Жар-птица (джен)

— Пя-ять, ше-есть, семь! — Миранда Флинн со злорадной ухмылочкой отсчитала последние три щелбана из тех, что Эндрю Сонг проиграл ей в домино.

От последнего щелбана, несколько более сильного, чем предыдущие, Эндрю недовольно ойкнул и, наконец, принялся тереть лоб. Надо сказать, ему ещё повезло, что играл он именно с Мирандой, и за каждую проигранную игру назначалось лишь по одному щелбану — Мир мог назначить и десять, и он уж точно выиграл бы в карты или в домино. Проигрывал он, правда, не только в домино — Эндрю так же совершенно не умел играть в шахматы, шашки, нарды и подкидного дурака, правил других карточных игр они оба не знали. И, честно говоря, Миранде раз за разом становилось всё скучнее — Эндрю получал свои щелбаны, каждый раз удивляясь, что проигрывает, а она снова не знала, чем бы таким заняться. Из всех настольных игр, что можно было найти на Пайрофендрике, они не сыграли лишь в маджонг — и то, потому что Миранда жутко его не любила. Его, вероятно, следовало оставить на совсем скучный денёк, когда все остальные игры успеют надоесть настолько, что к ним и прикасаться не захочется.

— Эй! — обиженно буркнул Эндрю, всё ещё потирая лоб, на взгляд Миранды, ушибленный не столь уж серьёзно. — Если бы ты проиграла, я бы не бил тебя так сильно!

Миранда фыркнула, потянулась и зевнула. Какое, всё-таки, несчастье, что они застряли на Пайрофендрике вдвоём (если не считать пары учителей, которые всё равно ничем их не занимали) — все остальные ребята их года обучения отправились домой, а те, что были младше, жили сейчас совсем на другом уровне и на Пайрофендрик без надобности не совались. И всё бы ничего, если бы в первый день каникул Эндрю, наиболее успешно из их потока прошедший испытания на ловкость, не навернулся с лестницы и не сломал себе ногу. О... Миранда готова была его придушить за это!

— Выиграй хоть раз для начала — и я буду не против подставить лоб, окей? — спросила она несколько раздражённо, раздумывая, чем бы ещё им занять себя на этих каникулах.

В голову особенно ничего не лезло.

Шататься по Пайрофендрику в гордом одиночестве не было никакого желания, а вылечить злосчастный перелом Эндрю магией она не могла — попросту не умела, так как уроки, на которых это объяснялось, они втроём, Миранда, Эндрю и Мир, злостно прогуливали, предпочитая торчать где-нибудь на чердаке или за пределами учебных корпусов: например, у арсенала (иногда, если особенно везло, даже внутри). Стоило ли удивляться, что сращивающего кости заклинания Миранда не знала, хотя было оно довольно-таки простым, а перелом Эндрю едва ли относился к тяжёлым случаям, где нужна была помощь профессионала? Миранда считала, что не стоило.

Она снова зевнула и лениво прикрыла рот кулаком, почти сразу же спрыгнула с кровати Эндрю, на которой сидела, и тут же забралась на свою — она спала на соседней. Кровать Миранда так и не заправляла — какой в этом был смысл в каникулы, когда за ними всё равно никто не наблюдал? Тем более, что предоставлены они были самим себе и из-за болезни Эндрю не имели никакой возможности лишний раз покидать общую спальню и примыкающие к ней не менее общие душевые и туалет. Миранда, правда, порой бегала в столовую, чтобы принести им еды. Но в одно мгновенье обленившийся повар предпочитал кормить их один раз в день — утром — холодной, пусть и вполне съедобной, кашей, а на оставшиеся сутки давал буханку хлеба, немного сыра и совсем чуточку колбасы — еды, может, вполне приятной и вкусной, но Миранда не была уверена, что переживёт такую диету на протяжении целого лета, если ей не удастся поесть ничего другого.

Миранда прикрыла глаза. Впрочем, это нисколько не помогало отделаться от невесёлых мыслей. Даже наоборот. Они только продолжали лезть в голову вместо того, чтобы просто исчезнуть. По правде говоря, она ожидала куда большего от этого лета — оно было для неё последним в Академии, так как в конце следующей весны они выпускались. И это лето хотелось провести как можно более весело — только вот сломанная нога Эндрю в этом деле ой-как мешала.

В коридоре послышались шаги, которые почему-то казались и знакомыми, и незнакомыми одновременно. Миранда в первую секунду подумала, что, должно быть, ошиблась или уже засыпает (и это всё всего лишь начало какого-то очередного совершенно нелепого сна), но тут дверь их в комнату отворилась — довольно резко, хоть и без привычного хлопка, — и на пороге появился Мир Астарн собственной персоной, в потрёпанном и застиранном прошлогоднем мундире, из которого уже успел вырасти, со старым рюкзаком, который следовало менять ещё тогда, когда ему исполнилось семь, взволнованный, взъерошенный и какой-то... не такой. Миранда это чувствовала, хотя едва ли могла объяснить.

Мир улыбнулся, кинул рюкзак на одну из кроватей — отчего-то не на свою — и спустя мгновенье оказался рядом с Эндрю. Мир пожал ему руку, с сочувствием посмотрел на больную ногу друга и тут же опустился на кровать Миранды, усевшись прямо ей на ноги. Миранда недовольно фыркнула, довольно ловко вывернулась, после чего легонько пнула друга под бок ногой. Должно быть, довольно больно — пинаться она умела и, пожалуй, весьма любила. Особенно если дело шло о её верных боевых товарищах, что никогда не не сдавались, если дело шло о шалостях или глупостях. Эндрю, смотревший на эту сцену, прыснул от смеха.

Мир облокотился об изножье кровати и тоже расхохотался. Миранда ещё раз пнула его под бок — уже не так сильно, как в первый раз — и, спустя некоторое время, уселась, поджав под себя ноги. Сон, уже было нашедший на неё, как рукой сняло, стоило только этому белокурому чудовищу появиться в комнате.

