О строптивых и упрямых (гет)

Гомон, царящий в одной из аудиторий, был слышен за несколько коридоров. Нынешние семикурсники — среди которых были и те, кому не удалось закончить Хогвартс в прошлом году из-за войны, — устроили настолько бурное обсуждение, что даже профессор Макгонагалл не смогла сразу их успокоить. Наконец добившись тишины, она произнесла:

— Идея мисс Браун кажется мне более чем подходящей для недели самодеятельности, предложенной нашим новым преподавателем по маггловедению. Однако вынуждена согласиться, что “Ромео и Джульетта” слишком избиты для постановки. Мы могли бы поставить “Укрощение строптивой”.

Студенты удивленно подняли головы.

Гермиона даже фыркнула, скрестив руки на груди. Гарри и Рон пожали плечами, не имея понятия, о чем данная пьеса, а кто-то из слизеринцев ляпнул, что не прочь был бы обуздать… Никто так и не узнал, чей нрав он мечтал обуздать, так как профессор Макгонагалл успела его заткнуть и продолжить:

— Известный многим из вас Уильям Шекспир написал пьесу об усмирении вздорного характера и о том, что за подобным норовом может скрываться желание обрести семейное счастье. Мисс Грейнджер, перестаньте тянуть руку. Очевидно, что вы не одобряете выбор пьесы, но мы не будем обсуждать это. Итак, седьмой курс, факультеты Гриффиндор и Слизерин! — профессор обвела сидящих перед ней учащихся теплым взглядом. — Вы совместно поставите «Укрощение строптивой»! Надеюсь, вы сможете вынести какие-то уроки из данного произведения. Мы распределим ваши должности по жеребьевке, тем, кому выпадет быть актером, пройдут пробы.

Она взмахнула палочкой, заставляя перо скользить по пергаменту, парящему рядом с ней. Еще несколькими взмахами она заставила пергамент разделиться на части и опуститься на стол надписью вниз.

— Можете подходить по одному и вытягивать.

— Я режиссер. Что ж, это лучше, чем играть какую-нибудь глупую героиню, слепо преклоняющуюся перед мужем, — пробормотала Гермиона, возвращаясь к своему месту.

— Думаю, роль смиренной жены тебе пошла бы больше, чем отличницы-зануды.

Гермиона подняла глаза на Малфоя, который шел за своим жребием.

— Думаю, что ты будешь хорош в роли работника сцены, — желчно ответила она и, перебросив волосы через плечо, гордо удалилась.

Сев на свое место рядом с Гарри и Роном, обсуждавшим, кого бы они смогли сыграть, Гермиона внимательно проследила взглядом за Драко. Когда он вытянул бумажку, на его лице не проскользнула ни одна эмоция.

— Я мог бы быть рыцарем, безусловно, — мечтательно протянул Рон.

Гарри громко засмеялся, но умолк, почувствовав на себе преподавательский взгляд.

— Не думаю, что нам доверят что-то серьезное. Но ты, в любом случае, достоин только титула короля, — все же сказал Гарри, и они засмеялись уже вместе, зажимая руками рты.

Тем временем Драко, поймав взгляд Гермионы, послал ей хитрую надменную улыбку.

«Как бы ни так, — подумала Грейнджер. — Ты еще не видел мою должность», — она улыбнулась ему в ответ и помахала бумажкой, беззвучно говоря: «Ты проиграл».

* * *

Пробы провели сама профессор Макгонагалл, преподаватель маггловедения профессор Андерсон и Лаванда Браун, которая была ответственна за подбор ролей и костюмы. Результаты огласили на следующий день, заставив волноваться и толкаться в коридоре добрых полкурса.

Роль Катарины получила Джинни, ее сестры — Дафна Гринграсс. Роль их отца досталась Рону, что изрядно насмешило Гарри и Невилла. Гермиона бросила на них осуждающий взгляд, но они только пожали плечами.

— Он даже в постановке не дает ей выйти замуж без его ведома, — пояснил Невилл.

Главную мужскую роль взял Драко. Гермиона долго терла свои глаза, но буквы не менялись. В конечном счете, она решила, что так даже лучше. Уж она заставит его попотеть над ролью.

Собственная должность ей быстро пришлась по вкусу. Она позволяла быть достаточно скрупулезной в отношении каждой детали. Гермиона уже хорошо представила себе день премьеры и теперь пыталась воплотить этот идеальный образ в жизнь: тщательно следила за подготовкой декораций, костюмов, заставляла актеров устраивать дополнительные репетиции. Она уже и забыла о колкости Драко, которая и не была особо обидной, но в скором времени он сам напомнил о своем премерзком характере.

