Название: | Hero of the Day |
Автор: | floorcoaster |
Ссылка: | https://www.fanfiction.net/s/12803059/1/Hero-of-the-Day |
Язык: | Английский |
Наличие разрешения: | Разрешение получено |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
I.
Когда он их находит, когда присоединяется и признается в слабости, в ошибках и желании лишь забиться в укромный угол, не звучат фанфары. Все будто презирают его за то, что он так долго решался предать свою семью, кровь, идеалы, наследие. Он повернулся спиной ко всей своей жизни, а они делают вид, что это самое малое, что он мог сделать. Из-за него ведь умер Дамблдор.
Справедливости ради, не все относятся к Драко как к изгою. «Мальчик, Который Выжил» смотрит на него со смесью противной жалости и проблеском понимания. Да ни черта Поттер не знает. Король Уизел в открытую ненавидит, но молчит.
А вот она... Она не глядит на него ни с жалостью, ни с пренебрежением, ни с пониманием, ни с ненавистью, ни с восхищением. Просто — с одобрением.
И это самое чудесное, и раздражающее, и волшебное ощущение в его жизни.
II.
Он быстро замечает, что Грейнджер где-то не здесь. Да, она никуда не исчезает, но что-то в ней чудится невообразимо далеким. Ее присутствие ощущается везде и всеми, и все же ее будто не видят. Когда кому-то нужна помощь, она тут как тут. Исправляет, решает, связывает, а потом тот, кто просил помочь, разворачивается и уходит.
Каждый уход сотрясает ее до основания.
В полном ступоре он обнаруживает, что единственный понимает, что происходит. Самая умная колдунья их поколения подстегивает всех и двигает вперед, обеспечивая отлаженную работу Сопротивления. Временами она кажется крепче стали, тверже алмаза, неустанной точно волна.
И все же Драко замечает, как она оступается, сползает маска, решительность гаснет и дрожат руки. Его восхищает, как один человек может приводить в движение столько дел, но видно, что ее уносит все дальше. Чем больше она отдаляется от монолита своей сущности, тем сильнее виляют вращающиеся на тростях тарелки. Она старается найти подход ко всем, но не выдерживает веса чужих ожиданий.
Скоро придет время, и тарелки обрушатся.
III.
Драко замечает все, потому что отходит на задний план, в темные углы, на окраину происходящего. На расстоянии картина видится шире. Люди на орбите Грейнджер устремляются к ней как кометы и берут, берут (и берут), а затем мчатся прочь. Кажется, только ему видно, как ее шатает от столкновения.
IV.
Ей кажется, она всех обманула и никто не замечает, что силы на исходе. Родители далеко и не помнят о ней, друзья — единственные близкие — каждый день сражаются с врагами, ведомыми ненавистью. Неиссякаемым потоком ненависти к людям, как она, просто потому, что те существуют. Бремя изнуряет. Она вспоминает Фродо и Кольцо, как с каждым днем тяжелел груз, и отчасти его понимает.
Наступает день, когда она спотыкается, ломая заученный ритм. Под конец дня кончаются силы, остается желание сбежать в комнату, укрыться в тени и молчаливо молить об одиночестве хотя бы на пару минут. Решив, что справилась, она закрывает глаза, позволяя себе лишь на мгновение провалиться в невесомость.
И тогда кто-то — Пожиратель смерти — произносит ее имя...
— Грейнджер...
...безжалостно лишая передышки. Только ее не встречают ни насмешкой, ни осуждением, ни настороженностью, ни презрением — ничем, что она всегда ассоциировала именно с ним. Вдруг вспоминается, что с тех пор, как Малфой нашел Орден, он смотрел на нее только с вопросом во взгляде.
