Настоящее лицо (джен)

Когда его, голого, привязанного к седлу, находят сотрудники парка, он всё ещё смеется.

Он прекращает смеяться только тогда, когда видит Уильяма. Словно где-то внутри нажали на кнопку «Стоп».

В стерильной белизне служебного помещения Уильям выглядит сгустком тьмы. Одной из тех космических дыр, о которых когда-то рассказывали в школе.

Нет, не хочу, не хочу, нехочунехочуненадо...

И он просто слишком измотан, чтобы задрожать, когда ладонь Уильяма — мозолистая, уверенная, как никогда раньше, — опускается ему на плечо.

Мы не в парке. Он ничего не сможет сделать со мной, когда мы не в парке.

Что-то внутри него всё равно сжимается, обрываясь с мучительно-жалким девчачьим всхлипом — а ведь пальцы Уильяма только слегка поглаживают; вовсе не впиваются до синяков и не хлещут, бросая на горячий песок или тыкая носом в сапоги очередному встреченному ковбою-проводнику. Или...

Смешно вспоминать, как раньше ему нравилось «чтоб пожёстче».

Звук привлекает внимание, но Уильям успокаивающе поднимает свободную руку: тише, господа, тише. Всё под контролем.

Уильям стоит уверенно, чуть расставив ноги — только оружия при нём нет, кобура пуста; вот если бы только это как-нибудь помогало, — и его тень пригибает голову к земле не хуже, чем веревочный ошейник.

Уильям выслушивает сотрудников медицинской службы и службы безопасности — они говорят опасливым шёпотом, и раньше Логана удивило бы, как может кто-нибудь без насмешки гнуть спину перед Билли-мямлей, но теперь — теперь он даже спрашивает себя: почему они все настолько нерасторопны.

Не парк. Уже не парк. Больше никогда никакого парка...

Их слова сливаются в монотонный безликий гул — точно жужжание мух над кучей несвежих трупов. Ненастоящих, да, но мухи-то были вполне настоящие, и Логан просидел так почти целый день — рядом с ними, пока Уильям добивался сотрудничества у оставшихся поселенцев-хостов.

Почти в точности, как сейчас.

— Вы не хотите проблем, я не хочу проблем. — Хватка пальцев на плече Логана становится самую малость жёстче. — И репутация этого... прекрасного места важна для меня точно так же, как и для вас. Уверен, мы сможем договориться.

Им, в «Мире Дикого запада», нужен инвестор, готовый спасти их чуящие банкротство задницы. Инвестору, расширяющему своё присутствие на рынке хай-тека, не нужен скандал.

Все в выигрыше.

— Сколько понадобится заплатить за выкуп и уничтожение записей?

Ему называют сумму; большую, но всё же не неподъёмную. Сам Билли — прежний Билли — ни за что не смог бы себе такую позволить; но фишка в том, что ему и не надо ничего себе позволять. «Делос» блюдет свои интересы и репутацию, не считаясь с ценой.

— Я сам свяжусь с господином генеральным директором и всё ему объясню.

Один из охранников что-то торопливо настраивает на своем служебном планшете, а затем протягивает Уильяму.

Логан дёргается — его отпускает оцепенение, и пальцы тянутся перехватить планшет, но Уильям как-то незаметно и совершенно естественно шагает наперерез.

Медицинская сестра перехватывает застывшую в воздухе руку Логана. Она держит уже готовый шприц и ватку со спиртом.

— Пожалуйста, не шевелитесь.

Её пальцы двигаются с механической точностью — кажется, будто вместо костей у ней металлический каркас, а под кожей ходят, перегоняя искусственную кровь, поршни.

Будь у него нож — это можно было бы проверить. Но ножа нет, а Уильям сейчас не станет. Ему сейчас это ни для чего уже не понадобится.

Уильям стоит, приложив планшет к уху, небрежно помахивая пальцами в воздухе, точно сам себе дирижирует.

— Вас уже известили? — слышит Логан. Ему не хочется шевелиться, хотя стоило бы: решительно встать, уверенно отобрать у Билли планшет, даже если это не вышло с первого раза, и говорить дальше самому.

Так было бы правильно.

— Я пытался... — Уильям качает головой. — Но, похоже, это всё-таки было слишком. Мне очень жаль.

Лекарство действует, рождая волны слабости. Всё это уже неважно и бессмысленно.

— ...да, да. Разумеется. Вы можете полностью на меня положиться, сэр. Никаких утечек. Я прослежу.

Бессмысленно и неважно.

Чужие уверенные шаги отдаются громом в размякшем теле.

