Становление Колосса (джен)

Однажды в Англии, на исходе седьмого месяца, в семье чистокровного волшебника с многовековой историей и обычной магглорожденной, появился мальчик, который изменил историю волшебного мира. Его, без сомнения, можно назвать величайшим магом своего времени, без вмешательства которого история всего человечества могла пойти по-другому. Однако его величие не было предрешено свыше, накануне ночи его рождения и в течение всей жизни этого мальчика про него не было произнесено ни одного, даже самого короткого пророчества. Видимо, иногда, величие человека возникает по причине его собственного выбора, а не по воле небес.

Итак, в конце июля 1881 года в семье Персиваля Дамблдора родился сын. Первенец, которого наделили таким огромным количеством имен, что до четырех лет единственной реакцией на невинный вопрос: «как тебя зовут?» был до невозможности потерянный вид и безудержный плач. Впрочем, к пяти годам их все-таки удалось выучить, хотя в их очередности малыш временами путался лет до семи. Тем не менее, вам не нужно помнить все имена и прозвища для того, чтобы узнать его. Он седовлас, он бородат, он носит смешные мантии, он — Альбус Дамблдор.

Хотя в то время, по правде говоря, он еще не был бородатым, а смешные мантии казались вполне обыкновенными и соответствовали моде высших сословий Британии конца девятнадцатого столетия. Задача костюма тех лет состояла не в демонстрации достоинств фигуры, но качества и роскоши ткани, с которой у волшебников особых проблем не наблюдалось. Кроме того, такие привычные для волшебного сообщества седые волосы при рождении оказались совсем не седыми — Альбус был рыжим! Конечно, не настолько рыжим, как семейство Уизли, но все-таки цвет его шевелюры был скорее рыже-каштановым, чем каштаново-рыжим, а это большая разница. В общем, несмотря на всю эксцентричность внешнего вида волшебника в последние годы жизни, родился он вполне обыкновенным ребенком и даже его нос имел вполне обычную для детей, чуть вздернутую вверх, форму.

Семья Дамблдоров проживала в деревне Насыпное Нагорье, где маги и магглы уже много лет умудрялись существовать бок о бок. Для последних, конечно, эта деревня была необычным местом, странности которой то и дело исследовали ученые, толкуя о нестабильности магнитных полей, и слоняясь тут и там со сменяющими друг друга аппаратами, которые постоянно выходили из стоя. Сами жители, как это часто бывает в деревнях, были весьма суеверными людьми. В конце концов, в большинстве деревень есть своя странная бабулька, которую все называют не иначе как «ведьма», а тот факт, что в Насыпном Нагорье этих самых «ведьм» несколько больше, чем принято, и они, похоже, настоящие, тоже имел право на существование. Лишь бы работать не мешали.

Впрочем, волшебники в деревне выделялись не только магической силой. Со стороны казалось, что они составляли более зажиточную часть деревни. Их дома были куда больше домов соседей, территории поместий тоже были шире, а поля и сады ежегодно давали хороший урожай, что наводило на мысль о том, что сорта покупаемых семян были очень хорошими и дорогими. Постоянные мантии и вычурные платья смотрелись бы уместно в городе, а в любой другой деревне выглядели бы крайне неуместно. Однако, с учетом того, что в Насыпном Нагорье в таком виде расхаживала добрая треть жителей, даже этот факт нимало не беспокоил селян. Дети волшебников и магглов постоянно общались друг с другом, пусть и не так тесно, как с детьми своего мира. Именно в таком причудливом смешении маггловского и волшебного прошли первые годы жизни Альбуса.

Его первым другом стал мальчик с вполне обычным именем Джон Флетчер. Он был самым настоящим магглом. Ребята не помнили, как они познакомились, но мамы рассказывали, что осенью, во время сбора урожая, один из них, по всей вероятности, упал в корыто, а второй полез его доставать и тоже угодил в ловушку. Их нашли уже позже, когда Альбус пытался натянуть на голову носок Джона, а Джон жевал перчатку Альбуса. С тех пор они виделись достаточно часто для того, чтобы маленький Дамблдор мог с серьезным видом и писклявым голосом представлять незнакомцам Джона, как своего лучшего друга. Джон хуже выговаривал слова, поэтому, до пяти лет Альбусу приходилось довольствоваться званием «лусево длуга», что, впрочем, не умаляло смысла самого выражения.

Когда Альбусу было три года, с ним произошли три знаменательные вещи. Во-первых, его мать, Кендра Дамблдор, совершила страшную ошибку в масштабах отдельно взятой семьи и научила ребенка читать. Будучи очень самостоятельным, Альбус часто читал себе сам, а потом ходил по деревне, надуваясь от собственной важности и рассказывал об этом каждому встречному.

