Богиня (джен)

Мне было скучно. То есть СКУЧНО. Когда я была младше, жрицы часто играли со мной, развлекали всеми доступными способами, лишь бы я не плакала. Но теперь они, видимо, считали, что я слишком большая для подобного, и чаще всего я проводила свободное время в компании кошек. Или в одиночестве.

Я пробовала брать книги из библиотеки храма, но все они были либо учебными, либо священными. И скучными. Какой смысл быть Живой Ашет, если твои дни проходят в медленно тянущейся тоске?

Тут я одернула себя, прогоняя нечестивые мысли. Мне оказали великую честь, избрав Живой Богиней, и я должна быть благодарна. Вздохнув, я обвела взглядом свою спальню. В отличие от внешнего двора, сюда не заглядывало солнце, и потому было прохладнее, чем в остальных частях храма.

Плюхнувшись на подушки — и вызвав резким движением перезвон украшений, — я задумалась о том, как меня выбрали. Жрицы никогда не рассказывали об этом. Я только знала, что выбирают непременно девочку с особой отметиной на ступне — в виде кошки. Повернув ногу, я в который раз принялась рассматривать родимое пятно. Если честно, не очень-то оно походило на кошку. Но жрицам виднее, наверное.

Я совсем не помнила дома, в котором жила до храма, и родителей — была тогда слишком маленькой, — лишь какие-то смутные образы остались в голове. Запах пшеничных лепешек и фруктового чая, просторная светлая комната, женщина с круглым лицом и самой очаровательной на свете улыбкой, чьи-то сильные руки. А еще я помню, как плакала, когда жрицы забирали меня, и цеплялась за ту женщину. А она улыбалась сквозь слезы и что-то говорила. Я не помню, что именно, но, наверное, пыталась меня успокоить.

Интересно, родители вспоминают меня? Может быть, ходят на Празднество, когда меня провозят по городу, чтобы благословить народ? А я даже не смогу ни разглядеть, ни узнать их в толпе. Они, наверное, гордятся, что их дочь избрали Живой Богиней.

Празднества я любила и весь год с нетерпением их ждала. Во-первых, это единственный день в году, когда я покидала храм и могла увидеть других людей. А во-вторых, так интересно, когда все эти нарядные люди пытаются прикоснуться ко мне, чтобы получить благословение Богини, смотрят с таким почтением и обожанием. Столько звуков и красок! Правда, потом всегда немного болела голова с непривычки. Но оно того стоило.

Мои размышления вдруг прервал шум со двора. Я нахмурилась, подумав, что противный Трогмортен опять терроризирует остальных кошек. Занавесь на входе колыхнулась, и вбежала Бети. Она так неслась, будто ее кто-то преследует. «Точно Трогмортен», — подумала я, подхватывая Бети на руки.

— Тихо, моя хорошая, — прошептала я, погладив мою любимицу. — Здесь противный кот точно тебя не достанет.

Но вот того, что произошло затем, я точно не ожидала. Занавесь отлетела в сторону, и в моей спальне появился мальчик. Высокий, темноволосый, старше меня, но ненамного. Он резко остановился, быстро моргая — явно ничего не видел из-за того, что попал в полумрак с яркого солнца. Я была так поражена, что на мгновение онемела. Ни разу в жизни я еще не видела мальчиков так близко. Вообще никого не видела, кроме жриц. А потом пришло возмущение. Он не имеет права здесь быть! В эту часть храма запрещено входить посторонним!

Я вскочила, по-прежнему держа Бети на руках, и спросила так грозно, как могла:

— Кто ты такой? Ты не должен здесь быть.

Нахальный мальчишка нисколько не испугался и дерзко ответил:

— А ты кто? — и прищурился, пытаясь разглядеть меня, по-прежнему плохо видя.

Вот же наглец. Еще больше меня возмутило, когда он заявил, что всего лишь хотел поймать кошку. Кошку из храма Ашет! Всего лишь! Не говоря уже о том, что гнался он за Бети. Уж кого-кого, а Бети отдавать ему я не собиралась.

Но чем больше мы разговаривали, тем интереснее начинал он мне казаться. Да во имя Ашет, он пришел из другого мира — уже один этот факт был интересней всей моей жизни! А уж когда он сказал, что спокойно может прийти и уйти сквозь стену… В моей голове тут же родился план. Ему нужна кошка? Прекрасно. Избавлюсь от противного Трогмортена и потребую за него выкуп.

Книги из другого мира. Да я о таком и мечтать не смела!

