Над крышами (гет)

Они говорят, что чудес не бывает и глупо на них надеяться. Они говорят, что люди не птицы и сколько можно ждать? Они говорят: что поделать, у летчиков служба такая. И еще что-то очень умное и точное про грозовой фронт и предельную высоту. Она не слушает.

Они говорят, что возраст, что пора, что время лечит и стерпится-слюбится, кому нужна будешь… Она не слушает и ждет его — каждый день. Каждый вечер. Каждое утро.

Они говорят — вырядилась, исхудала, глазами зыркает, ведьма, все что-то шепчет, чему-то своему улыбается да пялится в небо, живет одна, а ночами свет жжет, и кошки за ней по пятам ходят, ох, недоброе-то дело.

Она никого не слушает. В новолуние она выходит на крышу, босая, со старой метлой.

У него были самые крепкие, надежные руки и самые добрые глаза. Он подкармливал всю живность и здоровался со всеми соседями. А еще он любил небо и ветер, хорошие книги и старые песни, уху с тимьяном и печеные яблоки с корицей. И свою ведьму, конечно.

Он говорил, что вон там, над темным шпилем, горит их звезда, и нужно только хорошо попросить — тогда звезда ответит. А звезда смеялась вместе с ними и подмигивала, когда они целовались.

Он говорил — если долго лететь на звезду, та услышит твой голос, а ты — ее ответ.

А ей сейчас, как никогда, нужен ответ.

Утром она возвращается в выстывший дом. Руки озябли, в волосах запутались ветерки и звездные лучи.

Она бродит по знакомым комнатам, вытирает пыль. Достает из печи свежий каравай и плотно прикрывает заслонку — чтоб не забрались шуршики с чердака. Наливает молоко домовому, перекидывается парой слов с золотой рыбкой, крошит хлеб в аквариум и, обувшись в шлепанцы, выходит во двор.

Соседка, как всегда, ругается — драконы сорят и объедают яблони.

Ведьма улыбается и подкидывает неостывшую краюху вверх — почему-то драконы любят только свежий хлеб. Кусок ловят в воздухе и тут же раздергивают на части, сыплются крошки. Вторую краюху ведьма протягивает в ладони.

Сизый дракончик слетает первым, цепляется когтями за рукав и охватывает хвостом запястье. Лакомится, урча от удовольствия.

Соседка-гарпия шипит из-за забора, мол, вредители такие, летают, когтями ставни поцарапали, яблоки пожрали, того гляди сарай подпалят, еще эта — ведьма — их привечает.

Солнце играет на сероватой чешуе изумрудно-зелеными отблесками. Привычно цепляет облака шпиль на башне старого мага. Цокают копыта, скрипят ставни, слышен стук в гномьей кузне в конце перекрестка. Тролль-сосед басовито спорит с женой.

Она не слушает. Она щурится на солнце, пока не выступают слезы. Лишь тогда из-за крыш, из-за башенного шпиля, из редких облаков выныривают орлы, гигантские крылья отбрасывают тени на город. Орлы так высоко, что едва ли можно их хорошо разглядеть, тем более против солнца.

Она щурится и ждет. Ждет, пока один вдруг не вырвется из строя и не опустится ниже — так низко, что видны когти и перья, слышен грозный клекот. И, покоряясь своему всаднику, птица пролетит над их домиком, распугав драконов, кошек и гоблинов. Завершит полукруг, быстрее забьет крыльями, догоняя своих.

Она облегченно выдыхает, машет вслед, даже зная, что не увидеть ее с такой высоты человеческому глазу — да неужели орел ему не скажет? Утирает невольные слезы и мотает головой, вытряхивая из волос еще щекочущие лучики и ветерки. И спешит в дом, вытирая руки о передник.

До его прихода надо разогреть уху и поставить в печь яблоки с корицей.