Большие амбиции Мэгги Браун (джен)

1977 год, Нью-Йорк

Ресторан оказался дорогим. Очень дорогим, статусным и исполненным достоинства, и это достоинство читалось в каждой мелочи: матово поблёскивающие деревянные панели, благородно-медовые абажуры светильников, похожие на маленькие мягкие троны кресла и ничуть не менее величественные диваны. Даже сигаретный дым, висящий в воздухе, казалось, пах не табаком, а деньгами.

Одетый старомодно и строго официант принёс меню, которое Мэгги Браун открывать не торопилась, опасаясь, что один взгляд будет стоить больше, чем удаётся заработать за месяц.

Впрочем, платила сегодня не она.

— Как дела на работе? — поинтересовалась Мэгги, оторвав взгляд от обложки. Натуральная кожа, вытесненное название, обведённое золотом... Она почти ненавидела своего спутника за выбор и себя — за то, что не смогла устоять перед соблазном поужинать не в популярном местечке, а в престижном. Теперь она чувствовала себя полной идиоткой в дурацком блёкло-синем платье, купленном ещё пару лет назад, и симпатичных, но совершенно немодных босоножках.

Джентльмен по ту сторону стола только улыбнулся. Уж ему-то, с детства подтирающемуся зелёными портретами Франклина, здесь было так же комфортно, как рыбе в воде.

— Недурно, — легко отозвался он, перелистывая страницы и делая вид... нет, почти искренне не замечая, что что-то не так. Эту тактику он применял постоянно и с большим удовольствием: раз ничего не происходит — обвыкнешь. Раскрепостишься. Перестанешь думать о глупостях — если захочешь и приложишь усилия. — Луис хочет видеть меня партнёром. Партнёром компании, конечно. В конце квартала. М-м, надеюсь, ты уже выбрала. Не советую начинать с десерта.

Крис, мимоходом улыбнувшись подруге, велел принести лазанью с морепродуктами и незнакомую дрянь с замысловатым названием из раздела супов. Поправив падающую на лоб прядку, отпил из бокала. Мэгги, успевшая полюбоваться, как красиво он держит хрупкую ножку, но так и не заглянувшая в меню, попросила принести бифштекс и салат «из тех, что попроще». Официант ответил вежливой, но немного растерянной улыбкой и удалился без лишних вопросов.

Не давая запалу пройти, Мэг оставила меню в покое и широко кивнула:

— Это замечательно! Поздравляю!

— Спасибо, Мэг. Ну а ты? — Кристиан, оторвавшись от длинных списков закусок, поднял на неё взгляд. Даже его не слишком примечательные глаза в здешнем свете казались цвета дорогого бурбона, зато очень уж вежливая улыбка обмануть не смогла бы и деревенского простачка. Таким Мэгги помнила его ещё со школы: самовлюбленным красавчиком себе на уме, с идеальной причёской, в идеальном костюме, с идеальной улыбкой и идеальными манерами. Он разбил немало девичьих сердец, начав встречаться с симпатичной, но малопримечательной задирой Меган Браун.

Их удивительный, но взаимовыгодный союз закончился сразу после школы: Кристиан поступил в Гарвард, Мэгги осталась в местном колледже. Теперь, почти через десять лет, пропасть между ними стала просто огромной.

— У меня... всё хорошо. Джордж пообещал сделать помощницей Сьюзан, ну, той, которая ведёт колонку писем.

— А ты решительная, — аккуратно приподнялись уголки полных губ. Не бросая ни бокала, ни меню, Крис устроился поудобнее, любуясь Мэг из-под полуопущенных ресниц. — Эта ваша Сьюзан пишет явно под травкой, ты её быстро обойдёшь, не сомневайся.

— Только не делай вид, что читаешь «Ночной Нью-Йорк», — буркнула Меган, потянувшись к бокалу с водой. — И её колонку. Или мои статьи. Ты хоть одну читал, Крис?

— Да, конечно. Про... йети в парке, кажется. Показывал парням, всем понравилось.

— Оборотня, — насупилась журналистка. — И она была не моя, её написала Меган Бриггс. Я писала только заметку про Бритву в прошлом месяце.

— О, это про инопланетянина, режущего женщин взглядом? Она, конечно, хорошая, но, прости за откровенность, тебя не стоит. Мэгги, милая, — скорбно заломил Крис брови, со вздохом позволяя заду чуть сползти, спине — расслабиться, а затылку — устроиться со всеми удобствами, — это же даже не жёлтая пресса, а пресса-мы-под-ЛСД.

— Но это правда! — вспылила Мэгги. — Иначе как объяснить убийства? Особенно заключённый в участке: его ведь заперли, рядом никого не было, он на миг пропал из поля зрения камеры и превратился в груду фарша! Это точно инопланетянин.

Крис промолчал — почти сдержался! — но когда принесли заказ, протянул:

— Ещё суфле, будьте любезны. Мэгги, тебе с чем? Или вера не позволяет?

— На твое усмотрение, — отмахнулась журналистка, без промедлений принявшись за бифштекс. Мясо пахло изумительно, а поданные на гарнир отварная спаржа, кукуруза и брокколи складывались в замысловатые и будоражащие аппетит завитки. — Ладно, — оторвалась на секунду она от созерцания, — не прикидывайся, я же вижу, что ты мне не веришь. Никто не верит. Да и чёрт с ним, с этим маньяком, у меня появилось кое-что свеженькое. Тайные эксперименты с психотропными веществами, заговор корпорации и правительства...

— Малиновое, — без улыбки сказал Крис официанту, — два малиновых суфле. Без психотропных веществ.

Обернувшись, он покачал головой и принялся перемешивать суп, гоняя по поверхности зелень.

— Может, тебе стоит поработать на правительство? Просто так, чтобы вытрясти чушь и вернуться в реальный мир? Без обид, Мэг.

— Ты что имеешь в виду? — с подозрением прищурилась Мэгги, не донеся кусочек мяса до рта и откладывая вилку.

— Что ты сама так скоро чокнешься. Мэгги, милая, я понимаю, что значит торчать на омерзительной работе, но с головой лезть в неё? Господи боже, я тебя не узнаю.

— Думаешь, я хочу работать на этой проклятой фабрике бреда? — повысила голос журналистка. Она потянулась за своим бокалом и залпом отпила половину, будто дешёвый виски в баре, а не коллекционное вино. — Не всем повезло с богатым папочкой, как тебе. Некоторым нужно пахать в дерьмовых изданиях в надежде найти что-то, что приведёт в приличную газету, забитую холененькими мальчиками вроде тебя!

Крис терпеливо вздохнул. Как и обычно.

— Я понимаю, — мягко повторил он. — Но «работать и искать» и «верить в заговоры» — совершенно разные вещи. Но... а я ведь хотел предложить тебе взаимовыгодное сотрудничество, а не обсуждать чудовищную чушь. Предложить присоединиться к холеным мальчикам и всё такое. В моём лице. Но ты, конечно, останешься девочкой, — прибавил он, поднимая брови, — но хотя бы сможешь выбирать. Понимаешь?

— Ты предлагаешь мне подачку? — хохотнула Мэгги и откинулась на спинку кресла с бокалом в руке. — Ну давай, рассказывай, золотой мальчик, зачем тебе, преуспевающему адвокату, нужна третьесортная журналисточка вроде меня.

— Золотым мальчикам в нашем мире нужны жёны, чтобы никто не задавал вопросов, — спокойно, даже не оглядевшись для верности, отозвался Крис, прекратив мучить суп. Смотрел он твёрдо, без особой уверенности, но и без метаний и мольбы. — А третьесортным журналисткам нужны возможности прекратить копаться в г... глупостях, чтобы получить шанс показать себя. И не нужно про модных сильных женщин: ты не дура, чтобы не осознавать, что принуждать к чему-либо я тебя не собираюсь. Если сначала я немного сомневался, правильно ли это в отношении тебя, то сейчас вижу, что правильно. Лучше получить старт не своими силами, чтобы расцвести, чем рехнуться и сломать себе жизнь.

Мэгги уставилась на него. Осушила бокал уже медленнее, поставила на стол и подалась вперёд с таким видом, будто готовая отвесить приятелю пощечину.

— Ну конечно, — понимающе и мерзко-сердечно закивала она. — Серая мышка Мэгги Браун должна быть счастлива прикрыть тебя, пока ты долбишься в задницу со своим обожаемым Спенсером, или Мартином, или Луисом, а может, и со всеми вместе разом. Знаешь что, Крис? — схватила она недопитый стакан воды и неожиданно уверенным движением плеснула ему в лицо. — Пошёл ты! Ты, и твои дружки, и твоя жалость!