Мальчик — его звали Кристофер — быстро согласился на мои условия и мы отправились ловить Трогмортена. Это было сложно — Трогмортен, конечно же, отбивался, как настоящий демон, — но я справилась. Никому еще не удавалось уйти от Живой Ашет! Кристофер посмотрел на меня с уважением, и это было приятно.

А потом всё пошло наперекосяк.

Меня позвала матушка Праудфут, и я вынуждена была уйти.

И тут поднялась суматоха: беготня, крики «Держите вора!» и призывание Руки Ашет.

— Что происходит? — встревоженно спросила я у матушки Праудфут.

— В храм проник посторонний — хотел украсть кота, — ответила та и успокаивающе улыбнулась мне: — Но ты не бойся, Богиня, дорогая, вора поймают и накажут.

Боялась-то я как раз именно этого: что его поймают. Но матушке Праудфут такого, конечно, сказать не могла. А потому просто кивнула, постаравшись скрыть свой интерес. Она в любом случае не обратила внимания на мое настроение — поспешно ушла навлечь Руку Ашет на вора.

Некоторое время я ждала, прислушиваясь к топоту, разносившимся по всему храму воплям Трогмортена и людским крикам. Потом всё стихло, и я невольно нервно сцепила руки, гадая, что там происходит. Удалось Кристоферу сбежать, или его поймали?

Когда матушка Праудфут вернулась, широко шагая, я тут же подскочила с подушек, уставившись на нее с немым вопросом.

— Всё в порядке, Богиня, — торжественно сообщила она. — Вор пойман и наказан. Рука Ашет поразила его.

Мне стоило громадных усилий воли не показать своего разочарования и постараться изобразить довольную улыбку. Вот и всё — не будет мне никаких книг из другого мира! Ну, и Кристофера было жаль.

И снова потянулись мои скучные однообразные дни. Наверное, я разгневала Ашет своим желанием получить что-то из другого мира. Наверное, нельзя было так делать. Ну, или тем, что самовольно отдала храмового кота. Второе вероятнее.

Я пыталась утешиться мыслью, которую мне подкинул Кристофер: когда вырасту, я перестану быть Живой Ашет, поскольку Богиня всегда должна быть девочкой. А значит, надо лишь потерпеть несколько лет, и я получу свободу. По крайней мере, есть чего ждать.

* * *

А потом Кристофер вдруг вернулся и принес книги. Я пришла от них в такой восторг, что забыла спросить, как он сумел выжить. Кристофер что-то сказал про какой-то языческий праздник — я не слушала, если честно, я наслаждалась своим сокровищем. Как бы только не прочитать их все залпом, а растянуть удовольствие… Ну, на неделю хотя бы. Что я буду делать, когда неделя закончится, я старалась не думать.

И тут Кристофер заявил:

— Я купил тебе первые пять.

— Хочешь сказать, есть еще? — пораженно воскликнула я и жадно спросила: — Сколько?

— Я не считал, — пожал плечами Кристофер. — Около пяти.

С ума сойти! Я должна была заполучить оставшиеся книги. Чего бы это ни стоило.

— Хочешь еще кошку? — спросила я.

Но он отказался. Тогда я предложила ему взамен один из своих браслетов. Потому что больше предложить мне было нечего. Кристофер явно не понимал моего восторга и пытался отказаться от платы. Он-то, счастливчик, мог в любое время достать любую книгу, какую захочет. «Может, они тебе еще не понравятся». Надо такое сказать! Книги из другого мира по определению не могут не понравиться — просто потому что они из другого мира. Ну, и потому что займут мое время и избавят от скуки.

Я видела, Кристофер посчитал меня странной. Но мне было всё равно. Пусть думает, что хочет, лишь бы на сделку согласился.

Браслет снимался с трудом — наверное, оттого что я нервничала и торопилась. И всё оказалось зря. Стоило Кристоферу прикоснуться к браслету, как он просто провалился сквозь пол — будто резко стал бестелесным. Сначала я расстроилась — значит, других книг не будет. Потом испугалась — а вдруг Ашет посчитала, что я не должна получать эти книги?

Некоторое время я размышляла, что мне делать. Попробовать спросить Ашет? Сразу избавиться от книг? Нет, избавиться от них я точно не могла, не прочитав хотя бы разочек. И по той же причине не хотела обращаться к Ашет. Сначала прочитаю — а потом посмотрим. До тех пор, пока она явно не запретила, можно считать, что разрешила.

