Самый трудный шаг (гет)

Гермиона закусывает губу, разглядывая сферу времени — артефакт с чудовищной силой, которому лучше бы никогда не появляться магам на глаза. И теперь Гермионе нужно решить, что делать: спрятать сферу или передать в Отдел тайн для изучения и применения. С годами тяга к знаниям не ослабла, а вот доверие к людям практически исчезло.

Она словно со стороны смотрит на собственную жизнь и устало качает головой. Не за такое светлое будущее они сражались. Рон прозябает во "Вредилках" и жалеет себя каждую секунду времени, заливая алкоголем несбывшиеся ожидания. Гарри изображает счастливого семьянина, но еженедельные попойки в первом попавшемся баре за углом от Министерства говорят куда больше, чем фальшивые улыбки. А Гермиона... Гермиона пытается не сойти с ума от отчаяния, потому что любит Гарри и не в силах ему признаться в этом. Между ними оборвется последняя ниточка, которая еще связывает, а от Джинни он все равно не уйдет, как бы плохо ни было.

Если бы Гермиона могла вернуться в прошлое. Если бы была чуть смелее. Если бы убедила Гарри не торопиться, узнать Джинни получше, прежде чем бросаться в омут с головой. Гермиона ведь и в Аврорат работать пошла, только чтобы быть ближе к Гарри. Самая умная ведьма поколения, как же! И что толку от мозгов, когда близкие рядом страдают, а она не может ничего изменить.

Сфера призывно мерцает в полумраке, будто слышит ее мысли. Гермиона хмыкает. Вспоминается Арка смерти и застывший напротив нее Гарри, шепчущий что-то едва слышно. Дежавю бьет наотмашь. Гермиона неотрывно смотрит на возможное избавление от сожалений. Ей так хочется пойти на поводу у желания, что она почти видит, как сжимает сферу в руках и поворачивает время вспять. Гермиона замирает на пару минут, а после встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Со временем нельзя играть, последствия могут быть необратимыми. Сфера — не безобидный маховик, который ей выдали на третьем курсе, а средоточие сложной магии, страшной, возможно, темной.

Гермиона ходит кругами вокруг сферы, размышляя, как ее взять, чтобы минимизировать вероятные последствия. Лучше вообще не касаться, решает она, взмахивает палочкой и поднимает артефакт в воздух. Стандартная, казалось бы, процедура, но рука дрожит. Сфера падает и разбивается вдребезги. По полу клубится белесый туман. Гермиона пытается развеять его, но не выходит. Туман поднимается все выше, парализует мышцы одну за другой. Она абсолютно беспомощна, но, как ни странно, не ощущает ни капли страха. Наверное, бояться она тоже слишком устала. Гермиона прикрывает глаза и мысленно просит прощения у Рона, прощается с Гарри и ждет смерти. Кто бы мог подумать, что она будет настолько нелепой.

Под веками мелькает воспоминание, как они с Гарри смеются в палатке, несмотря ни на что чувствуют счастье конкретно в тот момент времени. Тогда они не знали, наступит ли завтра, и действительно жили, а сейчас существуют: замыкаются в панцире из разочарований и боли, не пытаются ничего изменить. Все-таки ей стоило признаться Гарри, возможно, у них появился бы шанс хоть на какой-то отголосок счастья. Обида накрывает с головой, и Гермиона наконец проваливается в пустоту. Ощущение, будто она стремительно падает в пропасть, вот только приземление почему-то так и не наступает.

— Гермиона?

Она резко распахивает глаза и видит перед собой Гарри. Молодого и очень удивленного Гарри, абсолютно точно не того, с которым она встречалась пару дней назад.

— Гарри?

Она пытается незаметно ущипнуть себя за руку, Гарри замечает это и усмехается.

— Все хорошо?

Она прищуривается, пристально разглядывает его и... не понимает. Она жива, явно в прошлом, но когда именно?