Она встала с места и решительно направилась к выходу.

Кристиан промокнул лицо салфеткой, поправил волосы и поднялся, догнав Мэг в несколько шагов. Трогать не стал, просто преградил дорогу.

— С кем будешь спать ты, меня волнует гораздо меньше, — уже просто сухо заявил он, поджимая губы. По розовощёкому лицу стекали ручейки, а глаза приходилось отчаянно щурить, то и дело моргая склеившимися ресницами. — И это было чертовски грубо. Остановись на секунду и подумай, от чего отказываешься. И ради чего. Заговоры корпораций? Серьёзно? Дорогая, — покачал он головой, словно беседовал дома, в гостиной, поскандалив с настоящей женой, — не глупи.

Уши и щёки налились жаром. За нарастающим гулом крови Мэгги толком не слышала, говорят ли что другие богатые господа за роскошными столиками вокруг, но могла спорить, что да — и говорят, и таращатся.

Во рту стало суше. Зато прояснились мысли.

— Уйди с дороги, Крис, — гневно, но тонковато рыкнула Мэг. — Я ничего не собираюсь тебе рассказывать. И замуж за тебя тоже не пойду, не делай вид, что это всё ради меня. Ты просто боишься, что перспективная карьера пойдёт под откос, когда твой секрет выплывет наружу, а зная тебя — он выплывет. И сдаст его кто-нибудь из брошенных любовников, которых ты меняешь чаще, чем женщина — бельё.

— В том числе, — не подумал смущаться или отнекиваться адвокат. Переминаясь с ноги на ногу, он растёр ладони и фыркнул, медленно краснея — от ушей к скулам. — Но и предлагаю это тебе не просто так, а потому, что в этой помойке, называемой газетой, ты сможешь отыскать хоть что-то реальное с куда меньшей вероятностью, чем я когда-нибудь остепенюсь. Ты потратишь жизнь и убьёшь репутацию напрасно. Дура.

Чтобы не дать ему в глаз, пришлось собрать в кулак всю волю, что только нашлась.

Прямо. В этот. Чёртов. Глаз.

— Я уже отыскала, — отчеканила Мэгги, выдохнув и пытаясь обойти Криса. На них косились, официант замер у барной стойки, комкая в руках полотенце и не решаясь приблизиться, посетители оставили изысканные блюда. Даже уличная жизнь, едва различимая отсюда, — и та словно затаила дыхание. Решимости от такого не прибавилось. — Эта история свела моего коллегу сначала с ума, а потом в могилу. Я узнаю, правдива ли она, и расскажу миру. И даже если там нет никакого заговора, наверняка найдётся какой-нибудь асбест в здании, где он жил, или странный состав крысиного яда... Зачем я вообще всё это говорю? — скривившись, досадливо мотнула она головой. — Оставь меня в покое.

Крис, всплеснув руками, отступил. В глазах читалась обиженная насмешка и огромное желание высказаться, но профессиональное чутьё велело держаться от буйной одноклассницы подальше. Мэгги, пользуясь моментом, гордо вскинула подбородок и покинула ресторан, немного подпортив образ обиженного достоинства, споткнувшись у самого порога.

* * *

Мэгги проснулась, как от толчка и, зевнув, до боли развела хрупнувшие в плечах руки. За окном виднелась очередная станция, по перрону сновали люди, две собаки и кот. В самом вагоне тоже царило суетливое оживление: кто-то выходил, кто-то заходил, кому-то отдавили ногу, вызвав целый поток брани, где-то тоскливо ныл ребенок. Соседа Мэгги, тощего студентика, на месте уже не было, и его чемоданов тоже. Стало немного грустно: юноша выглядел бестолковым и очень милым; приятно было смотреть, как он заикается, поправляя сползающие очки и отводя взгляд от серо-зеленых глаз «миз Браун».

Журналистка с тоской вздохнула и достала из сумки мятый конверт с совершенно нечитаемым адресом. Страшно спешащий проводник сказал, что ехать нужно до конечной, но сколько времени — оставалось загадкой: в вагоне даже не нашлось расписания, а идти в другие Мэг поленилась. Может, старый Билл Холловей, журналист, в чьих вещах она нашла это письмо, мог бы рассказать больше... если бы был жив.

Обсудить это с кем-то ещё не представлялось возможным: в редакции те несколько «истинно верующих» могли убить за такую зацепку, а остальные... скажем так, не оценили рвения. Уточнить бы у проводника, но юркий паршивец, пару раз мелькнув среди пассажиров в самое неподходящее для вопросов время, всё остальное где-то прятался.

В очередной раз безрезультатно порыскав взглядом, она устало растёрла лоб и улыбнулась, глянув в сторону: через проход на Мэгги поглядывал старичок с желтоватой газетой на коленях. Он тоже ехал один, но выглядел парадно, как перед походом на свидание: лёгкий пиджак, начищенные пряжки на клетчатых подтяжках, завиток седых волос, падающий на морщинистый лоб. Глянув на конверт, он подмигнул Мэгги и отвернулся к окну; поезд дрогнул и покатил дальше.

Потаращившись немного на пассажиров и симпатичные, но весьма однообразные виды за окном, в сотый раз перечитав письмо и в тысячный посмотрев на часы, журналистка достала из сумки маленький кассетный магнитофон, проверила кассету и щелкнула кнопкой.

— Десятое мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, вторник, шесть сорок пять пополудни. Полпути из Нью-Йорка... куда-то. Нужный поезд удалось найти без проблем, а вот выяснить название населённого пункта так и не получилось. Наверняка это какая-нибудь скучная идиллическая чушь вроде «Новой Надежды», — Мэгги хмыкнула и продолжила: — Напоминание: не забыть стрясти с Джорджа отпускные: похоже, ехать придется намного дальше, чем я рассчитывала.

И она оказалась права: вечерело, в вагоне включились лампы и засквозило теплом по ногам, а за окном в густеющих сумерках всё реже проносились огни и всё больше — тёмные силуэты деревьев и бескрайние поля. Поредевшая компания пассажиров устраивалась поудобнее, некоторые уходили с пустыми руками и возвращались со стаканами чая и журналами. Вновь мелькнул и пропал проводник, окликнутый кем-то из соседнего вагона, зато появилась продавщица книг — долговязая девчонка с кривыми зубами, то и дело мелькающими в улыбке, и увесистой тележкой.

Остановившись около старичка, она обменяла мелочь на ещё одну газету и обернулась к Мэгги. Широко растянув обкусанные и яркие, как малина, губы, предложила:

— Не хотите детектив, мэм? Или что-нибудь ещё? Журналы, романы? У меня есть «Путеводитель по Городу после заката», большая редкость, знаете ли. Ещё «Ночной Нью-Йорк», «Плейбой», «Новости науки».

— Что угодно, кроме «Ночного Нью-Йорка». — Мэгги усмехнулась собственной шутке и, порывшись в карманах, протянула девушке мелочь. — Давайте «Новости науки» и... По какому там городу путеводитель?

— По Городу, очень занимательное чтиво, — зубасто улыбнулась девчонка, отбирая несколько монет и вручая ей журнал, пахнущий свежей краской, и вроде и новую, но какую-то потрёпанную книжечку. С обложки на Мэгги смотрел обаятельный джентльмен во фраке с желтовато-пыльным жабо и нехорошим оскалом. — Говорят, что где-то на складах есть «Дневной путеводитель», но его не привозили даже нам. Жвачку? — предложила она. — Ручки, блокноты?

Мэгги купила пару ручек про запас, кивнула, задержавшись взглядом на растянутом вороте тоненькой вязаной кофты и длинной шее, и под поскрипывание тележки принялась за чтение.

В науке новостей было много. Все, как одна, заумные и скучные, как рассказы тётушки Агаты о бурной молодости: поначалу интригующие открытия обрастали деталями, формулами, и в конце концов терялись сами в себе, погружая читающих в непробудную зевоту. И если у кого-то хватало сил дойти до хотя бы первой трети пухлого издания...

Едва не вывихнув челюсть и решив, что интеллектуального развития на сегодня хватит, Мэгги, с пару минут потаращившись в окно, предпочла поближе познакомиться с путеводителем.

И... что ж, или девчонка была пророчицей, или пыталась спихнуть книжку всем подряд, но такого Мэгги прежде не видела даже в родной газетёнке: с первых же страниц на неё обрушилось не подкреплённое лишними пояснениями предупреждение: «не гладить Слизня, каким милым бы он ни казался» — с подробностями, что будет, если к оному совету не прислушаться. Мистер Д. К. Э. Дарнелл и мисс К. Дж. Ларсен, написавшие эту сказочку, знали толк в страшных историях о маньяках, привидениях и городских страшилках. Джордж Салливан, редактор «Ночного Нью-Йорка», убил бы за таких журналистов.