Жизнь на Пайрофендрике в глазах Миранды вновь заиграла красками. В конце-концов, Мир был Астарном, а те всегда умели найти себе нескучное и весьма противозаконное занятие. Во всяком случае, так брезгливо отмечал Вито Изидор, что был на год младше. Миранде не нравился его тон, но, впрочем, он был, пожалуй, прав в отношении тех Астарнов, которых она знала — а знала она, благодаря знакомству с Миром, довольно многих: Арго Астала, Шиая, Мариам, Мию и четверых младших братьев своего друга.

Эндрю тоже заметно повеселел — вероятно, понимал, что даже если друзья не собирались просиживать у его постели до его выздоровления, находиться на Пайрофендрике втроём, а не вдвоём было куда веселее. К тому же, это ведь был их лучший друг — белобрысое чудовище с Цайрама и садов леди Марии, что вечно выдумывал такое, отчего скучать долго не приходилось. К тому же, если и был в Ибере кто-нибудь, кто играл в шахматы и шашки ещё хуже Эндрю Сонга, то это был Драхомир Астарн. Нужно заметить, что со всеми карточными играми, как у истинного Астарна, дело у Мира обстояло куда лучше — даже куда лучше, чем у их наставника Гарольда, который каждый раз очень злился, если проигрывал. Должно быть, проигрывать ученику было ещё более унизительно, чем проигрывать кому-нибудь другому. К тому же, играли они обычно на деньги.

— Нам надо срочно тебя вылечить! — вдруг очень уверенно заявил Мир, перебивая только начавшего что-то говорить Эндрю. — Иначе лето пойдёт насмарку!

— Как?! — фыркнула в ответ Миранда. — Мы, может, знаем заклинание, что сращивает кости? Или знаем, как готовить снадобье, что мгновенно — или хотя бы быстро — излечит Эндрю, не убив его?.. Напомню тебе — все занятия по этой части курса мы втроём дружно прогуливали, так что едва ли знаем хоть что-нибудь, что может помочь.

Мир задумался. Надо сказать, ни к чему хорошему это обычно не приводило — как смеялся Арго Астал, Миранда слышала это пару раз, его сыну было категорически противопоказано думать во избежание несчастных случаев и непредвиденных опасных ситуаций. Впрочем, даже если Мир ни о чём не думал и никаких шалостей не планировал (что бывало крайне редко), это тоже ни к чему хорошему не приводило. С его удивительным умением попадать в неприятности, было удивительно, что он до сих пор был жив и не покалечился.

Миранда свесила ноги с кровати, неторопливо обулась — так, на всякий случай (с такой компанией, которая ей досталась, едва ли это было лишним), надела лёгкие старые сандалии, которые всегда носила в жаркое время года — и встала. Накинула на плечи рубашку — не такую, какие носили Астарны, а нормальную. Спать больше не хотелось, а, значит, продолжать лежать в кровати было просто бессмысленно. По правде говоря, Миранда от всей души желала лишь одного — чтобы Миру взбрело в голову поискать ответ на вопрос, как следует лечить Эндрю, где-то за пределами общей спальни. И, желательно, всего корпуса. Как можно дальше, если честно.

— Нам нужно перо Жар-птицы! — словно в подтверждение её надежд твёрдо сказал Мир. — Оно может исполнить любое желание! Мы пожелаем, чтобы Эндрю снова оказался здоров — вот и всё! И не надо знать никаких лечебных заклинаний и зелий. Всё просто.

На этот раз фыркнул уже Эндрю — Миранда честно старалась сохранить серьёзное выражение лица, но это выходило весьма плохо. По правде говоря, ловить Жар-птицу было даже более глупо, чем испытывать малознакомые заклинания на Эндрю. Тут, правда, следовало отметить, что влететь должно было именно Миру — потому что вряд ли кто-либо ещё рискнул бы подобраться к магическому птице так близко, чтобы суметь вырвать у неё перо.

Миранда читала о Жар-птицах — уроки, на которых рассказывалось об Ибере в целом, она обычно стремилась не прогуливать. В конце-концов, достаточно хорошее знание мира было куда важнее знания многочисленных магических формул и снадобий. Всего в Ибере Жар-птиц было две — самец и самочка, и для исполнения желаний подходили только перья самочки. Перьями самца можно было снимать различные проклятья — только и всего. Они явно не подходили в их случае. Жар-птицы обитали на каком-то закрытом уровне, куда было так просто не пробраться. Миранда, правда, не знала точно — на каком. Так было даже лучше — им явно не поздоровится, если план Мира удастся привести в действие. Миранда считала, что будет лучше всего, если они часика четыре — или больше — погуляют по Ибере, ничего не найдут и вернутся на Пайрофендрик.

Впрочем, это было явно лучше, чем торчать здесь, на Пайрофендрике в то время, как большая часть учеников Академии развлекалась и веселилась. Были, конечно, и те, кто усиленно готовился к грядущим экзаменам, но Миранда, Мир и Эндрю к таким ответственным ученикам явно не относилась. По правде говоря, Миру даже было разрешено не сдавать «Защитные искусства» (благодаря всемогущему Арго Асталу, который отмазал сыночка от этого ужасного предмета), и от этого Миранде становилось так завидно, что даже хотелось злиться на друга.

— Жар-птицы обитают на Мерслейне — а это закрытый уровень, — заметил Эндрю с видом знатока к неудовольствию Миранды. — Там охранных чар выше крыше, как и стражи. Как вы собираетесь туда пробраться? — и, помолчав немного, смущённо добавил. — Мне сестра говорила. Сам я там не бывал.

Как будто не понимал, что могло случиться, если они реально общиплют Жар-птицу. Миранда вот уже представляла — они вдвоём с Миром за решёткой где-нибудь на Мерслейне, откуда их никто не собирается выпускать, и Академию они заканчивают лет через десять, с теми малышами, которые на данный момент в Академии отучились только год.