Он протягивает ей чашку чая, и Гермиона чуть не срывается. Она неустанно старалась быть сильной, старалась проявлять себя, быть Достаточным человеком. Если найдется ответ на любой вопрос, любые чары, любой исход — она им будет. Быть этим Достаточным человеком совершенно изнурительно. И никто этого не видит — как нарочно. Она так долго была самой умной и всегда находила ответы, что запомнилась только этим.
Но глубоко, глубоко в ее сути — это все не ее. В школе, когда на кону стояло не так уж много, надевая маску, она отмахнулась от назойливого беспокойства. Теперь, когда от нее зависят жизни людей, ее суть дает трещину. Ее не хватает на Сопротивление, на всех друзей, на взрослых, что рассчитывают на нее, всегда на нее. Однако она отгораживается от действительности и принуждает себя.
Ей хотелось бы остановиться. Лечь и на пару дней заснуть. Чтобы разглядели, какая она на самом деле. Хотя Гермиона сама в том не уверена: слишком долго притворялась кем-то другим.
А он приносит чай, крепкий — такой, как ей нравится. На блюдце два кубика сахара — так, как ей нравится. На поверхности спирали свеженалитого молока — так, как ей нравится.
Дрожащие руки едва удерживают чашку. Каким-то непонятным образом, но он ее заметил. Чай, заваренный точь-в-точь как ей нравится, это доказывает. Всего лишь чай, но Малфой разглядел ее саму. Сердце дергается, она просто держит кружку, не отпивая, иначе рассыплется.
Они встречаются взглядами, и в его — пугающая сила, совершенно не ожидаемая неукротимость. Со строгим выражением лица он едва кивает и отступает, пропадая в комнате, ставшей внезапно слишком шумной.
V.
Чашкой чая это не заканчивается.
Одной ночью, когда она на краю, это стакан воды. Другой — его мантия, накинутая на плечи, потому что за окном метет, а эта девчонка раскачивается столь сильно, что даже не замечает. Один раз он загораживает солнце, чтобы она осталась в тени. Малфой помогает раз за разом, когда она становится невидимкой, когда в опасности, когда всем видом молит кого-нибудь заметить, что разваливается на части.
Ему никак не понять, почему это видит лишь он один.
VI.
Его преследуют невысказанные вопросы в ее взглядах, что прожигают спину. Он не разговаривает с ней, просто всеми силами старается заполнить пустоту. В нем живет твердая уверенность, что если она не тот самый ключ к завершению войны, то очень важная фигура. Поттер нуждается в ней, полагается, не понимая того, перекладывает свой груз ей на плечи. Если Поттеру суждено завершить войну, Грейнджер проложит ему путь.
VII.
Со временем он замечает: она стоит прямее, расправляет плечи. Не приближается к грани, соответственно, ему не приходится особо вмешиваться. Его действий никто не замечает, что даже не удивительно. В конце концов, ее исчезновения тоже остались без внимания.
VIII.
А потом умирает Невилл.
И Драко с изумлением наблюдает, как ей хватает сил поддерживать всех тех, кто скорбит. Буквально глазеет, сомневаясь, не ошибся ли в ней с самого начала. Ощущая обеспокоенный взгляд, она даже чуть улыбается ему. Поэтому он возвращается в каморку — по недоразумению именуемую комнатой — среди траура чувствуя себя не в своей тарелке.
Сон ускользает, но даже придя, не приносит покоя. Тревожит каждый шорох. Глаза распахиваются, и он лежит в тишине, прислушиваясь. Взгляд притягивает к всполохам света под дверью. Из коридора пробивается бледно-голубой цвет, две тени дают понять, что за дверью кто-то есть.
Он ждет, и дверь все же скрипит. На секунду охватывает паника, но в тусклом свете палочки Драко узнает буйные кудри. Она проходит в эту тесноту и тихо прикрывает дверь. Прерывисто вздыхает и подбирается к кровати. Он кожей ощущает ее нерешительность. Пульс набатом гудит в ушах: на ее приход Драко совершенно не рассчитывал.