Чтиво оказалось увлекательным и потрясающе реалистичным, насколько реалистичными могут быть истории о диких псах, разрывающих случайных путников на старом кладбище, поездах метро без машинистов, увозящих пассажиров в бесконечный ужас, фантастических плотоядных тварях и неупокоенных мертвецах, преследующих живых. Особенно Мэгги понравилась история о Доне Жуане — коварном обольстителе-каннибале, персонаже одновременно притягательном и омерзительном.

За окном стемнело, зажглись лампы. Журналистка оторвалась от тонких желтоватых страниц и потёрла уставшие глаза. «Путеводитель по Городу» вызывал у неё смешанные чувства восхищения и зависти: хотела бы она научиться так фонтанировать идеями. Можно было бы бросить дрянной «Ночной Нью-Йорк» и начать писать книги ужасов, под псевдонимом, разумеется. Какой-нибудь Алан Арсон. Или лучше Алистер — это имя всегда ей ужасно нравилось.

В голове почти зашуршали денежки Криса, перебирающего взятые «просто так» пару тысяч в дорогущем ресторане. А следом представился Дон Жуан — мужчина его мечты. Как-то сам собой.

Тихо засмеялся дедок в подтяжках, переворачивая страницу купленной газеты — «Ночного Нью-Йорка». Ему достался один из прошлых выпусков, с таинственным Бритвой, змеекрысом из унитаза и Звездой Смерти на заброшенном правительственном заводе в Бронксе. И, конечно, очередной vagina dentata и пострадавшем от неё джентльменом.

Мэгги тихо и печально вздохнула. Ей нравились люди, смеющиеся при чтении её газеты — по крайне мере больше, чем маньяки, с горящими глазами потряхивающие «Ночным Нью-Йорком» с воплями: «Я же говорил!». Но по-настоящему важные вещи — вроде загадочного Бритвы — в потоке бреда казались всего лишь очередной байкой. А ведь она так старалась, по крупицам добывая информацию...

Дыхание сбилось. Поезд, окружённый очередными полями, на этот раз зловеще-кукурузными, с мягкими, но сдавливающими что-то в груди толчками вдруг начал замедляться. Вокруг не было ни огонька — только силуэты колышащейся массы стеблей и тусклые звёзды.

По проходу прошла замученная женщина с помятой причёской и двумя детьми, грудным и лет пяти, волоча чемодан на колёсиках. Кто-то снимал с полки сумку.

— Ваша остановка, наверное? — вдруг обратился к ней старичок, поднимая тонкие бровки.

Мэгги вытянула шею, пытаясь разглядеть хоть что-то, напоминающее перрон или огни города.

— Я не уверена, — пожала плечами она, обернувшись. — Это же не конечная?

— Конечная? Нет-нет, кажется, ещё нет, ведь мы не были в Тентси? Ведь нет же? — сощурился старичок, выглядывая в окно, словно кукуруза могла что-то ему рассказать. — Н-нет, мэм. Сначала Тентси, а там уже через пару ферм и конечная.

— Наконец-то, — с облегчением вздохнула Мэгги. — А вы не подскажете название конечной станции? Боюсь, на моем билете оно совсем истёрлось.

— Да до Города доедете — и всё, — пожал плечами старичок. Галстук на тонкой шее заболтался. — Ехать-то не больно долго, но я б перекусил. Хорошие здесь булочки с миндалём, каждый раз езжу и нахваливаю. Эх, — вдруг покачал он головой и обмахнулся газетой, — где ж моя молодость...

— Составите мне компанию?

Старичок заулыбался так, будто это и было его долгожданное свидание, подскочил, пропустил угрюмого мужика в шляпе и пальто не по погоде, и предложил Мэгги руку.

В вагоне, кроме них, осталась всего пара человек, и те дремали, а сошедшие растворялись в сумраке. Только кукуруза шевелилась, когда они входили в поле, чтобы затеряться в нём навсегда.

Да, «Путеводитель» умел произвести впечатление. Мэгги вздрогнула и отвела взгляд от окна.

— Едете по делам или домой?

— От дел — домой, — охотно сообщил старичок, распахивая перед ней дверь за дверью. Следующий вагон тоже был почти пустой, а за стеклом на том конце прятался бар. — Заключил неплохую сделку. Возвращаюсь праздновать.

— Поздравляю, мистер..?

— Ох, да уже давно не «мистер». Просто Алистер, — отмахнулся тот, галантно пропуская её через порог.

Журналистка улыбнулась. Надо же, какое совпадение.

— А я просто Мэгги.

Алистер оказался приятным собеседником: настоящий американский джентльмен, милый и остроумный. Мэгги сама не заметила как разговорилась, за сладким чаем и слегка подгоревшими булочками, разболтав новому знакомцу о своей миссии сообщить душеприказчику покойного дядюшки своего коллеги, что наследник состояния тоже отправился на небеса.

— Да что вы говорите? — удивился Алистер, прихлёбывая чай и другой рукой поливая свою булочку шоколадным сиропом. — Это ж как бывает, а... Интересно даже, сколько бедолага мог получить и куда теперь всё это уйдёт.

— Не знаю, — пожала плечами Мэгги. — Передадут государству, наверное. Или на благотворительность. В городе же наверняка есть какой-нибудь сиротский приют или церковный фонд?

Почему-то это предположение ужасно насмешило Алистера: он хихикал в чашку, затем — в спешно извлечённый носовой платок и сухонький кулак. Отсмеявшись, он извинился и часто-часто закивал:

— Есть. Говорят, в их соборе собралось много одиноких людей. Да и монастырь неподалёку, очень живописное место. Но я бы подумал, что деньги передадут Фьючер Тех — вот уж где сиротский приют, прими господь их атеистические души.

Мэгги, сосредоточенно жевавшая булочку, встрепенулась.

— Фьючер Тех? Почему вы так решили?

— Старая история, — улыбнулся шире старичок, опуская глаза в тарелку и отпиливая себе кусочек выпечки. — Им же тогда сильно досталось — больше, чем всем остальным. Так и стоят их заводы бесхозными. Да ещё и Джек никак не успокоится, шебутной мальчишка... хотя какой он мальчишка, скоро уж пятьдесят будет, — вытянув губы трубочкой, пробормотал Алистер. — Или больше? Не помню.

— Я люблю старые истории. Вы не против, если я кое-что запишу? — не дожидаясь ответа, полезла журналистка в сумку за блокнотом и ручкой.

Пальцы окунулись в жирное пятно: как минимум одна из ручек, взятых в родной редакции, протекла, заляпав всё, что только можно. Блокнот утонул в чернилах вместе с носовым платком и пачкой жвачки.

Алистер, вновь изобразив гримасу любопытства, поглядел через стол, неловко хмыкнул и сделал вид, что не подглядывал.

Горестный вздох, вырвавшийся у Мэгги, казалось, из самого сердца, заставил обернуться даже уткнувшегося в журнал официанта. Руки, выуживающие скользкий диктофон, дрожали, но, к счастью, чернил было не так много, как казалось на первый взгляд, и включенная для проверки запись воспроизвелась четко — это был кусочек интервью с офицером полиции из участка, в котором совершил одно из убийств легендарный Бритва.

— Это что такое случилось? — заинтересованно спросил Алистер, протягивая Мэгги несколько салфеток. — Будто бы что-то знакомое. В новостях слышал, что ли?

— Наверняка. — Журналистка с благодарным кивком взяла салфетки и принялась стирать с вещей потёки чернил. Хорошо, что она купила новые ручки: Салливан снова сэкономил на канцелярии, и все взятые из редакции протекли, как по команде. Синие пятна обнаружились даже в пудренице. — Эта история до сих пор гремит по телевидению и в газетах. Слышали о Бостонской Бритве?

— А-а-а! — довольно закивал старик, снова взявшись за десерт и чай, пока не остыли. — Инопланетянин.

— Точно! — улыбнулась Мэгги. — Так его тоже называли. Но это же бредни.

— И я так думаю, — украдкой глянул на неё Алистер. — Инопланетяне пользуются зондами, а не психокинезом. А что он такое, на ваш взгляд?

— Я думаю, что инопланетяне вполне могут пользоваться психокинезом, — не сдержавшись, буркнула журналистка: она успела смириться с перепадами настроения в моменты, когда речь заходила о её работе. Легко начать подозревать всех в предвзятости, когда приходится брать интервью у парней, верящих... да в те же зонды. — Кто ж их знает. Но этот тип владеет чем-то эдаким, даже если он не инопланетянин. И он точно страшный показушник.

