Пять раз, когда барабан оказался пуст... (джен)

Видимых комплексов у Бьякурана не было. Особняк, куда Тсуну пригласили на встречу, выполнен в витиеватом, конечно, стиле, но перегибов не наблюдалось. Подчиненных в меру: пара на входе, еще один где-то сверху — Тсуна чувствовать пристальный взгляд через прицел. Садовник работал недалеко — тоже вооружен.

Все в пределах нормы. Вонгольское поместье охранялось так же.

— Прошу, следуйте за мной, — сказал подошедший сопровождающий.

Тсуна коротко кивнул. Он не стал брать с собой никого из хранителей. Гокудера осудил — безрассудно, словно им опять по пятнадцать лет. Мукуро добавил — я буду рядом, меня никто не заметит. Остальные не знали о встречи, каждый занимался своими делами.

Внутри здания — просторно и светло. Никаких портретов, только пейзажи, никаких статуй, максимум живые растения в кадках. Никто из прислуги не попался на глаза. Пусто и безмятежно, примерно так и чувствовал себя Тсуна.

Его повели по главной лестнице в сторону левого крыла, через библиотеку на открытую лоджию. Вид на сад отсюда открывался великолепный. Вкус у Бьякурана — прекрасный.

— Нравится? — раздался звонкий голос сзади. Ждать пришлось не долго.

Тсуна прервал любование видом и посмотрел на хозяина поместья. Высокий светловолосый мужчина в белом костюме, с расстегнутым настежь пиджаком. Кобура на плече ничем не прикрыта, да и самого Тсуну не обыскивали при входе. Не боится?

Однажды им приходилось встречаться: короткий контакт, глаза в глаза, на приеме в честь дня рождения Юни. И еще раз, позже, во время тендера на поставку оружия, где Бьякуран уступил право, отказавшись в последний момент.

Тсуне не нравились обе встречи, но сейчас интуиция подсказывала, что все пройдет гладко. Так, как это нужно им обоим.

— Синьор Джессо, — протянул руку Тсуна. Японские привычки почти ушли из него: вместо поклона — рукопожатие. Вместо извинений и судорожных кивков — холодное равнодушие. Реборн выбивал из него менталитет буквально, перестраивая на свой лад.

— Дон Вонгола, — доброжелательно ответил на приветствие Джессо, застегивая на ходу пиджак, — рад, что наша встреча, наконец, состоялась.

Бьякуран жестом предложил садиться. На веранде стоял стеклянный столик с парой стаканов и не початым виски. И два кресла напротив друг друга.

— Я тоже, — тонко улыбнулся Тсуна, присаживаясь. — И, прошу, обращайтесь ко мне по имени. Не смотря на прискорбные обстоятельства встречи, я все же надеюсь, что мы станем партнёрами.

— О! — воскликнул Бьякуран. — Значит, убийство семьи Татилья мне стоит расценивать как, — иронично, — дружеский жест, Тсунаеши?

— Почему сразу убийство? — поскучнел Тсуна, отводя взгляд в сторону сада, — небольшая чистка… Скажем, когда на пекарском заводе дезинфицируют помещение от крыс — это же не рассматривается как жестокий акт насилия.

— Какое интересное сравнение, — протянул Бьякуран и холодно, с едва заметными рычащими нотками добавил: — Знаете, я тоже предпочитаю травить насекомых, а ваша семья очень напоминает мне тараканов.

Они напряженно замолчали, всматриваясь друг в друга. Тсуна первым отвел взгляд. Он, возможно, перегнул.

Ситуация, в которой им довелось оказаться, еще не стала патовой: так, обменялись парой ударов, прощупывая почву, под ногами друг друга. Но и мирно разойтись, принеся формальные извинения у них уже не получится. Товар, который украла семья Татилья, все еще ожидается одним клиентом. И кровавый след привел к Бьякурану Джессо, успешному бизнесмену и начинающему политику. За ним однозначно стоит одна из семей, но какая — узнать информаторам Вонголы не удалось.

— И крысы, и тараканы не появляются сами по себе, — резче, чем следовало, отрезал Тсуна, выдохнув. Собиравшись, он продолжил: — Скорее всего, они отправились по следу от хлебных крошек.

Тсуна замолчал, задумчиво постукивая пальцем по подлокотнику. Неверно он начал диалог, неверно. Но позиция людей Джессо его вывела из себя еще в самом начале, на стадии переговоров: когда они нашли укрывающихся членов семьи Татилья — им было сделано предложение все решить миром. И те отказались. А после, сплевывая кровь с разбитых губ, не начинали соглашаться.

Эта слепая верность и восхищала, и раздражала.

— И, если начать, наконец, говорить прямо, — Савада внимательно посмотрел на Бьякурана, терпеливо ожидавшего продолжения, — мне любопытно узнать простую вещь: как семья Татилья вышла на мой товар.

В ответ раздался смех. Ну да, с досадой подумал Тсуна, информаторов не сдают. Но их очень неплохо продают. Вопрос лишь в цене.

— И что же вы готов предложить мне взамен? — не обманул его надежд Джессо.

— Вопрос лишь в цене, верно? — вторил своим же мыслям Тсуна, внешне, якобы задумываясь. — Как насчет… Девушки. Она довольно юна, обладает прелестными длинными голубыми волосами.

— Блюбелл жива?

Понять интонацию Тсуна не смог. Интуиция говорила: ты на верном пути, осталось лишь правильно разыграть карты.

— Неужели вы думаете, что я убил всех, не оставив хоть одного заложника? — качнул головой Тсуна, демонстративно разочаровываясь.

Все игра: и напускное веселье первого, и излишнее разочарование второго. Сиди они сейчас за столом в покер — не угадать, кто блефует с первой партии.

— Думаешь, она мне интересна? Она — попалась, — презрительно скривился Бьякуран, невольно переходя на панибратское обращение, отворачиваясь. — Кому нужен такой исполнитель.

— Значит, и второй тоже не важен? — уточнил Савада, никак не комментируя это «тыканье».

Когда они брали семью Татилья, Тсуна сразу отметил двоих: мелкую шуструю пигалицу и высоченного здоровяка. Они держались рядом, постоянно переглядывались. Интуиция, да и просто — наблюдательность, вопила о том, что этих двоих надо брать живыми.

— Хо-о, — развеселился Бьякуран. — И ты готов отдать этих двоих всего-то за информацию о кроте?

— Обмен должен быть равнозначным, — заметил Тсуна. — С моей стороны двое твоих людей. Значит и ты — предложи схожее количество товара.

— Информатор и твоя «вещь», да? — сделал вид, что догадался Бьякуран. — Заманчиво, но нет. Как я уже сказал: попавшийся подчиненный — плохой подчиненный.

— Я могу их убить? — равнодушно спросил Тсуна.

— Недостаточно ясно изъясняюсь, что ли? — раздражаясь, невольно закусив губу, сказал Джессо. — Их жизнь меня мало интересует.

Тсуна с интересом рассматривал Бьякурана. Он не был уверен на все сто, что тот владеет пламенем. Но девчонка — Дождь. Она очень впечатлительная и таких легко вывести на эмоции. Что они и сделали. Хрупкое тело ломать просто, главное знать, куда бить.

— И это странно, — начал издалека Тсуна, привлекая чужое внимание. — Обычно, смерть хранителя настолько, — он замолчал, подбирая слово, неосознанно начиная щелкать пальцами, — ошеломляет, что наступившая депрессия после — толкает на убийство.

Бьякуран опалил его холодным взглядом, но промолчал.

— Самоубийство, — тут же уточнил Тсуна, когда не последовало никакой реакции.

— Хранитель? — сфальшивил Бьякуран, выдавая себя. Намеренно или нет, Тсуна еще не мог понять. — Не понимаю о чем ты. Они просто исполнители. Дерьмовые исполнители.