— Какой сейчас год?

Если Гарри и кажется вопрос странным, он не подает вида, хотя он ведь наверняка заметил, что она куда старше.

— Девяносто девятый, — улыбается уголком губ. — Надеюсь, ты не скажешь, что Волдеморт нашел способ возродиться, и ты пришла предупредить меня, или что-то в этом духе?

— Так ты еще не женат, — вырывается у Гермионы прежде, чем она успевает себя остановить.

В груди разливается абсолютно иррациональная радость. Кажется, что Гермиона еще может что-то исправить. Неспроста попадает именно в этот год. Мысли о недопустимости изменений во времени она предусмотрительно задвигает в дальний угол подсознания.

— Пока еще нет, — чуть насмешливо откликается Гарри. — И все-таки почему?..

Вопрос повисает в воздухе. Гермиона вдыхает поглубже и начинает говорить, отчаянно надеясь не выдать своих чувств — тех самых, в которых она не признается. А если сейчас?.. Искажение пространства, тут же одергивает себя.

— На задании нашла малоизученный артефакт, о котором пишут так редко, что основная масса ученых считают его выдумкой, — сбивчиво начинает она. — Сфера времени. Конечно, у меня была доля сомнений, что это именно он, но раз я здесь, видимо, не ошиблась, — нервно поправляет волосы и пытается улыбнуться. — Правда не знаю, на сколько задержусь. Возможно, исчезну через минуту, возможно, останусь навсегда. Сфера разбилась, когда палочка в моей руке дрогнула. Вряд ли кто-то в силах предсказать, что будет дальше.

— Ты не моя Гермиона, — растерянно роняет Гарри, — но так на нее похожа.

«Моя» режет по ушам и заставляет поежиться. Звучит практически как насмешка.

— И с ней мне тоже пока лучше не встречаться, — выдавливает из себя она.

Гарри довольно долго смотрит на нее, словно пытается залезть в мысли и понять, что именно с ней не так. А Гермиона рассматривает его и отмечает про себя, что таким Гарри не помнит. А если она попала не только в другое время, но и в иное измерение?.. Глупости! Это слишком фантастично даже для ее жизни.

Вот только Гермиона совсем не помнит озорного блеска в глазах Гарри, как и щетины сразу после победы. А если посмотреть с другой стороны, двадцать лет прошло, мелочи забылись, в памяти остались скорее образы, чем четкие картинки. Да и так ли это важно сейчас? В этом мире ей в любом случае нет места. Две Гермионы Грейнджер не могут существовать одновременно, чтобы временная нить не разорвалась, только если не предположить, что существует параллельная вселенная и другая — из этого времени — Гермиона отправилась на ее место, когда здесь появилась она.

Гермиона вздрагивает, когда Гарри кладет руки ей на плечи и чуть встряхивает.

— Что не так, Гермиона?

Она поднимает на него взгляд и не понимает, почему он настолько спокоен. Будто каждый день у него в комнате появляется новая Гермиона из другого времени.

— Совсем не смущает, что перед тобой подруга детства, которая сейчас старше на двадцать лет?

— Волдеморта убил Экспеллиармус, — пожимает он плечами. — В магическом мире случаются и куда более странные вещи, чем путешествия во времени, — щелкает ее по носу. — Разве не ты весь третий курс была в двух местах одновременно?

Гарри кажется родным и в ту же секунду совершенно чужим. Гермиону не отпускает ощущение, что происходящее — дурацкий сон. Стоит только поверить, и она тут же проснется. А если она спит, то может делать что угодно, ничего ведь не теряет. Тогда она может поцеловать Гарри, не задумываясь о правилах приличия, правда?

— Извини, — шепчет она, встает на мыски и прижимается своими губами к его.

