Гений (джен)

«Вилли Вонка — гений…»

Я часто вспоминаю эти слова, а особенно, когда ищу тебя в глубине широких и длинных коридоров, ведущих к очередной шоколадно-карамельной дверце.

Возможно, мне когда-нибудь удастся понять, почему тебе так дорого одиночество, и от чего принять его тебе легче, чем произнести вслух слово родители.

Прошло уже… Сколько? Надо же, рядом с тобой я совсем перестал считать время, что проводил за изготовлением конфет и за запуском воздушных змей! Ну, тех… У которых вместо веревки — лакрица. Моя первая работа сильно рисковала не понравиться тебе, но ты хохотал, как ребенок. Впрочем, ты всегда был им, и в этом совершенно нет ничего плохого.

Представляешь, я вчера поздоровался сам с собой в зеркале. Надо будет попросить наших бессменных рабочих убрать его отсюда… Нет, не то чтобы я сильно боялся взрослеть, просто это навевает мысли, от которых безумно хочется спрятаться.

Безумно… Так же, как ты, мой друг.

Помню, как я часами бродил по фабрике, постоянно теряясь, захлебнувшись новой идеей, которую лелеял в сердце до тех пор, пока не находил ее воплощение за этими загадочными стенами, куда ты давно никого не пускаешь.

И вот однажды я мчался со всех ног, распугав всех умпа-лумпов вокруг, чтобы преподнести тебе на пробу свою собственную плитку шоколада, каждый квадратик которой имел свой вкус и цвет.

— Молодец, Чарли, — сказал ты шепотом, а твое бледное лицо озарилось улыбкой.

Она говорила о том, что ты счастлив. Не потому даже, что я открыл нечто новое для себя, а потому, что не подвел тебя, оправдал доверие и уяснил все, чему ты меня научил.

Подолгу пропадаешь где-то… Иногда, мне кажется, до конца своей жизни мне не найти той заветной дверцы, за которой ты придумываешь свои новые рецепты, осмысливаешь задумки.

Ну, что же, у каждого гения должно быть свое пространство, куда закрыт вход постороннему. А ты — настоящий гений.

Работать с тобой доставляет огромное удовольствие. Затягивает так, что забываешь о течении серых будней, которые с тобой имеют все оттенки радуги; седых волосках, виднеющихся в твоей странной прическе, а еще — начинаешь представлять, как с таким образом жизни скоро сам превратишься в уникальную конфету с не менее уникальным, единственным во всем мире, вкусом.

* * *

В тот день я снова искал тебя по всему «шоколадному дворцу» и нигде не мог разыскать. Мне впервые сделалось тревожно, но чутье подсказывало — сегодня вечер будет особенным. Ведь наступает Рождество — час исполнения самых сокровенных желаний.

Наверное, вы не поверите, дорогие слушатели, жители родного города… Не каждому хватит сил поверить в сказку, ведь волшебство чаще проходит мимо, редко заглядывая в замершие окна, но я знаю, что говорю…

Оно у каждого в сердце, его можно сотворить самим.

— Вилли?

На мой голос откликаются умпа-лумпы. Они поют ту самую песенку, которую я услышал, едва переступив порог твоей фабрики в первый раз.

Перед глазами встает огромный портрет — твоя фигура, сделанная из карамели.

— Получилось! — заливаешься ты смехом, вдруг оказавшись за моей спиной. — Похож, а?

— Даже есть такую красоту жалко! — выдыхаю я.

* * *

Уже не первый год смотрю на этот портрет. Сейчас он особенно красив, когда сверкает в холодных лучах луны.

Кажется, вот-вот дрогнут прямые черты лица, без того широкая белозубая улыбка станет еще шире, в темных глазах блеснет безумный огонек, а тихий голос позади шепнет: «Спишь, Чарли? Разве не ночью начинается настоящее волшебство?»

— Угу… — протяну я, зевнув, и вновь превращусь в того маленького, вполне обычного и самого счастливого ребенка на свете. Только… Тогда я еще не мог в это поверить, как и в то, что смогу быть тебе настоящим преемником.

Вспоминаю, как однажды нашел тебя на полу, лежащим лицом вниз.

Снова этот лифт?

— Чарли, знаешь, что я хочу показать тебе? — спросил ты, медленно открыв глаза. — Только оденься теплее. Там холодно.

Я помог тебе подняться и побежал выполнять указания, а когда вернулся, нажал за тебя кнопочку лифта — все-таки вредно биться столько раз головой.

Хрустальный куб мигом домчал нас, как мне казалось, под самую крышу фабрики.

Там был всего один цех. Нестерпимый холод проникал через дверную щелку, но любопытство — иногда дело хорошее.

Ты отворил замок, и мы оказались внутри целого королевства, созданного из лимонного, клубничного, вишнёвого, сливового, абрикосового, апельсинового, бананового льда. Там были и умпа-лумпы, и Верука, и Виолетта. Все те, с кем мне посчастливилось быть в тот «золотой» день на фабрике. Мои родители, бабушки и дедушки, лежащие в неизменной широкой кровати, даже тарелка капустного супа была в руках у дедушки Джорджа.

— Последний штрих, — ты положил рядом с хрустальными фигурками золотой билет. Тот самый? — Хочешь попробовать? Это вкусно! И вовсе каннибализм! — маленькая «черничка» Виолетта совсем не таяла в моей ладони. — Нравится?

— Очень, Вилли!

Я поймал в сотый раз себя на мысли, что совсем не ощущаю себя взрослым. Вы, наверное, будете смеяться, но мне безумно захотелось превратиться в одну из этих застывших куколок, а ведь те, кому скоро пойдет третий десяток, должны бы думать о чем-то более важном, верно?

— Что это, Чарли? Я раньше такого никогда не испытывал… — зачарованно окликнул ты, медленно прижав руку к своей груди. — В глазах словно искры фейерверка…

— Вилли? — спросил я встревоженно. — Тебе нехорошо?

— Очень хорошо, — слабо улыбнулся ты.

— Послушай, тебе нужно отдохнуть. Сегодня я возьму на себя все обязанности, не волнуйся! — решил распорядиться я, сам поразившись собственному голосу — такой он был уверенный.

— Молодец, Чарли…

* * *

У меня все получилось, Вилли, и в этом тоже твоя заслуга. Пускай, я сейчас не вижу тебя, знаю — ты гордишься мной, как гордились мои родные и, как уверен, всегда гордился тобой твой отец.

В воздухе витает баюкающий запах арахиса, а значит, ты здесь. По-прежнему работаешь в своей мастерской, скрытой от других. Ведь ночью, когда засыпает мир — просыпается сказка, а ради нее стоит не смыкать глаз…