— Ладно, — легко согласился с чужой упертостью Тсуна, устав вести в этой партии. — Тогда чего ты хочешь?

— Власти, — прямо заявил Бьякуран, подмигивая. — Не удивлен, верно? Знаменитая интуиция Вонголы, — цыкнул Джессо. — Дай мне это ощущение над тобой и, думаю, мы сможем договориться.

Тсуна был поражен тем, как скакало настроение у этого человека. И то, как ему позволили двигать диалог, помахав перед носом наживкой. Бьякуран был умелым рыболовом, но на удочку ловиться еще не наступил час.

— Прям надо мной? — заигрывая, спросил Тсуна, расстегивая пару пуговиц на рубашке и ослабляя галстук. Мукуро часто играл на его нервах, раздавая разного рода намеки. — И в чем это должно выражаться?

Бьякуран смерил его заинтересованным взглядом, словно взвешивая прозвучавшее между строк предложение. Тсуна тем временем устроился удобней, закинув ногу на ногу и развернувшись корпусом в сторону собеседника. Через расстегнутую рубашку должны проглядывать ключицы и микродермал, который он сделал на спор.

— Тсунаеши…— облизав губы, начал Бьякуран, с трудом отводя взгляд от аккуратного камушка, что выглядывал над ослабевшим галстуком. — Меня больше интересуют акции «Vongola.ink», а не конкретно ты.

— Вот как, — немного расстроенно протянул Тсуна, про себя истерично смеясь. Если бы не уверенность в отказе, он бы никогда не рискнул пойти на такую явную провокацию. Лечь под Бьякурана Джессо? Не в этой жизни.

— Да, — вернув на лицо раздражающе-радостное выражение, улыбнулся Бьякуран. — И мое участие в…

— Нет, — перебил его Тсуна, возвращая себе прежнюю опрятность. Галстук пришлось перевязать. — Опустим наглость предложения, — смерил он холодным взглядом Джессо. — Товар не стоит этого.

— Но стоит жизни двоих людей?

— Тебя же не волнует их состояние, — вернул его же слова Тсуна.

Они недолго смотрели друг другу в глаза, выискивая решение. И не находя. Подчиниться мелкой сошки какой-то семьи и пригласить в компанию акционером? На такое согласится совсем неопытный малец. И если Бьякуран считал таковым Тсуну, то это разочаровывало. Он не давал поводов обществу думать о себе, как о мелкой рыбешке.

— Переговоры зашли в тупик, да, Тсунаеши? — нарушил тишину Бьякуран.

Он наклонился к столику, налив себе немного виски. Янтарная жидкость с мягким журчанием лилась в бокал. Предлагать Тсуне алкоголь он не стал, справедливо решив, что все равно откажется.

— Вам всего-то надо уступить, Бьякуран, — возвращаясь к уважительной форме общения, предложил Тсуна, благожелательно улыбаясь, убивая в ответ глазами. — Признайте небольшую слабость и согласитесь на обмен.

Это не зашло бы так далеко, если бы Бьякуран не хотел откусить слишком большой кусок.

— Или вам, — скалясь, уточнил Джессо, поддерживая навязанную манеру диалога. — Предлагаю игру, — вставая с кресла и расстегивая на ходу пиджак, сказал Бьякуран, — вы же любите опасные игры?

— Я от них не отказываюсь.

— Заверяю, вам понравится, — разворачиваясь и нацеливая револьвер меж глаз, сказал Бьякуран.

Он стоял расслабленно, держа оружие на вытянутой руке. Тсуна не чувствовал опасности, но любопытство кольнуло душу. Как повернется судьба в этом раунде?

— Убьете меня? — разочарованно протянул Тсуна. — Скучная игра. Никакого адреналина.

— Это было бы слишком просто, вы правы, — все еще держа на прицеле Саваду, согласился Бьякуран. — «русская рулетка». Как на счет нее?

— Слишком велик шанс выиграть, — дерзко вскинулся Тсуна, не сумев сдержать улыбки.

— Не с моими правилами, — возводя курок, — я оставил для вас шесть пуль из семи.

— Вот как, — азартно, вставая со стула, — мне нравится. Каковы ставки?

Тсуна обошел столик, вставая к Бьякурану боком, останавливая взгляд на саду. Нацеленное в висок дуло следовало за ним, словно привязанное. Это будоражило кровь: как давно он был на грани смерти? Ему остро не хватало этого ощущения: понимать как прекрасен мир за секунды до…

— Не умрешь — перестану мешать и лезть в дела семьи. Умрешь — Вонгола моя, — предложил Бьякуран, свободной рукой доставая с внутреннего кармана блокнот и протягивая его Тсуне.

Савада не оспорил, черканул два слова, закрепив их пламенем, и смерил фигуру Бьякурана холодным взглядом. Он не слушал интуицию, ему хотелось получить результат игры сюрпризом. Вдыхать воздух так, словно это последний раз. Пустить пламя по венам, разгоняя кровь.

Приготовиться. Выдохнуть и сказать:

— Стреляй.

Глаза сами окрашиваются в жидкое пламя. Взгляд тяжелеет. Мир чувствуется другим: ветра нет — звенящая пустота. Миг растянулся на вечность ожидания конца.

Тонкий палец Бьякурана на спусковом крючке. Движение застыло: нажимает он резко, торопливо. В его глазах жажда чужой смерти. Улыбка — оскал предвкушения.

Только Тсуна уже знает, услышал тихий перезвон, — не умрет. Легкий укол разочарования проскакивает в сердце.

— Удача на моей стороне, — поправляя манжеты, с улыбкой замечает Тсуна, — только, прошу, не пускайте пулю себе в голову.

— И не думал, — хмыкнул Бьякуран, не показывая, насколько он на самом деле недоволен развязкой. — Раз так, — весело, — примите от меня его в подарок. Как и ваш товар, вернем на прежнее место в лучшем виде. А крот…

Тсуна скосил взгляд на Бьякурана, не веря до конца, что ему раскроют все карты.

— Он уже не стоит вашего внимания, — равнодушно проинформировал Джесса.

И Савада знал: не врет. Тот, кто продал информацию, прожил не долго, максимум три дня, скрываясь в панике от возмездия. Люди Вонголы его не искали, значит, дело рук Бьякурана. Зачем убивать курицу, что несет яйца? Только по одной причине — они не золотые.

— Спасибо, — забирая тяжелую игрушку из чужих рук, поблагодарил Тсуна. — Ваших людей доставят в этот дом на днях. Я, кстати, — словно вспомнил в последний момент, сказал Тсуна, — тоже захватил небольшой презент для вас.

Бьякуран выглядит заинтригованным.

— Слышал, вы любите сладости.

* * *

Способ решения конфликта от Бьякурана Джессо — Тсуне понравился. Он даже подумывал использовать его в своих делах, но быстро охладел к идее. Не с каждым человеком пройдет такая игра как нужно. А подарок, тяжелый револьвер, после того как сделал гравировку «VD», Савада оставил.

Ему нравилось чувствовать вес этого оружия.

Разобравшись с палками, что ставил в колеса Джессо, Тсуна обнаружил, что в семье тоже не все гладко. Раньше Гокудера забирал на себя большую часть работы с финансами, давая боссу время на улаживание конфликтов. Сейчас же, когда часть проблем решилась, в плотном графике Тсуны появилось достаточно времени на документы. И вот тут-то вскрылась правда.

— Кея, сколько, по-твоему, стоит жизнь? — устало откинувшись на кресле, задал вопрос Тсуна.

— А сколько, по-твоему, стоит спокойствие? — равнодушно ответил Хибари, с удобством устроившись на диване, тем самым вынуждая Тсуну сделать выбор: остаться ли в кресле и почти не видеть собеседника или же встать и сесть напротив.

