Beauty in the Breakdown (гет)

Сейчас.

— Чего ты ждешь?

Она уставилась на меня обезоруживающим взглядом; клянусь, я увидел весь мир.

И мир был моим.

— Я презираю тебя! Ты все, что делает этот мир дрянным, Драко Малфой. Все! И поверь мне, умри ты, по тебе бы не тосковали!

Ее волосы, спутанную коричневую массу, трепал ветер, но каким-то образом они казались красивыми на фоне золотых и красных листьев, танцующих вокруг нее.

Она улыбнулась.

По какой-то причине я улыбнулся в ответ.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что кровь не единственное, что имеет значение?

Она прислонилась головой к стволу дерева, грубая кора резко контрастировала с ее кожей. Она мотала ногами взад-вперед, раскачивая под собой ветку. Я боялся ее падения, но она сохраняла равновесие.

Она всегда сохраняла чертово равновесие.

— Спускайся оттуда, — сказал я, раздраженный необходимостью смотреть на нее, запрокидывая голову.

Она рассмеялась.

— Поднимайся сюда!

Я нахмурился.

— Так печально, не правда ли, Малфой? Ты даже думать начинаешь только тогда, когда отец тебе скажет.

— Боишься, Драко? — поддразнила она.

— Нет, — выплюнул я.

— Тогда давай! — Она сдвинулась и похлопала по освободившемуся на ветке месту. — Я не позволю тебе упасть.

Я уже упал, утонув в любви.

— Я уже упал.

Она покачала головой, и спутанные кудри упали ей на плечи, и я не смог сказать, почему был так очарован.

— Ты был одинок, когда упал. Теперь все иначе.

Ты даже не представляешь насколько.

Я фыркнул.

— Ты мне не нужна.

Она ничего не сказала. Она и не должна была.

— У тебя всегда находятся оправдания тому, что ты второй. Почему бы как-нибудь это не решить или просто отпустить ситуацию? Сделай хоть что-нибудь.

Мы долго смотрели друг на друга, и когда моя шея начала болеть от взгляда вверх, я решил, что уже достаточно.

— Ладно, я поднимусь.

Ее улыбка стала шире, что заставило меня быстрее взобраться на чертово дерево. Оно было высоким. Высоким и разлапистым. Оно росло на самом краю территории Хогвартса, его ветви тянулись в разные стороны. Осень окрасила крупные листья в золотой и красный цвета, которые я обычно презирал… но в наши дни ничего не было по-настоящему обычным.

Я сидел рядом с ней на месте, которое она освободила, крепко держась за ствол. Убедившись в том, что нахожусь в безопасности от падения, я повернул голову и послал ей торжествующую ухмылку.

— Ничего сложного.

Она закатила глаза.

— Конечно нет, только не для тебя.

Она сократила небольшое расстояние между нами и прижалась, прислонив голову к моему плечу. Подхватила под локоть.

— Видишь, — сонно сказала она, — если ты упадешь, то и я упаду.

Хотел бы я, чтобы это имело смысл.

— Значит… не то, чтобы это когда-либо произойдет… но вдруг ты бы решил не становиться Пожирателем смерти и не пугать народ? Кем бы ты был? Потому что, честно говоря, ты мог бы достичь намного большего, но ты слишком слеп, чтобы это увидеть.

Вокруг было серо. Я был в месте, где все было серым. Ничего черного или белого. Все было таким простым. Либо черное, либо белое — и ничего между ними. Я хотел, чтобы все было таким, как прежде. Черное. Белое.

Не этот серый.

Мой отец являл собой все, чем я хотел стать. Мой отец являл собой все, во что я не хотел превратиться. Белое. И черное. Я чувствовал оба, так что все стало серым. Поэтому прими меня таким, какой я есть.

Поттер был переоцененным нытиком, которому все поклонялись. Гарри Поттер был измученным героем, который просто пытался жить нормальной жизнью, но не мог, потому что от него ожидали спасения мира. Белое. Черное. Но я вижу, чувствую, узнаю́ чертов серый.

А потом. Она.

— Кто-то может заметить нас, — сказал я, почувствовав, как она напряглась рядом, и знал, что ей нравится все только черное и белое. Я знал, что она пытается сделать происходящее между нами черным и белым. Так же, как и раньше, но только наоборот. Вывернутые версии того, чем мы были когда-то.

— Все на квиддиче. Никто нас не заметит, — сказала она спустя мгновение.

— Я должен там быть. Наблюдать за другими командами. В конце концов, Слизерин играет с Рэйвенкло на следующей неделе.

— Полагаю, ты должен там быть. И я должна быть там, болеть за свой факультет... но мы здесь, — тихо произнесла она, утыкаясь носом в мою шею.

И это не имело никакого смысла.