Во-вторых, в 1884 году родился младший брат Альбуса, которого назвали Аберфортом. Справедливости ради, стоит заметить, что Альбус очень долго, почти целую вечность ждал рождения братика, и то, что в результате вместо братика получилась розовая орущая сосиска, восторга у него не вызывало.

После рождения второго сына вечно занятой Персиваль Дамблдор почти на месяц перебрался домой и уделял много времени жене и детям. Как глава семьи, корни которой уходили далеко в прошлое, Персиваль заведовал крупным капиталом, оставшимся от предков, управление которым требовало полной самоотдачи. Гоблины то и дело норовили вложить деньги вкладчиков в сомнительные предприятия собственного народа и назначать поверенного гоблина было бы величайшей глупостью главы семьи. В конце концов, зачем гоблину помогать волшебнику умножать капитал? А кроме гоблинов, содержимым банковского сейфа мог распоряжаться только его хозяин. Так что тот месяц, который Персиваль провел дома после рождения Аберфорта, был первым настоящим разом, когда Альбус смог познакомиться с отцом.

У папы была борода. Рыже-каштановая, как волосы Альбуса, и очень ухоженная, каких в деревне не было ни у кого. Поскольку Аберфорт родился зимой, за несколько дней до Рождества Христова, в деревне была наряжена почти каждая елка, а главную елку во дворе Дамблдоров Альбусу посчастливилось украшать вместе с отцом.

Это было очень сложным делом, потому что рождественских игрушек в доме особенно не водилось. Самой интересной частью Рождества всегда был поиск подходящих украшений для встречи праздника.

И вот в тот самый год, перед ужином, мама послала Альбуса позвать отца, который пропадал в сарае. Последний выполнял, как водится, функцию склада забытых вещей. Не страдая от особенной грации движений, Альбус уронил на себя ближайшую ко входу полку, после чего его полностью засыпало кеглями самых разных цветов и размеров. Откуда они оказались у Дамблдоров так никто и не вспомнил, но среди кегль завалялась баночка с лимонными дольками, которая тоже весьма удачно свалилась.

Прижатый к земле полкой, заваленный кеглями и слегка испуганный, Дамблдор впервые в жизни решил развивать свою наблюдательность, потому что впервые в жизни столкнулся с ее бесспорной пользой. На расстоянии вытянутой шеи и вытянутого языка от него лежала банка засахаренных лимонных долек, которую он каким-то чудом умудрился слопать почти полностью, ни разу не использовав рук. Подошедший Персиваль застал кучу кегль и торчащую из-под них голову Альбуса, который как раз пытался языком поддеть еще одну дольку.

После минутного приступа смеха, Персиваля осенила гениальная мысль о том, что кегли можно использовать как елочные игрушки. Почему-то гениальная мысль о том, что сначала стоит вытащить сына из-под завала его не осенила, но он все же поделился с ним задумкой про кегли на елке.

— Мне нравится, — серьезно кивнул Альбус, как раз дожевывая последнюю дольку, — Надо только их раскрасить. Ну, или рисунки нарисовать какие.

— Я хочу кеглю со слоном, — не менее серьезно откликнулся Персиваль, после чего схватил ближайшую кеглю, взмахнул палочкой и на ней проявился настоящий слоник, который шевелил хоботом!

— Вау! Давай еще! — воскликнул Альбус, когда папа поставил перед его головой кеглю, для лучшего обзора, — только я хочу оленя, как у Санты…

Спустя полчаса Кендра обнаружила своего сына, лежащего на полу под полкой, в окружении десятков расписных маггловских штук, облизывающего банку из-под лимонных долек. Рядом с ним, там же, на полу, сидел муж, который колдовал над очередной кегглей и время от времени пододвигал к ребенку постоянно откатывающуюся банку, чтобы ему было удобнее облизывать. Но даже несмотря на то, что мама непонятно почему начала ругаться, этот день запомнился Альбусу еще очень надолго.

Впрочем, кричала в семье не только мама. Аберфорт орал постоянно. Привыкший к тишине и покою, старший ребенок пребывал в шоке от количества децибел в доме. Самое страшное — крик очень мешал читать, потому что сбивал, и слоги не успевали складываться в слова.

— В этом доме просто невозможно работать! — слегка картавя заявил Альбус, ни к кому, собственно, не обращаясь, потому что в комнате никого не было, кроме, разве что, его самого, сидящего на кровати со сборником сказок.

— Тишина. Мне нужна тишина, — продолжал сокрушаться трехлетний мальчик, откинувшись на подушки.