Но он молчаливо смотрит, как Грейнджер присаживается на край, в тишине громко стонут пружины. Затаив дыхание, ждет, что же она сделает, в голове сотня вопросов. Ему не приходилось задумываться над ее приходом, просто потому что это немыслимо. Они не общаются, при встрече отделываясь невнятными фразами. Да, он протянул ей руку помощи, но в самом невинном выражении. Просто потому что невыносимо было видеть, как разваливается на куски сильная личность. Даже сейчас он не представляет, каких действий от нее ждет и как на них ответит.
Она тоже молчит. Сверля ее спину взглядом, Драко готов сойти с ума от ожидания, и тут ее плечи горбятся и вздрагивают. Грейнджер опускает голову и всхлипывает. Сердце перехватывает, и он с осторожностью притягивает ее спиной к себе. Она позволяет себя уложить, сворачивается клубком и выпускает наружу горе. Драко крепко обнимает ее — и все.
Рыдания стихают далеко не сразу. Прислушавшись к ровному дыханию, он решает: она заснула. Поэтому позволяет себе рассмотреть ее от и до, запомнить запах и сами объятия.
Утром ее и след простыл.
IX.
Так продолжается и дальше. Кто-то умирает, она для всех — оплот силы, но после приходит к нему и без слов плачет, пока не поддается усталости. Когда Драко просыпается, ее никогда нет, как бы он ни старался оставаться в сознании.
X.
Однажды ночью он обнимает ее, а в голове бушуют мысли. Держать ее без разговоров, не видя даже лица, мучительно. Одолевает желание прервать молчание, смахнуть с лица волосы, стереть слезы. И все же Драко боится, что, словами признав ее присутствие, разрушит то хрупкое, что возникло между ними.
Стоит остановить, оттолкнуть. И часть его хочет это сделать, потому что держать ее, теплую, прижатой к себе, сродни пытке. Мысли о ее близости, о лунном свете, падающем на кожу, о том, чтобы запустить руки в эти волосы, тут ни при чем. Его сводит с ума неспособность залезть ей в голову и прочитать мысли. Он не может постичь, ни почему она к нему приходит, ни почему молчит, ни почему едва обращает внимание за пределами этой каморки. Наверное, так она копит силы, чтобы двигаться вперед. Никогда не стоит на месте.
Этой ночью он весь в раздумьях, и когда Грейнджер шевелится и поворачивается, это его ошарашивает. При взгляде глаза в глаза вырывается вздох. Приходится собрать все силы, лишь бы не отвернуться. Ее глаза скользят по его лицу. У него в груди как бешеное колотится сердце. Без слов она легким касанием проходит по его щеке. Драко сглатывает.
Хочет, чтобы она его поцеловала. Сам бы он не смог: это было бы слишком, было бы предательством самого себя, шагом навстречу, к которому он не готов. Но если бы она потянулась, это значило, что сейчас ей что-то нужно, и, помоги Мерлин, он не отказался бы быть этим чем-то. Хотя бы на это мгновение. Завтра все исчезнет, сосланное туда, куда она отправляет все мысли о нем, и они сделают вид, что ничего не было.
Он не позволил бы сделать из него тайну, не позволил бы стыдиться и прятать на задворках. Всего лишь раз, всего поцелуй, ничего больше. Большего он бы не выдержал, не смог бы игнорировать.
Наконец, когда кожа вот-вот вспыхнет под движениями ее пальцев, она поднимает на него взгляд. С трудом проталкивая в легкие воздух, он ждет ее хода.
А Грейнджер вздыхает и отстраняется, забирая с собой тепло, ауру, аромат.
— Прости, — шепчет в темноте, и он отчасти ее ненавидит. Она заставила его желать то, чего на этой войне он не может себе позволить. В голове не укладывается, насколько сильно хотелось от нее поцелуя. Не укладывается, что она все-таки не решилась.
Он молчит, и с тихим шорохом и щелчком замка она уходит.