— Если мы собираемся отбывать наказание вместе, мы можем хотя бы быть вежливы ...Как думаешь, возможно ли, что мы могли бы просто забыть, кто мы друг другу? Хотя бы на время.

Подул ветер, и листья продолжили танец, и мы сели на дерево, которое я когда-то поклялся сжечь.

Вопросы и ответы висели между нами в воздухе. Они висели там с самого начала. И иногда она отвечала, а иногда я спрашивал. Иногда мы признавали неизбежное, но ненадолго.

Знаете, мы этого хотели. Черное и белое.

Мы стремились к реальности, в которой нелогичность черного облака, белой ночи, черной розы и чистокровного с грязнокровкою имела смысл.

Это не было просто интрижкой. Это была не та любовь, о которой мечтали все девушки, даже слизеринские. Это была не любовь. Это был конец всему. Край всему. Чертово завершение. И мы с Гермионой… мы только что достигли предела пылающей ненависти, и нам не оставалось ничего, кроме как упасть.

Это не должно было иметь никакого смысла.

Иногда мне казалось, что потихоньку влюбляюсь только я. Она проживала дни, как будто ничего не изменилось. Ее дружба с Поттером и Уизли была как никогда крепкой, даже несмотря на то, что Гермиона действовала за их спинами и имела дело с одним из их злейших врагов. Держалась с гриффиндорской гордостью, как будто не она пряталась по углам с королем Слизерина. Она относилась ко мне так, словно я годами был ее любовником, а не человеком, который презирал ее за то, кем она являлась.

Она сохраняла равновесие, а я спотыкался, расстроенный и глупый, пытаясь найти какое-либо подобие нормальности во всем происходящем.

Она сводила с ума.

— Поцелуй меня.

Да, чертово безумие.

— Малфой! О, мой... Малфой! Ты упал? О чем ты думал?! Ты в порядке? Скажи хоть что-нибудь!

Я давно хотел поцеловать ее. Может быть, с той ночи на четвертом курсе, когда впервые осознал, что она была женщиной, да еще и привлекательной в своей простоте. Однако я отогнал эти мысли, потому что она была грязнокровкой, и, вероятно, наградила бы меня какими-либо заболеваниями. Скорее всего, на вкус она была ужасна. Но прежние мысли и желание вернулись в полную силу в тот день, когда она склонилась надо мной со взволнованным выражением лица и сказала, что я должен быть абсолютным идиотом, если не в состоянии удержать равновесие на таком крупном дереве.

— Да Мерлина ради, ты же в квиддич играешь!

Я по сей день виню сотрясение мозга за то, что заставило меня заметить, как прекрасны ее губы.

Я по сей день виню сотрясение мозга за то, что возжелал что-то совершенно запретное.

Боже, я хотел ее.

И теперь она была моей, и по какой-то чертовой причине страстное желание обладать ею было по-прежнему со мной. Даже сейчас. Даже сейчас, когда мои губы касались ее, оно кружилось в моей груди, словно белый комок боли, которая усилилась, когда она прикусила мою нижнюю губу и обласкала лицо с нежностью, которую я не мог осмыслить.

— Я тоже не понимаю. Думаешь, я хочу к тебе подобное чувствовать? Не хочу, вообще ни разу. Но я не могу это больше игнорировать. Так куда нас это заведет, Малфой?

Иногда мне было интересно, что подумали бы отец и мать, увидев меня сейчас. Будут ли они слишком потрясены, чтобы вспомнить о злости? Пожалеет ли меня мать за то, что я попал под некое заклинание? Отречется ли от меня отец, лишив имени?

Буду ли я слишком поглощен Гермионой, чтобы беспокоиться об этом?

Да.

И это не должно было иметь никакого смысла.

Громкий рев взволнованной толпы раздался со стороны квиддичного поля; Гермиона разорвала поцелуй, посмотрела в сторону звука.

— Должно быть, Гарри поймал снитч, — сказала она с блестящими гордостью глазами и знающей улыбкой.

Привычная зависть к Гарри Поттеру и нечто более яростное охватили меня, и я зарычал.

— Думаю, ты захочешь пойти поздравить его с тем, насколько он прекрасен. Полагаю, захочешь поклониться ему вместе с остальными.

Она посмотрела, пораженная моим тоном. Я ожидал, что она разозлится и отчитает, как обычно делала, когда я говорил о Поттере нечто подобное. А это происходило постоянно. Я ожидал безжалостного взгляда и показного пренебрежения. Но не получил ничего из этого.

Она только покачала головой.

— О, Драко… — сказала она и грустно улыбнулась. Наклонилась и нежно поцеловала.

С этим поцелуем я узнал, что она моя. Белое. Но у нее всегда найдется место для Поттера, которое окажется прямо над моим. Черное.