Савада поступил по-своему: встал, но отошел к окну, всматриваясь в творимое во дворе безобразие. Такеши практиковался в бейсболе, используя вместо биты — меч, а вместо мячей — пули. Да и тренировкой в игру это сложно было назвать: Ламбо метко стрелял по хранителю Дождя, а тот так же ловко рубил летящие заряды.

— Таково твое сравнение, да? Чужая жизнь и собственное благополучие, — прошептал Тсуна, не беспокоясь, услышит его Кея или нет.

Удушающий запах алкоголя и сигар, что навек поселился в его кабинете, постепенно начал отступать, рука сама потянулась к кобуре на плече. Сначала пальцы легко прошлись по рукоятке, но доставать оружие он не стал: еще рано.

В отчетах, что Савада просмотрел, в основном были жертвы. Поставленной задачи хранитель добился: заводы, что ранее принадлежали семье Тодаско, отныне принадлежат Вонголе. Сам бы Тсуна решил вопрос дипломатией. Он видел, что не было проблемой договориться о разделе прибыли. А транспортные расходы вполне могла забрать Вонгола и Альфаро, глава семьи согласился бы. Да, не сразу, да, это могло занять несколько встреч, но тогда от Тодаско остались бы не десяток исполнителей и мстительная вдова с сыном на руках.

— Чего же ты, Кея, женщину с ребенком не убил? — не поворачиваясь в сторону собеседника, равнодушно спросил Тсуна, зная, что этим вопросом только выведет из себя Хибари. — Нет человека — нет проблем, так ведь? А мальчишка вырастет и захочет мстить. И Адалина не ангел, знаешь ли.

Хранитель молчал.

— И потом, чего мелочиться? — разошелся Савада, добавив в голос радостного предвкушения, он развил мысль: — Давай Аду в бордель, на потеху низкосортным мафиози, а Ники, так его зовут, а то я знаю, что ты проигнорировал информацию о семье, в детский дом. И даже больше, — Тсуна развернулся в сторону Кеи, продолжив зло, — проследим, чтобы мальчонку усыновил какой-нибудь педофил. Даже прикроем в случае чего, да?

Стакан, что держал Кея, лопнул. Прозрачная жидкость полилась по рукам, но тому было все равно, не сдерживаясь, он рванул к Тсуне, не доставая тонфа, желая придушить того собственными руками.

Но встретил только приставленный ко лбу револьвер.

— Я тут приловчился играть с другими в страшные игры, — холодно, сдерживаясь, чтобы не закричать, рыкнул Тсуна, — и ты как раз довел меня до того, чтобы мне захотелось испытать твою судьбу.

И, не давая и шанса Хибари на маневр или слово, нажал на курок. Полупустой барабан, он, как раз, крутил его перед этой встречей, с радостью повернулся на одно звено.

Но смерть наступит не сегодня.

Тсуна замер, не убирая револьвер. В голове билась одна мысль: надо закончить начатое, иначе урок не будет усвоен. Чей-то шепот подсказывал ему: убивать не надо, достаточно просто покалечить. И прислушавшись, Тсуна понял: шепчет он сам.

Это почти не пугало. Пугало то, насколько Кея был готов повторить собственную судьбу, пусть и жизнью чужим для него ребенка. Тсуна узнал об этом совсем недавно, проверяя составленные досье на всех них.

Хибари Кея. Сирота при живой матери. В раннем детстве забрали с приюта и отдали в семью со свихнувшейся на голову женщиной. Подробностей выяснить не удалось, но приглашение в Вонголу было для Кеи спасительным кругом, возможностью вырваться из-под морального, не дошедшего до физического, насилия.

— Я знаю, Кея, что ты больше всего на свете боишься умереть вот так, вне боя, — поделился своим наблюдением Тсуна, — или, еще хуже, дожив до старости. Даже болезнь тебе видится подобием войны, где можешь бороться до конца.

— И? — коротко откликнулся Хибари, внешне, по крайне мере, успокаиваясь.

— И то, что не стоит плодить сломанные судьбы, — вернулся к начатой ранее теме Тсуна. — Я знаю, что ты мог решить этот вопрос, да и многие подобные до него, мирно. Тебе просто надо было взять контроль над своими желаниями и действовать не во имя безграничного эгоизма.

Кея молчал. Они стояли так, друг напротив друга, не прерывая зрительного контакта, один — с взведенным револьвером, второй — в закрытой позе, со сложенными на груди руками. Оба не хотели отступать в этот момент.

— Я могу найти тысячи причин не выпускать тебя за пределы особняка. Посадить на цепь, — пауза, — буквально, Кея, — выделив его имя, заметил Тсуна. — Давать свободу только тогда, когда этого действительно требуют события.

Савада, наконец, отвел револьвер в сторону, не убирая, заметив, как Хибари неосознанно выдохнул.

— Думаю, ты за последние лет пять убедился, что если меня довести, то я переступаю через свое миролюбие и делаю то, что нужно.

— Заметил, — хмыкнул Хибари, отводя взгляд в сторону.

— Поэтому, я тут решил, — развеселился Тсуна, гадая, как отреагирует хранитель, — уверен, тебе понравится, — тут же утешил он его, — не сомневайся. Вернешься в Японию.

— Что?

— И вся Азия — твоя. Будешь сотрудничать с Фонгом — я только рад, его спокойствие тебе понадобится. Захочешь привлечь в напарники кого-то еще, — следуя порыву, предложил Тсуна, — просто предупреди заранее — кого.

Кея молчал, не зная как сформулировать вопрос, но Тсуна и не надеялся на словесную реакцию. Он неосознанно погладил большим пальцем рукоятку револьвера, а после — положил на стол. Оставил на виду, как напоминание для себя, и для собеседника.

— С некоторыми кланами синдиката, — Тсуна быстро посмотрел на Кею, оценивая чужую реакцию, но встретил лишь мнимую незаинтересованность, — мы достигли понимания. Острый для тебя вопрос насилия — решишь по своему усмотрению, даю карт-бланш.

— Ты, — облизав пересохшие губы, изумился Кея, — нашел их?

Надежда и предвкушение позабавили Саваду. Конечно не сразу, но он смог вычислить тех, кто кинул его мать в бордель, а самого Кею — сначала в приют, а потом на растерзание чужой семье. Он понимал стремление отомстить, тем более, когда это желание вынашивалось с пяти лет. И все же не мог дать «пряник» раньше «кнута».

— Да, — не стал долго тянуть Тсуна. — Но! Сначала я хочу, чтобы ты прощупал почву с триадой. Они явно дали понять, что жаждут нашего сотрудничества. Кроме Фонга у меня там нет связей, твоя задача — исправить это упущение.

— Фамилии? — словно прослушав сказанное боссом, спросил Хибари.

— Кея, — пристально всматриваясь в глаза хранителю, начал Тсуна, — ты не узнаешь их, пока не выполнишь то, что я прошу. И то, как я прошу.

— Как же? — пересиливая себя, выплюнул он.

— Мирно, — пожал плечами Тсуна, садясь, наконец, за стол. — Вот все прописано подробней, — протянул он средней толщины папку, что все это время лежала на виду, в ожидании своего часа.

Хибари взял ее без особого удовольствия.

— Надеюсь, что ты прочтешь все, — подчеркнув последнее слово, закончил Тсуна.

Он отчетливо слышал скрип зубов, но так же видел горящие предвкушением глаза.

* * *

Опекунство над школьником-мафиози воспринималось Тсуной, как наказание. Ламбо был шумным, вредным, прогуливал уроки, использовал авторитет Вонголы и абсолютно не переносил давления на свою персону. Иногда у Савады мелькала мысль, что найти нового хранителя Грозы не так уж и сложно. И все-таки Тсуна терпел. Вплоть до того дня, когда его револьвер пропал.