Мир на слова друга — к ужасу Миранды и, казалось, Эндрю, только сейчас осознавшего, что именно он сделал, тоже — ухмыльнулся, слез с кровати и магией притянул к себе свой рюкзак (Миранда дала себе слово купить другу новый, как только найдёт что-то подходящее). Спустя минуту — ну, может, чуточку больше — на полу, кровати и даже люстре оказалась куча вещей Мира — некоторое количество запасной одежды, пара странного вида амулетов, одна-единственная детская книжка про капитана Амадо, которую Мир брал с собой в Академию каждый год последние лет семь (настолько потрёпанная, что Миранда не решилась бы брать её в руки), клей и ножницы. Наконец, Мир замер, вытащил из рюкзака крошечную полупрозрачную светящуюся пластинку.

— Должна же и для меня быть выгода в том, какое положение занимает мой отец! — заулыбался Мир, показывая Эндрю и Миранде пластинку. — С помощью этой штуки можно беспрепятственно попасть на любой уровень Ибере — хоть на Сваард, хоть на Калм. Думаю, и на Мерслейне мы тоже легко попадём.

Эндрю приглушённо ойкнул, стукнул себя по лбу и виновато посмотрел на Миранду. Та фыркнула и отвернулась. Следовало как-то срочно отвлечь Мира от этой идеи — к сожалению, если он и знал хоть что-нибудь с тех дисциплин, что изучались в Академии, то это было расположение уровней Ибере. Следовательно, найти дорогу к Мерслейне для него было вполне реально. Пусть пробираться туда для них — даже с этим артефактом, что явно принадлежал Арго — следовало через межуровневое пространство, а не через систему удобных порталов.

Миранда в этом всём разбиралась не слишком — знала, как добраться до нескольких нужных ей уровней. И только. Зачем было утруждать себя больше, если всегда под рукой были «Общая система порталов», в которую были включены все уровни, открытые для посещения кого-либо, и «Закрытая система порталов первой ступени защиты», в которую входили все уровни, которые ей, Миранде (и всем её друзьям, товарищам и одноклассникам), можно было посещать по учёбе. На остальные уровни она не лезла. То ли из лени, то ли из внезапного чувства ответственности, что нигде больше не проявлялось, то ли из-за не менее внезапной трусости. Что, впрочем, было не так уж-то и важно. Тех уровней, которые были в её распоряжении, Миранде вполне хватало.

Эндрю казался весьма пристыженным. Впрочем, немного подумав, Миранда решила, что не следует на него слишком сердиться — идея общипать Жар-птицу, словно курицу, для излечения перелома Эндрю Сонга явно была не самой бредовой в арсенале идей Мира Астарна. С этим, пожалуй, можно было разве что смириться. Бороться не получалось даже у Арго Астала и Марии ГормЛэйт, а куда уж Миранде было до генерала Ибере и его грозной жены-сенатора? Так что оставалось только следовать за ним и следить — как бы не случилось нечто такое, что даже древнейшая истина «дуракам везёт» не сработала бы.

Мир в это время стаскивал с себя неудобный мундир — грабить (ибо Миранда едва ли представляла, чтобы в голову Миру пришло нечто другое) самое надёжное хранилище редкостей Ибере было удобнее, всё-таки, в одной рубашке. Было сразу видно, что он сейчас только-только от своих предков — рубашка была белая-белая и, казалось, хрустела от чистоты. В конце учебного года все рубашки Мира превращались в такие лохмотья, что становилось тошно смотреть, и Гарри обыкновенно норовил сжалиться и одолжить ученику свои.

— Надеюсь, мы не окажемся вдруг на Калме, — зачем-то буркнула Миранда — скорее из потребности хоть как-то выразить своё недовольство, нежели из обеспокоенности, что так оно и произойдёт. — Там слишком холодно и согревающие чары не работают. У тебя-то, чудище, здоровья хоть куда, а я замёрзну и простужусь.

Мир хмыкнул и заметил, что здоровье у него, и правда, отцовское, чутьё на всё, что есть в Ибере — тоже, и Миранде вовсе не следует беспокоиться, что они случайно забредут не туда. Тем более, что Миранде грех роптать на своё здоровье — оно было ничуть не хуже, чем у Мира. И что если кому из их троицы и следовало ныть по этому поводу, так это Эндрю с его патологическим невезением.

Сонг недовольно поморщился на эти слова, напомнил, что это первый его и попросил достать ему хотя бы парочку книг, десяток-другой бутербродов с сыром и кувшин воды, прежде чем друзья ринутся в путь на поиски Жар-птицы. Всё равно, рассудил он, Мир и Миранда не вернутся раньше завтрашнего утра при самом хорошем раскладе, а ему, Эндрю, надо было хоть чем-нибудь заняться до их возвращения и хоть что-то есть, раз уж так получилось, что без костылей он едва может сделать хоть пару шагов.

— Держи! — кинула Миранда ему в ноги десяток прошлогодних учебников из битком набитой книгами тумбочки Зоурта, их зануды-одноклассника, а потом пожала плечами. — Других нет. Если только про капитана Амадо, которую тебе Мир не отдаст. Ну или учебники за предыдущие года — но, думаю, ты их и сам притянуть сможешь, если заскучаешь настолько, что осилишь эту кучу за время нашего отсутствия.

Эндрю коротко кивнул, посмотрел на четыре яблока, два довольно внушительных куска разной колбасы — из астарнских закромов — и огромный ломоть ржаного хлеба, которые Мир положил ему на тумбочку. Следом на тумбочке оказалась и бутылка какого-то компота. По глазам Эндрю можно было понять, что он вполне доволен — пусть даже книги были не из тех, которые он предпочитал читать. Насколько Миранда знала, Эндрю предпочитал всякие ужасы — Мир всегда прекрасно рассказывал страшные истории, и именно поэтому, если верить словам Сонга, они и подружились. Миранда ужасы тоже любила. Не с такой одержимостью, как Эндрю, правда. Но в общей спальне — это можно было знать наверняка — не было даже тошнотворных дамских романов, которые вполне могли сойти при отсутствии другой литературы и других вариантов времяпровождения. Были только прошлогодние учебники, которые их троица успешно не читала целый год. Ну и учебники за предыдущие года. В общем — литература ещё более скучная. Миранда была уверена, что они при возвращении застанут сладко храпящего Эндрю, открывшего только первую страницу.