И больше не возвращается.
XI.
На следующий день Драко дает себе похандрить, побросать на Уизли убийственные взгляды, но все же возвращает все внимание к войне. Нужно анализировать сражения, разрабатывать стратегии и дремать на собраниях. Он вносит свою лепту, помогает, где может, но никто не делится с ним всеми деталями.
Гермиона не сидит на месте, бодра и жизнерадостна, но он быстро разгадывает обман. При этом позволяет ей думать, что она его одурачила, и не бежит спасать ее, когда в следующий раз вопит интуиция. Да и с чего бы? Кто она ему? Он ей ничего не должен и совсем не пытается расплатиться за школьные издевки...
Осознав эту мысль, Драко отыскивает бутылку огневиски и пьет, пока не засыпает мертвым сном.
XII.
И вот он оставляет ее в покое. Напряжение в ее плечах нарастает, губы сжимаются в тонкую линию, искры в глазах гаснут. Он молча просит хоть кого-нибудь заметить, как ей плохо. Пусть в этот раз ее поймает кто-то другой, пусть присматривает за ней кто-то помимо него. Кто-то, кто заставит отдохнуть, сказать нет, напомнит уделять время и себе.
Какое же ему дело? Прежде он считал ее ключом к победе. Теперь он вспоминает, как в ее глазах отражался рассеянный свет луны, проникающей в окошко. Да, ему не все равно, ведь Поттер должен победить, но еще не все равно, ведь он хотел от нее поцелуя. И скорее всего ему захочется этого снова.
XIII.
Однажды плотину прорывает.
У них собрание, Гермиона ведет записи и соглашается на каждую задачу — гораздо больше разумного. Но все настолько привыкли, что она тащит на плечах несоизмеримо много, что не думают об этом. Он злится все больше и больше, не только на них, но и на нее: кем она себя возомнила? С чего решила, что может — и должна — так напрягаться?
Люпин опять о чем-то ее просит, что-то об исследованиях, а она кивает и записывает, но руки так дрожат, что не выходит ни строчки. И никто, никто кроме него не замечает. Снова! Он дает ей две минуты, чтобы отказаться, возразить и не согласиться, но она лишь молча таращится в пергамент, а обсуждения продолжаются. Все как будто ослепли.
Когда Люпин обращается к ней с очередным заданием, она не отвечает. Драко до скрипа сжимает зубы, вскипая от злости.
— Что говоришь, Гермиона? — напряженно переспрашивает Люпин.
Она поднимает на Драко глаза, и его терпение кончается.
Он резко встает, привлекая всеобщее внимание.
— Иди спать, Грейнджер, — приказывает он, не в силах скрыть раздражение.
Она едва моргает, и спустя секунду тишины все бросаются на ее защиту.
— Кем ты себя возомнил, Малфой? — рычит Уизли.
— Да ты осмелел, — прищурившись, замечает Поттер.
Друзья Гермионы орут на него, но Драко стоит на месте, глядя поверх ее головы. Сыпятся оскорбления, но ему до лампочки. Кончик ее пера опускается буквально на волосок, но он прекрасно знает, как она умеет сомневаться.
— Иди, — повторяет тверже и тише, не обращая внимания на людей вокруг.
И тогда Гермиона поднимается, а все замолкают в ожидании ее действий. Уизли ухмыляется, будто предвкушая пощечину, как на третьем курсе.
Вместо этого она поднимает на Драко пустой взгляд. А потом разворачивается к двери. Драко перехватывает ее и протягивает руку. Она молча отдает ему записи и покидает комнату.
Не двигается никто кроме Драко, который занимает освободившееся место. Окунает перо в чернильницу и ждет, когда Люпин продолжит.
XIV.
Гермиона ушам своим не верит: каким тоном он с ней говорил. Не верит, что он вообще с ней заговорил. Сам факт удивил ее не меньше, чем остальных участников встречи. Драко редко разговаривает, еще реже — с ней.
