Paint It Black (гет)

15 лет спустя

А тогда, ведь, тоже была зима, ты помнишь? Так странно. В камине потрескивает пламя, жадно пожирая очередное, брошенное не глядя, полено, в комнате жарко, а я покрываюсь гусиной кожей и недовольно хмурюсь. Я подзываю заклинанием добрую дюжину дров и сгружаю их в одну несуразную кучу у камина. Суматоха в мыслях и суматоха в доме — все ради внутренней гармонии, и ни грамма больше.

Я сажусь в большое кожаное кресло, обещая себе обязательно взять с собой плед, когда меня занесет в библиотеку в следующий раз. В последнее время «следующий раз» случается все чаще. Я наблюдаю, как за окном весело кружатся ранние для октября снежинки, ежусь от холода в жарко протопленной комнате, вздыхаю и радуюсь, что дома никого нет.

Рон опять пропадает в очередной из своих вечных командировок по случаю очередного-из-ряда-вон-выходящего события, которыми наша жизнь и так напичкана под завязку. Гарри, верно, спешит домой к Джинни и детям, о чем-то переживает, о многом молчит, всё как всегда. Не все.

Я швыряю в камин полено, отказавшись от помощи заклинания, и радуюсь тому, что Рона дома нет. Он, наверняка, засыпал бы меня ненужными расспросами, от которых проснулась бы и так вечно бодрствующая совесть. А, может, Рон бы ничего не понял, он же не Гарри…. У каждого есть право хранить личные тайны. У меня оно тоже было. Мое право раз в год прийти в библиотеку. Хотя, стоит признать, Выручай-комната пригодилась бы сейчас куда больше, а еще лучше — Омут Памяти, но я была слишком далека и от первого, и от второго.

Я поглаживаю большим пальцем запотевший бокал красного вина, признавая, что виски бы сейчас был куда более уместным, но пить виски я так и не научилась, как, впрочем, и пить вообще. Но раз в год…. Каждый имел право на «раз», каждый имел право не оправдывать себя.

Я подношу волшебную палочку к глазам, шепчу: «Экспекто Патронум», улыбаюсь, заставляя умолкнуть готовое сорваться с языка: «Экспекто Аструм», «Акцио, акцио». Сириус — не вещь, а потому одним только «Акцио» здесь не обойтись, хоть и хотелось бы. Глупая ведьма! Я прячу палочку в карман, уже зная, что выскочившая мне навстречу вертлявая выдра превратилась в серебристого пса, положившего морду мне на колени. Что ж, хотя бы так. Это было мое право, и я им нахально пользовалась.

Что я здесь делаю? Я веду одной мне понятный диалог с собственным прошлым. Сколько там лет прошло? Пятнадцать лет назад я была влюбленной маленькой дурочкой, грезившей ночами о недосягаемом разбойнике. Пятнадцать лет назад я еще знала, зачем люди смотрят в небо. Пятнадцать лет назад я знала всё, все ответы, которые только существовали в мире, и все заклинания. Но даже они не смогли тебя уберечь. И вот как-то повернулось, что все эти пятнадцать лет я так уверенно себе врала, что, в конце концов, сама поверила. Смешно. Даже серебристый пес почему-то ворчит, почему, Сириус?

Если кто-то из нас двоих и сошел с ума, то это точно не ты, по ту сторону Арки хорошо, там нет нужды прятаться в паутине собственного безумия. Я сбрасываю туфли и ставлю босые ноги на обжигающе-холодный пол, может, хоть это приведет меня в чувства? Кого я обманываю! Я запрокидываю голову назад и смеюсь. Мой смех отражается от стен, беззвучно-оглушающий смех. Какая-то дама в картине укоризненно качает головой. Я приказываю ей исчезнуть. Сегодня моя ночь. Моя и моего безумия.