Гермиона ожидает, что он замрет или оттолкнет, но Гарри ей отвечает. Обнимает за талию и углубляет поцелуй, а у нее земля уходит из-под ног, и голова кружится. Связные мысли испаряются, и она наконец отпускает себя. Не анализирует, только чувствует. Где-то в глубине души она понимает, что это не ее Гарри, но ведь так хочется верить. Здесь и сейчас они Гарри и Гермиона без оглядки на возраст и реальность. Ей слишком хорошо, чтобы легко его отпустить. Гермиона запускает пальцы в его волосы и стонет на выдохе. Даже лучше, чем в ее мечтах. Она отрывается, когда воздуха не хватает, а губы уже саднит.

— За такие поцелуи грешно просить прощения, — хрипло шепчет он.

Гермиона жмурится от блеска его глаз. У нее стойкое ощущение, что этого Гарри она совсем не знает. Неужели он так изменился, что она не помнит, насколько ярким может быть его взгляд? А может, она уже очень давно не видела его вблизи? Гермиона протягивает руку, касается кончиками пальцев его щеки и вздыхает. В ее реальности у Гарри полноценная борода, которую он отказывается сбривать то ли из-за безразличия к своей внешности, то ли из-за лени. Она закусывает губу и ловит его чуть затуманенный взгляд. Кажется, их желания совпадают. В этом мире все оказывается куда проще, чем в ее. Возможно, потому что Гарри моложе и еще не научился все усложнять или у него игривое настроение, или просто сиюминутный порыв. Гермиона ведь может прямо сейчас испариться. Привычка много думать не отпускает, а уж сожаление и вовсе въедается в кожу, настойчиво напоминает о себе.

Гарри внимательно наблюдает за ее выражением лица, хмыкает, словно принимает для себя решение, подхватывает ее, делает пару шагов и усаживает на подоконник.

— Даже для Гермионы ты слишком много думаешь, — выдыхает он. — Чего ты сейчас хочешь?

— Тебя, — одними губами шепчет она.

— Что останавливает?

— Джинни.

— Ее здесь нет.

— Но...

Он накрывает ее рот ладонью.

— Тогда в палатке я очень хотел тебя поцеловать, но боялся, что ты оттолкнешь, Рон не поймет, Волдеморт нападет. Нам всегда было некогда думать о чувствах, вечно куда-то бежали, мир спасали, а о себе почти ведь и не думали. Я не заметил, когда ты стала больше, чем подруга, а когда понял, не хотел потерять тебя, если чувства оказались бы невзаимными.

Гермиона, кажется, пропускает пару вдохов, настолько его слова отражают ее опасения и страхи. Получается, они с Гарри ощущают одно и то же, но бегут от чувств, боясь лишиться друг друга. Получается...

— Ты не любишь Джинни?

— Люблю, конечно, но иначе. Она простая и понятная, близкая. Влюблена в меня с детства.

— Но ты несчастен, — говорит Гермиона и прикусывает щеку изнутри.

Она не должна говорить о будущем.

— Значит перетерпеть и забыть тебя не получилось, — едва заметно улыбается он. — Я пытался.

— Это жестоко, — возражает она.

В его взгляде мелькает злость, и Гермиона отшатывается.

— А зажиматься с Роном в каждом углу нет?

Гермиона съеживается под его взглядом, и Гарри словно в себя приходит, обнимает ее, гладит по спине и шепчет какую-то успокаивающую ерунду. Рациональную Гермиону Грейнджер раздирают столько противоречивых эмоций одновременно, что еще немного, и она взорвется. Она закрывает глаза и прижимается к нему что есть силы. Кто знает, сколько у нее времени, чтобы насладиться его близостью. Гермиона чувствует, как Гарри целует ее волосы и улыбается.

— Если я попрошу тебя, обещаешь, что не будешь задавать вопросов? — Он кивает. — Не отпускай меня.

Гарри откидывает ее волосы за спину, прикусывает мочку уха и шепчет:

— Больше никогда.