Когда все приготовления к небольшому приключению были завершены, Мир снова улыбнулся и пообещал Эндрю, что они неплохо проведут это лето, последнее лето в стенах Академии — так, что надолго его запомнят (Миранда при этих словах подумала, что да, они надолго запомнят трёпку от Гарри, когда тот обо всём узнает, уж он-то словами на ветер не разбрасывается, предпочитая что-нибудь повесомее, вроде собственных кулаков).

Теперь, чтобы отправиться на поиски огромной рыжей птички, оставалось лишь незаметно покинуть Пайрофендрик. Не сказать, что это была особенно трудная задача — они проделывали это не раз и не два, и почти каждый раз всё заканчивалось благополучно (бывали иногда проколы, когда из-за ябед вроде Зоурта их возвращали назад, но случалось это крайне редко и, обычно, именно тогда, когда Миранда оставалась где-то на занятиях, а Мир и Эндрю выдумывали себе приключение на пятую точку самостоятельно). Так что сегодня, когда на Пайрофендрике, во-первых, не было зануд и ябед, а, во-вторых, у Миранды не было занятий, которые она не могла пропустить, всё просто обязано было пойти нормально.

Так и случилось (они успешно прошли мимо дежурного сторожа Якобса, что нагло храпел прямо на посту, всем своим видом показывая, как поступать не стоит) — разве что с той поправкой, что Миранда, ни разу не путешествовавшая в межуровневом пространстве, не сразу поняла объяснения Мира по поводу, как портал в это пространство должен чувствоваться пальцами (сам Мир к тому времени уже успешно шагнул в этот портал). Наконец, между пальцев заискрилось, затрещало, как и тогда, когда портал открывало это белокурое чудище по имени Драхомир Астарн, и, Миранда сделала шаг вперёд, стараясь не закрывать при этом глаза.

А закрыть глаза очень даже хотелось — во-первых, потому что межуровневое пространство прямо светилось от разноцветных энергетических нитей, которые (как предупредил Мир) ни в коем случае нельзя было трогать, а, во-вторых, потому что от большинства порталов у Миранды начинала кружиться голова. Вероятно, подумала она, было бы куда проще обратиться в лезвие и лечь в руки Мира, чем стараться удержаться на ногах, стоя на шатком подобии чего-то твёрдого.

Вероятно, стоило как-нибудь признаться, что высоты она всегда боялась — вот на твёрдой земле Миранда чувствовала себя уверенно. Она могла не бояться ничего на свете — даже Гарри в приступах гнева, когда их компания что-то творила (банда, как обычно говорил Гарри, уточняя, что так отвратительно себя ведут либо бандиты, либо клинические идиоты, и Мира он обыкновенно относил к обеим категориям сразу).

Признаваться в собственной слабости было ниже её гордости. Так что оставалось лишь выдохнуть, набрать в грудь побольше воздуха, приглядеться к тому странному осколку, на подобном которому вполне спокойно стоял Мир, и снова шагнуть, стараясь не жмуриться и не особенно смотреть себе под ноги. Или, наоборот, смотреть в основном себе под ноги, потому что рухнуть куда-то вниз, даже не зная, как это место устроено изнутри, было так себе идейкой.

— Подашь руку — врежу! — мрачно предупредила друга Миранда, когда заметила, что Мир сделал пару шагов по направлению к ней. — Заржёшь, если я свалюсь — тоже.

Астарн тут же сделал пару шагов назад. Вполне ловко, двигаясь спиной вперёд. Впрочем, наверное, путешествуй Миранда в межуровневом пространстве столько, сколько он, и на руках бы ходить научилась. Ну... Если бы не боялась высоты, конечно.

А пока что двигалась она с трудом, смотря только себе под ноги и иногда кидая взгляд на ноги Мира — чтобы он не убежал слишком далеко, потому что Миранда едва ли представляла, как можно выбраться из межуровневого пространства. Под ногами мерцали миллионы — или больше — нитей, связывающие уровни между собой, и иногда, чтобы пройти дальше, приходилось нагибаться или перешагивать, или и то, и другое сразу...

Мир старался идти рядом — настолько, что чуть ли не приплясывал от нетерпения каждый раз, когда Миранда останавливалась и медлила, не решаясь переступать попадавшиеся на пути энергетические нити. Но каждый раз тоже останавливался и ждал. Хотя — Миранда это видела — ужасно хотел бежать дальше.

— Что будет, если задеть эти штуковины? — спросила она, желая прекратить это неудобное молчание, которое повисло в воздухе подобно энергетическим жилам. — Или если их перерезать чем-нибудь?

Мир хмыкнул и прополз под одной из нитей — эта была тёмно-алого, словно кровь, цвета, и сквозь неё проходили крошечные огоньки. Чёрные огоньки, заметила про себя Миранда.

— Если задеть — потревожишь Ядро, и они придут в движение, и, пожалуй, ничего страшного, но это может вызвать совсем ненужное для нас нашествие сюда военных или первосвященников, — пробурчал Мир едва разборчиво, словно не хотел, чтобы его слышали. — А Если перерезать — нарушится связь между уровнями, с магией будет твориться всякая чертовщина, вроде той, что творилась на мой четырнадцатый день рождения, если ты помнишь, и генералам, первозданным или даже императрице придётся это чинить, и у моего отца очень тяжёлая рука. Тяжелее, чем у мамы, пусть от него мне достаётся куда реже.