Проходит время, Сириус, и из таких хороших и правильных девочек вырастают сильные, отчаявшиеся циники, которые временами бывают слегка не в себе. Но, тебя рядом нет, следовательно, и задавать вопросы тоже некому. Но я задаю. Впервые правильная девочка Гермиона не может ответить, не может решить выпавшее ей задание, потому что заранее знает результат. И хорошо, что любящего Рона нет дома. Знаешь, в компании серебристого пса мне куда спокойнее, чем в объятьях мужа. Любящего, но не любимого. Права была когда-то чокнутая прорицательница: моя душа действительно стала сухой, как пергамент. Впрочем, в маггловском мире верили, что у ведьм души нет, и, так решив, радостно сжигали оных на кострах. Пламя, Сириус, оно так похоже на тебя.

Пятнадцать лет прошло. Я смотрю на себя в зеркало. На истинную себя, неприкрытую маскировочными чарами, и что же я там вижу? У меня короткая стрижка, огонек безумия в глазах, репутация безупречной жены и коллеги и дикие тени в сознании. Тени, грозящие унести меня за собой. Ты знаешь, я готова хоть на поцелуй дементора, лишь бы не приходить раз в год в библиотеку. Мне тридцать лет, Сириус, столько же, сколько было тебе. И если ты и, правда, казался тогда мне стариком, то можешь официально считать меня выжившей из ума. Мне тридцать лет, и я все отчетливей понимаю, что у нас мог бы быть шанс.

Вряд ли была бы всепоглощающая страсть, о которой я как-то читала в бездарном романе маггловского пера, но было бы что-то, что уберегло бы меня от бессмысленных скитаний. От поиска универсального средства от душевных мук, от…. Не знаю от чего.

На столике, под которым свернулся серебристый пес, стоит фотография танцующих родителей Гарри. Он мне отдал ее сам. Просто сунул в ладонь и ушел. Нет, наверняка не потому, что устал от собственных родителей, а потому, что она досталась ему от тебя. И я теперь совсем как ты: пью, пока они там танцуют. А зачем пью? И спросить не у кого. Подзываю к себе пса и долгим взглядом смотрю ему в глаза.

Пламя весело пляшет по поленьям, в комнате пахнет смолой, вином и печалью. За окном идет снег, а дама из картины ужасно на меня обижается. Мне тепло сейчас. Приближается полночь, где-то далеко колышется занавес Арки, безумие и здравый смысл во мне меняются местами. Мне бы пойти сейчас в кухню, напечь Рону пирожков, связать Гарри свитер, выпить чаю с ванилью, словом, стать еще более безупречной невесткой для миссис Уизли. Но мне куда приятнее сейчас кутаться в воспоминания и придумывать фразы, начинающиеся с «если бы». Лучше бы меня сожгли на костре!

Я швыряю бокал на пол, и он с мелодичным звоном разлетается на осколки. Даже у самых правильных девочек, загнавших себя в рамки, рано или поздно отказывают тормоза, Сириус. И врать самой себе бесполезно. Заклинание возвращает мне в руки целый стакан, я ставлю его в полку и подхожу к окну. Как бы я хотела тебя увидеть. Хотя бы на мгновение. Я бы ничего не говорила, не искала бы ответов, которые знаю заранее, я бы просто сидела рядом и смотрела в пламя. Может, мне бы повезло, и ты бы улыбнулся мне. Не той озорной улыбкой, которую ты всегда хранил для любимого крестника, а той, за которой так старательно прятал всю свою боль. Я бы взяла тебя руку, не замечая, как полыхают от стыда щеки, и выслушала бы все твои язвительные комментарии. Всё это было бы тогда, когда я была хорошей и правильной, когда я еще верила в сказки со счастливым концом.

Я распахиваю настежь окно и позволяю метели ворваться в протопленную комнату. Часы бьют полночь, значит, настал мой единственный раз. Настало время вспоминать.

С днем Рождения, Сириус.

И я закрываю глаза. Я не делаю попыток размазать по щекам слезы, в конечном счете, выигравшие битву с моим случайном безумством. Что ж, слезы всегда искренне смеха, и серебристый пес жмется к моим коленям.