Все расходились после особо долгой репетиции. До отбоя оставалось пятнадцать минут, и студенты уже вовсю зевали.

Гермиона делала последние пометки в сценарии — некоторые слова не были бы понятны современному зрителю, поэтому стоило их заменить. До завтрашнего утра стоит подготовить список исправлений для некоторых актеров. До представления всего две недели, а еще столько всего нужно сделать!

Пока она размышляла о том, на что обратить внимание в первую очередь, к ней неслышно подошел Малфой.

— Что ж, твоя режиссура очень походит на тебя саму — такая же бессмысленная и изнуряющая.

— Изнуряющие здесь только твои нелепые подколы. Чего ты хочешь?

— Мне нужно уехать на выходные домой.

Гермиона нахмурилась.

— Три репетиции, значит. Мне повезло быть дальновидной, так что у тебя есть дублер, который сам сыграет Петручио. Однако если ты не подготовишься к премьере, он и там сыграет вместо тебя.

Драко уперся руками в стол прямо перед Грейнджер.

— Думаешь, я не справлюсь?

Инстинктивно отодвинувшись подальше, она скрестила руки на груди.

— Я думаю только о том, что незаменимых нет. Не знала, что ты как прикипел к роли, — она постучала пальцем по своей скуле, делая вид, будто о чем-то думает. — Хотя постой! Играть мужчину, который все время издевается над своей женой, заставляя ее делать порой глупые вещи, мужчина, который ведет себя надменно, приказывает что-то… «Обуздывать» женщин — это ведь прям твое! — Гермиона поднялась со своего места, повторяя позу Драко и склоняясь к нему с воинственным видом.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, ожидая, кто отвернется первым, но потом Драко довольно ухмыльнулся и стал отходить.

— А ведь ты права, Грейнджер, — сказал он, выходя из кабинета. — До понедельника!

* * *

В понедельник Гермиона ожидала от Малфоя подвоха, но он ее даже приятно удивил.

Поначалу.

Вместе с Джинни Драко отыграл новую сцену, в которой Петручио пародирует все выходки Катарины, а потом получает от нее звонкую пощечину. Получив удар от младшей Уизли, который оказался — совершенно случайно! — сильнее, чем она планировала, Малфой замер, склонив голову. Гермиона поднялась со своего места, ожидая какой-нибудь истеричной выходки своего главного актера.

Выдержав достаточно долгую паузу, Малфой поднял глаза на Грейнджер и весьма пафосно произнес:

— Рождён я, чтобы укротить тебя и сделать кошечкой из дикой кошки!

По плечам Гермионы пробежали мурашки.

Драко же, слегка улыбнувшись уголками губ, спросил:

— Ну как? Не переиграл?

Гермиона упала обратно на стул.

— Пока вполне удобоваримо. Отыграем еще на финальном прогоне.

Малфоя это не устроило, и он повернулся к Джинни, предлагая повторить сцену. Уговаривать ту не пришлось: уж влепить пощечину слизеринскому гаденышу она всегда была рада.

Все повторилось в точности: звонкий удар, томительная пауза и патетичное восклицание о кошечках со страстным взглядом на Гермиону.

— Эта сцена меня вполне устраивает.

— Джинни! Давай еще раз!

Все началось заново. Гермиона закинула ногу на ногу и прикрыла голову сценарием.

Драко неистово скакал по сцене, пародируя Джинни, которая сочла возможность троекратного удара по морде белобрысого змееныша не менее чем преждевременным рождественским подарком. Гермиона сотрясалась от беззвучной злобы. Едва Драко произнес финальную фразу, как Грейнджер натянула свою лучшую улыбку и елейным голосом произнесла:

— Это было великолепно! Драко, прекрасная игра! Джинни, свет очей моих…

Услышав похвалу, Малфой принял свой обычный надменно-ленивый вид. Это заставило Гермиону до щелчка стиснуть зубы, но продолжить улыбаться.

— Это, кажется, была последняя сцена на сегодня? — спросил он, и Гермиона поспешила кивнуть. — Тогда до завтра.

Стоило ему удалиться, как к Гермионе подбежала Джинни.

— Что это вообще было?

— Что-что… мой худший кошмар.

* * *

Через некоторое время Гермиона привыкла, что, обращаясь к залу, Малфой искал ее. Когда в сцене было задействовано не так много людей, Драко всенепременно начинал ныть, что может сыграть лучше, и требовал повторного прогона.