Миранда едва удержалась от смешка, представив эту ситуацию, и тут же подскользнулась, и, не удержав равновесия, чуть не полетела вниз — только и успела что зацепиться за один из «камней», как она решила называть те штуки, по которым они с Миром прыгали всю дорогу.

Мир оказался рядом в одно мгновенье, и, когда Миранда кое-как забралась обратно на камень и села на него (встать, всё-таки, не получилось), стараясь отдышаться, предложил добраться до Мерслейне через систему порталов на Горвинике (этот уровень, по его словам, находился очень близко) — оттуда, как он сказал, их вело всего три. Нужно было только знать, где они находятся и как их активировать, а Мир, если верить тому, что он говорил, давно изучил все порталы Ибере — даже трудно было заподозрить его в такой удивительной прилежности.

Миранда, разумеется, согласилась. Глупо было не согласиться, когда в голове ещё всё плыло и кружилось, и миллионы этих разноцветных линий готовы были вот-вот наброситься... Очутиться на твёрдой земле — вот чего Миранда желала больше всего на свете. Всё остальное было совсем неважно. Она решила, что больше — ну, после всей этой авантюры с Жар-птицей — она ни за что не зайдёт в межуровневое пространство. Нетушки! Лучше уж просидеть всю жизнь на Пайрофендрике. Или на Мерслейне, если уж оттуда будет никак иначе не выбраться.

Следовало вспомнить, что крыльев у Миранды Флинн не было. Увы — ну, или, наоборот, к счастью — можно было иметь либо крылья, либо способность превращать своё тело в клинок. Без права выбора. Не сказать, что Миранда не была рада своей способности — она зато проявлялась с самого рождения, и не приходилось ждать, когда эти крылья наконец-таки прорежутся. На момент поступления в Академию крылья — ещё не до конца выросшие — были только у Мира. Вторым окрылившимся из её друзей на три года позже стал Эндрю — у него крылья прорезались в семь. У остальных же крылья прорезались лет в двенадцать-тринадцать. Так что, года два назад Миранда ещё не являлась единственной бескрылой в своей группе.

Прошло, наверное, ещё с полчаса (или больше, или меньше — в межуровневом пространстве время текло как-то совсем иначе), когда они снова двинулись в путь. И эти крохотные островочки, по которым они скакали, готовы были снова уйти из-под ног. Прошли всего ничего — Миранда насчитала семь нитей, через которые надо было перешагнуть и четыре, под которыми надо было нагнуться, — и вдруг оказались на каком-то уровне (кажется, Мир всё-таки схватил её за руку и протащил в портал, потому что она сама была едва ли способна действовать так быстро самостоятельно). Миранда была готова целовать землю, на которую они вступили, что, впрочем, она тут же и сделала — рухнула на колени, поцеловала камень, лежавший на дороге, и только потом встала и огляделась.

Уровень был крохотным. Не больше общей спальни по размерам. Ладно — чуть больше. Может быть, раза в два — но это явно было меньше любого из тех уровней, которые видела Миранда. Здесь не было ничего, кроме зелени, широкой каменистой тропинки и странной конструкции из огромных валунов. Всего валунов было двадцать шесть. Они были сложены каким-то невообразимым образом, что у Миранды уже начинала кружиться голова. Должно быть, нужно было приложить кучу усилий, чтобы огромные камни лежали таким образом.

Мир здесь чувствовал себя куда увереннее, чем она. Вероятно — отметила она про себя — этот несносное астарнское чудище уже здесь бывало. Мир довольно скоро подошёл к одному из камней, по-хозяйски пошарил по нему рукой, пока не появились символы — Миранда узнала их, это был язык первозданных чудовищ Ибере, существ, которые родились из остатков магии только что созданного мира. Эти символы едва ли можно было перепутать с чем-нибудь ещё — пусть даже знали этот язык далеко не все. Миранда и Мир — о, за него она могла в этом поручиться — точно не знали.

Мир, когда надпись проявилась полностью (надо сказать, она не засветилась изнутри, как какие-нибудь защитные руны или иероглифы в кабинете, где это всё проходилось, и это казалось довольно странным), почти тут же пнул — кажется, этого ни за что нельзя было делать, чтобы не разозлить Ядро, первозданных, всяких уровневых духов или первосвященников — камень, и Миранда увидела портал, похожий на тот, что был встроен в главные ворота на Пайрофендрике.

— Пошли! — услышала она чересчур бодрый и довольный голос друга и послушно шагнула за ним.

Оставаться здесь одной, без него, надо сказать, было идеей даже более отвратительной и рискованной, чем общипывание Жар-птиц или попытки покормить чем-нибудь драконов (совершенно незнакомых, надо сказать). Нужно было смыслить в запрещённых для них порталах хоть что-нибудь, чтобы иметь возможность отсюда выбраться.

До Мерслейне они добрались быстро — ещё пара уровней и пара порталов. На этот раз без утомительного путешествия в межуровневом пространстве. Миранду даже почти не тошнило. Правда, после последнего скачка в портал у неё в ладони остался кусочек от порванной — теперь — рубашки Мира. Тот ничего на это не сказал — проявил несвойственное большинству Астарнов чувство такта.

Мерслейне был совсем не таким, как Миранда ожидала. Тут не было огромных парадных дворцов с белоснежными стенами и причудливыми ледяными садами, фигуры в которых были до жути похожи на живых людей, не было высоких чугунных оград и белоснежных мраморных ваз...

Тут было довольно холодно (почти хотелось пожалеть о том, что старенький свитер остался в спальне на Пайрофендрике), да, и очень чисто — не найти ни пылинки, ни лужи, — но это так разительно отличалось от дворцов на Эннуи и Калме (последний Миранда видела лишь когда Мир показывал его фотографии), что совершенно не верилось, что уровень был один из запрещённых. Миранда тут же мысленно ударила себя по лбу — в конце-концов, следовало видеть разницу между теми уровнями, на которые никого постороннего не пускали, и теми уровнями, которые принадлежали лично императрице, где она жила чаще обычного. Не следовало проводить знак равенства между двумя этими понятиями. Конечно же. И почему Миранде так хотелось считать, что это одно и то же?..

