Джейну Коббу, до востребования (джен)

Рэдиант Кобб собирает посылку, которую отправит… ну и куда на этот раз она отправит посылку?

Этот вопрос всегда не то чтобы ставит миссис Кобб в тупик — и все-таки вводит в легкое замешательство. Проще всего было бы на какую-нибудь крупную планету — но, кажется, сына черти носят по всей Периферии.

На этот раз она укладывает всё в деревянную коробку из-под бутылок лимонада. Выглядит, конечно, так себе — зато крепкая и прочная, не развалится, пока будет мотаться по транспортным отсекам.

Джейн пишет ей, — когда получается написать, — что работает при космопорте и часто летает с места на место, обслуживая корабли Альянса. Ну да, держи карман шире: если пустить ее сыночка в космопорт, он за пару недель вынесет оттуда всё, что плохо приколочено. А что приколочено хорошо — оторвет и спиздит хотя бы из духа противоречия. Вместе с гвоздями.

В саду уже поспели яблоки, но их-то не отправишь до востребования. Слишком многие вещи, в общем-то, нельзя отправить Джейну почтой Альянса. Например, огромные прозрачно-золотистые на просвет яблоки, слишком хрупкие стеклянные банки с вишневым вареньем, пироги со сливами и корицей, объятья и поцелуи.

Так вот, Джейн даже ржавые гвозди у Альянса (да и не только, чего уж там) спиздит из духа противоречия и самых лучших побуждений — ну, то есть чтобы толкнуть перекупщикам подороже, само собой. Вообще Джейн — хороший мальчик и о ней заботится. Но всё-таки маме врать нехорошо: ясное дело, что дом с пятью сотнями акров плодородной земли не купишь на те барыши, что получают техники, тем более от Альянса. Нет бы честно сказал, что где-нибудь мародерствует… ну, или что там еще нелегального и опасного можно провернуть. Насчет законности заработка сына Рэдиант иллюзий не питала — ну да и черт бы с ней, с законностью. Но вот маму обманывать нехорошо.

Совсем от рук отбился — за такие (и не только, поводов-то хватало) дела она ему в детстве уши драла. И к слову о саде и ушах…

— Эй! А ну-ка слезли, пиздюки малолетние! — Рэдиант выходит в сад с Джимми наперевес, шаркая домашними тапочками, и делает предупредительный выстрел в воздух. Кричит вслед рвущим из ее сада соседским отпрыскам, размахивающим на бегу ведрами:

— Еще раз увижу — будете улепетывать уже с солью в жопах!

Джимми — это ее гладкоствольное ружье марки «Вествуд»: старое, как дерьмо мамонта, но безотказное и любимое. Миссис Кобб вообще гордится тем, что и помидоры может на продажу вырастить, и грабителю полголовы из дробовика снести, и Джейну свитер связать. В конце концов, она не всю жизнь была гордой фермершей со своим садом, совсем не всю жизнь — повидали они с Биллом и детьми всякое. Бывали времена, когда Рэдиант из пяти сморщенных картошек да горсти чечевицы варила суп на всю семью. Видит Бог, может, и были они не лучшими родителями, может быть, и не была их халупа дворцом — но отдавали детям всё, что могли отдать. И всё, что могли у них взять сами маленькие Коббы.

Рэдиант не может послать Джейну объятья в ящике из-под лимонадных бутылок, но может связать ему свитер.

На этот раз зеленый с красными узорами. Дурацкая расцветка, но с шерстяными нитками в их городке, а то и на планетке, не слишком-то хорошо. Оно и понятно: нынче все предпочитают покупать готовую одежду, которую привозят торговцы Альянса… но Рэдиант Кобб упрямо вяжет своим детям свитера. По зеленому свитеру Джейна будут скакать красные олени.