Книги оказались еще интереснее, чем я ожидала. Теперь всё время, не занятое уроками и службами, я проводила с книгами в своей спальне. Правда, приходилось прятать их от матушки Праудфут и других жриц — они бы меня точно за это по головке не погладили и наверняка всё отняли бы, — но я быстро придумала себе отличный тайник.

Мне открылся целый незнакомый мир. Абсолютно волшебный. Я будто сама побывала в Ловудском пансионе: вместе с Милли заводила подруг, играла, учила уроки, ссорилась, мирилась и противостояла вредной Дельфинии. Я плакала с Милли, радовалась с Милли, боялась с Милли, надеялась с Милли. И, о, как бы мне хотелось самой оказаться в таком пансионе!

Это были самые счастливые дни в моей жизни.

* * *

Я полностью погрузилась в «Звездный час Милли» — это была последняя книга, и мне хотелось растянуть удовольствие подольше, — когда со стороны внешнего двора раздались тихие шаги. Испуганно подпрыгнув, я поспешно сунула книгу под подушки. Но, увидев пришедшего, облегченно выдохнула. Кристофер.

— Больше никогда не входи так тихо, иначе я моментально стану Мертвой Ашет! — проворчала я, однако на самом деле была рада его видеть и, к собственному удивлению, не только из-за книг.

С ним было интересно просто болтать. В конце концов, он был единственным сверстником, с которым я когда-либо общалась.

Кристофер заверил меня, что исчез в прошлый раз вовсе не потому, что Ашет не хотела, чтобы я получила эти книги. Просто Трогмортен оказался на самом деле очень ценным, и мне не надо было ничего доплачивать. Напротив — он оставался должен. Это радовало. Значит, можно будет попросить еще.

И только быстро перебрав книги и убедившись, что Милли все-таки станет старостой, я вспомнила то, о чем собиралась спросить еще в прошлый раз:

— Что случилось, когда ты забрал Трогмортена? Матушка Праудфут сказала, что Рука Ашет убила вора.

— Они пытались, — ответил Кристофер.

Кажется, он чувствовал себя неуютно. Я восхитилась его храбростью и честностью. Вернуться в то место, где тебя чуть не убили и наверняка попытаются убить снова, если поймают, только для того, чтобы выполнить обещание — это достойный поступок. Мне захотелось его чем-нибудь отблагодарить. Но что я могла предложить?

И тут меня озарило.

— Ты хотел бы награду? — спросила я.

Кажется, Кристофер не очень-то верил, что я могу предложить ему что-то действительно ценное, поскольку отвечал с явной осторожностью. Ничего, он еще передумает, когда увидит, что я придумала.

Заранее предвкушая его реакцию, я повела Кристофера в Святилище. Вообще-то ему не полагалось там находиться, но я решила, что он заслужил. В конце концов, я Живая Ашет и имею право решать, кому показывать свою вторую личность.

К моему глубокому разочарованию, Кристофер нисколько не впечатлился. Он смотрел на статую Ашет с таким видом, будто его жестоко разыграли. Может, он просто не понял, какой чести удостоился? Я попыталась объяснить:

— Это Ашет. Она — это я, и я — это она. И это ее Божественный Вид. Я подумала, тебе понравится познакомиться со мной такой, какая я есть на самом деле.

Кристофер старался быть вежливым, но я видела, что на самом деле, ему не понравилось. Ни малейшего восхищения. А с другой стороны — что взять с язычника? Он ведь даже не верил, что Ашет — настоящая. Я это чувствовала.

Зато он внезапно заинтересовался тем, как делать глупое выражение лица на уроках. И тут же оживился. Таким он нравился мне гораздо больше — без этого недоуменного выражения «Какая же ты все-таки странная». И я бы поддержала тему, если бы не внезапное появление матушки Праудфут, загадочным образом прознавшей, что я пошла в Святилище. У этой женщины просто нюх на то, чем я занимаюсь.

Кристофер запаниковал. А кто бы не запаниковал на его месте? А я вдруг поняла во внезапном озарении: в прошлый раз он пропал просто потому, что прикоснулся к моему браслету. Я принялась отчаянно его стаскивать, но проклятая побрякушка никак не хотела сниматься. Мы не успевали. Тогда я просто схватила ладонь Кристофера и приложила к своим украшениям. Он тут же исчез, как в прошлый раз. Я облегченно выдохнула. Получилось! Я не ошиблась в своем предположении. И запоздало испугалась: вот была бы жуть, если бы ошиблась!