— Пойдем-ка, — говорит Уильям, до дрожи мягко встряхивая его за плечо.

* * *

Встряхнись, мать твою.

Логан старается улыбаться точно так же, как раньше. Его одежда — нормальная, современная одежда — осталась в целости и сохранности. Ему даже выдали расчёску и бритву, чтобы привести себя в пристойный вид. С ним были предупредительны. Вежливы.

Он, похоже, ещё что-то да значит — эй, в конце концов, он ведь по-прежнему сын своего отца, и хотя бы поэтому его лучше не злить. Так ведь?

Но эта едва-едва вновь завоеванная уверенность дает трещину, чуть не разбиваясь совсем, когда дверь присланной за ними машины открывается — и оттуда выходит отец. Сам. Один.

На жестком и ещё красивом лице генерального директора «Делоса» написано не просто разочарование. Что-то куда как хуже.

— Я, кажется, отправлял тебя в этот парк с заданием. — Голосом отца можно превращать воду в лёд. — Зачем мне будущий глава фирмы, который до такой степени психически нестабилен, что не может удержать своё дерьмо при себе, и за ним всякий раз приходится подчищать?

Логан вдруг осознает: отец и раньше смотрел на него так. Но никогда — так долго, дольше, чем на пару неприятных секунд, и никогда — так, чтобы это могли заметить другие люди.

— Не будьте к нему слишком уж строги, сэр, — вступается Уильям; даже делает шаг вперед, будто бы, бля, искренне желая прикрыть. — Как там было у классика? «Так яростную страсть жестокий ждет финал»...

Еще бы, он же всегда был таким начитанным пиздюком.

— Послушай, пап, я готовил этот чертов отчет, и... — начинает он, быстро и с напором, как у него всего лучше получалось когда-то.

Но отец просто поднимает руку — словно отбрасывает некстати влетевшее в него насекомое.

— Твои оправдания никогда не меняются. Не сотрясай воздух. Посмотрим потом, в какое непотребное место ты засунул свою работу.

И его взгляд вновь тяжело поворачивается к Уильяму, который уже протягивает объёмистую папку — и когда только успел? сидел ночами, не иначе.

— Мы осмотрели почти весь парк, начиная от стартовой локации, как вы и просили. Если позволите высказаться, то с моей точки зрения — это выгодное вложение капитала. Конечно, понадобится внести некоторые изменения... для привлечения клиентов, но проект имеет все шансы окупиться в ближайший год-два. Все подробности — здесь. Надеюсь, у вас найдется время на мои скромные выкладки.

— Хорошо, что есть ещё на этой земле надежные люди, — Отец скупо улыбается краем рта. — Не зря я еще тогда решил к тебе присмотреться.

Они идут к автомобилю, и Логан идёт за ними — переставляя ноги так, словно Уильям по-прежнему тащит его на привязи.

Он садится рядом с водителем, а Уильям с отцом устраиваются на задних сидениях. Оттуда доносится обсуждение — деловое и оживленное.

— ...вероятно, есть способ удешевить производство хостов, кое-какие открытия в области медицины...

Логан дрожит — он убеждает себя, что от злости.

Проходят дни, но отец так и не требует у него отчет.

* * *

— Да что с тобой такое? — брезгливо спрашивает Джулиет. Он сглатывает, переводит взгляд на Уильяма — но тот просто аккуратно отрезает себе кусочек стейка и кажется полностью поглощенным беседой с их, Джулиет и Логана, отцом.

— Парк, — отвечает Логан односложно, отвлеченно.

— Кто-то из бордельных тружениц прищемил тебе самое дорогое? — хмыкает сестра. — Брось, братец. Ты же сам говорил: что в парке происходит — то там и останется.

«Ты не понимаешь, — хочет он сказать ей. — Мы думали, что Билли будет для нас удобным. А на самом деле это мы оказались удобными. Дурачками».

Парк — это ключ, да, так ведь он говорил однажды ночью?

Логан смотрит на лицо Джулиет — так похожее на его собственное, до гребаной этой поездки, — и почти видит потертую веревку на ее шее. Видит воспаленные мозоли на коже и круги под запавшими глазами. Потрескавшиеся губы шевелятся в беззвучной мольбе.

— Спроси у него про фотографию, — наконец, выдавливает Логан.

— Какую ещё фотографию? — сестра недоуменно приподнимает бровь. — Это ту, где ты меня на фоне нашей новенькой тачки снимал? Да брось, я бы сама выкинула её при первой возможности. Такое не для альбома. Только Уиллу и подарить.