Конечно, между ними что-то есть. Проспав посреди дня три замечательных часа, она валяется в кровати, вспоминая встречу. Проигрывает ее в голове, не сдерживая дрожь при воспоминании о его голосе. Несмотря на тон, этот звук ее успокоил. Или же за словами она больше слышала намерения. Смущало, что столь резкий приказ заставлял сердце биться быстрее.
Первым желанием было возразить, настоять, что у нее все под контролем, и малодушно отказаться следовать его словам. Не в ее характере слепо подчиняться тому, что скажут. Первая реакция — засомневаться, подождать, взвесить варианты. Ей нравится знать причины поступков.
Но не оставив ей даже шанса ответить, друзья поспешили на защиту, и Гермиона внезапно ощутила проникающую до костей усталость. Пока друзья и дорогие ей люди кричали на Драко, оскорбляли, ехидничали, как он осмелился ей указывать, Гермиона поняла, что ей требовалась именно та единственная резкая команда. Друзья думали, что помогают, но на самом деле ей помог Драко. Снова. Как помогал много месяцев. Ни разу у них не получалось разглядеть ее так, как смог Драко, заботиться о ней так, чтобы это действительно помогало.
Его беспокойство оказалось глубже, чем думалось ранее. Гермиона разглядывает потолок, размышляя, как поступить дальше. В кровать она отправилась, как было велено, и чудесно поспала. Возникает необходимость подняться, помочь Гарри всеми силами, но желание зарыться в одеяла и пропасть для мира еще ненадолго не менее сильно. В голове снова раздается голос Драко и появляется примерное представление, что он может сказать, появись она так скоро. Поэтому Гермиона тянется до хруста и остается в постели. Подумать. Не о Гарри, не о войне, не о крестражах или Уизли.
Ей хочется подумать о парне.
Гермиона больше не позволит ему отсиживаться в тени. Не ограничится одними лишь взглядами исподволь, воспоминаниями о надежных объятиях и стремлением прислушиваться к его голосу. Его она не стыдится: скорее, стыдится себя, потому что он ей нужен. Ей всегда казалось, что ее сила — в способности разбираться с проблемами самостоятельно. Теперь Гермиона свыкается с осознанием, что никогда не станет опорой всем и каждому.
Драко помогает ей взрослеть и быть сильнее. Нет, не уверенность в своих способностях заставляла брать на себя больше возможного. Она покажет, что усвоила урок.
Гермиона зевает и снова погружается в сон. Улыбается с ноткой удивления.
И надеется, что ей приснится он.
XV.
Они не видятся дня три. Атмосфера на площади Гриммо подавленная, будто Гермиона стоит на пороге смерти, а не заслуженно отдыхает от дел.
Если к ней кто и заглядывает, ему не сообщают. Кто-то добросовестно приносит ей еду, стучит в дверь и уходит. Позже у дверей находят пустой поднос. Наверняка Поттер с Уизли порывались с ней поговорить. На Драко теперь все оглядываются. Ни по лестнице спуститься, ни в туалет сходить — на каждом шагу за ним Наблюдают. Глупое Дуо провожает его подозрительными взглядами, хотя раньше без проблем игнорировало. Это действует на нервы, и часть его эгоистично желает промолчать на том собрании.
Отсутствие Гермионы затягивается, и раз она наконец отдыхает, значит, жалеть не о чем.
Три ночи спустя после «заключения» она появляется ближе к концу завтрака. Драко готовит чай, повернувшись спиной к каким-то одиночкам, что шарят в поисках еды. Они болтают, он не прислушивается, и вдруг кухня погружается в тишину. Драко оборачивается, считая, что снова стал целью для издевок, — а в дверях стоит Гермиона. Улыбается друзьям и выглядит лучше не бывало. Глаза блестят: отдых явно пошел ей на пользу. На ней свитер не по размеру, и широкая горловина оголяет плечо. Драко помнит, как разглядывал его в темноте, и во рту пересыхает.