Дрожь пробегает по ее телу, и Гермиона скрещивает ноги у него за поясницей. Он целует сначала осторожно, будто боится спугнуть, а потом все настойчивее. Гермиона растворяется в его эмоциях, годы ожидания исчезают под его напором. Объятия становятся крепче, она отчаянно отдает все то, что скрывала в сердце на протяжении стольких лет. Ощущает себя желанной и нужной. Судорожно расстегивает пуговицы на его рубашке, чтобы наконец почувствовать обнаженную кожу, пробежаться кончиками пальцев по груди и плечам, спуститься ниже. Когда она расстегивает ремень, забирается в штаны и касается наконец его члена, оба не сдерживают рваного выдоха.

— Ты уверена? — срывающимся голосом выдыхает Гарри.

Гермиона улыбается и сжимает пальцы на члене.

— Как никогда, — откликается она и толкается ему навстречу.

Остальное теряет смысл. Только он здесь и сейчас. Она жаждет принадлежать ему целиком и полностью, предлагает всю себя. Сожаления будут потом.

— Возьми меня, — на грани слышимости шепчет в губы.

Гарри больше не спрашивает. Задирает юбку и входит в нее. Гермиона захлебывается воздухом. Гарри замирает и начинает двигаться резко, почти грубо, но так даже лучше. Грань реальности стирается, и она отпускает себя. Рубикон пройден, только ничем незамутненное вожделение плещется в венах. Гарри забирает боль и отчаяние, дарит чистое наслаждение. Она прокусывает губу и чувствует металлический привкус во рту. А Гарри каждым движением приближает ее к бездне. Гермиона кричит, срывая голос, и хрипло стонет на выдохе. Это даже прекраснее, чем она представляла, — необходимо и чертовски правильно.

— Гарри... — шипит она, впивается ногтями в спину и кусает его за плечо.

— Гермиона... — вторит он, наматывает волосы на кулак и оттягивает их до искр из глаз. — Кончи для меня.

Слова звучат так искренне и похабно одновременно, что спустя пару толчков Гермиона срывается в пропасть и, кажется, теряет сознание, крепко прижимая его к себе.

Реальность раскалывается и утягивает ее за собой, граница между прошлым и настоящим исчезает. Гермиона растворяется в удовольствии.

Когда она открывает глаза, обнаруживает себя на полу той самой комнаты, в которой нашла сферу времени, и обреченно стонет. А чего она ожидала? Морок, застилающий мысли, постепенно рассеивается. Подавляемые так долго желания вырываются наружу в самый неподходящий момент и теперь ей придется с этим жить дальше, видеть Гарри каждый день и делать вид, что ничего не произошло. В их мире в общем-то и не произошло, вот только для Гермионы все уже не будет как прежде.

Она вздыхает и осторожно садится. Опирается спиной о стену, зажмуривается. Наверное, могло быть и хуже? Она могла бы и не узнать, что ее чувства взаимны. По крайней мере, были когда-то. И теперь ей нужно решить, что делать с этим знанием: рискнуть всем или вспоминать одинокими ночами мгновения дурмана. А разве она что-то теряет? Ее жизнь — сплошные горечь, разочарования и сожаления о несбывшемся. Почему бы не броситься в омут с головой? Пусть не поймут и осудят, но имеет ли это значение, если она отважится стать наконец счастливой? Если они оба неполноценные, почему бы не попытаться? В конце концов, они ведь заслужили право любить и быть любимыми. Разве не за это воевали? Вдруг это их шанс исправить ошибки.

Гермиона гулко сглатывает и поднимается. Голову немного ведет, а колени подгибаются. Ей нужно найти Гарри и поговорить. Она и так откладывала этот разговор непозволительно долго. Ей по-прежнему страшно, но впервые за двадцать лет в душе теплится надежда. Гермиона верит, что их светлое будущее еще возможно, осталось только сделать самый трудный шаг ему навстречу.