Все в семье знали, что брать вещи друг друга без спроса — плохая идея. А брать вещи босса — самая худшая.

Искать поганца пришлось не долго: он с комфортом устроился в переговорном зале недалеко от кабинета Тсуны, не скрываясь, музыка играла не тихо. Достаточно вызывающе, чтобы понять — все, что сделал Ламбо — не просто прихоть.

В зале, с удобством разместившись на диване, он предавался греху. Ламбо сидел в центре, в окружении двух красоток, обнимая и попеременно целуя их, еще была третья — между его ног, активно работая своим профессиональным ртом. Стеклянный столик они забили алкогольными бутылками и засыпали белым порошком. В комнате стоял удушающий запах перегара.

Мысль о поиске нового хранителя укрепилась в сознании.

Не торопясь выдавать своего присутствия, Тсуна быстро пробежался взглядом по предметам, морщась, выискивая револьвер. Тот обнаружился в правой руке Ламбо, которая так удобно устроилась на бедре одной из шлюх. Той наверняка нравилось прикосновение холодного метала к разгоряченной коже. В голове сразу собралась картинка, зачем выкрали оружие: его длинный ствол очень интересно можно использовать в такой компании.

Тсуна думал, что на него обратят хотя бы внимание, пока он идет в сторону проигрывателя, но нет. Одна из девчонок дернулась, выдавая, что заметила чужое присутствие, но Ламбо силой удержал ее на месте.

— Как мне воспринимать все это, Ламбо? — выключив громыхающую музыку, спросил Тсуна.

Он замер напротив хранителя, облокотившись на тумбу, где стоял музыкальный центр. Испуганным взгляд Ламбо не был. Немного пьяный, развязный и абсолютно далекий — вот таким он был, да, но не испуганным. Это выводило из себя куда больше, чем шалости Такеши во дворе или отсутствие контроля Кеи.

— Как хочешь, Тсуна-а-а… — простонал подросток, видимо, кончая. Та девка, что стояла перед ним на коленях, закончила, но вставать не торопилась. Наоборот, она осталась на месте. Продолжая что-то дело. Что — было уже не видно. Тсуна следил за этим без особого интереса, в основном он чувствовал одно — брезгливое раздражение.

— Не намерен терпеть твои развлечения, — выплюнул Тсуна, одним резким движением поднимая за волосы ту, что продолжала удовлетворять Ламбо. Женский вскрик, а потом визг оборвались быстро — не контролируя силу, Тсуна отшвырнул ее в угол. Куда, резво подскочив, испугавшись, кинулись две оставшиеся.

— Ты что творишь, мать твою?! — выкрикнул Ламбо, вскакивая. — Ты мне не отец, чтобы запрещать развлекаться так, как и где я того хочу.

Между ними — стеклянный столик. Между ними — пропасть непонимания.

— Застегнись, сейчас же, — холодно приказал Тсуна, — и ты прав. Я тебе не отец, не мать, не сват, не брат, чтобы следить за поведением, но я твой босс и ты обязан подчиняться моим правилам, особенно, живя в моем доме.

— Ебал я тебя и твои правила! — выпалил на одном дыхании Ламбо и осекся. До него, наконец, дошло, с кем и где он ругался, но природное упрямство не давало просто так сдаться. Наскоро приведя себя в порядок, он продолжил: — Тебе все равно насрать на меня, больше волнуешься о репутации, которую я порчу, да?

— О, значит, — качнул головой Тсуна, — всему этому есть логичное объяснение? И виновато не твое необузданное либидо, а я. Так, получается, Ламбо?

За последний месяц было слишком много стресса, подумал Тсуна, глядя на взбешенного подростка. Воровству, пьянке и наркотикам нет оправдания, но и поддаваться эмоциям на поводу чужой манипуляции тоже нет смысла.

— Объясни же мне все, Ламбо, — проникновенно смотря в глаза, попросил Тсуна, — я хочу понять.

— Понять?! — взревел Бовино, взмахивая руками. Спокойный голос босса вывел его из себя сильнее упреков и криков. Хотелось метать молнии и крушить все на своем пути. Хотелось орать. — Что ты хочешь понять? Меня? Твоя хваленая вонгольская гиперинтуиция вдруг перестала работать, да? Вы все так заняты собой и своими проблемами, так торопитесь успеть захватить весь мир, а я? Я что? Уйди и не мешайся, да?! Тебе еще уроки надо сделать, не привлекай лишнего внимания, нам сложно будет защитить тебя. Или вот, мое любимое: ты слишком плохо контролируешь пламя…

Рядом с Тсуной ударила молния, но он даже не вздрогнул, продолжая следить за подростком. Сжавшиеся в углу девочки завизжали.

— Это — плохо?! Как же надо, чтобы было — хорошо?!

Ламбо срывался на крик, он говорил, задыхаясь, но упрямо не останавливался. Его слова, полные боли и гнева, падали камнями на пол. Молнии свободно искрились по комнате. Вновь сама собой заиграла музыка.

Свет мигал. Буря неизбежна.

— А вы все не были слишком малы, чтобы спасать гребаный мир, так получается? — проорал Ламбо и тут же заткнулся.

Он, тяжело дыша, смотрел на Тсуну. В голове прояснилось, и он так и не смог понять, зачем распинался о своих мотивах: его слова явно не произвели впечатления.

— А еще, уверен, — рыкнул Ламбо, решив для себя: терять нечего, — ты каждый день думаешь о том, как бы заменить такого бесполезного хранителя, как я.

Видимо, что-то такое промелькнуло во взгляде Тсуны, в его неосознанном повороте головы, что Ламбо, истерично засмеявшись, посмотрел на револьвер в своих руках и, сказав:

— Я прав, да, Тсуна? Я прав… — засунул ствол себе в рот и выжидающе посмотрел на Саваду.

Тсуна даже не двинулся. Он мог это остановить, времени было достаточно, но не стал. В душе все замерло, он не ощутил и капли волнения. Интуиция молчала.

— Стреляй, — усмехнулся наконец Тсуна, зло и горько, — не дай мне разочароваться в твоей решимости.

Ламбо, закрыв глаза, настраивался. Он не видел, как потемнел взгляд босса, не видел боль, спрятанную так глубоко, что ее не мог почувствовать даже ее хозяин.

Он решался умирать. В тоже время — отчаянно ждал.

И нажал на спусковой крючок. В ответ раздался лишь щелчок — пули не было. Палец судорожно дернулся нажать еще раз, но Тсуна не позволил. Резко шагнув вперед, он схватил Ламбо за шею и чуть приподнял его вверх.

Револьвер выпал из обессиленных пальцев. Ламбо трясло — от схлынувшего ужаса, усталости и обреченности перед неизбежным наказанием.

— А теперь ты послушай меня, — отпустив на волю сдерживаемое ранее пламя, сказал Тсуна, — истерики и показательный бунт только отдаляют тебя от чего-то важного и стоящего.

Молнии погасли. Пискнув в последний раз, музыкальный центр отключился. Девушки в углу потеряли сознание. Наконец звенящая тишина повисла в комнате. Начинающийся шторм погас в пламени неба.

Вдалеке отчетливо послышались шаги: кто-то, реагируя на шум и всплески пламени, прибежал в зал.

— Тсуна! Ты что творишь!— ворвался Такеши и, оценив обстановку, тут же встал на сторону Ламбо: — отпусти его!

Слушаться Ямамото он не стал, наоборот, сильнее сжал чужое горло пальцами. Хрипы в ответ дразнили желание задушить, но здравый смысл еще не утонул в пучине эмоций.

— Я что творю? Я? — уточнил Тсуна спокойно, удерживая Ламбо почти навесу. — Такеши, не стоит бросаться защищать того, кто в данный момент тебе кажется слабым. Осмотрись.

