Одинокое утро (джен)

Музей открывался рано утром и закрывался чуть ближе к вечеру. Но Нерису внезапно захотелось посетить сие заведение именно утром, чтобы посмотреть на игру красок именно под лучами утреннего солнца. Хотя оно туда почти и не проникало, замененное специальными лампами, от которых не портилась и не блекла краска. Хоть всю красоту и нельзя было уловить полностью, но увиденное оставляло на сердце что-то теплое, приятное, чудное даже по-своему. Продавец одиночества искал здесь что-то новенькое для него, считал, что картины раннего средневековья, если так можно было выразиться, придадут ему нечто вроде вдохновения, которое никак не хотело посещать безумного лорда, как выразился один из читателей. Нерису выражение не понравилось, но запомнилось.

Он ходил от картины к картине, присматриваясь к линиям, композициям, идеям и стараясь поймать вдохновение за хвост или хотя бы за пятку, что, в общем-то, тоже было не так уж и плохо, если так можно сказать. Но все эти холсты в красивых резных рамах казались Нерису неживыми, тусклыми, неинтересными, стандартными даже. Словно они жили сами по себе, не зная, кто такие продавцы. Возможно, он просто уже привык настолько поднимать свои планки, что никто не мог под них подстроиться, стать эдаким идеалом. Просто потому, что идеалы быстро надоедают, то есть идеалом есть что-то всегда интересное, неосущесвимое по сути. Как и эти картины. Дети, девушки, леса, озера, лики святых и прочее и прочее. Просто обычное срисовывание, ничего такого. Ни в художниках, ни в их произведениях.

Продавец одиночества остановился перед очередной картиной, рассматривая её уже без бывалого интереса. Приятные, на удивление живые тона и полутона. Утро. Лес. Весенний, может, летний. Девушка, одетая в длинную белую рубашку, сидит на поваленом дереве над озером, глядя в водную гладь. Нежно голубые волосы распущены и словно бы струятся по небольшой девичьей груди, щекоча кочиками округлые бедра. Нерис внимательней посмотрел на девушку, вглядываясь в её лицо и пытаясь понять, что за выражение на нем застыло.

Подул небольшой ветер, щекоча лицо, освежая пыльный воздух. Хотя, почему пыльный? Обычный лесной воздух. Нерис хмыкнул и пошел прямо к берегу озера, не отрывая взгляда от уже живой девушки. Встав у кромки воды, продавец одиночества внимательно посмотрел на девушку, снова вглядываясь в её лицо. Теперь там было самое обычное, скучающее выражение, чем-то напоминающее его собственное.

— Приветсвую вас, мадмуазель, — поздоровался продавец одиночества и грациозно поклонился, не забывая о манерах. — Зачем вы позвали меня столь бесцеремонным способом?

Девушка подняла на Нериса глаза. Голубой и карий. Что-то это напомнило молодому человеку, но он тут же отмел мысль на второй план, понимая, что сейчас будет работа и очень даже приятная работа. Не зря же его вырвали из родного времени ради этой работы, легкого заказа, который состоится здесь и сейчас.

— Вы ведь сможете продать мне толику одиночества? — сразу же спросила девушка, внимательно разглядывая Нериса.

— Конечно, смогу и я польщен столь интересным способом... заказа. Но позвольте спросить, почему вы не нашли кого-то в вашем времени, из параллельного мира, например.

— Видите ли, сейчас пути в другие миры несколько закрыты из-за непонятных нам обстоятельсв, а я не могу больше ждать, так как художник сегодня уезжает.

— Так значит, вы просто хотите попозировать? — чуть усмехнувшись, спросил, хотя больше подтвердил Нерис.

— Да, — просто ответила девушка и снова посмотрела на водную гладь, в которой отражалась она сама.

Продавец одиночества приподнял одну бровь и предложил девушке руку, чтобы она спустилась к нему поближе, и они поговорили более... на равных. Незнакомка проигноировала этот жест, продолжая наблюдать за собой. Или же видя в воде нечто большее, чем кажется людскому глазу.

— Вы знаете, какова будет ваша плата? — спросил Нерис, скрещивая свободные руки на груди и тоже глядя на воду. Но не видя там ничего особенного для его взора. Вода как вода, не более.

— Стих. Надеюсь, вам подойдет обычный лесной стих, я больше не знаю, — сказала девушка, вновь поворачиваясь к продавцу одиночества и глядя на него своими разноцветными глазами.

— Думаю, можно начать с такой тематики, — кивнул Нерис, зная, что когда вернется домой, то работа закипит и пойдет полным ходом.

— Что ж, тогда слушайте.

Нерис снова стоял в зале музея перед той самой картиной, перед которой стоял до этого, в которую, собственно, и попал. Он погладил рукой свежеисписанный свиток и уже было хотел отправиться домой, чтобы там начать свои нелегкие труды, как решил снова взглянуть на лицо девушки, изображенной там. Да, так и есть. Теперь даже не лицо, весь образ, вся картина была пропитана неким благовейным одиночеством, которое даже не хотелось нарушать. Сделка удалась на славу. Нерис направился к выходу, бросив мимолетный взгляд на название. "Шарль Гергит. Одинокое утро".