— Увидимся позже вечером, — сказала она, и с умением, которым я всегда восхищался, переползла через мои колени и спустилась по дереву, не отрывая от меня взгляда.

И серое.

Когда она благополучно оказалась на земле, то почти повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась и хмуро уставилась на меня.

— Что? — отрезал я.

— Ты сможешь спуститься, не свернув себе шею, — спросила она очень серьезным тоном.

Я сощурился.

— Не глупи. Уходи. Поспеши к своему Поттеру, Грейнджер, прежде чем он начнет интересоваться, где же ты.

Она долго смотрела на меня. Солнце опускалось за горизонт, освещая землю красным. Теплый свет поймал ее глаза и превратил их в глубокий золотисто-карий.

Они пылали.

— Жаль, что мне нельзя тебя любить, Драко.

Черт, как же они пылали.

Снова поднялся ветер, взметая вокруг нее листву, сияющую в лучах угасающего заката. Золотое и красное. Я закрыл глаза. Выкинул из головы изображение. Я хотел, чтобы оно исчезло.

Я открыл глаза, и оно исчезло.

— Ты боишься перемен? Я боюсь, иногда. Мне всегда хочется, чтобы все оставалось стабильным и конкретным... но тогда все разваливается. Хорошо это или плохо, но все всегда разваливается. Ты бы подумал, что я должна была уже привыкнуть к этому, но если бы это было так... тогда мы с тобой не казались бы чем-то странным, правда?

Я прислонился головой к стволу дерева и тихо проклял весь мир.

 

Ранее.

— На что уставился, Малфой?

— На тебя, тупая грязнокровка.

Она закатила глаза.

— Да, но почему?

Он долго не отвечал. Просто продолжал смотреть, сохраняя серьезное, но слегка растерянное выражение лица.

— Что, Малфой?! Что?!

— Никак не могу понять.

Она моргнула.

— О чем ты вообще говоришь?

— Ты не красавица.

И она на самом деле не знала, как реагировать, поэтому двинулась вокруг него, чтобы уйти.

Он схватил ее за запястье и заставил повернуться к нему лицом.

— Но в то же время ты именно такая, не правда ли, странно?

Она не смогла встретиться с ним взглядом, внезапно почувствовав неуверенность. Что вполне логично.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, и, насколько я понимаю, ты единственный здесь являешься странным.

Он отпустил ее запястье и сделал шаг назад, улыбаясь.

— Задел за больное, Грейнджер?

Она ненавидела его. Зачем она здесь? Какого черта она здесь?

— До свидания, Малфой.

Она была в нескольких шагах от Драко, когда тот снова заговорил.

— Знаешь, что действительно странно, Грейнджер? Тот факт, что я наслаждаюсь этими «визитами» больше, чем должен. Тот факт, что некоторое время назад я обнаружил, что ты самое отвратительное в мире, но теперь… — он замолчал, его голос был неуверенным.

Она не хотела слышать этого. Не от него. И на мгновение она задумалась, было ли происходящее реальным. Она задумалась, действительно ли Драко Малфой говорил ей эти невозможные слова.

Это не могло быть реальным.

Она сократила между ними расстояние. Он был поражен и попытался сдвинуться назад, но отступать было некуда — спина уперлась в дерево.

Это дурацкое дерево.

Ее лицо находилось от его на расстоянии не более пары сантиметров, и она видела, что он больше не выглядел привычно собранным. Больше не был спокоен. Больше не был безразличен.

Это не могло быть реальным.

Она могла доказать, что это не было реальным. Она докажет, что это не так. Она могла. Она бы…

Она поцеловала его.

Реальность бывает переменчивой.

 

Сейчас.

Не было времени на потом.

Драко стоял на коленях, обнимал меня за талию. Он шептал что-то напротив моего живота.

Я не знаю что.

Возможно, он просил, но он слишком хорош для этого, правда?

Возможно, он молил, но он слишком хорош для этого, правда?

Холодно. Осенняя прохлада наконец начала наступать. Все еще дул сильный ветер, и листья рассеивались вокруг нас, но они больше не были золотого и красного цветов, которые я так сильно любила. В лунном свете они были бесцветны. Все было бесцветно. Просто выбеленное свечение.

Впрочем, это ему подходило. Он сиял серебром, и почему-то это делало его недосягаемым. Каким-то образом это делало его чистым. Но это не было правдой.

Я прикоснулась к нему, он далеко не чист.

Я вернулась спустя несколько часов, он стоял, прислоненный к дереву. Я была рада увидеть его там.

Все еще там.

Мы не могли продолжать возвращаться сюда. Приближалась зима. Становилось холоднее. Дерево умирало.

Как и мы.