Ямамото замер, настороженно переводя взгляд с одной детали на другую, подмечая все мелочи. Торопится освобождать Ламбо, он не стал.

— По-твоему — нормально запереться тут, почти в моем кабинете с тремя шлюхами? — С интересом всматриваясь в лицо Ламбо начал вопрошать Тсуна. — Нормально напиваться вдрызг и унюхиваться в хлам? — лицо Ламбо покраснело, вырываться он не пытался, смиряясь с участью. — Нормально, в конце концов, красть мой револьвер и устраивать тут показательные игры на нервах и закатывать истерики?

Скривившись, Тсуна отпустил Бовино, буквально кинув его на диван, продолжив говорить, смотря сверху вниз.

— Тебе, Ламбо, пятнадцать лет. И ты рос в этой среде, ты воспитывался в окружении мафии и смерти. Даже придя ко мне, с нездравым желанием убить Реборна, ты был достаточно взрослым, чтобы понять предложение стать хранителем Вонголы и, более того, принять меня как своего босса. И что я вижу взамен?

Ламбо, держась за горло хрипел, кашлял и торопился сморгнуть непрошенные слезы, лишь бы они не полились ручьем. Такеши подошел, присел на край дивана рядом с подростком и пытался помочь, но тот лишь отмахивался.

Тсуна стоял посреди этого бардака и не знал что делать: то ли самому застрелиться, то ли убить всех нахрен. Ни один из вариантов не решит проблемы. Глова у него разболелась — этот месяц оказался слишком сложным.

— Такеши, — позвал Тсуна, — этого, — небрежный взмах в сторону Бовино, — на проверку наркоты в крови. Ламбо, — требовательно сказал Тсуна, заставляя подростка смотреть в глаза, — пламя не панацея, если ты будешь убивать себя этой дрянью, то ничто, кроме личного желания соскочить, не спасет тебя. Понял меня?

Бовино кивнул, боясь, что голос подведет его. Такеши рядом только расстроенно качал головой, не веря — это происходит на самом деле. Они неплохо общались и, если бы кто-то спросил, то Ямамото мог с уверенностью сказать, что мелкого Ламбо он считал братом. Но даже так, их доверительные отношения, видимо, не подразумевали делением наболевшим.

— С этого момента, Ламбо, — решив для себя, как поступить, вел свое Тсуна, — ты под домашним арестом. Шаг влево, шаг вправо, не расстрел, конечно, но замечательную жизнь где-нибудь в психушке на окраине я тебе устрою, так и знай.

Ламбо промолчал и отвернулся. Он хотел сказать: я не понимаю, что на меня нашло, мне жаль что подвел, мне очень стыдно.

Но не сказал.

Боялся, что вновь встретит холодное равнодушие того, кто принял его в семью.

* * *

Было ли дело в чертовом револьвере?

У Тсуны имелся в быстром доступе арсенал оружия, на любой вкус, цвет и вид. Но его душа прикипела именно к этому подарку. Он уже трижды смотрел, как люди не умирали из-за него и все равно упрямо не заряжал барабан полностью. Оставлял шанс на жизнь.

Чувствовал ли он себя богом, решателем судьбы? И да, и нет. Зародившееся тщеславие, червоточина гордости и жестокости прорастала внутри.

Мысли о насущном прервал появившейся не званый гость. Тсуна знал о его появлении давно, но сбегать не решался. В душе он хотел какого-то взрыва.

— Мусор, это что за херня?! — громыхал пропитый голос Занзаса, вслед за выбитой им же дверью. — Почему твое непуганое дерьмо, шлет свои записки мне, а не напрямую тебе?

Прибыл он один, что было странно — Скуало всегда мельтешил на фоне, забирая раздражение босса и пару стаканов от виски на себя. Разы, когда Занзас приходил без компании, можно было пересчитать по пальцам — и это всегда кончалось плохо. Интуиция зазвенела колокольчиком: случилось плохое, но не смертельное. Тсуна собрался.

— И тебе добрый вечер, Занзас, — проявил вежливость. — Не мог бы выразиться конкретнее?

И показушно-расслаблено откинулся в кресле, закидывая ногу на ногу. Револьвер лежал на столе, скрытый стопкой неразобранных документов. Савада неосознанно бросил в его сторону взгляд, проверяя и успокаиваясь одновременно.

— Куда, нахуй, конкретнее? — варийский босс придвинул одно из кресел, что пряталось в темном углу комнаты, ближе к столу Тсуну, упал в него и устало попросил-приказал: — Наливай. Безо льда, полный стакан.

— Я тебе официант, что ли? — неожиданно развеселился Тсуна, но в противовес словам — встал и пошел к бару. После дебоша Ламбо, запасы он пополнил быстро — приходили к нему часто, по разным вопросам. И каждому вежливым было налить.

— Ты мафиозная подстилка, — заржал Занзас. — Да не жмись, — развязно, — лей.

— Так и быть, — смилостивился Тсуна, подходя ближе, — только ради тебя.

Поставив на стол стаканы, Савада разлил виски, себе на два пальца и со льдом, Занзасу — как тот просил. Вечер начинался интригующе.

— А теперь еще раз и подробней — что привело тебя ко мне? — не отходя от Занзаса, спросил Тсуна.

Он стоял достаточно близко, чтобы, при желании можно было наклониться к чужому лицу. И достаточно далеко, чтобы успеть уклониться, в случае атаки. Занзас слишком неуравновешенный, когда недоволен. И сейчас — именно такой случай.

— Да хуй там, — оскалился Занзас, — на, — протянул вчетверо сложенный листок, — читай сам.

Подозрительно косясь на выпивающего Занзаса, Тсуна взял листок. Знакомым почерком там было написано:

«44.141609, 7.518789 六 . 死»*

— Когда? — посерьезнев, отставив в сторону бокал, спросил Тсуна.

— Меньше получаса назад, — трезво ответил Занзас, словно и не выпил полбутылки. — Меня доставил Вайпер, — помедлил, — он поможет. Это же на границе?

— Да, — Тсуна взвешивал говорить или нет, решив, в итоге, что помощь может потребоваться. — Там нашли остатки семьи Эстранео. Или кого-то, кто выдавал себя за них. Мукуро отправился проверить.

— Один?

— Да, — раздраженно цыкнул Тсуна. Он сам был уверен в своем хранителе, всегда был уверен в том, кого считал и признавал сильнейшим. Меньше всего он рассчитывал на провал или на такие вот сомнительного рода записки.

— Блядь, — сплюнул Скариани, резко вставая. — Какого хера, Савада? Тебя, сука, жизнь ничему не научила?

— Тебе какое дело, Занзас? — вспылил Тсуна. — Вонгола и наши дела тебя мало волновали, — прищурился. — С чего вдруг сейчас такая забота?

Занзас молчал, нервно постукивая пальцами по столешнице. Делиться причинами побудившего его помогать Саваде он не торопился. Устав ждать хоть какой-то реакции, Тсуна принялся собираться. В скрытом шкафу у него имелся комплект одежды, подходящий для таких внеплановых вылазок по спасению чужих задниц. Перчатки, хранившиеся в столе, были тут же одеты.

Занзас наблюдал за соборами Савады, никак не комментируя чужую суматоху.

В самом конце, с небольшой заминкой, Тсуна все же взял револьвер. Легко закрепившись в кобуре, он помог успокоиться и настроиться на деловой лад.

— Решил молчать до конца? — напоследок уточнил Тсуна.

— Вали уже, мусор, — рыкнул Занзас. — Вайпер долго ждать не будет.

Не оглядываясь, Тсуна ушел. Ждать его, правда, никто не будет.

Связь между ним и Мукуро нельзя назвать особенной. За несколько лет совместных приключений, если можно так назвать все несчастья что они словили, между боссом и его хранителями появились нити. Тонкая сеть уз оплела их, соединила насмерть. Правда, возможность ловить отголоски прошлого — осталась только с Мукуро.