Это вынудило Гермиону хвалить его чаще обычного, лишь бы он не тратил ее время и время других актеров. Она улыбалась ему при этом — даже почти искренне, благодаря повторению этой похвалы уже, наверное, в сотый раз.

На финальной репетиции за день до премьеры Гарри подсел к Гермионе.

— Я, может быть, чего-то не понимаю, но ты… мне даже неловко говорить это… хвалишь Малфоя чаще остальных. Нет, постой, — он взял драматичную паузу, от которой у Гермионы уже сводило скулы. — Ты хвалишь Малфоя.

— Поверь, так будет лучше, — отмахнулась от него Гермиона.

В это время из-за кулис вышел Драко. Шла сцена после свадьбы Петручио и Катарины: он привез ее к себе в дом и не дал ни поесть, ни поспать, выбрасывая еду и разоряя постель.

Однако все это не просто так. Малфой замер на сцене и произнес:

— Вот способ укротить строптивый нрав. Кто знает лучший, пусть расскажет смело — и сделает для всех благое дело, — он посмотрел на Грейнджер.

У Гермионы в голове наконец что-то щелкнуло, и ее захлестнула злость. Она поднялась со своего места, неторопливо хлопая в ладоши. Гермиона улыбнулась, при этом холодно прищурившись.

Драко улыбнулся ей в ответ, зная, что до дня премьеры она не посмеет попытаться его убить.

* * *

Гермиона была сама не своя с утра. Все валилось из рук, но, если продержаться еще денечек, то можно будет вздохнуть спокойно.

Ах да, маленький бонус — после спектакля будет праздничный фуршет для всех тех, кто был задействован в спектакле, и уж на нем Гермиона обязательно выскажет все, что думает о Малфое, об этом маленьком испорченном хорьке, которого совершенно не поменяла война!

К вечеру Гермионе стало хуже. Она стояла за кулисами, еле удерживая сценарий — руки тряслись, и даже зуб на зуб не попадал.

— Эй, Гермиона, ты в порядке? — мимо нее прошел Гарри в костюме одного из учителей сестры главной героини.

— Да, Гарри, иди. Мы совсем скоро начнем.

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза, постепенно успокаиваясь.

Весь спектакль она провела за кулисами, поэтому ей не пришлось терпеть все обращенные к ней реплики Малфоя — а уж он-то, несомненно, делал все это с умыслом. Находиться здесь было гораздо спокойнее, чем перед сценой. Зрители смеялись и вздыхали, а когда Джинни врезала Малфою — и вовсе задержали дыхание. До самого конца спектакля со щеки Драко не сходило розоватое пятно.

После финала студенты и преподаватели повскакивали со своих мест, громко аплодируя, и кто-то из актеров вытащил на сцену Гермиону и некоторых других людей, кто принял непосредственное участие в подготовке этого вечера.

На фуршете Гермиона выбрала самый дальний угол зала, надеясь перевести там дыхание и спокойно выпить сока.

— Ну как, Грейнджер, вышло недурно? — знакомый голос нагло вторгся в ее личное пространство.

Она закатила глаза и поставила стакан на стол.

— Недурно ли вышло, спрашиваешь ты меня? Ты, человек, который весь месяц потешался надо мной, представляя себя усмирителем девушек в спектакле и в реальной жизни? — тихо, и от того не менее грозно спросила Гермиона, подходя ближе к Драко.

— Так ты разве не стала покладистее?

— Да с чего я вообще должна быть покладистой для тебя?! — она сжала руки в кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не ударить Малфоя.

Драко задумчиво наклонил голову.

— Странно, ты ведь вроде слышала… Может, забыла? — проговорил он себе под нос.

Гермиона вопросительно сдвинула брови, решив уже, что Малфой свихнулся.

— Я же сказал, что роль смиренной жены тебе подойдет лучше, чем роль зазнайки.

Она готова была задохнуться от возмущения. Но даже этого Драко не дал ей сделать: он наклонился ближе к ней и поцеловал, очень медленно и нежно.

К этому моменту вокруг них уже успела собраться толпа. Кто-то болел за Гермиону, кто-то кричал Драко, чтобы он поставил ее на место, но поцелуя точно никто не ждал.

Гермиона, которую Драко отпустил, вид имела крайне ошеломленный. Оценив ее пунцовое лицо и застывшую фигуру взглядом, Драко довольно хмыкнул и закинул Гермиону на плечо, после чего повернулся к столпившимся вокруг.

— Хоть мне никто удачи не пророчил — я взял заклад. Желаю всем спокойной ночи! — повторил он последнюю фразу Петручио и направился к выходу из зала.