Сестры (джен)

— Как тебе? — спросила Атина.

В равных джинсах, цветастой футболке и кедах она выглядела чертовски привлекательно. Бланка тайно любовалась своей старшей сестрой и завидовала ее роскошным шелковистым черным волосам, заплетенным сейчас в несколько длинных косичек. Черные очки и пляжная сумка в руках — Атина стояла напротив заросшего паутиной напольного зеркала и придирчиво оглядывала себя.

— Круто. Как всегда, — сказала Бланка. Она сидела на стуле в глубине комнаты и видела свое унылое отражение рядом с зеркальным двойником Атины. Невысокая, тощая, тонкими белесыми волосами напоминает моль, непримечательное лицо с серыми бесцветными глазами. В зеркале отражалась нескладная девочка-подросток, похожая на маленького жирафа, острые покрытые ссадинами от падений на велосипеде коленки, несколько ржавых веснушек на светлой коже и в довершении всего совершенно плоская грудь. Бланке хотелось утопиться. Может, под водой волосы будут красиво лежать, а не будут висеть как крысиные хвостики. Хотя русалки обычно бывают красивые, поэтому ей бы не дали утопиться — чтобы не портила статистику. Все как всегда.

Она всегда мечтала выглядеть такой, как Атина. Быть такой же уверенной в себе, смелой, общительной, непредсказуемой, и, конечно, дьявольски красивой.

— Ну, я пошла, — сказала сестра и Бланка грустно кивнула ей. Атина тряхнула косичками, закинула пляжную сумку за плечо и шагнула в зеркало. По его поверхности пошла рябь, оно вздулось пузырем, открывая проход, и скоро снова отразило грязный пол, унылые стены с ободранными выцветшими обоями, облезлый стул и сидящую на нем невзрачную девочку.

За те три часа отсутствия сестры Бланка успела вычеркнуть почти все дела из списка, который составила у себя в голове. Она так и представляла себе черный грифель, вычеркивающий пункты один за другим. 1. Подмести в комнатах — что-то слишком грязно, хотя до того чтобы пройти с мокрой тряпкой по корпусу телевизора и серванта дело не дошло, 2. Заварить чай, 3. погладить скатерть, 4. собрать на стол.

Когда солнце, если бы оно не висело над горизонтом в одной позиции (и выбрала же сестра день — медузисто-белый, студеный, еще и осенний, в пустом белом небе кружатся скукоженные листья и полупрозрачные тонкие призраки ушедшего лета), уже бы опустилось за горизонт, а чай давно остыл, Атина пришла обратно. Одной рукой она тащила свою добычу, из другой не выпускала пляжную сумку. Атина выглядела немного уставшей, помада смазалась, но глаза поблескивали торжеством. Она улыбнулась Бланке, и вывалила на пол их ужин. Тот слегка застонал, больно ударившись животом об пол. Ужин был молодым парнем лет восемнадцати, загорелым, в зеленых шортах и цветастой гавайской рубашке. На одной ноге у него был белый шлепанец, вторая была босая, на подошве — песок с пляжа, наверное, второй шлепанец свалился, пока Атина тащила его за зеркало.

— Прости, что задержалась! Чертовски нерешительный попался. Пришлось раскачивать его полдня!

Они отнесли ужин в обеденный зал и уложили его на длинный накрытый белой скатертью стол. Бланка полчаса стояла со старинным ржавым утюгом, разглаживая все складки и неровности скатерти. Похожей на погребальный саван.

Десять огоньков свечей (пальчиковых, из дешевого супермаркета), зловеще преломлялись в зеленых старинных бокалах, несколько эклеров с белковым кремом лежали в упаковке у вазочки с конфетами. А поперек стола лежало бессознательное главное блюдо — лежало очень невинно, с закрытыми глазами, бронзовая кожа поблескивала в мерцании свечей, на щеки налипли песчинки. Бланка представила, как они не едят его, а он остается с ними, узнает их ближе и непременно влюбляется в нее. Наверное, целовать его ей бы понравилось. Но она знала, что если бы так и случилось (но Атина не позволит), он бы предпочел ее красивую старшую сестру малолетней дурнушке.

