невилл подскочил на месте, едва не выронив драгоценную корзинку с продуктами. — А это тогда что?

Продавщица взмахнула руками и ухмыльнулась, словно бы ожидая реакции Невилла. Но у него действительно не было маггловских денег, и он совсем растерялся, не зная, что теперь делать в образовавшейся ситуации.

Но вот карманы его зашевелились, весело звякнули монеты и несколько из них устремились прямиком продавщице в руки. Едва деньги оказались у нее на ладони, женщина скривилась, снова взмахнула рукой, и три галлеона и кнат вернулись Невиллу в карман.

— Двух сиклей вполне хватит, — добродушно сказала она, ссыпая мелочь в передник.

Невилл смотрел на нее широко раскрытыми глазами, и никак не мог понять, что сейчас произошло. В провинциальном городке, в одном из нескольких магазинов, именно в том, куда Невилл решил забрести, продавщица неожиданно оказалась волшебницей. Странное совпадение напрочь выбило почву из-под его ног, так что Невилл так и стоял, пока женщина не похлопала его по плечу, протягивая бумажный пакет.

— Ты ведь не местный, — заметила она, с любопытством глядя на то, как Невилл собирает продукты, — для кого такой пир устраиваешь?

Невилл посмотрел на нее подозрительно, но решил, что женщина не кажется ему опасной. Она, похоже, работала здесь уже довольно долго, потому что несколько покупателей, зашедших в магазин, любезно с ней поздоровались и даже перекинулись парочкой слов.

— Для профессора Снейпа, — лаконично буркнул он и отложил пластмассовую корзинку в сторону.

— Ах, Северус! — неожиданно всплеснула руками продавщица; лицо ее сделалось жалостливым. — Он так давно не появлялся дома, бедный мальчик, старый прохвост Дамблдор совсем его загонял! Я надеюсь, он в порядке?

Она говорила громко и возмущенно, но последнюю фразу произнесла совсем тихо, так, что Невилл едва смог ее расслышать. Он покачал головой, вспоминая, через что профессору пришлось пройти, и натянуто улыбнулся, коротко отвечая:

— Да, мэм.

— Ах, какая радость! — снова всплеснула руками продавщица. — А ты стало быть кто?

Ее настроение менялось со скоростью света. Вот она причитала и утирала краем передника выступившие слезы, а вот уже подозрительно прищурилась и склонилась к Невиллу близко-близко. Невилл замер, не в силах отшатнуться. Серые глаза продавщицы как будто гипнотизировали, и Невилл чувствовал себя мышкой перед удавом. Слова напрочь застряли в горле, и он никак не мог сказать, кем же приходится профессору Снейпу. В голову лезли дурацкие мысли, но Невилл настойчиво гнал их прочь, смотрел в серые глаза и перебирал неуместные варианты.

— Ну, это не важно! — продавщица наконец отстранилась, отмахнувшись. — Топай давай, а то твой профессор наверняка заждался.

Она широко улыбалась, чуть прищурившись, и Невилл попятился, кивая головой как китайский болванчик. Спохватившись, он замотал головой так, что все перед глазами смазалось в пестрое пятно, а продавщица превратилась в нечеткое грязно-белое чудовище.

— Он не мой! — выкрикнул Невилл и бросился наутек.

Невилл на самом деле не знал, чего его понесло на откровения. Фраза о боггарте вылетела как будто сама собой. Он не смог четко сформулировать мысль, поэтому отделался какой-то ерундой, но профессор, кажется, все прекрасно понял. Гораздо больше, чем строгого профессора зельеварения, Невилл боялся того, что ждало его дома. Это даже не всегда можно было назвать страхом, это была целая смесь эмоций, выплескивать которые Невилл не имел права.

Иногда Невилл молился, чтобы мать и отец наконец покинули этот мир, и проклинал себя за такие мысли. Он приходил в больницу постоянно, и каждая встреча с матерью была для него как будто впервые. Он видел усталость в глазах любимой бабушки, видел растерянность в зеркале. Он иногда завидовал Гарри, вовсе не знавшей своих родителей. Мама долго была для Невилла кошмаром. В детстве он плакал и упирался, не желая переступать порог больницы, потому что эта женщина, которую бабушка зовет его матерью, снова не вспомнит его, отвернется, как от чужого. Потому что бабушка будет плакать, запершись в кабинете, а потом улыбаться как ни в чем не бывало и отчитывать Невилла за какую-нибудь ерунду.

Невилл был слишком мал, чтобы помнить, как Пожиратели пытали его родителей, но иногда во сне он видел искаженное от боли лицо матери, слышал истошные крики и дьявольский, разрывающий барабанные перепонки хохот.

Невилл был даже рад существованию профессора Снейпа, его желчи и капающему с кончиков сальных волос яду. Потому что Невилл мог задвинуть преследующие его страхи на задний план, сосредоточиться на «здесь и сейчас». Профессор Снейп пугал до липкого комка в горле, до противных мурашек по коже, профессор Снейп был живым и материальным. Он стоял рядом, дышал в самое ухо и презрительно выплевывал слова. Профессор Снейп не был даже капельку таким же страшным, как обезумевшая мать или слезы бабушки, но Невилл боялся самозабвенно, отбрасывая все остальное, погружаясь в новые чувства с головой.

Сейчас профессор Снейп, его школьный страх, сидел перед ним, уминал мясо с картошкой прямо из сковороды и выглядел совсем не страшным. Уставшим от жизни, потерянным и злым на всех на свете, но ни капельки не пугающим. Профессор Снейп был живым и материальным, привычно язвительным, и Невилл больше не нуждался в том, чтобы скрывать за ним свои страхи.

Примечание к части

Аконит, Борец (Aconitum) — По легенде Аконит вырос из пролитой крови трёхглавого стража преисподней Цербера, пленённого и выведенного из царства Аида Гераклом. Аконит дарят в знак симпатии и дружбы. Этот цветок подходит для мужчин и женщин, для коллег и деловых партнеров. Несмотря на красоту цветка аконит очень ядовит и стоит проявлять осторожность с букетом и возможно с человеком подарившим его. В Древней Греции и Риме аконитом отравляли приговорённых к смерти. Есть гипотеза согласно которой Аконитом отравили Тамерлана.