Тсуна сначала пугался: проснуться посреди ночи от удушающей боли в глазу, от крика, что рвался изнутри, от всепоглощающей ненависти. Со временем он привык — спал меньше, следил за тем, чтобы с Мукуро они не пересекались в этом вопросе. Так и жили: на грани ночи и дня.

И сейчас, подходя к раскуроченным вратам скрытой базы — пересохли губы, сердце забилось сильнее, в голове поселился тихий чужой шепот. Страх окутал как одеяло. Фиолетовый туман пламени беспорядочно метался. Адские лианы тянулись к живому, поглощая все на пути. Они пульсировали в такт чужого сердца.

— Я не пойду с тобой, Вонгола, — скупо осведомился Вайпер и исчез, не дожидаясь ответа.

Тсуна ошеломленно всматривался: ранее замаскированные металлические двери были разорваны на куски, изнутри. Лампы, которые могли подсветить путь, поломаны, вместо них — алые цветы, светились. Стен почти не осталось, все скрыто переплетенными плющом, не осталось места, где не было флоры Мукуро.

Как зачарованный, ведомый интуицией и зовом, Тсуна продвигался вперед, шаг за шагом во тьму. Он смотрел в одну точку — перед собой. Не замечал скорченных, но еще живых, людей, не замечал луж крови, не слышал стоны и просьбы о спасении. Его интересовал конец пути, где его ждут.

Перед глазами мелькали привычные видения: мальчишка на операционном столе, голые стены камеры, толща воды, сжавшая худое тело — это все знакомое, все виделось раньше. И новые: переплетенный цепями человек с окровавленной повязкой на лице, уколы, вызывающие истошные крики, непрошеные слезы. И рядом ребенок, которого готовят к операции.

Тсуна начинал понимать, что случилось. Его замутило от этого знания. Тошно. Горько.

— Мукуро, — прошептал с отчаяньем. Эхо расползлось по залу. Находящиеся в движении лианы замерли.

Рокудо — в центре зала, в коконе из собственной силы. От его правого глаза расходились тонкие красные нити, по ним стекала кровь. Тсуна не понимал чья — паутина раскинулась между подвешенными учеными, с которых, казалось, откачивали лишнюю жидкость.

— Мукуро, — громче, с надрывом. Голос отскочил от стен. Рассыпался бисером потерянных звуков.

Рокудо не слышал его, он всматривался в свои видения. Губы у него шевелились, если читать — мольба о спасении. Сам он напоминал куклу, собранную из бракованных деталей. Подвешенный, сломанный. Тсуна забывал, как дышать, смотря на него.

— Мукуро! — с криком, панически. Гул достиг пика и разлетелся осколками. Его услышали.

Тсуна подошел совсем близко, всматриваясь в своего хранителя: глаз у него вырвали, руки искололи, шея исцарапана, на коже не осталось целого места — везде чужие метки. Савада надеялся, что его хотя бы не насиловали.

— Тс.. Тсуна… — еле шевеля губами, прохрипел Мукуро, откашливаясь. Он пытался увидеть, но не мог. Расфокусированный взгляд метался от одной точки к другой. — Тсуна…

— Да, я тут, — нежно позвал он. — Я тут, Мукуро, прости что долго, — аккуратно прикоснулся к чужому лицу, поворачивая голову в свою сторону. — Прости…

— Тсуна, — всхлипнул Мукуро, заставляя сердце босса сжаться от боли и жалости. — Убей меня, — горько, отчаянно, — я устал…

Савада закрыл глаза, сдерживаясь. Прижался своим лбом к чужому. Отстранился. Провел рукой по волосам, даря нечаянную ласку, утешая. За столько лет он никогда не видел своего язвительного и гордого хранителя сломленным.

— Потерпи еще пару секунд, — шепотом.

Он достал револьвер, в котором покоилась одна единственная пуля, что он зарядил еще вчера. Повинуясь порыву — заполнил оставшуюся обойму пламенем. Шансов, как всегда, пятьдесят на пятьдесят. Если не умрет — переродится. Это казалось до невозможности правдивым.

— Ты готов?

— Да, — на выдохе, расслабленно.

Тсуна приставил ствол к самой коже, чтобы холод ощущался вопреки жару пламени и тьмы, окружающей их. Он всматривался в расслабленное лицо Мукуро, ища подсказки. Но видел только смиренное ожидание.

Вдохнул. Выдохнул.

Выстрелил.

* * *

Похороны проходили молча. Из цветов, все как один, клали лилии разных оттенков. Кто-то даже положил рядом синие и фиолетовые, под цвет волос. Пасмурная погода сдерживалась, не проливала на людей холодные капли. Тсуна знал, что это ненадолго — стоит уйти и ливень хлынет на землю.

Никто ни с кем не говорил. Пришедшие чужие семьи сначала пытались выразить сочувствие, но быстро поняли бесполезность этого: Вонгола скорбела молча. Да и было их трое из семьи: сам Тсуна, Хаято, верная правая рука, и Такеши, перебинтованный, недавно вернувшийся с юга Америки. Остальные не смогли прибыть.

Поминок они не планировали, потому после отпевания в церкви и прощания на кладбище — разошлись.

Уже, будучи в кабинете, где Тсуну, наконец, оставили в одиночестве, он позволил себя расслабить галстук. Налил полстакана виски, зажег благовонию рядом с фотографией и попрощался.

— Тсуна, — без стука вошел наставник.

— Реборн, — кивнул Савада. — Налить?

— Смерть Хром — не повод напиваться, — осуждающе качнул головой Реборн, отказываясь.

Не задерживаясь в дверях, он прошел и с удобством устроился на диване.

— Думаешь? У меня не осталось хранителя тумана, — отвернувшись от фото, заметил Тсуна. — Один в реанимации, вторая — мертва, — с грустью в голосе подвел он неутешительный итог. — Фран, который мог бы подменить на время своего учителя — в коме. Так что поводов у меня не меньше трех.

— Ты босс и должен…

— Кому должен — всем прощаю, — перебил Тсуна, — Реборн, последние три месяца прошли для меня ужасно. Это ты решил для себя, что самое время для отпуска, а я вот себе и выходной, — иронично, — не могу устроить в подходящий для этого день.

Реборн молчал, не пытаясь больше выдать нравоучений. Тсуна допил виски и налил еще, со вздохом. Он, может быть, и не должен уподобляться Занзасу. Может быть, должен не винить себя в смерти Хром. Он, скорее всего, должен переступить через свои чувства и решать проблемы.

— Что там произошло? — спросил, спустя пару минут тишины, Реборн.

Тсуна поморщился, вспоминать и, особенно, пересказывать все, что было, ему хотелось меньше всего. Сейчас, когда Мукуро находится на грани между жизнью и смертью — спать не удавалось. Кошмары непрестанно сопровождали Тсуну во снах. И это всегда события тех двух недель, что Рокудо провел в заточении.

— Не хочу делиться, — произнес с досадой Тсуна. — Это не то, о чем рассказывают за чашечкой чая или стаканом виски в компании.

— Мне не интересны детали.

— Была найдена лаборатория, предположительно — остатки семьи Эстранео, — холодно процедил Тсуна, понимая, что Реборн не отстанет. — Мукуро отправился проверять. Из хранителей никого не было свободных, поэтому он взял с собой Франа. Прибыв на место — попали в ловушку. Из-за экранирующих камней, разработка этих ученых, — выплюнул Тсуна, — понять, что твориться с ними неладно — невозможно было.

— Блокировалась связь? — уточнил Реборн.

— Да. Нет, — растерялся на мгновение Савада и поспешил к столу. — Она не блокировалась — шла подмена на низких частотах. Я еще не вчитывался, — найдя отчет, Тсуна протянул его Реборну. — Можешь ознакомиться, если хочешь.