В конце концов, совсем скоро Рождество. Нормальное, христианское Рождество — ни Рэдиант, ни ее покойный муж никогда не приветствовали всей этой азиатщины. Их с Биллом семьи не просто вышли со старой Терры — нет: они всегда помнили, что родом из Кентукки, что пресвитериане, что всегда занимались землей… может быть, именно поэтому Коббы и знают, что корни — это важно. Семья — важна.

«Вместе мы выстоим, порознь падём».

Жаль только, что опять девочки отодвинут ее подальше от плиты и рождественского ужина — празднует Рэдиант то у одной, то у другой дочери в гостях, и обе хлопочут над ней, словно над больной старухой. Уже и пирог не испечь, в самом-то деле.

Она вкладывает в посылку письмо, где рассказывает Джейну о ферме, о брате и сестрах, о племянниках и племянницах — обе ее дочки уже давно замужем — и в последнюю очередь, но все-таки и о себе тоже. Может быть, в кои-то веки ее дражайший сыночек, чтоб ему пусто было, вспомнит о доме и соизволит приехать.

Рэдиант скучает по Джейну. Его, в конце концов, дома не было восемь лет. Да, скучает и беспокоится — как день ясно, что он опять ввязался во что-нибудь эдакое. Он вообще с самого детства таскался за сомнительными компаниями — мальчик у нее хороший, Господь свидетель, но вечно якшается с какими-нибудь проходимцами. Вот и нахватался: то в драку ввяжется, то притащит ей целую охапку роз… помнится, розы были из сада мэра их городка — и, видимо, недостаточно хорошо приколочены.

Она усмехается себе под нос, поправляет очки и кладет в деревянный ящик из-под лимонада пару вязаных носков и небольшую походную аптечку. Просто так, на всякий случай. Ничего плохого с Джейном не случится, конечно.

Как бы не так. Не с ее мальчиком.

В конце концов, он ведь Кобб.

Кричит петух, между стволами яблонь уже пробиваются первые лучи — сегодня она встала засветло, чтобы поспеть в почтовое отделение перед ярмаркой. Рэдиант одевается понаряднее, загружает посылку на маленькую тележку — спина всё-таки уже не та — и отправляется на почту.

— Миссис Кобб! — Мэригольд Смит улыбается ей во все сорок восемь, а то и сто, зубов, парочка из которых — железные. — А вам-то денежный перевод! И письмо. Вот же старая дура, я и забыла…

Ага, Мэригольд — и не помнит. Мэригольд помнит всё, включая прогноз погоды двадцатилетней давности, не говоря уже об обидах. Вот ведь старая перечница, а! Рэдиант увела у нее Билла сорок лет назад, не меньше, а Мэри всё пытается какую-нибудь свинью подложить. Вот и сейчас тянула с извещением о письме до последнего — теперь даже ответить Джейну не получится сразу. Письма-то только по пятницам принимают, а посылки — по воскресеньям.

Впрочем, всё потом: сейчас миссис Кобб торопливо распечатывает письмо и подслеповато щурится — опять очки для близи забыла, вот ведь старая дура-то, в самом деле. Может, не так уж девочки и неправы.

Рэдиант не приходится напрягать глаза слишком долго — Джейн, как и всегда, будто телеграфирует, а не маме пишет, негодник. Она отодвигает письмо подальше, наконец разбирает, что написано кривоватым, почти детским, почерком — и вдруг улыбается так, что даже Мэригольд Смит впору позавидовать. Потому что ей пишет Джейн. И потому что письмо было отправлено пять недель назад.

«Дорогая мама!

Не будешь ли ты против, если мы с моими друзьями заглянем к тебе в конце следующего месяца? Они, честное слово, хорошие и тебе понравятся.

Только это, вот что, ты переставь Библию повыше и папину форму Альянса убери на антресоли. Ты только из-за Библии не злись, я тебе потом всё объясню. И из-за формы. И вообще, короче, не злись. Скоро будем.

Целую, твой сын Джейн»

Рэдиант Кобб улыбается.

В это Рождество ей определенно придется много готовить.