— У нас где-то час до тех пор, пока эта вот штука, — Мир резво крутанул в руках ту полупрозрачную пластинку, которую Миранда уже видела в общей спальне, — перестанет работать. И тогда нам будет... не очень хорошо.

Миранда придирчиво оглядела пластинку. Та выглядела... Обычной бесполезной безделушкой — вроде тех псевдозащитных, но красивых амулетов, которые Мир развешивал в изголовье собственной кровати. Да уж, теперь она тем более сомневалась в их затее. Впрочем, отговаривать Мира было уже поздно да и не особенно хотелось. По правде говоря, Миранда даже не могла до конца поверить другу — он был горазд постоянно что-то выдумывать (и чаще всего — просто со скуки, без всяких иных причин вроде благих побуждений или вредности), и на это не могло повлиять ничего на свете. Так что, доверять ему на счёт этой пластинки явно не стоило. Мир вполне мог соврать — с него станется. Он... часто врал. Гораздо чаще, чем Миранде того хотелось — и Гарри, и Эндрю тоже. Казалось, он врал даже чаще, чем хотелось ему самому — стоило только не подумать, и ложь сама слетала с его языка.

Но на Мерслейне всё же было здорово — что ни говори. Он не искрился магией, как было с одним из тех уровней — Миранда не знала его названия, — которые они с Миром прошли прежде, чем здесь очутиться. Но он сам по себе был чудесен — тут не было ничего, что могло напомнить о несвободе. А ведь это был тот уровень, где содержались некоторые магические животные — самые редкие. Или самые важные — Гарри рассказывал как-то, что там жила белая дракониха Шельда.

Дракониха Шельда принадлежала — если только можно было говорить такое про драконов — императрице. Была её другом — поправила себя Миранда. Драконы никогда никому не принадлежали. Они были верными существами — очень верными, — но всегда сами выбирали, кому служить, кому давать садиться себе на спину или хотя бы просто приближаться на достаточное расстояние. А ещё они при своей преданности каким-то образом оставались удивительно свободолюбивы. Стоило лишь порадоваться, что Жар-птицы были куда более спокойными и покладистыми существами. И что их можно было приманить — Гарри даже как-то рассказывал, как именно это сделать.

— Разделимся, так будет быстрее, — сказала Миранда, почёсывая затылок. — Ты ведь помнишь, как выглядит Жар-птица? И помнишь, что нам не подходят перья самца?

Мир тут же кивнул — наверное, даже раньше, чем она успела договорить.

— Я помню, — заявил он вполне уверенно (почти тем же тоном, которым на уроках отвечал всякую ерунду, что иногда и вовсе не относилась к изучаемой дисциплине), а потом, помолчав немного, добавил — видимо, чтобы подтвердить свои слова. — У самцов кончики перьев алые, а на клюве есть светлое пятно.

Миранду, надо сказать, это немного успокоило — для полного успокоения не хватало лишь самой малости. Во всяком случае, можно было надеяться, что Мир не вырвет перо у самца Жар-птицы — тогда все их усилия (и, можно сказать, почти героизм Флинн при переходе Межуровневого пространства) пошли бы прахом.

Впрочем, должно быть, один только тон — чересчур уверенный — должен был посеять в душе Миранды зёрна сомнения. Но отчего-то она только успокоилась, и это, очевидно, как она думала уже пару минут спустя, направляясь в сторону противоположную той, куда пошёл Мир, не делало чести её интеллекту.

Она увидела Шельду — та важно (или сонно) посмотрела на незваную гостью ярко-голубыми глазами, а потом снова повернулась к дереву с красно-фиолетовой кроной, под которым лежала. Увидела и пурпурную лису — как там она называлась, — которая когда-то была питомцем Манфрида Анкраминне. Увидела ещё кучу всяких зверушек — на самом деле, всего лишь три или четыре, потому что на счёт одного Миранда так и не поняла, стоит ли считать это существо за одно или за двух, — прежде чем наткнуться на Жар-птицу.

Жар-птица оказалась настоящей красавицей, что даже дышать стало трудно. С длинным пышным хвостом, с огненно-рыжими перьями, по-лебединому тонкой шеей и крыльями, от которых, казалось, даже на расстоянии чувствовался жар. Миранда осторожно присела на корточки неподалёку от неё и попыталась приманить яблоком (тем самым, которое перед уходом она стащила с прикроватной тумбочки Эндрю). Жар-птица вильнула своим шикарным хвостом, наклонила голову, сверкнула своими сияющими глазами и что-то пропела, а потом направилась к Миранде. И в тот самый момент, когда рука девочки почти коснулась одного из перьев, её отшвырнуло мощной волной магии.

Пришла в себя Миранда, наверное, минуты через две — уже на мощёной дорожке. К Жар-птице было больше не подобраться — она оказалась за вдруг возникшим энергетическим барьером. Миранда решила, что стоит бежать. И поскорее. Во всяком случае, предстать перед кем-либо вот так — лёжа прямо на дороге — совершенно не хотелось. Она вскочила на ноги, торопливо отряхнулась, в который раз пожалев, что поленилась переодеться на Пайрофендрике и осталась в шортах (какие-нибудь брюки из плотной ткани подошли бы для этого путешествия куда лучше).

Должно быть, сработал какой-то блок на прикосновения ко всем этим существам, думала Миранда. Тогда дело плохо — подобные заклинания почти всегда «запоминали» нарушителя, «рассказывая» о нём тем, кто занимался охраной важного уровня. Что же... Во всяком случае, лучше было вернуться на Пайрофендрик. И, желательно, вместе с Миром, которого нигде не было видно.