— Верде? — удивился Реборн, смотря на знакомую печать в углу отчета. — Ладно, — отложил папку в сторону, — что потом?

— А что потом? — пожал плечами Тсуна, отстраняясь, стараясь спрятаться за стаканом с виски. — Их пытали, кололи какую-то дрянь, блокирующую пламя. У Мукуро вырезали глаз, судя по записям, — судорожный вдох, — хотели пересадить Хром.

— Она тоже была там?

— Да, — посмотрев прямо в глаза Реборну, сказал Тсуна, — да. Глупая девочка, — прошептал Тсуна. — У нее особая связь с Мукуро и, на короткий миг, потеряв его с восприятия, она испугалась.

Савада замолчал, обдумывая. Все вышло очень глупо: сам Тсуна все это время был в разъездах. Сначала Америка, потом Турция, заскочил на несколько дней домой — всплыла проблема с Ламбо. Сразу после — опять пришлось уехать, прихватив с собой Хаято.

— Все были так заняты? — ядовито спросил Реборн.

— Неудачное стечение обстоятельств, — выдавил Тсуна. — Интуиция в напряжении последнее время, — с досадой поделился он, откровенничая, — поэтому я не… — злясь на самого себя, повышал голос Тсуна. — Не смог понять, — сжал стакан, — когда это действительно было важно! — давая волю гнева — он швырнул стакан в стену.

Смотря, как янтарная жидкость стекает по светлым обоям, портя интерьер, Тсуна начинал понимать Занзаса. Схватив со стола бутылку, он отправил ее в тот же полет.

— Полегчало? — хмыкнул Реборн, никак больше не реагируя на сцену.

— Нет! — рявкнул Тсуна, ища глазами, чтобы еще разбить. — Как мне может полегчать?! Как? Это стекло не стоит ее жизни.

Высказавшись, Саваду отпустило. Он успокоился. Выдохся. Расплакаться бы, от затопившего душу отчаянья, да вот разучился за столько лет.

— Знаешь, — выдохнул Тсуна, падая в кресло, — не полегчало, но стало чуть легче.

Раздался тихий стук в кабинет и тут же, не дожидаясь разрешения, вошел Гокудера. В одной руке он держал телефон, что-то там вычитывая, в другой — стопку документов.

— Десятый, — все еще всматриваясь в экран. — Фонг пропал.

— Что? — одновременно спросили Реборн и Тсуна.

— Ламбо сбежал из наркодиспансера, — хмурясь, продолжил он. — Ямамото сообщил, что сам найдет тупую корову. Кея прислал отчет.

На мгновение, отрываясь от переписки, Хаято окинул взглядом кабинет, увидел гостя.

— Здравствуйте, Реборн, — кивнул. — В отчете облака есть про Фонга.

— А Реохей? Он вроде тоже отправился в Китай, — деловито спросил Тсуна, переключаясь.

Взял стопку макулатуры, от подошедшего Хаято и погрузился в нее. Они уже были рассортированы по важности. Первым — отчет Хибари, вторым — данные о состоянии здоровья Ламбо. Все остальные — финансовые сводки за месяц. В самом конце — список необходимой техники для Спаннера.

— Молчит, — наконец отключив телефон, Хаято полностью переключился на босса. — Выходил на связь дня три назад. Сказал, что беспокоиться не о чем, на новости не стоит обращать внимания.

Реборн, подойдя ближе, заглядывал в писанину Кеи. Если верить, а для обратного не было повода, Фонг скрылся специально, согласовав свои действия с хранителями Вонголы в Китае. Деталей не раскрывали, но план — был.

— Лишь бы не как с Тодаско, — качнул головой Тсуна, читая между строк, — а что с Мукуро и Франом? Новости есть?

— Состояние стабильное, — постучав пальцами по столу Хаято и добавил: — Больше стоит бояться за Бовино.

Тсуна взял бумаги, планируя быстро прочесть информацию, но застрял на первых же медицинских терминах. Экономические тонкости — пожалуйста, языковые нюансы — переводчик в помощь. Но медицина — это не то, в чем он разбирался.

— Хаято… — взмолил Тсуна. — Давай коротко, а?

— Тц, — прикрыл на мгновение глаза Гокудера, вспоминая. — Там не простой наркотик. Он сначала возбуждает пламя, раздражая нервную систему, провоцируя на агрессивное поведение. А после — истощает, — на одном дыхании выдал Хаято. — Те, кто держал Мукуро — занимались разработкой его. Один из них, кстати, пришел в себя.

— Допросили? — ожесточенно спросил Тсуна.

— Ждали вас, босс, — коротко окинув взглядом напряженную фигуру Савады, уточнил Гокудера.

Прикинув, какие планы были у Тсуны на день и, поняв, что в сущности — никаких, он нервно кивнул Хаято, не доверяя голосу в этот миг. Допросы — сама тяжелая для него часть.

— Реборн?

— Нет, — отрицательно качнув головой. — Почитаю отчеты, закажу кофе и обед сюда.

Савада принял такой ответ и, коснувшись плеча Хаято, зовя, пошел в сторону подвалов. Там с комфортом разместили местные пыточные. Пустовали они достаточно часто, но порой находилась пара жильцов на короткий срок.

Ученого приковали к стене, распластали его как звезду, не забыв нацепить ошейник. Пока что он выглядел спокойным: легкий отпечаток страха виднелся на лице, но ничего больше. Датчики, подключенные к телу, показывали ровный пульс, дыхание не было учащено. Удовольствия от заключения он не получал, но и не пугался особо.

После Мукуро-то, подумал Тсуна с горечью, пугаться каких-то сырых подвалов не серьезно. Вдоволь налюбовавшись узником, он кивнул, давая понять, что он готов.

— Начинаем? — щелкнув зажигалкой, закуривая, уточнил Хаято. Обычно он курил везде, исключая только кабинет босса. А уж смотреть на чужие пытки без сигареты совсем было сложно.

Раздав указания палачам, их было двое, они принялись наблюдать. Раскололся ученый быстро: выдал все логины-пароли, рассказал, где храниться информация, какие коды шифрования там использованы. Ему не успели даже ногти начать выдирать — пару раз провели ножами по коже и пригрозили огнем.

Только у Тсуны были другие планы.

— Скажи, чтобы не останавливались, — хрипло отдал приказ Савада. В душе плескался коктейль из мести и ненависти. Какая-то часть его не соглашалась с решением: Мукуро в достатке отплатил им за мучения. Но в то же время… В то же время хотелось дополнить чашу.

— Думаете, он знает что-то еще? — потушив сигарету о стену, спросил Хаято. Трижды постучав по стеклу, через которое они с боссом и наблюдали за всем действием, он дал знак — продолжать.

— Разве имеют значения его знания? — махнул рукой в сторону пленника Тсуна. — Мне интересно совсем другое.

Он с садистским удовольствием наблюдал, как на чужом теле появляются волдыри, исчезают ногти. Смотрел на сжимающиеся в отчаянье окровавленные руки. Не закрывал глаза, когда надевали испанские сапоги, и на каждое восклицание «я вам все рассказал!» — затягивали пластину сильнее. Тсуна внутренне наслаждался видом чужой боли, думая — достаточно или нет?

Когда же ученого пересадили на шипованное кресло — решил — это подходящий момент.

— Останови-ка их.

Хаято стукнул в стекло один раз, выждал паузу и добавил еще три удара. Палачи замерли. Узник уже не просто плакал — выл, он мечтал — сейчас его мучения закончатся.

— Им уйти?

— Да, — поколебавшись, мгновение, попросил Тсуна. Свидетелями могут быть только близкие.