— Что ты здесь делаешь, Богиня, в такой час? — спросила матушка Праудфут, появляясь из-за статуи.

Я постаралась изобразить самый невинный вид и само собой разумеющимся тоном ответила:

— Пришла помолиться.

Матушка Праудфут с улыбкой покачала головой:

— Похвальное желание. Но всё же не стоит ходить в Святилище в неурочное время. Ты знаешь, как строга Ашет.

Я кивнула и пообещала:

— Больше не буду.

После чего убежала во двор к кошкам. Меня разбирала досада: если бы не матушка Праудфут, мы могли бы поболтать с Кристофером и подольше. Хотя новые книги служили немалым утешением, и досада быстро улетучилась. Повозившись для вида с котятами, я вернулась в спальню, чтобы погрузиться в чтение. И на этот раз меня уже никто не отвлекал до самого ужина.

На досуге — которого у меня по-прежнему было больше, чем хотелось бы — я обдумала, что такое происходило с моими украшениями. И поняла, что дело не в украшениях, как таковых — дело в серебре. Каким-то образом серебро блокировало магию Кристофера. А поскольку в моем мире он появлялся именно с помощью магии, стоило ему прикоснуться к серебру, он тут же возвращался в свой. Надо будет в следующий раз поделиться с ним своими наблюдениями. Если, конечно, к тому моменту он не поймет этого сам.

* * *

После этого случая Кристофер больше не появлялся, и я не могла его винить. Кто бы захотел возвращаться, чуть не попавшись опять? Хотя временами мне хотелось с ним поболтать, я была вполне счастлива с книгами. Ровно до дня Празднества.

К тому моменту я успела не только дочитать, но и несколько раз перечитать все книги, и Празднества ждала с нетерпением. Я всегда любила этот день, возможность побывать снаружи, посмотреть на город и на людей. Но в этот раз всё ощущалось совершенно по-другому.

Меня как всегда нарядили в громоздкие тяжелые одеяния, увешали драгоценностями и ярко раскрасили лицо. А потом посадили в повозку и вывезли наружу. Из тишины и темноты храма я резко попала на яркое солнце, а по ушам ударили громкие приветственные крики, блеяние коз, рев ослов. Я вздрогнула и быстро заморгала, пытаясь привыкнуть к переменам. И тут люди, стоявшие шеренгами вдоль улицы, по которой меня везли, начали запрыгивать на повозку, чтобы прикоснуться ко мне.

Так всегда бывало, но почему-то раньше мне это казалось волнующим, создавало ощущение праздника. А сейчас я чувствовала себя куклой, в которой никто-никто не видит живого человека, а лишь возможность получить удачу, прикоснувшись. И если бы они только касались! Они хлопали меня по рукам, плечам, спине чуть ли не изо всех сил — будто, чем сильнее ударишь, тем больше удачи получишь. И я даже не могла возмутиться — лишь спокойно и неподвижно сидеть. Кукла.

А самое ужасное, что всё это продолжалось целый день, до заката. Крики, солнце, хлопающие по мне руки. Кажется, я вся покрылась синяками. Мне приходилось изо всех сил стиснуть зубы и сжать кулаки, чтобы не завыть и не разрыдаться.

Я думала, что вздохну с облегчением, когда Празднество закончится и я вернусь в тишину и спокойствие храма. Но нет. Стоило мне остаться одной в спальне, как на меня накатила такая ужасная тоска и отчаяние, что я полночи рыдала, уткнувшись лицом в подушку. И даже читать больше не хотелось.

Уныние не прошло и на следующий день, и на следующий. Я вдруг четко осознала, что сама по себе абсолютно никого не интересую. Всем нужен лишь Живой сосуд для силы Ашет. Что я чувствую, о чем мечтаю, никого не волнует. Мне казалось, будто я в ловушке — длинном-длинном туннеле без выхода. И ничегошеньки не могу с этим сделать.

Я стала такой унылой, что даже жрицы заметили. Они решили, что я заболела, и я не стала их разубеждать. Всё равно настоящей причины они не поймут. Только матушка Праудфут как-то странно на меня поглядывала, будто в самом деле понимала, что со мной творится. Но она ничего не говорила, а начать разговор первой я не решалась.

На третий день после Празднества появился Кристофер.

Я по-прежнему пребывала в унынии, и не очень-то обрадовалась его появлению. Даже когда он протянул мне новые книги. Кристофер озадачился, что со мной такое. И я рассказала — просто потому что хотелось излить душу хоть кому-нибудь.