Атина переоделась в винтажное платье бежевого цвета с высоким воротником под горло, рукавами-фонариками и кружевными вставками на лифе, расплела волосы и стала похожа на мстительного призрака из малобюджетного ужастика. С мерцающими глазами, красными губами, только большого ножа не хватает, а так все как полагается. Бланка осталась в своем растянутом джемпере с веселой собачкой, вышитой на груди, бесцветные волосы свешивались ей на лицо. Она могла бы переодеться, как сестра, старинных переложенных высохшей лавандой от моли винтажных платьев было полно в комодах этого дома, но Бланка знала, что даже в королевском платье восемнадцатого века будет выглядеть нескладным подростком, и поэтому не утруждалась.

Атина прочла застольную молитву, Бланка сидела со сложенными куполом ладонями и смотрела на тело того, кем они собираются утолять свой насущный голод, незаметно для сестры прикоснулась к его волосам и провела по ним рукой несколько раз, волосы были похожими на перья, и происходящее казалось ей фарсом. Можно же обойтись без этих прелюдий? Но прелюдии нравятся Атине.

Закончив с молитвой, Атина вытащила из кармана маленькое зеркальце, подула на него и поднесла к губам юноши, выглядящего очень невинно и правильно рядом со стаканами и тарелками. Словно он — актер, снимающийся в авторской фотосессии для модного журнала. Когда она убрала зеркальце, на поверхности его плавало что-то светящееся, бурлящее, ослепительно-белое. Бланке хотелось зажмуриться. Она не в первый раз принимала участие в этом ритуале, но каждый раз ей хотелось зажмуриться.

Атина требовательно постучала по зеркальцу, и субстанция вывалилась в воздух, и повисла над столом, как маленькое облачко, мерцающее и переливающееся, как крошечный макет вселенной, или фосфоресцирующая под толщами воды медуза. Белым сиянием озарило сосредоточенное лицо Атины, ее волосы и платье, скатерть, зеленые бокалы и сплетенные для молитвы пальцы самой Бланки.

Это была его душа.

Бланка прекрасно знала, как выглядят души. А еще знала, что на вкус они божественны, как шипучая газировка, только что из холодильника.

— Кушать подано, дорогая сестрица, — сказала Атина, ее глаза хищно поблескивали, точно так же, как и зубцы ее серебряной вилки. Эту вилку она воткнула в плавающую субстанцию и разделила ее на две части. Потом наколола свою часть на вилку и поднесла ко рту. Она ела, неспешно откусывая, медленно пережевывая, позволяя шипучей сладости стекать по стенкам пищевода, растягивая удовольствие на столько, на сколько можно. Бланка взяла свою порцию пальцами, от чего те моментально замерзли. А потом начала есть. Она тоже глотала с удовольствием, вкус сладкой газировки ударил ей в нос, обжег гортань, закипел в ушах, и стало больно между бровей, как тогда, когда пьешь сильно холодную воду. Бланка представляла, как мерцающий свет озаряет ее внутренние органы, растворяется в ней самой, поддерживая ее жизнь. Она смотрела на лицо юноши, мирно лежащего на столе, хотела отвести взгляд, но подумала, что это будет нечестно по отношению к нему. Закончив поглощать душу, Атина облизнулась и посмотрела на сестру. В этот миг юноша, спящий между ними, мирно умер во сне.

Атина дунула на его тело, оно стало сжиматься, превращаясь в плоский белый камень. Бланка унесла камень на камин, к десятку таких же. Потом вернулась с пыльной бутылкой белого вена из местных погребов. Скатерть легла пропастью пустоты.

— Наливай вино, думаю, мы заслужили, — и Бланка наклонила тяжелую бутылку и наполнила зеленые бокалы из серванта.

— За нас, — Сказала Атина и протянула свой бокал сестре.

— За нас, — эхом ответила Бланка. Печальный звон, отблески пламени в вине, напиток горчил и бил в нос, как любой алкоголь. Бланке не очень понравилось, особенно после только что съеденного блюда это было, как пить ослиную мочу, но она не хотела разочаровывать сестру. Атина протянула руку через стол и взъерошила волосы Бланки. Та несмело улыбнулась. Так закончился их вечер.