Раздалась еще одна короткая партия стуков. Ученый остался на своем кресле в одиночестве. Его взгляд судорожно метался по комнате — он старался найти выход из ситуации. Не находил.

— Мне идти с вами? — задумался Хаято, когда Савада пошел в сторону смежной двери и не позвал за собой.

— Как хочешь, — ушел от прямого ответа Тсуна, оставляя выбор за Гокудерой. Тот остался, закуривая. Он облокотился одной рукой на стекло, принимаясь неотрывно следить за тем, что задумал босс.

Вблизи ученый представлял жалкое зрелище. Савада все пытался вспомнить имя этого ничтожества, но не мог, а потом и прекратил попытки.

— Достаточно ли гостеприимно вас встретили? — дежурно, придерживаясь вежливого этикета, спросил Тсуна, устраиваясь напротив гостя. В руках он крутил взятый со стола нож, играясь.

В ответ раздались всхлипы и невнятное бормотание. Тсуна нахмурился, вроде язык не трогали, чтобы не было причин не отвечать.

— Может быть, желаете воды? — ласково улыбнулся жертве Тсуна, угадывая, из-за чего сложно может быть говорить. И, когда увидел нервные короткие кивки, добавил: — Это я могу сделать, уважаемый.

Тут же на столе стояла бутылка с водой, которую Тсуна открыл и, с удовольствием, вылил на просившего. Тот жадно глотал, стараясь не дергаться лишний раз. Но Савада не жалел, все лил и лил, наблюдая как жидкость стекает по искалеченному телу, причиняя очередную боль.

— Спасибо, — пересиливая себя, сдерживая слезы и гнев, все же проявил вежливость заключенный. Он думал, что так его мучения закончатся быстрее.

— Думаю, — учтиво допустил Тсуна, — вы хотите умереть, да?

Ученый кивнул, смотря прямо. В самом начале он надеялся, что выдав всю информацию — его отпустят или, например, будут использовать на благо мафии (все же он не последний специалист). После, когда пытки продолжились он хотел потерять сознание, лишь бы не чувствовать всего что делают с его телом. Сейчас же, да, он хотел умереть. Острые иглы впивались в плоть, разнося боль миллионами вспышек. Ему ни шевельнуться, ни замереть — кажется, что любое движение или отсутствие продлит агонию. Бесконечное ожидание смерти.

— Тогда у меня есть для вас решение, — лениво утешил Тсуна, доставая револьвер из-за пазухи.

За всеми хлопотами, Тсуна и забыл уже, что оставил револьвер при себе. Сейчас, для его замысла, он подходит больше всего. Убить? Нет — это слишком просто.

— Смотрите, — наклоняясь к замершему в ожидании ученому, начал Тсуна. — Думаю, не стоит рассказывать что это, да? — поднес к самому лицу револьвер, показывая его.

Ученый кивнул, судорожно сглатывая. Даже не обладая хваленой гиперинтуицией этой семьи — он чувствовал подвох. Вся его суть замерла в ожидании решения.

— Все просто, — крутя барабан, промурлыкал довольно Тсуна. — Тут три пули, для разнообразия, — усмехнувшись. — Повезет — умрете. Не повезет, — не смотря на побледневшего ученого, хмыкнул он, — оставаться вам в этом кресле на столько, насколько хватит сил.

Расшаркиваться дольше — Тсуна не стал, выстрелил. Он знал, что барабан остановился на пустом слоте, пули не было. Его месть была завершена.

Уходя под отвратительные крики отчаянья, Тсуна не чувствовал ничего.

* * *

Пекин. Циндао. Шанхай. Тайчжоу. Гуанчжоу. Гонконг. С одной стороны.

Милан. Турин. Ницца. Марсель. Лион. С другой стороны.

Сошли бы с ума все хранители — Италию окружил огонь. Кея не смог сдержаться, Ламбо поддался влиянию наркотика. И оба начали свой кроваво-огненный пир. Сводки новостей пестрили пугающими заголовками. От «безумие наступает» до «великая семья пошла в наступление».

Такеши и Реохей в своей погоне за друзьями причиняли не меньше разрушений. Попытки остановить помешательство — ни к чему не привели. Тсуна сдался.

После долгой и мучительной смерти того ученого, что-то в Тсуне доломалось. Он приходил навестить пленника три дня. И все это время тот боролся. Под стулом собралась отвратительная жижа, совмещая в себе кровь и мочу. На теле не осталось целого места, но он пытался вырваться из стального захвата. Под конец не выдержало сердце, как сказал медик, обследуя труп.

Мукуро так и не пришел в сознание — Тсуна пытался вспомнить, когда он спал последний раз. Стоит ему закрыть глаза — он оказывался в черной комнате три на четыре, подключенный к капельнице, где каждую секунду в тело вливали яд. Пламя тумана так и не пробудилось в Рокудо. После той вспышки гнева — разнесенная в клочья лаборатория — оно уснуло.

Это же ожидало и Ламбо. Лекарство не находилось. Ответ ученых Вонголы, союзных семей и Бьякурана был один — проще убить. Меньше мучений, больше пользы.

Фонг так и не объявился. Реборн в спешке отправился искать пропажу одного из аркобалено. Пустышка, с помощью которой они все теперь контролировали состояние друг друга, подозрительно горела.

— Десятый, — пришел исполнительный Хаято, принося кофе со сливками и тремя ложками сахара, как и любил Тсуна. — Такеши нашел Ламбо.

— Что с ним?

Интуиция и связь хранителей уже дала ответ. Слышать подтверждение от Хаято не хотелось.

— Он… — Гокудера опустил взгляд. Как бы он не смеялся над Бовино, не обзывал того «тупой коровой» — смерть — это не то, что он желал ему. — Он…

— Я понял, можешь, не говорит, — рука Тсуны невольно дернулась в сторону ящика, где хранилась коробочка для колец семьи. После смерти хранителя — они сами появлялись там.

Кольцо тумана держалось на тонких пальцах Мукуро, когда Тсуна навещал его в последний раз.

— А Кея? Есть новости?

— Реохей сказал, что… — Хаято замолчал, собираясь с силами. — Когда они с Хибари пересеклись, то… — он не мог найти подходящих слов, чтобы сказать: их облако — сумасшедшее. — Боюсь, что остановить его уже невозможно.

— Знаешь, — горько улыбнулся Тснуа, — мне хочется, чтобы и он был жертвой наркотика.

Пересилив себя, Тсуна достал хранилище для колец. Открыл. Там лежало уже три.

— Думаю, — сглатывая, — теперь нам незачем беспокоиться о новостях, — обреченно. — Оставь меня, Хаято, — не смотря на друга. — Пожалуйста.

Тсуна не мог сосредоточиться ни на одной мысли. Он мог бы быть сильнее, жестче. Мог бы дать своим друзьям то небо, что они заслуживают. Мог бы изменить мир. Вот только не смог сделать этого даже для себя, пойдя по пути простого выбора.

В душе росла дыра, пустота выжигала все чувства и эмоции. Разумом он понимал, что надо запереться где подальше, остановить себя, сковать наручниками. И, воя, переждать. Хоронить мысленно одного за другим, но самому остаться.

А разрывающееся на кусочки сердце — кровоточило, заливало агонизирующей болью все вокруг, подпаливая последние искорки разумности. С глаз текли слезы, руки рвали одежду, чтобы выбраться с этого тканевого гроба.

Когда за Гокудерой захлопнулась дверь — Тсуна достал револьвер. Слабовольно он винил его за все эти смерти и начавшееся безумие. Правда же — он просто поддался искушению. И сейчас поддастся опять.

В последний раз.

Заряженный одной пулей, прокрученный трижды барабан. Каков шанс на жизнь?

Выстрел.

Примечание к части

* координаты + символы путей Мукуро. И иероглиф смерть, если меня не обманул переводчик.