И вдруг — тишина наступила. Абсолютная тишина, ни единого звука не слышно.

— Кто бы это ни устроил, спасибо, — изрек ребенок и уткнулся в книгу.

Однако через полчаса, сойдя с кровати, Альбус был буквально сбит с ног звуковой волной от плачущего младенца. Залез на кровать — опять тихо. Эксперимент в виде трех повторений показал, что на кровати ничего не слышно.

— Папа, папа, я великий чародел! Я кровать заколдовал! Там тихо, иди и ты полежи!

Стихийная магия в таком раннем возрасте и такого направленного действия действительно — редкая вещь. Однако, к чести Персиваля, он только похвалил сына, разумеется, обрадовался, но не стал заострять на этом внимание, пояснив, что магия может проявляться в самом разном возрасте и очень часто старание куда важнее таланта. А еще он объяснил, что правильно говорить «чародей». И скормил ребенку такую кучу сладостей, что Кендра с ним еще три дня не разговаривала.

Едва Аберфорт перестал напоминать розовую сосиску и стал хоть немного меньше шуметь, в доме появилась Ариана, убедив Альбуса в беспросветности бытия и повергнув ничего не понимающего Аберфорта в экзистенциальный шок. Дети орали по очереди и, хотя в детских и стоял полог тишины, при перемещении малышни по дому шум многократно усиливался. Впрочем, нужно отдать должное Ариане, она кричала куда меньше Аберфорта.

— Знаешь, мне она больше тебя нравится, — доверительно сообщил Альбус играющему с кубиками Аберфорту, когда его попросили присмотреть за братом, — Она спокойнее и меньше шумит. А ты — зло.

Подтверждая вердикт старшего брата, Аберфорт снова заревел, призывая маму, которая тут же выставила Альбуса из комнаты и тот отправился на поиски приключений.

Приключения Альбус обыкновенно искал вместе с Джоном и всегда было очень интересно. В последний раз они поспорили о том, кто съест больше головастиков, победил Джон, и его наказали, посадив под домашний арест на три дня, однако сегодня срок истекал и можно было снова идти искать себе занятие.

Миссис Флетчер хмуро посмотрела на Альбуса, но сына позвала и, приказав не баловаться, вернулась в дом.

— Куда пойдем? — спросил Джон с опаской поглядывая на дверь. — Только я больше ничего есть не буду.

— Хм. Хорошо, — Альбус задумался, — пошли тогда просто погуляем.

Домой они вернулись верхом на козле. Правда, никто вокруг коз не разводил, и так и не удалось выяснить, откуда он. После нагоняя Альбусу, Кендрой было решено оставить животное у себя или вернуть, если хозяин объявится.

Хозяина не нашлось, но с этим козлом, которого Персиваль назвал Армандо, в честь директора Хогвартса, с которым у него почему-то не сложились отношения, очень подружился в дальнейшем Аберфорт. И если Альбус постоянно где-то пропадал, стремясь попробовать и разузнать все на свете, то Аберфорта, казалось, вполне устраивала размеренная жизнь с козой, сестрой-погодкой и домашней едой.

Альбус дружил с Джоном и маленькой волшебницей Астрид Макмиллан. Астрид не участвовала ни в каких авантюрах, зато умела быстро-быстро выращивать цветы. Не все, конечно, только маггловские и только ромашки с одуванчиками. Ее бабушка говорила, что ей прямая дорога в гербологи и поэтому в одной из теплиц можно было посмотреть (только очень осторожно) на магические растения.

А еще она была, как бы сказать…

— Альбус, я вчера съела ромашку. Просто интересно было, какая она на вкус. А потом нечаянно вырастила в себе еще несколько, ну, в животе. Пришлось колдомедика вызывать, мама не справилась, как в тот раз, когда я кактус на кота натравила.

Короче, намеренно в авантюрах она не участвовала, но они ее сами находили.

— И как это было?

— Ну, мне дали зелья, надо мной поколдовали и сказали больше не есть ромашки. Зато я их них венок сплела.

На заборе и впрямь висело что-то похожее на венок, только очень пышный. Гордо водрузив его себе на голову, она почти полностью спрятала под ним светло-русые косички, а потом крепко-крепко зажмурилась и ромашки начали менять цвет прямо на глазах. Синие, красные, зеленые.

— Получается? — спросила девочка, скосив глаза в попытке разглядеть хоть один цветок на голове.

— Да! Как ты это делаешь?

— Ну, я зажмуриваюсь, потом представляю и оно само выходит. Как ты, когда нашему коту второй хвост отрастил.

Надо отметить, что у Макмилланов был очень многострадальный кот.