С другой стороны — такой блок ставили крайне редко (он был ужасно сложным в исполнении). И Миранда не была уверена, что его можно было ставить на живых существ: на меч, сейф или какие-то драгоценности — пожалуйста, но девочка точно никогда не видела, чтобы этот блок ставили на породистых лошадей или собак. И вообще — на кого угодно. Только на вещи.

Миранда Флинн бежала и бежала. От страха, адреналина или чего-то ещё усталость не чувствовалась. Миранда вернулась на то самое место, где они расстались и где договорились встретиться, когда услышала вдалеке какой-то шум и тут же направилась туда. Всё так же — бегом. Вероятно, Миру нужна была её помощь, думала она. Вероятно, это, всё же, он что-то натворил — так случалось чаще всего.

Так и оказалось: Мир во всю — вполне успешно, кстати — сражался со стаей каких-то не слишком крупных существ, которых Миранда коротко окрестила шавками, хотя на собак они были не слишком похожи. Охранные фамильяры, вдруг вспомнила она какой-то рассказ Гарри, эти существа являлись охранными фамильярами Мерслейне (на некоторых других уровнях подобные существа тоже встречались, но выглядели иначе), призванными охранять свой уровень от всяких мелких нарушителей спокойствия (к большинству более опасных личностей, способных перемещаться между уровнями Ибере, был представлен кто-то из ИСР). Надо сказать, Миранда была почти удивлена, что Мир был способен относительно сносно им противостоять.

Человек, возникший как из ниоткуда, её насторожил. Не только потому, что перемещаться без порталов и всего такого могли только весьма важные люди в Ибере. Потому что он направлялся к Миру, и на его руке красовалась характерная печать личного отряда императрицы.

Что происходило дальше Миранда помнила смутно — помнила, что Мир никак не обращал на того человека внимание и всё продолжал сражаться с фамильярами, которые всё никак не исчезали, помнила свою мысль о том, что направлять на Мира заклинание, от которого можно было только закрыться щитом, но никак не увернуться, подло, помнила, как её зубы вдруг впились в руку тому человеку, прямо в печать (и как только Миранде удалось так быстро очутиться рядом?), а дальше... Эти воспоминания казались смутными — Миранда точно знала, что так и было, но в голове всё словно плыло, не желая становиться чётким и последовательным как обычно, и дальше шла темнота. Какая-то тупая боль и темнота. И чьи-то приглушённые голоса, что пронизывали эту темноту.

В себя Миранда Флинн пришла на жёсткой неудобной койке в какой-то тесной тёмной комнате. Рядом с койкой сидел Мир — прямо на полу, так как мебели здесь больше не было. Голова у Миранды кружилась, и ей не сразу удалось сесть. Белобрысое чудище по имени Мир тут же вздрогнуло, обернулось и улыбнулось — той самой широкой улыбкой, от которой иногда хотелось как следует зарядить ему в челюсть.

— Что лыбишься? — недовольно буркнула Миранда, спуская ноги на пол. — Бьюсь об заклад — это из-за тебя мы здесь очутились. И тревога сработала тоже из-за тебя.

Мир немного смутился, всем своим видом подтвердив предположение боевой подруги, пробурчал что-то невразумительное (Миранда расслышала слова «они так похожи»), а потом кивнул куда-то в сторону. Флинн тут же посмотрела туда и ахнула — не от того, что увидела силовое поле, отделявшее их от остальной части комнаты, нет. На столе неподалёку лежали четыре огненных пера. Только вот это были перья феникса.

Услышав звук, похожий на бульканье, Миранда не сразу поняла, что именно она его издала. Мир снова стушевался и пробормотал, что обе эти птицы так похожи — обе огненно-рыжие, с пламенными перьями, от которых даже на расстоянии чувствовался жар. Откуда ему было знать, чем эти птицы различаются?

— Дурень, — отрезала Миранда и покачала головой. — Фениксы больше похожи на попугаев, а Жар-птицы на лебедей. Как ты мог их перепутать? — Потом глянула на четыре вырванных пера и, нахмурившись, спросила. — И зачем четыре? Хватило бы и одного...

— Я подумал, что неплохо было бы взять про запас, — едва слышно пробормотал Мир.

Миранда хмыкнула — что же, теперь можно было всерьёз заявить Арго, что попались они именно из-за семейной астарнской запасливости, а вовсе не из-за неразумных идей Мира, и во всём этом впервую очередь была вина самого Арго, а вовсе не тех глупых книжек, которые давали читать в академии (глупые книжки назывались учебниками и вряд ли Мир читал хоть один из них). Арго бы оценил... Вспомнив про алого генерала, Миранда тут же толкнула Мира в плечо, отчего тот зашипел и легко — куда легче, чем мог бы — ударил её по руке.

— Твой отец уже в курсе? Тебе ведь дали с ним связаться? — спросила она, наверное, за пару секунд до того, как услышала вдалеке знакомый громоподобный голос. — Можешь не отвечать.

Мир снова улыбнулся. Приглядевшись, Миранда заметила магический ожог на его руке. Достаточно сильный, чтобы не вылечиться почти мгновенно. Вероятно, подумала она, ожог оставило одно из тех заклинаний, которое тот человек с печатью метнул в него. И это обычно бывало крайне неприятно. Миранда помнила по себе — однажды Гарри метнул в неё такое, и она не успела увернуться. Тогда было очень больно. Оставалось только надеяться на удивительную астарнскую регенерацию, что позволяла этим заклинаниям не оставить слишком глубокий след, не прикасаться к ауре. В общем, оставалось надеяться только на то, что тот человек не относился к роду баронов Фюрстов — уж те умели создавать такие заговоры и заклятия, что были способны не только прикоснуться, но и почти надрезать чужие ауры. И надрезать так, что заживить это становилось почти невозможно. Миранда слышала, что после этого не могли зажить и физические повреждения. Во всяком случае, оставленные именно фюрстовским заклинанием. Кажется, Фюрсты могли проделывать это даже с Астарнами.

