Женька (джен)

Сначала я думала, что ненависть — это где-то далеко, это какая-то страшная сказка, а потом мама вышла замуж и у меня появилась сестра. Вот так сразу, до этого я о ней только слышала, а увидела впервые на свадьбе. Мы даже не познакомились, я была со своими школьными подружками, мы пили по разрешенному глотку шампанского и смеялись. Красивые, в потрясающих платьях, такие взрослые. Я даже не поняла, что это моя новая сестра с туфлями в руке босиком пробежала по залу и хлопнула дверью, просто подумала, что рослая девчонка, плоская и коротко остриженная, больше похожа на парня, и забыла о ней. Оказалось — сестра. Оказалось — не совсем.

Нас поселили в одну каюту и сначала я даже не поняла, что в ней делает какой-то незнакомый парень, почему он лежит на постели в коротких шортах, выставив покрытые темными волосками ноги и, закрыв глаза, слушает в больших наушниках музыку, покачивая в такт свешенной с кровати ступней и фальшиво подпевая.

Я стояла растерянная в окружении своих чемоданов, и ничегошеньки не понимала. Это потом я узнала, что родители специально нас не знакомили, решив, что после их свадьбы мы никуда не денемся, придется привыкать друг к другу. Это потом я узнала, что мой новый отец стесняется своей… своего… ребенка, короче. А мама всегда краснеет и отводит глаза, когда он входит в комнату. Это было так странно.

А моя «сестра» в первую же неделю принесла фингал под глазом, подравшись со знойным Марио, от одного раздевающего взгляда которого я замирала, будто пойманная светом фар лань. Марио работал стюардом и уже несколько раз, вместе с заказом, приносил маленькие букетики цветов. «Сестра» сказала, что защищала мою честь, что Марио… в общем, поспорил он на меня, пришлось драться, иначе бы не отстал. «Сестре» я сказала спасибо и спокойно жила до конца круиза без букетиков и знойных взглядов. Хорошо, что родители ничего не заметили, они были счастливы и в своем счастье никого и ничего не видели вокруг.

А потом медовые десять дней закончились и мы вернулись домой. Теперь я и «сестра» должны были делить одну комнату и одну школу. На семейном совете я приняла сторону «сестры», чем очень удивила маму и нового папу. Нас было двое против двоих, но после долгого молчания и еще более долгого разговора на кухне за закрытыми дверями, старшее поколение разрешило попробовать. И в школу я пошла не с сестрой, а с братом. С хорошим именем Женя.

И я начала познавать мир ненависти. Он оказался совсем близко, просто раньше я его не замечала. Оказалось, людям нравится ненавидеть тех, кто не похож на них. Каждый день я боялась за Женьку, что узнают, что его покалечат или даже убьют. Все это оказалось не страшилками, которыми пугают книги и сериалы, а реальностью. Подсмотреть пароль от Женькиного ноута было не сложно и я окунулась в эту, другую реальность, чувствуя нарастающий ужас. Женька общался с такими же как он — не такими как все, — и оказалось, что Женьке еще повезло: его не пробуют «лечить», не выбивают дурь из головы, не калечат и не заставляют пить таблетки. Ему не приходится сбегать из дома или города, когда открывается «постыдная» правда, его не поджидают с огрызками арматурин бывшие друзья…

Женька гонял с одноклассниками в футбол, а я сидела на трибунах и дрожала от страха за него. Ребята смеялись, говорили, что я, тихая домашняя девочка, влюбилась в одного их них и не придумала ничего лучше, чем ходить на тренировки брата. Они пытались угадать, в кого я влюблена, а я просто охраняла Женю, чтобы, если вдруг все откроется, он стоял перед разъяренными парнями не один.

Мне казалось странным, что папа, такой замечательный со мной, понятия не имеет, как разговаривать с Женей и постоянно ругается с ним, а мама… так и не перестала краснеть и смущаться, когда Женька заходит в комнату.

Ему давались языки, а мне физика и алгебра с геометрией, и мы подтягивали друг друга, он меня заставлял выговаривать несуществующие звуки, а я его — решать задачи.

Однажды Женька прибежал домой перепуганный, с выпученными глазами. Я уже решила, что все, его раскрыли и теперь… я не знала, что теперь, но что-то очень страшное. К тому времени я уже хорошо понимала, как опасно в нашем мире быть «не таким», «неправильным», «другим». Но оказалось, что Женьку просто-напросто пригласили на свидание. Я так хохотала, что он, обиженно сверкнув глазами, пулей выскочил из нашей комнаты, а вернувшись, вылил мне на голову целый стакан ледяной воды. Мы поругались, потом помирились. А после сидели вдвоем на одном подоконнике, каждый в своем одеяле, и шептались до полуночи, пока мама не разогнала нас спать.

