Зеркальные нити (джен)

Альбус Дамблдор смотрел в окно, поглаживал длинную седую бороду и размышлял. О многом, о прошлом и будущем, о людях, о добре и зле. Особенно его занимала последняя тема, с возрастом Альбус стал резче, начал четко разграничивать своих и чужих и перестал доверять кому бы то ни было. Однажды он сам попался в сети сладострастного зла, да так, что предательское сердце до сих пор щемило от воспоминаний о его улыбке и очаровательных ямочках на щеках. Он натворил в этой жизни много такого, что многие могли бы посчитать чудовищным, и сам Альбус считал также. Он не был ангелом или праведником, однако носил прочно прилипшую к лицу маску светлого старца, мудрого и доброго. О, Геллерт расхохотался бы, увидь он Альбуса теперь. Степенный директор престижной магической школы, а все такой же. Взбалмошный мальчишка, наряжающийся в пестрые тряпки и отводящий внимание от собственного давно прогнившего нутра.

Не то чтобы Альбус считал себя совсем уж пропащим, просто темное прошлое в последнее время всплывало все чаще, а заметать следы становилось все сложнее.

Альбус нахмурился, проводил взглядом последние лучики скрывающегося за горизонтом солнца и отвернулся. Он не был на самом деле таким уж сильным, не был великим, каким его все считали. Альбус прятался от самого себя, скрывал собственную черноту в душе и растягивал сухие губы в болезненной улыбке.

О, скольких он отправил на эшафот в погоне за несбыточными идеалами, скольких выбросил за ненадобностью. Геллерт бы гордился его хладнокровием, пожимал ему руку и хохотал своим неповторимым дьявольским смехом. Альбус не был праведником, в глубине души скрывал зияющую мглой черную дыру и смотрел в прошлое, а не в будущее. Альбус был уверен, что исправляет собственные ошибки, предотвращает катастрофы, но на самом деле он лишь ломал судьбы, строил и разрушал карточные домики и прятался ото всех вокруг. Альбус Дамблдор на самом деле был трусом, каких поискать.

Он уже не мог сосчитать погубленных жизней, хотя продолжал помнить их по именам. Себе назло, должно быть, никак иначе Альбус подобное самоуничтожение объяснить не мог. Он держал в дряблых пальцах хрупкую чашку ароматного чая и едва не плевался от приторной сладости лимонных долек. Альбус ненавидел лимонные дольки и всякие другие маггловские сладости, но упорно продолжал жрать их килограммами каждый день. Потому что он самолично выстроил образ доброго дедушки-магглолюбца и теперь не в силах был его разрушить.

Плеваться хотелось страшно. Живот сдавливало от отвратительной еды, губы сводило от постоянной улыбки, но Альбус продолжал упорно идти вперед, разрушать самого себя и биться головой об стену. Геллерт наверняка посмеялся бы над ним, расхохотался, как делал это всегда, когда Альбус совершал какую-нибудь глупость. Геллерт хлопнул бы его по плечу, отругал последними словами и широко улыбнулся, сверкая безумием во взгляде.

Геллерта Гриндевальда Альбус до сих пор считал своим лучшим и единственным другом, первой любовью, навечно отпечатавшейся в сердце, и великим искусителем, пойти за которым у Альбуса когда-то не хватило духу. Геллерт был потрясающим безумцем, а Альбус был влюблен в него как глупый мальчишка, до кончиков пальцев. Альбус и сам, должно быть, был сумасшедшим, однако недостаточно смелым, чтобы признаться в этом хотя бы себе. Ему ведь действительно импонировали идеи Геллерта, он слушал его с открытым ртом часами, увивался хвостиком и воображал, как они вместе будут править волшебным миром.

Мечты развалились, пошли прахом, подобно песчаным замкам, Альбус оказался слишком труслив, чтобы отречься от семьи и пойти против всего мира. Альбус оказался слишком труслив даже для того, чтобы выкинуть Геллерта из своего сердца.

Альбус знал, что Геллерт никогда не любил его. Альбус был для него не более чем временным другом, слушателем, которому можно беспрепятственно заливать в уши любую чушь. Альбус жрал все, переваливал и фонтанировал словами лучшего друга. Альбус верил, до определенного момента беспрекословно верил каждому его слову. Он, наверное, поверил бы и сейчас, если бы Геллерт внезапно оказался здесь, улыбнулся дьявольской улыбкой и поманил пальцем. Вот только Альбус был теперь уже слишком стар.

Альбус, однако, не смог отказаться от заманчивой идеи править всем, вот только решил достигать эту цель иными способами. Геллерт мог бы им гордиться, Альбус научился заманивать людей в свои сети так искусно, точно паук, плетущий прекрасную паутину, непременно становящуюся кому-то последним прибежищем. Альбуса тошнило от самого себя, но у него попросту не было сил и смелости идти войной против всего мира. Альбус был амбициозным трусливым слабаком, готовым наступить себе на горло ради исполнения целей. И как только оказался в Гриффиндоре, когда местом ему был Слизерин, который Альбус так старательно презирал.

Зеркало Еиналеж было надежно спрятано, и только он знал, где. Альбус ходил к нему едва ли не каждый день, словно проверял самого себя на прочность. Он даже научился через раз видеть пресловутые вязаные носки и каждый раз шарахался, когда из зеркала на него глядел безумными глазами Геллерт. За стеклом он был совсем мальчишкой, очаровательным юнцом, каким Альбус его запомнил. Вот только адское пламя плескалось в глазах, да губы растягивались в сладострастных змеиных речах. Альбус всегда фыркал, старательно отводил глаза от задорных ямочек на щеках и раз за разом возвращался. У него не хватало силы воли оторваться от желанного лица.

Альбус не мог слышать зазывных речей, отражение не говорило, только беззвучно шевелило тонкими потрескавшимися губами, разводило руками и качало головой. Геллерт-из-зеркала смеялся над ним, как смеялся бы настоящий, а Альбус обиженно поджимал губы и уходил, оставляя новый кусочек души за стеклом.

Не то чтобы он не хотел покончить со всем этим, просто маска приросла настолько прочно, что Альбус забыл, каким является на самом деле. Он гнался за воображаемым светом и все глубже тонул в собственной тьме.

Прозрачное пыльное стекло холодило пальцы, в этот раз в отражении предстал он сам, совсем молодой, с копной темно-рыжих волос и широкой искренней улыбкой. Сейчас Альбус не смог бы вспомнить, когда в последний раз искренне улыбался. О, он знал, что последует дальше, и отворачивался, спешно уходил, протирая полы полами яркой мантии. Разве что оборачивался украдкой, ловил томный взгляд самого себя и старался не смотреть на сжимающие его тело руки. Несбыточные мечты находили отражение в зеркале, перетекали в сладостные сны-сидения и оставляли его одного на мятых взмокших простынях.

Альбус привык говорить загадками, не объяснять собственные планы и вводить окружающих в заблуждение. Он плел тончайшие прочные нити, оплетал ими Англию и кривился, когда что-то шло не по плану. Альбус давно ненавидел самого себя и весь мир, продолжал жрать отвратительные лимонные дольки и часами смотрел в колдовское зеркало.