— Ты разве сама не хочешь услышать, что он...

— А если он не стал вздыхать над ней попусту, — задорно подмигивает ему, перебивая, Джулиет, — то мой жених и правда умней, чем тебе казалось.

Она выглядит счастливой. До отвращения.

— Дочка, — вдруг окликает её отец. — Послушай, пожалуйста.

— Мы решили, — говорит Уильям, — что нам пора назначить точную дату свадьбы. Дальше неприлично будет тянуть. Не правда ли, дорогая?

Джулиет вспыхивает улыбкой:

— Дата — это не так уж важно. Но мне всегда хотелось выйти замуж осенью.

— Тогда как смотришь на двадцатое следующего месяца? Мы как раз успеем всё подготовить.

— Отлично, — отзывается Джулиет со счастливой гордостью. Улыбка так и не сходит с её лица. Как будто ей нечего бояться.

— Чем скорее ты станешь частью семьи, тем лучше, — кивает отец. — Моя Джули заслуживает именно такого мужа, как ты.

И он кладёт Уильяму руку на плечо — совсем так же, как самому Логану, когда ему удавалось заслужить отцовское одобрение. Они все ведут себя так, как будто его и нет — как будто, блядь, он одна из этих парковых декораций, которых можно с полпинка заменить другими.

Логан вскакивает с места, как пружиной подброшенный. Остальные вскакивают секундой позже — но он будто не замечает.

Перед глазами, как наяву, дрожит жаркий воздух поддельной прерии.

Он размахивает руками. Он кричит.

«Это не я тут псих, это он, он, он!»

Слюна брызжет у Логана изо рта, когда он хватает нож — столовый, совсем не чета присвоенному в лагере конфедерадос; и лучше бы он пырнул тогда не девку-хоста, а Уильяма — хотя ведь он, Логан, не из тех, кто путает гребаные машины с живыми людьми.

В обе, блядь, ебучие стороны.

«Абсолютно, вашу мать, сорванный с резьбы отморозок!»

Но это — словно во сне, когда вместо слов из горла выходит бульканье, и сколько ни срывай связки — никто ничего не разберет.

«Для него, блядь, нет разницы, понимаете, вы...!»

А потом — рука Уильяма оказывается сверху на его горле, и перестаёт хватать воздуха, и лицо отца делается чужим и плоским, не выражающим ничего, словно у тех самых андроидов парка.

— Ты... — цедит — почти выплевывает отец.

«Нестабилен» — слово звенит в голове, распадаясь на тысячу колокольчиков, и Логану снова хочется засмеяться.

Каким же он был грёбаным дураком.

Отец просто смотрит в упор — несколько тяжелых, удушающих секунд, — а потом выходит из комнаты, почти хлопнув за собой дверью, как будто считает с этой минуты ниже своего достоинства: тратить на такого, как Логан, ещё какие-то слова.

Он даже не пробует окликнуть отца.

Просто делает несколько деревянных шагов, сползает на диван у стены и автоматическим жестом тянется к бутылке, которой нет.

Мы не в парке. Тут всё по-настоящему. Насовсем.

Краем глаза он замечает, как Джулиет успокаивающе берет Уильяма за локоть. Что-то шепчет ему на ухо — слов не различить, но в её тоне тревога, смешанная с долей отвращения.

— Поговори с отцом, — тихо говорит в ответ Уильям. — Я не хотел бы, чтобы он... Всё-таки Логан — твой брат. Ты же не хочешь, чтобы его упекли в... тихое заведение?

Она — нет. А вот ты — да.

Джулиет бросает на него взгляд — скорее испуганный, чем обеспокоенный.

— Я поговорю, — обещает она она. — Я верю, что это... временно.

И она уходит — тихо, осторожно, как будто едва-едва не срываясь на бег.

Уильям присаживается с ним рядом — обнимает за плечо и разворачивает к себе. По-дружески, можно было бы сказать — но только вот они никогда не были друзьями.

Уильям улыбается — почти прежней, скомканной, одними губами улыбкой, такой блядски доброй, точно концентрат переведенных через дорогу старушек и снятых с деревьев котят, — и проводит раскрытой пятерней по его груди. Останавливает над сердцем и чуть нажимает, чтобы чувствовать пульс.

— Ты ведь хотел увидеть моё «настоящее» лицо? — Он наклоняется ближе, совсем близко, так, что можно почувствовать щекой и губами его дыхание. И эти глаза, боже ж мать вашу, точно сине-стальные булавки — он не думал даже, что бывают такие глаза. — Ну так смотри же, братец. Смотри. И только посмей отвернуться.