— Правда? — ещё больше заинтересовался Алистер, придержав чашку под донышко и делая большой глоток. Поезд качнуло, и он закашлялся, жестом велев Мэг оставаться на месте.

— А… Конечно. Иначе бы не убивал так нагло, да ещё и в людных местах. Он как будто издевается: «Смотрите, как я умею, давайте, попробуйте это объяснить, идиоты».

— Молодой, глупый, — закивали ей понимающе. — Ужасная нынче молодёжь, ничего не скажешь. Ох уж эти мутанты: шумят, хулиганят, а ради чего? Ради дешёвой славы и внимания!

Мэгги посмотрела на него, не понимая, шутит старик или нет.

— Вы это серьёзно? Вы его знаете?

Журналистке вдруг пришло в голову, что милый и обаятельный Алистер может оказаться тем самым кровавым убийцей. И вот сейчас они непринужденно беседуют, а через пару секунд Мэгги Браун превратится в груду кровоточащего мяса.

Она сцепила руки в замок, чтобы не выдать дрожь.

— Я? Боже мой, — вздохнул старичок, отпивая чаю с некоторой опаской, — да я бы отдал свой жилет за шанс познакомиться с Бритвой. Раньше, когда я ещё писал статейки, точно. Да и сейчас, наверное. Это ж какая силища, какой талант! Какое интервью... — вздохнул он ещё тяжелее.

— Интервью, может, и хорошее, но вывод глупый, — с досадой проговорила Мэгги, отодвигая блюдце с крошками и на его место укладывая обложенный салфетками диктофон. — Вы же сами сказали. И вы не первый, редактору тоже так показалось...

— Так вы журналистка? Какая встреча! Я ведь тоже здесь встречаюсь с журналистом, да только, наверное, он уже не успеет. Ну и чёрт с ним, — легко взмахнул рукой Алистер и отхватил от булочки ножом большой кусок. Сунув в рот, прожевал и задумчиво прибавил: — Зато с вами познакомился. Уже хорошо, верно? Хотя вы, похоже, не верите в мутантов.

Стук ножа заставил Мэгги вздрогнуть. Она потянулась к недопитой чашке чая и поправила:

— Я не верю только в белые и пушистые корпорации, а о мутантах просто ничего не знаю, если комиксы не считать. Мой племянник обожает «Людей Икс».

— И мне они нравятся. Очень забавные. Хотите что-нибудь ещё? Угощу вас, раз вы взялись развлекать старого дурака, — предложил Алистер и тут же поднялся, подзывая официанта, словно опасаясь, что собеседница его опередит. Или, и того хуже, откажется.

Несмотря на все страхи Мэгги, ничего страшного не произошло. Они немного побеседовали о комиксах, выпили ещё чаю с пышным сладким рулетом и вернулись в свой вагон. За окном проносились неизменные тёмные поля с редкими искрами огней вдалеке, в небе сияли звезды, а монотонный стук колес убаюкивал. Журналистка сама не заметила, как снова уснула.

* * *

Она проснулась с ощущением, что проспала целую вечность, и первым делом пообещала, что больше никогда не будет объедаться перед сном. Мама сотню раз предупреждала, что на полный желудок снятся кошмары, но такого сюра она не ожидала: в её сне галантный Слизень в цилиндре, с модным локоном, спадающим на лоснящийся... пожалуй, лоб, вел светскую беседу с ослепительным красавцем, по-хозяйски поглаживающим по колену скотину-Кристиана, а чуть поодаль уголовного вида мужик, в котором Мэгги безошибочно признала Бостонскую Бритву, готовил булочки с мясом. Сама же Мэгги сидела на коленках у субтильного старичка Алистера и в голос декламировала отрывки из «Ночного Нью-Йорка», вызывая бурные аплодисменты всех присутствующих. Она была настоящей звездой.

Правда, только во сне.

Женщина сладко потянулась, подивившись, что в кои-то веки ухитрилась не отлежать себе все места, проморгалась и огляделась. За окнами разливалась густая тьма, но поезд не двигался. Вагон опустел.

Поднявшись на ноги и закинув сумку на плечо, Мэгги, не до конца уверенная, что и правда проснулась, отправилась на поиски. Впрочем, грязноватый диктофон щёлкнул так же, как и всегда.

— Одиннадцатое мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, среда… не представляю, сколько сейчас, мои часы встали в два тридцать шесть. Чувствую себя дурой: про меня забыли. Богом клянусь, в вагоне я одна и очень не хочу объясняться с охраной депо. А придурка-проводника… да-а, вот его я увидеть мечтаю!

Пол под ногами поскрипывал, а дверь поддалась тяжелее, чем вечером: петли чуть заедали. В свете побледневших ламп большие окна со скромными шторами казались запылившимися.

Проводник нашёлся в вагоне-ресторане, задремавшим за стойкой в полном одиночестве. Сквозило: какой-то шутник разбил самое дальнее окно, и бедняге пришлось заклеить его газетой, стыдливо прикрыв шторой.

— Почему вы меня не разбудили? — не размениваясь на приветствия, раздражённо спросила Мэгги, одной рукой засовывая диктофон в наименее испачканный карман сумки. — Мы уже приехали? Эй!

Не дождавшись ответа, она подошла к стойке и, наклонившись, потрясла парня за плечо. И тут же с визгом отскочила — проводник безвольной куклой перевалился на спину, уставившись в потолок невидящими глазами. Мэгги, не прекращая верещать и пятиться, судорожно отирала руку о брюки, пока не споткнулась об стуль и не шлепнулась задницей на грязный пол. В наступившей тишине стук собственного сердца казался ей громким, как грохот колес.

— Что за чёрт? — почти беззвучно прошептала она, но толком не почувствовала и движения губ. Даже поднялась не с первого раза, кривясь от расползающегося по рукам и ногам колючего онемения.

Ответов не нашлось ни в вагоне, ни в других: везде тишина и запустение. На одном из сидений нашлись детские чулки, а на двери — буроватый след то ли ржавчины, то ли давно высохшей крови, но ни тел больше, ни маньяка, поджидающего последнюю выжившую. Двери и те открылись с трудом, застряв на половине, и Мэгги пришлось протискиваться, разгоняя кровь по затёкшим мышцам. В воздухе пахло влагой, темнота была непроглядная, и только очень далеко впереди шумели волны, а чернильную ночь прорезал вспышками фонарь маяка.

Мэгги пожалела, что не прихватила с собой фонарик. Отряхнувшись от пыли и щепок, она поправила ремень сумки и, тихо ругаясь и вздрагивая от каждого шороха, побрела по насыпи к голове поезда. Вокруг расстилалось огромное поле без признаков жилья или депо, но рельсы уходили дальше, к темному пятну на фоне чуть более светлого неба. Может, город, а может, и станция — в любом случае, там должен быть телефон.

За те долгие минуты, что пришлось брести, она сломала каблук и ободрала ладони, упав и прокатившись по камням. Неприятным сюрпризом оказалось отсутствие в локомотиве машиниста. Включённый свет, за стеклом видны работающие приборы и чашка с ещё горячим чаем, но на этом — всё.

Ветер доносил со стороны предполагаемой станции обрывки музыки.

— Одиннадцатое мая. Я… боже, кажется, я орала так громко, что надорвала горло. Проводник — не козёл, а труп. Машинист, возможно, тоже, но его тела я не видела, и… не удивлюсь, если он и есть маньяк. Чтобы меня найти, ему даже стараться не надо: я топаю как слон...

Новенькие, скрипящие лаком туфли страшно натирали. Мэгги чувствовала, как чулки на пятках пропитались мокрым, но снимать и проверять не стала, опасаясь, что мужества надеть прекрасный пыточный инструмент снова у неё просто не останется. Если бы она знала, что придётся идти дальше, чем от поезда до такси, то надела бы что-нибудь более удобное, но увы...

Прихрамывая и увязая в щебне, она двинулась вдоль рельсов, то и дело прерывая свой сдавленный монолог и оглядываясь, но напрасно — вокруг не было ни души.

Идти пришлось больше часа: поезд остановился гораздо дальше, чем казалось в темноте, но, на счастье, Мэгги не напутала с развилками и старыми путями и вышла в промзону, на почти нормальный асфальт. Здесь тянулись ряды кустарника, а подальше, за ними, вдоль железной дороги, шли низенькие кирпичные здания с тёмными окнами.