Послышались тяжёлые шаги. Они становились всё громче и громче, пока, наконец, Арго не оказался прямо перед магическим барьером. Он казался уставшим. И весьма серьёзным. Мир вздрогнул под его пронзительным взглядом, сразу как-то ссутулился, громко выдохнул, а потом вдруг резко распрямился и посмотрел на отца как-то до удивления дерзко. Миранда за время отсутствия Гарри уже успела позабыть, что он так умел.

Арго молча снял магический барьер, молча кивнул — мол, выходите. Миранда и Мир тут же вышли. Сердить его ещё сильнее не хотелось. Это было небезопасно. Тем более, когда Арго молчал. Можно было проявлять упрямство, когда он кричал, когда выплёвывал язвительные комментарии, но когда молчал... Тогда приходило осознание — всё совершенно серьёзно, Арго злится слишком сильно, чтобы повышать на кого-либо голос.

Они молча прошли весь узкий коридор. Миранда иногда опасливо оглядывалась. Никого больше не было. Разве в конце коридора стояли насмешливо улыбающийся Вайнрих, хмурый Мейер и спокойная до почти слышного морозного хруста Горская. Арго всё так же молчал. Другие генералы тоже не сказали ни слова.

— Думаю, вам интересно узнать, как вы проведёте остаток лета, — сказал Арго Астал, как только они вышли на свежий воздух.

Миранда молча кивнула, рассматривая удивительно звёздное тёмно-бардовое небо. Мир, вероятно, тоже просто кивнул. Тут было так хорошо, так удивительно хорошо, что даже не верилось. По правде говоря, Пайрофендрик и Мерслейне блекли по сравнению с этим великолепием. Даже учитывая то, что кроме пары высоких замков с витражными окнами, тут больше ничего не наблюдалось.

— Ты, Миранда, отправишься к Раймону — это тот самый, которому ты прокусила ладонь, — продолжил Арго. Миранда Флинн удивлённо посмотрела на него, не веря своим ушам. — Это его так впечатлило, что он захотел взять тебя в ученики, хотя обычно отнекивался от этой «непосильной работы».

Миранда тихонько — ну, во всяком случае, постаралась, чтобы это было хоть немного приглушённо — хихикнула себе в кулак. Когда отец Мира начинал говорить так, всегда становилось смешно. Даже если секунду назад больше всего на свете хотелось спрятаться от него куда-нибудь подальше.

— Ты, Драхомир, возвращаешься на Увенке, — сказал Арго и жестом прервал начавшуюся было возмущённую тираду сына. — Я не хочу ничего слышать. Я уже давал тебе возможность провести лето на Пайрофендрике — и что вышло? То, что ты чувствуешь вину перед братом — неважно, раз ты не умеешь себя вести, когда меня нет рядом. Ты вернёшься на Увенке — это моё окончательное решение. И если ты посмеешь покинуть уровень этим летом — последствия тебе не понравятся, можешь не сомневаться.

Мир и без того был бледным — вероятно, испуганным из-за того, что Миранда потеряла сознание. Или из-за того заклятья, что наслал на него этот самый Раймон. Или из-за охранных фамильяров. Или из-за всего сразу. Или — по какой-то другой причине, о которой Миранда даже не догадывалась. Но сейчас он стал белее тех своих рубашек, что присылались ему леди Марией. Тех, ещё чистых белых рубашек. И, насколько Миранда его знала, он злился. На отца, на Миранду, на себя, на то, что его снова назвали полным именем (это обычно всегда было предвестником хорошей трёпки), на ситуацию в целом — понять было сложно. Вероятно, на всё сразу. Чаще всего Мир злился на всё сразу.

Он прошипел Арго такое, что сама Миранда никогда не сказала бы ни одному из взрослых, чьей любовью или хотя бы расположением она дорожила — а Мир точно дорожил любовью отца. Во всяком случае, когда не злился. Он топнул ногой, крикнул, что ненавидит — отца, чёртова Раймона, их поймавшего, Мерслейне, Жар-птиц и Гарри (отчего он вспомнил про него — было непонятно). И почти сразу отошёл в сторону. Можно даже было сказать — отбежал. Недостаточно далеко, чтобы его можно было потерять из виду. Достаточно — чтобы можно было побыть в одиночестве или не слышать его слов.

Миранда чувствовала себя неловко. Она ещё никогда не видела друга таким расстроенным и злым, никогда не видела, чтобы он кричал что-то такое (даже Гарри он чаще выводил из себя либо язвительными комментариями, либо усмешками, либо совершенно невинным видом). И ей было вдвойне неловко, что кричал он именно на Арго. Будь это Гарри, Миранда не чувствовала бы себя так, словно какая-то идиллическая картинка только что треснула в её воображении. И почему только Мира так задевало одно упоминание об Увенке? Там ведь было так хорошо...

— Всё нормально. Ему просто нужно побыть одному. Все дети иногда ненавидят родителей, Миранда, — произнёс Арго так тихо, что услышать его было довольно сложно даже стоя в полуметре от него. — Это всегда неприятно, но это всегда проходит, если в целом всё хорошо.

Арго улыбнулся, но его глаза остались серьёзными. Миранда была уверена — слова Мира, как бы спокойно его отец не воспринимал подобное, задели его. Тут Арго кивнул кому-то позади неё, и девочка тут же обернулась. Прямо за ней стоял Раймон, присутствия которого она даже не почувствовала. Как Мир там, на Мерслейне, подумалось Миранде.

— Удачного лета. Спасибо, что вытаскиваешь из неприятностей моего охламона, — усмехнулся Арго, а потом вдруг, словно вспомнив что-то, добавил. — Думаю, ваш общий друг к учебному году выучит весь тот материал, который вы так старательно прогуливали последние одиннадцать лет. Не удивлюсь, если он станет лучшим на курсе.

И резко развернулся, проворно зашагав в ту же сторону, куда шёл Мир.