Первое свидание… а Женька не мог на него пойти — боялся. Очень хотел, ему нравилась Иришка, но он не мог.

* * *

А потом у Женьки начала расти грудь. Совсем чуть-чуть, но заметив это, он выкурил одну за другой целую пачку сигарет перед распахнутым в зиму окном и два дня провалялся с отравлением и простудой. Общество ненавидело Женю. Просто так, за то, что он существует и имеет наглость хотеть быть собой, а Женька ненавидел свое тело. Он называл его предателем и я все чаще видела брата с сигаретой во рту.

Он стал мрачным и неразговорчивым, а я скучала по нашим вечерам на подоконнике. Однажды, лежа уткнувшись носом в стену, Женька глухо сказал, что влюбился. В ту самую Иришку, с которой ничего не могло быть. К тому же она уже встречалась с Лешей — лучшим другом Жени.

А потом я увидела темную линию на длинном рукаве и, еще ничего не понимая, поймала руку брата в свои. И не сдержалась, закричала, когда задравшаяся ткань обнажила израненную кожу.

Все то, о чем я читала в интернете, пришло в мой дом.

Родители стыдились Жени, когда у нас бывали гости, они говорили только обо мне. Нахваливали, гордились. Брат молча терпел, а мне за него было очень обидно. Я даже — после одного такого вечера — поругалась с родителями и почти неделю с ними не разговаривала.

Женя начал пропадать до ночи, от него стало вонять перегаром. Мы больше не занимались вместе, он не заставлял меня ломать язык, а я… почти не видела его, когда бы мы решали задачи? Женя и школу пропускал.

И я не выдержала, однажды притворилась больной, съела перед сном три порции мороженого и на утро поздоровалась с мамой осипшим голосом. Меня оставили дома и я, дождавшись, когда родители уйдут на работу, украла из Жениной сумки ключи. Его уже полтора месяца никто по утрам не будил, а когда я говорила, что так нельзя, мама и папа пожимали плечами, повторяя, что это его выбор. Женькины ключи, как и свои, я спрятала в пакет с рисом. Этаж у нас седьмой, так что, решила я, брату придется меня выслушать.

От спящего Женьки разило перегаром. Я не стала ждать, когда он проснется сам, растолкала кое-как и закатила ему форменный скандал. Впервые в жизни. Никогда и ни на кого я еще не орала, но для первого раза у меня получилось хорошо. Женька — всклокоченный, помятый и опухший, с нездоровым зеленым оттенком лица — сидел на краю своей постели, кутался в одеяло и смотрел на меня такими круглыми от удивления глазами, что мне приходилось сдерживаться, чтобы не засмеяться. Нельзя было.

Я ему все высказала. И что люблю его и волнуюсь за него, а он дурак, раз этого не видит, и что если он сегодняшним вечером снова попрется к своей новой компании, то я пойду с ним и тоже буду пить. И завтра пойду, и послезавтра. И курить начну. Потому что он замечательный, и если у него нет сил и желания за себя бороться, то у меня их найдется на двоих. И раз больше никто в него не верит, даже он сам, то верю я. Разве этого мало?

А потом мы говорили. Долго. Я много слушала. Это был страшный разговор. Он резал нас обоих по живому, но одновременно приносил облегчение. Теперь я знала, что думает и чувствует брат, а он — что у него есть я.

И до самого прихода родителей мы сидели рядышком и переговаривались шепотом, потому что я от крика по-настоящему осипла, а Женька… Женька за компанию.

Он старался исправиться, я видела, но получалось у него плохо. Со мной Женька улыбался и шутил, но когда думал, что я не вижу, снова замыкался в себе и отгораживался ото всех поднятыми плечами и натянутым на голову капюшоном. Он ходил в школу и перестал пить, только курил еще иногда, но я понимала, что это он только притворяется ради меня, а на самом деле ему плохо.

Вскоре после нашего разговора уже не выдержал Женя и все о себе рассказал Лешке, когда тот был у нас дома, в нашей комнате. Даже бесформенную кенгурушку задрал, демонстрируя обмотку на груди. Я охнула и уже было кинулась их разнимать, когда Леша удивил нас обоих — спокойно выпустил из ноздрей сизый дым и сказал, что все знает.

У Женьки в этот момент стало такое глупое лицо, что я рассмеялась. А через пару секунд мы хохотали уже втроем.

С того дня Женька в очередной раз изменился. Ко мне вернулся мой брат, с которым можно было сидеть на подоконнике, поджимая под себя босые ступни, болтать обо всем на свете и ломать свой язык о слова чужого.

И тогда я поняла, одной меня Женьке было мало, чтобы не падать от сбивающего с ног ветра неправильности и осуждения, зато теперь, когда нас стало двое, он, возможно, сможет устоять.