Ноги болели нестерпимо. Мэгги, понимая, что в противном случае не сумеет сделать ни шага, стянула туфли вместе с запачканными кровью чулками и пошла босиком, ежась от ночной прохлады и надеясь не напороться в темноте на какую-нибудь ржавую железяку.

Дохромав до ближайшего домика, она привстала на цыпочки и заглянула в окно.

Ни огонька, да и стекло пыльное, пропускающее только размытые очертания каких-то то ли конструкций, то ли механизмов. Точно нежилое помещение, возможно, ремонтный цех. И мэрия городка не отличается ответственностью: не было ни рабочих фонарей, ни сторожа.

С другой стороны, не оказалось и стерегущих территорию собак.

Мэгги с досадой отступила и побрела дальше, высматривая здание, похожее на пост охраны или администрацию.

Ей было страшно. Городок казался давно заброшенным и забытым, пустым, тихим и мертвым. Журналистка поёжилась, обеими руками вцепившись в ремень сумки и крепко сжав губы, чтобы не начать всхлипывать. Сбивающееся дыхание в какой-то момент зазвучало в унисон с шумом волн: в этом месте, отражаясь от кирпичных стен, они казались близкими, почти оглушающими. В иное время их рокот мог бы стать поистине магическим, но Мэг чувствовала, что с каждой секундой, с каждым новым всплеском, разбивающимся будто за ближайшим поворотом, мышцы ног то скручиваются, то превращаются в вату. Отрезвляли только мелкие камешки, изредка, но чаще, чем хотелось, попадающиеся под пятки.

Так бы она и дошла до самого вокзала, если бы не огонёк в одном из зданий. Она и приметила-то его по чистой случайности: запнулась, другой ногой наступила на очередной камешек, замерла, не зная, за какую из конечностей хвататься — и повернулась на тёплый блеск в просвете между чернющими корпусами. Путь к свету преградила — на счастье Мэгги только формально — изодранная в клочья сетка забора с большими прорехами. Хромая и кривясь, Мэг пролезла в самую большую дыру, едва не оставив на память клок волос, и протяжно выдохнула: по виду квадратная двухэтажка напоминала жилой дом.

Ветер донёс до нее тихое бубнение не то радио, не то телевизора и натуженный свист. Этот звук Мэгги узнала бы и во сне: много лет точно так же звучал кран в её собственном доме, пока сестра чуть ли не силком вызвала непутевой родственнице водопроводчика. Журналистка, ни минуты не колеблясь, двинулась к дому, стараясь ступать как можно осторожнее.

Новый забор с накрепко запертой калиткой едва не лишил её брюк, и оставалось надеяться, что ободранную даму встретят такие же дамы. Или хотя бы не слишком злые джентльмены. И что после всех этих приключений уцелел диктофон.

От мысли о разбитых кассетах она ухитрилась позабыть, что ещё немного — и у неё отвалятся ноги.

Вблизи дом оказался таким же грязненьким и заброшенным, как и промышленные здания и другие двух-трёхэтажки, окружающие его, да только и хозяин оказался под стать: коренастый, лохматый, курящий дешёвую сигаретку на крыльце и совершенно не удивившийся ночной гостье. На Мэг он смотрел сонно и безразлично, невесть каким усилием кивнув.

— Добрый вечер, — дрожащим от облегчения голосом поприветствовала его Мэгги, машинально поправив волосы и одергивая пиджак. — Простите, пожалуйста, у вас не найдётся телефона?

Мужчина помолчал, хорошенько затянувшись, выдохнул неровное колечко и мотнул головой:

— Нет. Телефон там, — указал он пальцем куда-то за спину. — На заправке.

Лицо у Мэгги было такое, будто она готова вот-вот расплакаться. Израненные босые ноги невыносимо ныли.

— Простите, а вы... не могли бы меня проводить? И дать какие-нибудь тапочки. Я заплачу, — полезла она в сумку за кошельком.

Хозяин втянул ещё одну порцию дымка, закашлялся в кулак и обернулся.

— Жена, — подвинувшись, сипло прикрикнул он в открытую дверь, — тут девке нужна обувка. Пусть возьмёт?

— Твоя девка? — крикнули в ответ, приглушив ток воды. Мужичок покривился:

— Чья-то чужая. Иди, выбирай, — кивнул он, прислушавшись к ворчанию и пофыркивая под нос. Сбивчиво благодаря, Мэгги поднялась по скрипучим ступеням.

Сразу за порогом сквозняк бросил в лицо запах тушёной капусты. Обычный жилой дом, каких полным-полно в любом пригороде: обои в дурацкую клетку, столик, которому лет двадцать, не меньше, полки с в меру поношенной обувью. Мерный гул радио и звук льющейся воды доносились из кухни, на которой вполне буднично хлопотала пожилая женщина.

Не решившись навязываться, Мэг склонилась над рядами сандалий и стоптанных кроссовок. Женская обувь на вид казалась маленькой, мужская — чрезмерно большой. Поколебавшись, она выбрала пару домашних тапочек с полуоторвавшимся ремешком и, выйдя, протянула мужчине пятёрку.

— Спасибо вам огромное. Мои туфли — это просто какая-то пытка, — виновато улыбнулась Мэгги.

Мужичок пожал плечами и деньги взял, выкидывая окурок на пожухшую и неухоженную клумбу. Щёлкнув зажигалкой у кончика новой сигареты, опустил взгляд гостье на ноги.

— Промой, — снова кивнул он на дверь. — Йод тоже есть.

— Спасибо, — в сотый раз поблагодарила Мэгги и поспешно направилась в ванную.

Искать её не пришлось: вторая дверь от входной. Из кухни на неё глянула женщина, оценила, зацепившись взглядом за порванный костюм и ободранные ладони, хмыкнула и включила радио погромче, что-то буркнув. Как оказалось — предупреждение, что в ванной света нет.

Вода обожгла все ссадины и ранки, перекись устроила пенную вечеринку, а йод, почти не пахнущий, перемазал всё, что только можно. Бинтов не нашлось, но «купленные» тапочки почти не давили на пораненные места.

Настроение Мэгги сильно улучшилось. Она даже начала насвистывать популярный мотивчик, но ту же испуганно охнула: свет в коридоре погас.

— Извините, — крикнула она, не отрываясь от смазывания содранной кожи над пяткой. — вы не могли бы включить свет?

Ответом ей стала тишина. В ней затерялось и ворчащее радио, и шум воды, и шаги, и голоса. Ничего не осталось.

Мэгги на ощупь пробралась к двери, вышла в совершенно тёмный коридор, заглянула в кухню... никого. Выключатель отозвался сухим надсадным щелчком, но свет не зажёгся. Будто он и не работал пять минут назад. Будто он никогда не работал.

Только сейчас Мэгги поняла, что даже пахнуть дом стал по-другому — не табаком, лекарствами и едой, а плесенью и гнилостной сладостью испорченных продуктов.

Журналистка попятилась, держась за стену, и сломя голову бросилась прочь из жуткого дома, запинаясь через шаг.

Левый тапок такого обращения не выдержал: шагов через сорок у него напрочь отлетела подошва, оставив Мэг кожаную стельку с еле держащимся ремешком.

В многочисленных проулках промышленного сектора выл ветер, тёплый, но пробирающийся в каждую щёлку и обдувающий тело липкими прикосновениями. Шум волн затерялся в кирпичных стенах, зато снова стала слышна музыка. Правда, если её источник и существовал, то где-то за рядами чернеющих мёртвыми окнами построек.

Мэгги не хотела идти на звук. Она вообще никуда не хотела идти, но стоять на месте под пристальным взглядом пустых, как провалы глазниц, окон было ещё хуже. В каждом шорохе ей мерещились шаги за спиной, призрачные голоса...

— Соберись, Меган Браун, — не совладав с похожим на студень голосом, прошептала журналистка. — Соберись. Это просто немного странный район. И у жителей жуткое чувство юмора. Всё в порядке. Ты дойдёшь до заправки, найдёшь телефон и к утру уже будешь смеяться над произошедшим за чашечкой горячего кофе.

Ей почти удалось успокоить себя. Она даже посмеялась над мыслью, что нужно поменьше читать перед сном дурацкие ужастики. Нервно, но посмеялась.

Раза четыре ей пришлось преодолевать заборы, три сетчатых и один деревянный, с отстающей от положенного места доской. Сумка то и дело или цеплялась за каждый выступ, или больно била в бок и по бедру, от хромоты на обе ноги ныла спина, а уж когда по очередному проулку, куда пришлось свернуть, разнёсся лай собаки...

