Сейчас я уже ни о чем не жалею... (гет)

Дорогая моя, любимая, я рад сказать, что сейчас уже ни о чем не жалею.

— Да и не удивительно… — тихо прошептал один из группы мужчин, стоящих у стола. — Не обращать внимание на дела мужа может только сволочь, а с такой он не проживет. Никто не проживет, — прошептал и быстро оглянулся. Видимо, не увидев того, кого искал, быстро вернулся к обсуждению «важных» вопросов.

Я понимаю, в последнее время на тебя свалилось немало проблем, но, пожалуйста, давай на некоторое время забудем о них.

Женщине, стоящей за углом в полумраке, все было слышно просто отлично. Она поправила немного сбившуюся хитроумную прическу, быстро утерла выступившие слезы платком и уверенно, по мнению всех присутствующих, направилась прямиком к столу с напитками.

Давай представим, что все хорошо, давай сделаем это вместе!

Ей претила вся показная роскошь этих залов: люстры, картины, окна. Даже по полу было страшновато ходить. А ещё эти лакеи, подчёркнуто вежливые с явно нежеланной гостьей.

Что бы ты сделала, если бы прямо сейчас мы вдвоем, только ты и я, уехали далеко-далеко за океан?

Хотя больше всего её бесили люди во фраках, постоянно обсуждающие две вещи: политику и деньги. В последнее время добавилась ещё одна тема — смерть мужа. Целых два месяца — все время, что она появлялась на этих приемах — они будто соревновались в том, кто сумеет более изощрённо оскорбить то, как она, по всеобщему решению, безучастно относилась к человеку, который её «принял, согрел и накормил!».

Я уверен, что смеялась бы и шутила. Мы бы наконец провели время вместе, прямо как ты и мечтала.

На резном дубовом столе, дорогом, как и все остальное вокруг, стоял стандартный набор: три бутылки виски, пять вина и одна — водки. Шампанское приносили по заказу, но и оно было элитным и оттого жутко дорогим. Женщина взяла один из бокалов и до краев наполнила его похожей на воду жидкостью. Выпила залпом, и, чуть качнувшись, направилась к окну.

А теперь пойми меня: я правда люблю… Любил этот мир, любил тебя, мечтал гулять, не думать ни о чем, но…

Ходить на каблуках в любой ситуации стало давно привычным, вот и сейчас, когда другой человек упал бы, не пройдя на таких шпильках и метра, ноги будто сами собой шли, не подключая голову хозяйки.

Работа. Ты знаешь, да, а к сотому прочтению уже и прочувствовала.

Лицемеры.

Твари.

Редкостные мрази.

У окна приткнулся столик на двоих. Изначально он использовался только для тех случаев, когда нужно было решить какой-либо очень щепетильный вопрос. Убийство высокопоставленного чиновника, например.

Я… Пытался противостоять, но чувствовал, как становлюсь таким же. Таким же гадким, двуличным, мерзким.

С некоторых пор за ним не сидел никто, кроме нее.

Я не хочу, чтобы ты это видела, не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.

С тех самых пор, как над ним повесился Григорий.

Я знаю, ты бы старалась, ты каждый раз говорила: «Мы справимся, все обязательно будет хорошо, хорошо…»

Гришечка.

Я бы даже кивал! Соглашался бы с каждым словом внешне.

Не внутренне.

Гришуля…

Оно уже сейчас разъедает меня! Я не могу так больше!

Под окном уже два месяца заносило снегом машину. Машину, которой было обещано много прекрасных поездок там, в счастливом Завтра.

Не случилось.

Прости…

Как-то так получилось, что это Завтра мигом почернело — ровно два месяца назад. В этот день пошел белый, кристально чистый снег.

Какая ирония.

И помни, я всегда тебя любил. Больше жизни.

К полуночи залы опустеют, и тогда, может быть тогда, она перестанет «грустить».

Она улыбнется, даже как-то хищно, смотря прямо в окно и думая: «Хорошо, что каблуки такие высокие», лёгким движением ноги отодвинет стул.

Она готова.

Прощай, Милен…

«Ты сказал мне «прощай», но я не слабачка!»

Прощай.

Лучше уж «Привет».