И вот тогда я осознала, как мне повезло познакомиться с Кристофером. Он не просто понимал меня, как никто. И видел во мне человека, а не средство. Он тут же постарался меня развеселить, рассказывая последние события своей жизни — тоже не больно-то радостные — с таким юмором, что под конец я уже хохотала, забыв про тоску последних дней.

Но упоминание об Ашет вновь ее вернуло.

— Ты перестанешь быть Живой Ашет, когда вырастешь, — попытался утешить меня Кристофер.

Но в его словах мне послышался подтекст: «А вот я никогда не перестану быть Крестоманси». И это спровоцировало у меня истерику. Я рыдала и кричала так, что Кристофер, похоже, испугался и уже не знал, как меня успокоить. К этому моменту мне было наплевать.

На мои крики прибежала матушка Праудфут, и Кристофер благоразумно сбежал, пока его не обнаружили. И на это мне тоже было наплевать.

— Богиня, дорогая! Богиня! Что случилось, милая? — встревоженно спрашивала матушка Праудфут, обняв меня и гладя по голове.

Но не могла же я ей объяснить, что хочу ходить в школу в другом мире, а не сидеть целыми днями, запертой в храме. Поэтому я просто продолжала плакать, уткнувшись лицом ей в грудь. Поняв, что расспросы бесполезны, матушка Праудфут замолчала и только продолжала гладить меня по голове. Это было так… по-матерински, так тепло, как будто она видела во мне личность, а не живой сосуд. Я поняла, что всегда любила матушку Праудфут больше других жриц. Так в ее объятиях я и заснула.

На следующее утро я проснулась с мыслью, что, в конце концов, Кристофер прав: в отличие от него, мне есть, чего ждать — когда-нибудь я перестану быть Живой Ашет.

Правда, радовалась я этой мысли недолго. Поскольку после завтрака мне пришел в голову вопрос: а что именно тогда со мной станет? Что вообще происходит с девочками, которые стали слишком взрослыми, чтобы оставаться Живой Богиней? Я ведь уже почти взрослая — скоро мне будет двенадцать.

Может, тогда я стану жрицей? Решив выяснить этот вопрос, я, как могла невинно, спросила у матушки Доусон во время урока:

— А кем вы были до того, как стали жрицей, матушка Доусон?

Та недоуменно моргнула:

— Никем собственно. Жила с родителями. Понимаешь, в жрицы берут совсем юных девушек, не успевших еще выйти замуж.

Я кивнула. Значит, Богиней она точно не была. Расспросы остальных жриц и подслушивание разговоров принесло те же результаты — ни одна из них никогда не была Живой Ашет.

Тогда я решила изучить записи. Я знала, храм вел подробную хронику своей жизни. Однако и там я не нашла ничего конкретного — лишь смутные намеки. Но от этих намеков мне стало страшно. Так страшно, что я решилась спросить матушку Праудфут напрямую.

— Не забивай этим голову, дорогая, — ласково ответила она. — Ашет обо всем позаботится.

В ее тоне мне послышалась жалость. Может, я сама себя накручивала, но мне стало еще страшнее. Что делать, если мои подозрения верны, и меня собираются принести в жертву Ашет? Как избежать этой участи? Умирать мне совсем не хотелось.

Единственный выход, который я могла найти — сбежать. Просто сбегать из храма — бессмысленно: меня быстро найдут, поскольку я понятия не имела, где и как спрятаться. А значит, надо сбегать в другой мир. И тут мне мог помочь только Кристофер. Он постоянно гулял между мирами, знал, как это делается, и мог меня научить.

И я стала с нетерпением ждать, когда он появится. Ведь он же вернется, правда?

* * *

Кристофер вернулся.

Однако его ответ меня разочаровал. Оказывается, для путешествий между мирами он пользовался тем, что у него несколько жизней. У меня-то она одна. И что теперь?

Кристофер попытался меня успокоить, и я воспользовалась этим, чтобы устроить истерику. На мои крики, конечно же, прибежала матушка Праудфут. Я прекрасно помнила, как он отреагировал на это в прошлый раз, и как только он начал просачиваться сквозь стену, я тут же заморозила его там.

План у меня созрел моментально, как вспышка молнии в голове. Я запечатала его в стене — так, что он даже не заметил — и решила не выпускать, пока он не пообещает забрать меня с собой в свой мир.