Последней радостью было, перебравшись через застрявшую в кустах машину, вляпаться в мутную лужицу, заполнившую неглубокую рытвину в асфальте. Аромат Мэгги обдал непередаваемый.

Она, не договорив в диктофон новый отчёт, зажала нос, борясь с накатившей тошнотой и спазмами. Вытащить ногу из липкой массы ей удалось раза с третьего, а выловить застрявший тапок — с пятого. Напялив вонючую разодранную обувку, она согнулась в сухом позыве, отплевываясь заполнившей рот желчью. И, несмотря на головокружение, нашла силы двинуться дальше.

Первые шаги были такими же, как и прежде: кривыми и неприятными, но чем дальше, тем больше жгло кожу. Как спиртом в свежие ранки, только больнее. На проверку на коже остались капли вонючей дряни, а под ними — свежие нарывы.

Мэгги оперлась о ближайший забор и, поджав испачканную ногу, полезла в сумку за носовым платком.

К тому времени, как она отыскала в каше из слипшейся ткани и бумаги платок, нога начала гореть. Вместе со слизью журналистка сняла слой кожи — но хоть не со всей стопы. Времени подумать, не умалчивают ли экологи о реальной опасности кислотных дождей, не нашлось: из ближайшей подворотни, выходящей то ли в маленький парк, то ли просто к кустам, захрустели шаги нескольких пар ног.

Мэгги, стиснув зубы, чтобы не вопить, подняла голову.

Под тусклый свет (если так можно было назвать то отсутствие непроглядной темноты, что разливалось по улице, куда выбралась Мэг) осторожно выглянул одинокий силуэт. Лицо у него было бугристым, с двумя наростами на щеках, а в руках чернел ломик.

Следом за ним украдкой выглянул ещё один, и того страшнее — с хоботом.

Женщина замерла, как мышь под веником, отчаянно молясь, чтобы жуткая парочка не заметила её в ночной темноте. Она выпустила платочек из трясущихся рук и, цепляясь ладонью за шершавые доски, медленно-медленно встала на пострадавшую ногу.

Они выходили один за одним, кривые и горбатые, вооружённые острым или увесистым хламом. Их набралось шесть, а то и семь, и они даже обменялись парой глухих фраз, уже собравшись идти по своим делам, как кто-то особо глазастый вдруг кивнул в сторону убежища журналистки. И махнул рукой.

Мэгги не стала терять время на поиск потерявшегося в высокой траве испоганенного тапка. Она скинула второй и побежала прочь, хромая и петляя, как подстреленный заяц. Неслась почти наугад, сворачивая в каждый не перегороженый переулок, перепрыгивая низкие заборчики так, как и в школе на уроках физкультуры прыгнуть не могла.

Дыхание подвело её минуты через четыре, и не просто так, а будто отрезало. Мэг рухнула там, где имела несчастье остановиться, и благо, что это оказался почти симпатичный газончик. Напротив моргающей вывеской заправки.

Звякнул автомат с газировкой. Молодой мужчина в джинсах и рубашке поверх майки щёлкнул крышкой и сделал большой глоток, прежде чем открыть дверцу двухместного порше без крыши.

— Помогите! — попыталась крикнуть Мэгги, но издала только едва слышный писк. Откашлявшись, она набрала в грудь побольше воздуха и крикнула уже как полагается: — Помогите, прошу!

Парень обернулся, не донеся банку до рта, и оглянулся, смешно вытягивая шею. Свет фонарей и вывески слепил.

— Эй? — неуверенно позвал он.

Мэг приподнялась на локтях и попыталась встать. Ноги её совершенно не держали.

— Пожалуйста, помогите, мне нужна помощь... — Горло передавило, против воли потекли слёзы, кривыми дорожками норовя попасть в нос, и голос сорвался снова. Журналистка, щипая себя за запястье вялыми пальцами, попыталась дышать глубже. — Там… т-там к-какие-то люди... мне нужен телефон, п-пожалуйста, помогите, я не могу идти...

Такие жалобные причитания не услышать было невозможно. Коленом подтолкнув дверцу машины, парень, вглядываясь в темноту, пошёл на звук, подсвечивая зажигалкой.

— Эй? — повторил он, шагнув на траву. — Мэм? Вы как?

Мэгги выглядела жалко: растрепанная, босая, вся в царапинах и ссадинах, крепко вцепившаяся в ремень сумки, она ревела, размазывая по щекам слёзы и грязь, и даже не попыталась увернуться, когда на неё едва не наступили.

— Помогите, пожалуйста, мне нужен телефон, — громко всхлипнула она и подняла на мужчину глаза.

— Конечно... Боженьки, кто это вас так? — зарывшись по карманам, сунул ей парень в руки пачку бумажных салфеток и принялся осторожно поднимать, закинув руку на шею. — Пойдёмте-ка, мэм, на заправке есть. Вас подвезти, не? Вы из какого района? Не из порта? Мне кажется, я вас видел там вчера?

Мэгги неуклюже прыгала на здоровой ноге, зачем-то стараясь не наваливаться на спасителя и оттого и вовсе на нём повиснув.

— Мне нужен телефон, — машинально повторила она. — Нужно вызвать полицию — там в поезде труп...

— В том, который не пришёл? Да-а, там знатная была бойня, четыре машины отправили, — покачал головой мужчина, перехватывая её поудобнее. — Вы с него сошли ещё до того, как они прибыли? Вот же досада. В участке, наверное, остался только Жирный Бо, а он у нас любит распускать руки. Ну ничего, — оптимистично хмыкнул он, — не станет же лапать свидетельницу, а?

Мэгги неуверенно улыбнулась. Сейчас, рядом с другим человеком, при свете фонаря и фар она казалась себе чудовищно глупой и смешной. И совершенно запутавшейся.

— Может быть. Не знаю, я просто уснула, а когда проснулась — в поезде никого не было, только... проводник за стойкой. Совсем мальчишка. Наверное, это всё та банда из переулка.

— Скорее всего. Но теперь забудьте о них, мэм, сюда они не сунутся.

Парень, ужасно обаятельно улыбнувшись, повёл её, но не к магазинчику при заправке, а к машине. Удивляясь, как Мэгги ухитрилась выбраться из такой западни, да ещё настолько ловко, он усадил её, пристегнул и сел за руль сам. Машина отъехала, сворачивая во тьму.

— Очень больно? — сочувственно спросил он, кивая на ноги журналистки. — Хорошо бы ещё раз промыть и забинтовать.

— Очень. — Мэг подтянула колено к груди и, стиснув зубы, принялась ощупывать ступню. От прикосновения ногу прострелила такая острая боль, что в глазах потемнело, а к горлу снова подступила тошнота. — Может, сначала в больницу?

— К этим ослам? Если вы доверитесь интерну, я помог бы быстрее и без глупых шуток и допросов. Вы же знаете — стоит им услышать, где вы были, как они накинутся на вас с расспросами, вызовут копов... Ужас, — вздохнул он.

— Если у вас есть обезболивающее, я даже рада стать жертвой науки и образования, — пошутила Мэгги.

Водитель искоса взглянул на неё, понимающе скривившись.

— Для вас — что угодно.

И видит небо, он не соврал: ради несчастной женщины он остановился перед первой же аптекой, а раны принялся обрабатывать прямо на стоянке, приговаривая, какая Мэгги смелая. Голос его сошёл в шёпот, когда он занялся бинтами, и зазвучал интимно, когда завязал узелок. Пальцы сдвинули штанины выше, оглаживая икры, а музыка из колонок сменилась на что-то мурлыкающе-восточное.

— У вас волшебные глаза, миз Браун, — шептал парень, целуя её запястье.

Слегка одуревшая от усталости и обезболивающего Мэгги не обратила внимание на обращение. Она не помнила, представилась ли новому знакомому. Похоже, да.

— А вы очень милы, — она хихикнула, как девчонка, и отняла руку. — Спасибо. Даже не знаю, как вас благодарить.

— Поцелуйте, — заулыбался он, наклоняясь и подставляя шею. — А потом согласитесь поужинать. У меня. Я чудесно готовлю пасту. Любите морепродукты? А маленькие помидорки? Я — обожаю, — сообщил он, расстёгивая на журналистке брюки.

Мэгги охнула от неожиданности и отвесила парню пощечину. От резкого движения сумка соскользнула с её плеча и упала на асфальт, содержимое вывалилось наружу: горстка ручек, грязный блокнот, жалобно треснувший диктофон, смятая газета и испачканный, слишком потёртый для нового «Путеводитель».

Парень опешил, скривился обиженно, что-то хотел сказать, но окончательно изменился в лице, опустив глаза вниз. А затем глянул на живот Мэгги, облизнув губы.