Мы оба об этом знали. Мы оба игнорировали это. Но сегодня осознание сильно ударило меня, и я знала, что если это не закончится сейчас, тогда все сильно...

Усложнится. Как еще это можно назвать?

И я ему сказала.

Думаю, это и привело нас к такому положению. Все должно было быть по-другому. Он должен был кивнуть головой и согласиться. Мы должны были расстаться под умирающим деревом.

Просто, правда?

Он внезапно отпустил меня и встал. Посмотрел на меня, и я не смогла прочитать его выражение.

— Драко? — осторожно позвала я.

— Нет.

Я нахмурилась.

— Что?

— Это еще не конец, — сказал он, и меня обеспокоило отсутствие эмоций в его голосе. Никакого гнева. Никакого раздражения. Никакого убеждения. Никакой привязанности. Ничего.

Ничто в жизни никогда не было простым. О чем я только думала?

— А должен быть конец, — ответила я.

— Не глупи, — тот же монотонный голос.

Я недоверчиво посмотрела на него. Кто этот парень, что стоял передо мной?

— Не глупить? Глупо то, что мы продолжаем эти отношения! И тебе это известно! Я знаю, что ты делаешь. Из-за этого мы рискуем всем.

— Почему для тебя все настолько просто? — Наконец эмоции. Негодование. Ярость.

— Просто?

— Для тебя было просто начать. Тебе было просто и продолжить. И теперь тебе просто покончить с этим. Почему?

— Ничего из этого не было простым, Драко! Ни один момент, который мы провели вместе, не был простым! Слишком много преград, слишком много поставлено на карту, слишком много, чтобы прятаться. Это того не стоит! — я практически прокричала это, и как только слова сорвались с моих уст, я пожалела о них.

Он вздрогнул, его глаза расширились, и я знала, что причинила ему боль. Я знала, что сделала то, чего никто другой не смог сделать. Я собралась извиниться...

Но вдруг он схватил меня и толкнул к дереву.

Я резко выдохнула; теперь единственное, что я видела — его глаза. Лунный свет заставил их выглядеть неестественно яркими, словно металлическими.

Холодными.

— Не стоит? — прошипел он сквозь сжатые зубы. И поцеловал меня. Поцелуй был жесток и властен. Такой, от которого я не смогла бы отказаться. Но поцелуй закончился, и Драко снова посмотрел на меня, скривив губы в ухмылке.

— Повтори, Грейнджер. Посмотри мне в глаза и повтори, что это того не стоит, тогда я отпущу тебя, — холодно произнес он.

И я собралась сказать это снова. Я готова была повторить. Я должна была, потому что если я этого не сделаю, в конечном итоге мы оба сильно пострадаем. Правда, я не хотела. Не хотела. Я хотела, чтобы он снова поцеловал меня. Я хотела остаться здесь, с ним, навсегда.

Подул ветер, и в этот момент стало холоднее, чем когда-либо. Больше листьев слетело с дерева. Они были прекрасны, но они умирали. Они были идеальны, но они умирали.

Я знала, что я должна сделать.

«Скажи это, Гермиона.»

Я открыла рот. Попробовала составить слова.

«Скажи это!»

— Это…

«Скажи!!!»

— Это того не стоит.

 

Ранее.

Ты говорила, что ненавидишь меня.

Я говорил тебе то же.

Так и должно быть. Все именно таким и кажется. И на мгновение мы возвращаемся к моменту начала, и нам обоим это нравится.

Это не длится долго, потому что теперь мы снова влюбляемся друг в друга. Мы не можем сохранить отношения такими, какими они должны быть.

Нам предоставлен выбор, и мы не можем определиться.

Ты хочешь сказать, что это моя вина, потому что я не оставлю тебя одну. Мне нравится говорить, что это твоя вина, потому что ты поцеловала меня первой.

— Имеет ли это значение?

Нет.

 

Сейчас.

Так что выброси из головы.

Черное и белое.

Просто.

Некоторые говорят, словно что-то происходило между Гермионой Грейнджер и Драко Малфоем. Что-то страстное и удивительное.

Но это не может быть правдой — они ненавидят друг друга.

Посмотрите на них, они спорят о чем-то прямо сейчас. Он назвал ее грязнокровкой. Она назвала его сволочью.

Когда она кричит в отчаянии, то лишь уловка света заставляет его глаза смягчаться чем-то совсем далеким от ненависти.

Когда он высокомерно ухмыляется, ее собственная улыбка говорит лишь о насмешке над ним. Это не ласковая, любящая улыбка.

Некоторые люди теряют голову от возможности того, что это отношения «любовь-ненависть». Но это просто безумие.

Здесь должно быть либо одно, либо другое.

Правда?

Правда.

 

Fin