Кристофер неожиданно заупрямился. Может, он и правда не мог меня забрать, но в данный момент мне совершенно не хотелось об этом думать. Я должна выбраться. И он поможет мне — хочет он того или нет.

Переговоры затянулись надолго. Кристофер спорил, уговаривал, просил, угрожал. И ни в какую не хотел мне помогать. Эгоист! А я-то думала, он добрый мальчик!

А потом он — видимо, отчаявшись выбраться из стены — предложил мне решение, о котором я давным-давно должна была подумать сама. Спросить Ашет напрямую. И как я могла быть такой глупой!

Я взбодрилась и успокоилась. Вот только облегчение длилось недолго. В полночь Ашет послала знамение. Бети умерла, родив единственного котенка. А, значит, все мои страшные подозрения были верны — перестав быть Живой Богиней, я умру.

От ужаса, отчаяния и непроходимо-черного чувства безысходности я закричала, стоя на коленях над мертвой Бети. Поднялась суматоха, прибежали жрицы, узнать, что случилось. К счастью, они решили, что я кричу из-за смерти Бети. И принялись меня утешать. Я незаметно отпустила Кристофера — в конце концов, я обещала — и продолжила рыдать.

Еще несколько месяцев, и я умру. От этой мысли хотелось кричать еще громче, ломать и крушить всё вокруг, высказать жрицам всё, что я о них думаю. Но мне удалось взять себя в руки и сделать вид, будто я успокоилась, чтобы они ушли и оставили меня одну. Мне надо было подумать.

Когда их шаги уже почти затихли в коридорах, я вдруг услышала донесшийся издалека голос матушки Праудфут:

— Мы должны немедленно начинать искать новую Живую Ашет.

Я застыла от ужаса. Они знают. Знают, что я всё поняла. Я должна бежать, как можно быстрее.

Тихий писк отвлек меня от мрачных мыслей. Котенок Бети отчаянно пищал, ища мать и еду. Я схватила бутылочку с молоком, которую оставили для него жрицы, и подхватила его на руки, чтобы покормить. Точнее ее — котенок оказался кошечкой. Она принялась жадно сосать, вытянув лапки и растопырив крошечные коготки.

Глянув на них, я снова застыла — на этот раз от ослепительной болезненной надежды. У кошечки было семь когтей. Священная лапа. Такое случалось крайне редко, и явно означало удачу. Я поняла, что должна добраться до мира Кристофера и пойти в школу.

Отпуская Кристофера, я заморозила в стене одну из его жизней. У него их всё равно несколько, а мне она пригодится, чтобы сбежать отсюда. Потому что я не собиралась спокойно сидеть и ждать, пока меня убьют.

Кошечку я решила назвать Праудфут — и из-за ее лапы, и чтобы сбить со следа матушку Праудфут. Когда на следующий день я сообщила ей об этом, она была так польщена, что чуть не прослезилась.

— О, Богиня, дорогая, — дрогнувшим голосом произнесла она, — это так мило с твоей стороны.

Я почувствовала себя последней мерзавкой. Но отступать было поздно, да и не собиралась я отступать. Ни за что на свете.

Всё утро я тщательно обдумывала план бегства, снова и снова прокручивая в голове слова Кристофера о Месте Между и щели в чарах Замка, о том, как он оставляет позади одну из своих жизней, вроде якоря. И одновременно старалась выглядеть как обычно — общаться со жрицами, играть с кошками, есть, сидеть на уроках.

Когда же наступило время послеобеденной сиесты, и храм погрузился в сонную тишину, я собрала свои драгоценные книги, как следует связав их, сняла с себя все украшения — они были серебряными, и я побоялась, что с ними не получится использовать жизнь Кристофера, — взяла Праудфут и бутылочку с молоком для нее и повернулась к стене.

Я могла чувствовать заточенную там жизнь Кристофера и, кажется, знала, что надо делать. В последний раз с грустью я окинула взглядом свою спальню — мраморные плиты, гору белых подушек, плотную занавесь над аркообразным входом. Здесь прошла вся моя жизнь — сознательная, во всяком случае. Храм был моим домом, и (Кристофер был прав и в этом) жрицы вообще-то были добры ко мне. Матушка Праудфут в особенности. И чтобы набраться решимости бросить всё и отправиться в чужой незнакомый мир, мне пришлось напомнить себе, что меня ждет всего через несколько месяцев.

Я решительно вскинула голову, вытерла непрошеные слезы и шагнула вперед, заворачивая за угол, как советовал Кристофер. Теперь моя судьба была только в моих руках.