— Это ваша книжка? — странным, напряжённо-строгим тоном поинтересовался он, подняв «Путеводитель» за край обложки. Ему на колено выпала затерявшаяся между страниц и точно никогда не бывавшая в руках Мэгги визитка.

— Конечно моя! — без раздумий ответила журналистка, неуклюже застёгивая брюки и пытаясь подняться. — Я купила её в поезде, хотя это совсем не ваше дело!

Взгляд переместился на запястье.

— Купили, — повторил он, разглядывая визитку. — Сами. Понимаю. Приношу извинения, я был неподобающе тороплив. Я отвезу вас на место немедленно.

— Никуда я с вами не поеду! — попыталась Мэг опереться на больную ногу и, вскрикнув, провалилась обратно на сиденье.

— Поедете, мэм.

Неудавшийся ухажёр собрал всё, что рассыпала Мэгги, сунул в сумку, сумку поставил ей на колени и пристегнул поверх ремень безопасности. Делал он всё это быстро и решительно, но отчего-то старался на саму журналистку не смотреть.

Мэгги совершенно не понимала, что происходит: почему изменился тон парня, почему он вдруг перестал приставать... и почему, пытаясь стащить с неё штаны, он выглядел таким...

Голодным?

Она прижала к себе сумку и, насколько позволяли ремни безопасности, отодвинулась от водителя.

— Куда вы меня везёте?

— В редакцию «Удивительного Города», — отъезжая от аптеки и уставившись на дорогу, сухо ответил парень. — К мистеру Дарнеллу и мистеру Моргану. Мисс Ларсен в командировке.

— Зачем? — не поняла журналистка.

— Затем, чтобы вами не перекусили раньше увольнения, мэм.

Переключая радиостанции, «спаситель» потянулся к бардачку и вытащил промасленный свёрток. Под голодное ворчание желудка он разорвал край зубами и впился в кусок... вероятно, какой-то слегка перележавшей требухи.

Мэгги торопливо отвернулась и прикрыла лицо. Её снова тошнило, хотя, казалось бы, после той страшно токсичной лужи было уже нечем.

* * *

Машина неслась по улицам без фонарей, зато наполненным хрустом, шорохами и отголосками смеха, сворачивая по, казалось бы, десять раз на одних и тех же перекрёстках. Водитель молчал и жевал, игнорируя буквально всё: один раз он даже переехал через лежащего посреди дороги ребёнка. Машина подпрыгнула и только рыкнула громче, а позади будто раздосадованно вздохнул великан.

Остановился парень у обшарпанного здания без стёкол, зато с двумя работающими светильниками на ограде. Швырнув обёртку в покосившуюся мусорку, облизал пальцы и открыл дверь для Мэгги.

Журналистка выскочила из машины со всей ловкостью, на какую была способна, и остановилась в нерешительности.

Хлопнув дверцей, зловещий провожатый первым пошёл вперёд, открывая калитку. На левом столбике кто-то нацарапал непристойное слово.

— Документы, надеюсь, при вас?

Мэгги неуверенно похромала за ним.

— Права подойдут?

— Наверное.

Они поднялись по лестнице, и парень, хмуро выдохнув, распахнул двери. Внутри было... прекрасно.

Старый начищенный паркет уютно поскрипывал под ногами, а светильники с блестящими медными частями разливали бледно-желтоватый свет на столы, диваны, груды рабочего материала — от фотографий до карт. Из кабинета в кабинет сновали люди, косясь на странную парочку, но не так уж и слишком.

Пахло здесь сладким кофе.

Мэгги, зацепившись ушибленными, ободранными и отёкшими пальцами за ковёр, чуть не расплакалась от облегчения. Люди! Обычные люди, без слоновьих носов и тараканьих усов, издающие вполне человеческие звуки и не едящие ничего напоминающего гниющие внутренности!

Только бы всё это не исчезло...

Не исчезло. Даже на втором этаже, даже перед кабинетом с табличкой «И.о. г.р». Без особых размышлений спутник Мэгги постучался.

— Томпсон, в жопу себе колонку засунь, раз с ней столько проблем! — отозвался бодрый стариковский голос. — Я занят!

Тон показался Мэгги очень знакомым. Точно так же кричал её редактор прямо перед выпуском.

Парень, скривившись, постучался снова, уже от души, и на этот раз рявкнул голос моложе и сильнее:

— Томпсон, если добавишь масла, она легче пройдёт!

Бледность разлилась по симпатичному лицу, и парень, быстро глянув на Мэгги, подтолкнул её к двери.

— Это Дон, сэр. С вашей сотрудницей.

Громко и мерзко скрипнул стул, зашаркали стоптанные ботинки и щёлкнул замок. Дверь распахнул милый старичок Алистер из поезда, сменивший рубашку на чёрную водолазку, а кокетливые подтяжки — на простые, в полоску.

Мэгги обрадовалась ему, как родному дедушке.

— Слава богу! — с улыбкой кривовато шагнула она ему навстречу. — Мистер Алистер, помогите, пожалуйста, я с самого поезда не видела ни одного нормального человека. У вас не найдётся телефона?

— Мэгги Браун. Ну... заходите, раз добрались. Дон, мальчик мой, — посторонившись и открывая путь к заветному телефону, прищурился старичок, — ты нашу девочку не покусал?

— Нет, сэр, — отчеканил парень.

— Не успел?..

Не прислушиваясь к разговору, Мэгги бросилась к телефону и, поколебавшись, набрала номер сестры.

Гудки.

— Она не возьмёт, — вздохнул не замеченный Мэгги господин, сидящий в кресле у занавешенного окна. Статный, лет сорока с хвостиком, темноволосый и скромно одетый, как офисный клерк. — Похороны — дело выматывающее. Но она на самом деле будет по вам скучать.

— Что, простите? — не опуская трубки, переспросила Мэгги.

— Похороны. Вас отравили в поезде. Кстати, — привстал мужчина, протягивая руку, — Дарнелл Дариус О'Эйли, адвокат. Рад познакомиться лично.

Мэгги на его жест не отреагировала. Бросив трубку на рычаг и вцепившись в край столешницы, она возмущённо повысила голос:

— Это что, какая-то шутка? Тогда у вас чертовски паршивое чувство юмора, мистер О'Эйли!

— Что такое? — обернулся строго отчитывающий Дона Алистер, попутно посылая какого-то неудачно заглянувшего сотрудника. О'Эйли вздохнул:

— Нужно было позволить нашему мальчику откусить ей ногу. Она мне не верит.

Дон, прислонившийся к косяку, облизнул мигом пересохшие губы.

— Прекратить немедленно! — взвизгнула Мэгги и с умоляющим выражением лица обернулась к Алистеру. — Да что тут происходит? Все как с ума посходили!

Мужчины переглянулись. Алистер, по-стариковски завздыхав, вытолкал Дона прочь и закрыл дверь, а адвокат поднялся, предлагая своё место.

— Кэй справилась бы лучше... Что ж, это будет долгий разговор.

Мэгги предложили виски, чай и водку и начали рассказ. По нему выходило, что газете Города потребовался новый сотрудник, и они подобрали отличную кандидатуру, но увы — тот скончался раньше, чем добрался до места. Зато приехала Мэгги. И так понравилась заместителю редактора, что тот собственноручно обеспечил ей возможность получить работу.

— Конечно, — перекрывая чьё-то «Слизень заказал рекламу на две полосы!», протянул О'Эйли, — если вас не устраивают условия, я заберу вас к себе. Слепим что-нибудь интересное. Мясо любите?

— Я вегетарианка. И ничего не смыслю в юриспруденции.

Ей заулыбались, и оскал Алистера вышел более чем внушительным. Почти акульим.

— Она не понимает, — вздохнул старичок.

— Совершенно не понимает.

— Чего не понимаю? Конечно не понимаю, вы только пугаете меня до чёртиков!

— Мэм, — проникновенно заговорил мистер О'Эйли, сев перед ней на корточки, — поэтому-то мы и предложили место вашему коллеге. Он верил. А вам, похоже, придётся пощупать всё самой. Дон, мать твою, — со смешком прикрикнул он, поднимая голову, — зайди и откуси ей ногу!

Дверная ручка со щелчком провернулась вниз. В кабинет заглянул парнишка-водитель, облизывая щёки до ушей. Осмелевшая от света и человеческого общества Мэгги ничуть не испугалась. Пробежавшись взглядом по столу, она, едва не плюхнувшись животом на макушку замешкавшегося адвоката, схватила маленький нож для писем и неловко выставила перед собой.

— Не приближайся! Насильник! Маньяк!