Ее друзья, опомнившись и поверив, что она действительно вышла, тут же собираются вокруг.
Драко хмурится и, забрав чай, пробирается к боковой двери.
Спустя три часа он сидит на крыльце на заднем дворе и с мрачным видом потягивает из фляжки контрабандное пойло. В дом больше не заходил, да и вряд ли теперь ему найдется там место. До того собрания, когда он встрял и осмелился командовать Гермионой, Драко знал свое место в доме. В Ордене. Его роль была определена четко и ясно, и он от нее не отходил — кроме случаев с Грейнджер. Но раз они это не упоминали, можно было сделать вид, что ничего подобного не было. То же самое относилось и к ночным визитам: проигнорировать их было легко.
Теперь, правда, Драко не уверен в своем положении. Он нарушил негласные правила и оказался в подвешенном состоянии, не зная, что грянет дальше.
Им овладевает задумчивость. За спиной скрипит дверь, и даже не нужно поворачиваться, чтобы понять, кто пришел. Только так есть шанс остаться спокойным, отстраненным, безразличным.
— Драко.
Мозг не сразу схватывает обращение. Она назвала его по имени. Пораженный, Драко оглядывается.
— Теперь мы это делаем?
Гермиона удивленно моргает.
— Делаем что?
— Разговариваем.
Он делает из фляжки большой глоток, а в груди расползается страх. Вряд ли в ее компании у него получится вести себя легко и непринужденно. Непринужденностью тут и не пахнет: нервы на пределе, мысли скачут с одной на другую, непонятно, что она скажет дальше.
— Ты первый начал, — Гермионе весело.
Усмешка так и просится, поэтому Драко отпивает еще.
— Туше.
Она улыбается и прислоняется к шатким перилам.
— Мне сказали, ты отлично вел дела, пока я... пока меня не было.
Драко пожимает плечами и судорожно выдыхает.
— Кто сказал?
— Да все, — Гермиона наклоняет голову набок.
— У тебя теперь гораздо меньше поручений, — замечает он, поддаваясь сильнейшему желанию сбежать. Отпивает в последний раз и поднимается.
— Я заметила. Оставь их себе.
Удивление он даже не прячет.
— Для твоей же пользы, Грейнджер.
Драко ступает на лестницу, упрямо глядя на дверь. Еще пара шагов, и станет легче, и дом поглотит его, спрячет за закрытой дверью единственного укромного места.
— Хочешь и дальше этим же заниматься? — она тоже идет к двери, а его охватывает паника.
— Что скажут, то и сделаю, — бормочет он. Еще два шага.
— Я не говорю тебе, что делать, — тихо произносит Гермиона.
Драко останавливается и оборачивается — это большая ошибка. Она будто собиралась перехватить его и теперь оказалась весьма близко. На лице — искренность, борьба между надеждой и отчаянием — в зависимости от его ответа. Давление усиливается, площадка становится тесной.
Но затем до Драко доходит, что Гермиона задает вопрос, совершенно не собираясь принимать его ответ, каким бы тот ни был, в штыки. По нервам расползается оглушительно приятное облегчение. Он с усилием отводит взгляд.
— Да, хочу.
Ее улыбка до ушей затрагивает сердце. Когда он поднимает взгляд, эта улыбка сходит.
— Драко...
Вот оно — то, чего он со страхом ждал все три дня, и он еще не готов ее слушать. Стены вырастают вновь, окна захлопываются, проворачиваются замки.
— Увидимся, — голос не выходит до нужной степени холодным, но Гермиона все равно вздрагивает.
— Подожди! — зовет она, но Драко уже на полпути к комнате.
XVI.
Жизнь продолжается. Драко теперь ведет записи собраний, как и просила Гермиона. Она теперь отирается у стен, но все же участвует. Держится, подписываясь только на то, на что действительно хватит сил. Когда сомневается, Драко хватает взгляда ее отговорить.