В общем-то, дети никогда не могут объяснить свою стихийную магию. И даже не всегда могут повторить. Альбус так и не смог больше никому ничего отрастить, хотя очень старался.

Их спокойная жизнь продолжалась до десятилетия Альбуса. До 1891 года, когда в семье Дамблдоров изменилось все.

В шесть лет у Арианы наконец-то проснулась магия и она, как это часто бывает, постоянно что-то пыталась колдовать. Альбус в свои десять уже много чего умел из-за чего постоянно важничал. Впрочем, из-за разницы в возрасте он мало общался с Арианой, хотя с Аберфортом она очень дружила.

Ариане очень нравилось рисовать. Ее рисунки оживали и постоянно куда-то убегали, а енот, которого она нарисовала на обоях две недели назад, так и не был ликвидирован, хотя его видели то в одной, то в другой комнате, но тот был слишком шустрым и постоянно удирал из-под заклятий и тряпок.

— Я буду художником, — со знанием дела заявляла девочка братьям и родителям, — буду рисовать портреты.

С портретами у нее, кстати, были совершенно особенные отношения. Ариана росла очень спокойным ребенком и Кендра больше следила за взбалмошным Альбусом и чудаковатым Аберфортом с его козлом Армандо, чем за дочерью. Девочка могла часами пропадать в библиотеке, болтая с портретами, и очень ждала Хогвартса, где, по словам папы, портретов было очень много, «целая галерея».

Но пока что Ариана доводила до белого каления прабабушку и прадедушку на картинах, а семья не оставляла попыток изловить енота, который мог выскочить в гостиной во время визита магглов.

В тот день Альбус и Аберфорт гуляли вместе. Хоть они и были очень разными детьми, время от времени им все же хотелось побыть друг с другом. В конце концов, Аберфорт был не так уж и плох, хоть и зануда. Аберфорт считал Альбуса книжным червем и, как ни парадоксально, балбесом, но в целом тоже хорошо относился к брату. Так что пускать по реке плоты и кораблики они ходили вместе. Сегодня победа была за Аберфортом, его кораблик проплыл куда дальше, но Альбус не оставлял попыток реабилитироваться.

— Все равно, если бы не ветер, то мой кораблик…

— Альбус! Аберфорт! — что-то в этом крике заставило его остановиться и обернуться к бегущей куда-то Астрид, — Там Ариана, все плохо… Она…

Аберфорт не дослушал, сорвался с места и побежал в сад, где должна была быть сестра. Альбус, чуть замешкавшись, последовал за ним.

Вы когда-нибудь видели избитого ребенка? Не просто упавшего, а избитого? Чтобы по маленькому лицу растекалась кровь, глаз наливался красным, все тело в кровоподтеках и ссадинах?

Волосы, всегда аккуратно собранные, были распущены, всколочены и спутаны, из них торчали ветки, листики, обычно светлые, были запачканы какой-то бурой жижей. Платье, такое красивое, новое, желтенькое — лохмотья.

— Что здесь произ…

— Круцио.

Альбус обернулся на очень тихий голос папы, прорезавшийся как будто из ниоткуда. Он не был на себя похож. Семейный, теплый и домашний Персиваль Дамблдор пропал, остался только кто-то очень страшный, с каменным лицом и очень жуткими глазами. Альбус знал это заклинание, оно пыточное, очень темное. Через долю секунды раздались крики.

Трое мальчишек почти синхронно упали на землю с диким воплем. Они катались по земле, мышцы будто бы сводило судорогой, пальцы, руки и ноги были напряжены и скрючены, один из них как-то страшно хрипел, как будто хотел вздохнуть и не мог. Как будто пытаясь разодрать свое тело, свою кожу, они дергали руками, но беспорядочно, не в силах контролировать сокращения мышц.

В голове были какие-то неуместные мысли про то, что держать Круциатус на трех объектах очень сложно и папа, наверное, очень сильный. Вот захрипел и запрокинул голову второй мальчик. Где-то на периферии сознания Альбус узнал в нем Джона, но мысли тут же переключились на папу. Он улыбался, как будто его радовало то, что он делает. Конечно, для Круциатуса желание навредить необходимо, но как это может радовать? Наверное, надо что-то сделать, но тело как будто приросло к месту. Хотя вот Аберфорт, похоже, убежал за мамой.

Альбус смотрел на папу, на детей и понимал, почему темная магия называется темной. Вот только когда папа повернул голову, и они встретились взглядами, его глаза показались Альбусу самим страшным, что он когда-либо видел. Внезапно раздались хлопки аппарации, Альбус увидел аврора и летящий в него луч, судя по цвету, сонного заклинания. А потом он уснул.