— Клянусь ушами Аеро, она прелесть! — восхитился мистер Дарнелл, отходя в сторону. Дон, решив не тянуть, размял шею и... улыбнулся. Поправил волосы, наливающиеся чертовски привлекательной медью, пропустил между пальцев появившийся вдруг шейный платок.

Мэгги на секунду зажмурилась. Но нет, ей не показалось — перед ней стоял чертовски привлекательный тип с небрежно откинутыми со лба рыжими волосами и многообещающей лисьей улыбкой. Дыхание перехватило, и кончик ножа чуть опустился.

— Дон... Жуан? — сипло спросила она.

— Просто Дон, — удивительным баритоном тихо отозвался мужчина — парнем его теперь не поворачивался язык назвать. — К чему церемонии?

Мэгги вскочила, выбираясь из кресла, попятилась, наткнулась на стол и замерла, не сводя взгляда расширенных от испуга глаз. Он же не может быть настоящим чудовищем. Пожирание женщин — всего лишь метафора поведения обычного потаскуна, окрашенная кровью для пущей популярности у подростков. Как и йети в Центральном парке — всего лишь заросший бездомный, напугавший миловавшуюся в кустах парочку. А внешность — просто галлюцинация, потому что она на таблетках, и стопа горит, будто её подменили на головешку...

— Мэгги, не бойся. Я не сделаю тебе больно. — Он повернулся, повелительно взмахнув рукой: — А вы уйдите. Вы и так запугали бедняжку.

Алистер молча потянул О'Эйли к двери.

— Не подходи. — Мэгги, поглядев на них как на предателей, снова вскинула нож. — Я тебя не знаю. Я о тебе читала, но я тебя не знаю и знать не хочу.

— Ты в меня не веришь, — рассмеялся Дон, протягивая руку. От рукава свободной рубашки пахло пряностями и апельсином. И печёной тыквой. И самым прекрасным запахом — молодой листвой после весеннего ливня.

Мэгги позволила себя коснуться. Несмотря на напускную браваду, она бы ни за что не решилась ткнуть человека ножом. Пощёчина — да, но ранить до крови — это уже слишком.

Её ладонь осторожно отвели в сторону. Дон кивнул на кресло:

— Сядь. Я не собираюсь тебя есть. Ты всё равно знаешь, кто я, значит, я не смогу тебя обмануть. Так что можешь не бояться. Хорошо?

— Нет, — упрямо прошептала Мэгги, — я верю. Я... не знаю, что ты ел и знать не хочу. Я тебя боюсь.

— Иногда я и сам себя боюсь. Как и все люди, разве нет? А меня ты боишься зря, — улыбнулся он, устраиваясь на углу стола. Глаза его теряли яркость, становясь благородно-серыми. — Самое страшное, что я с тобой сотворил — хотел коварно соблазнить. Не могу устоять перед умными, очаровательными женщинами.

Мэгги отлипла от стола и медленно двинулась к двери, пытаясь обойти Дона по широкой дуге.

— Знаешь, во что ты наступила? — окликнул её Дон, не сдвинувшись с места. — В мочу Слизня. Этот уважаемый джентльмен скоро будет здесь, чтобы обсудить свою рекламу, и защитить от него тебя сможет только пресс-карта редакции. И не только от него — даже О'Эйли не лезет в дела Алистера Моргана без большой нужды. Иначе он заберёт тебя. И сделает такой, как я — скормит Городу и посмотрит, чем он прогадится.

Дрожащая, как осиновый лист, Мэгги вжалась спиной в дверь.

— Так это не шутка. Действительно не... я же не выберусь отсюда?

Она с нажимом провела ладонью по лицу, зарылась пальцами в непослушные и спутанные до состояния гнезда каштановые кудряшки и невидящим взглядом уставилась будто бы сквозь Дона.

— Я действительно умерла?

— И быстро, насколько я знаю. Алистер любит яды. Если бы ты попала сюда живой, то не продержалась бы и пары часов. Тени в том доме, куда ты зашла, — кивнул он на её ноги, — не тронули тебя только потому, что ты не представляла для них особого интереса. — Дон замолчал на несколько секунд. Лицо застыло, глаза уставились в какую-то точку над головой Мэг, а лоб расчертили напряжённые морщины. — Я не слишком хорошо помню, как быть живым, но сочувствую.

Мэгги молчала, вертя в руках нож. В конце концов, стряхнув оцепенение, она посмотрела Дону в глаза.

— Знаешь, что мне пришло в голову?

— Зарезать себя? Зарезать О'Эйли? Потребовать угловой кабинет и хорошую прибавку? Этим ты зарежешь старикана, так что вариант хороший.

— Насчёт прибавки идея хорошая. — Мэгги, растерев щёку, вздохнула, оставила в покое дверь и решительно подошла. Заглянув Дону в лицо, положила на место нож и принялась расстёгивать пиджак. — Но вообще я подумала, что неплохой местью убившему меня боссу будет заняться сексом на его столе. Ты ещё помнишь, как это делается без выпускания кишок?

Дон поглядел поверх её макушки на дверь, пожевал губами и кивнул.

— Никто обычно не жалуется, — с достоинством заметил они, как и полагается обольстителю, только после пары страстных поцелуев выскакивая из штанов.

* * *

На них смотрели все: мистер Дарнелл Дариус О'Эйли, мистер Алистер Морган, портрет мисс К. Дж. Ларсен, незнакомая пока печатница, журналистки, журналисты, долговязая девочка с кривыми зубами, продающая сувениры, Слизень, разлагающий дешёвый диван...

Дон Жуан, сложив губы куриной попкой, чистил ногти ножом. Ну да, увлёкся, но право слово, всего-то объел плечо! Да и оно начало заживать к моменту, когда Мэгги пришла в себя. Будто это пансион для пожилых монашек, а не Город. Кого вообще здесь могут удивить заляпанный кровью стол и вопли? И ладно бы боли, так нет — испуг... Или они просто завидуют?

Он поднял глаза на свирепеющего и.о. главного редактора, покачал головой и снова занялся ногтями, поражаясь такому ханжеству.

Мэгги, в свою очередь, обвела присутствующих взглядом и плотнее запахнула лишившуюся пары пуговиц блузку.

— Ну, чего уставились, работа закончилась? — рявкнула она будущим коллегам и более спокойным тоном обратилась к Алистеру: — Где договор, который я должна подписать?

Молчание несколько затягивалось.

— Договор, — откашлявшись, отлип от подлокотника жёсткого кресла О'Эйли. В тёмных глазах застыла вселенская тоска. — Верно. Мистер Морган, давайте-ка... закончим... с этим. Похоже, Городу она тоже нравится, так что это будут пустые формальности.

Он закашлялся снова. Старичок Алистер и сам поперхнулся, зато огромная, жирно блестящая масса уставилась на Мэгги с любопытством. Если у Слизня были хоть какие-то эмоции.

— Постойте! — вдруг сорвался со своего места Дон, преградив хозяину вход в его же кабинет. — Я тоже хочу в штат. Я же притащил вам девчонку! А ей, к слову, — с едва уловимой угрозой напомнил он, — ещё всё здесь нужно показать, иначе она гончих назовёт славными пуделями, а Чад — религиозными фанатиками. Я хочу колонку советов! Я хочу писать о любви!

— Чтобы получить сразу колонку, надо было спать не с ещё не принятой в штат журналисткой, а с главным редактором, — хмыкнула Мэгги, глянув на Алистера из-под ресниц.

Старичок ласково улыбнулся, как любимой внучке, и сухонькой ладошкой подвинул Дона, заходя в свою несколько окровавленную обитель. Мистер О'Эйли галантно предложил Мэгги пройти вперёд него.

— Люблю острых на язык девчушек, — донеслось из кабинета дребезжащее хихиканье, неспешно уходящее в шелест играющего с листьями ветра. — И бойких. Думаю, тебе можно поручить и интервью. Начни-ка для пробы с почтенного падре Самьюэля, он живёт здесь совсем недалеко. Как раз первая полоса пустует.

Дон Жуан поглядел на Мэг с сочувствием.

Мэгги... нет, миз Меган Браун, почти аккредитованная журналистка «Удивительного Города», ухмыльнулась до ушей. Пусть ей и пришлось натерпеться страху этой ночью, пусть её чуть не сожрали аж дважды, пусть она и осталась почти без ноги, теперь она была на своем месте — в самом жутком на свете Городе без имени, где реальность могла дать фору любой выдумке из проклятого «Ночного Нью-Йорка». И не просто девочкой на побегушках, а журналисткой, пишущей статьи для первой полосы.

В смерти есть свои плюсы.