Спустя несколько недель он решает проверить, что будет, если не вмешиваться. Она набирает три задания, четыре, а в нем растет раздражение. После четвертого Гермиона все же передумывает и отдает его кому-то еще. Драко не смотрит на нее, но чувствует взгляд.
XVII.
Дни идут своим чередом как в самом начале. Да, он больше участвует в происходящем, но все еще остается в одиночестве и держится в тени. Гермиона справляется лучше, с губ не сходит улыбка, глаза блестят, и смех слышен, где бы она ни была.
Ее друзья снова его игнорируют, хотя изредка в их взглядах проскальзывает невольное уважение. Подруга вернулась к ним, свежа и весела, без малейших усилий с их стороны. Драко подозревает, они все-таки что-то знают: должна же она была как-то объяснить, что случилось. Но Поттер с Уизли оставили его в покое, а ему периодически хочется, чтобы они прицепились — иначе совершенно нечем себя занять.
Гермионе он больше не нужен. Ничего страшного.
XVIII.
Война вдруг заканчивается. Поттер побеждает, а на Драко накатывает неимоверное облегчение и всепоглощающий страх. Предстоит встретиться лицом к лицу с родителями, друзьями и всеми, кого он предал. Встретиться с миром, еще полагающим его Пожирателем смерти; миром, который отнесется с подозрением и долго будет припоминать. Но пока этого не требуется, так что Драко хватает бутылку пива и уходит на задний двор, а остальные высыпают на улицы праздновать.
Алкоголь уже плещется на дне, стоило взять две бутылки, и тут к нему кто-то присоединяется. Ничего удивительного, что это Гермиона. Кто же еще?
Она протягивает ему бутылку, и Драко не в первый раз считает ее существом, посланным ему богами. Впрочем, чем он мог ее заслужить? Забирая холодное пиво, он чуть улыбается. Сорвав крышку, салютует бутылкой.
— За Поттера.
Гермиона задумывается на секунду и поднимает свою:
— За Гарри.
Звенит стекло, каждый делает глоток.
Вокруг взрываются фейерверки. Сейчас происходит то же самое, что во времена первой победы над Волдемортом: волшебники и волшебницы вышли из укрытий праздновать. А раз фейерверки знакомы маглам, отмечать решили ими. Взрывы раздавались по всему Лондону. Драко хмыкает, воображая, как растерянные маглы гадают, о каком празднике разом позабыли.
На заднем дворе тем временем преобладает тишина. Ему становится неловко сидеть рядом с Гермионой Грейнджер в маленьком заросшем саду.
— Ты разве не собираешься праздновать победу с героем магического мира? — бормочет он и жадно отпивает из бутылки.
— Гарри не единственный герой.
Она садится, тревожа своей близостью. От ее тела исходит жар, долетает аромат шампуня. Помоги ему Мерлин, он помнит, как пальцы путались в кудрях, и поэтому наскоро прикидывает, как сбежать.
— Драко, — ее голос дрожит. Драко переводит на нее взгляд. Гермиона рассматривает бутылку. — Пожалуйста, поверь: если бы не ты, вряд ли бы я продержалась до конца.
Он качает головой и собирается встать.
— Ты бредишь.
— Нет, я серьезно, — она хватает его за руку, не позволяя уйти. Они не дотрагивались друг до друга с той самой ночи в его комнате, и теперь Драко остро чувствует ее прикосновение. Оно вызывает в нем всевозможные восхитительно неприятные, изумительные ощущения, и трудно определиться, убрать ее руку или не стоит. Увязнув в нерешительности, он остается сидеть на месте.
Гермиона смотрит ему в глаза без малейшей нервозности.
— Ты разглядел меня, дал сил держаться. Я не знаю, какими словами тебя благодарить.
— Все же ты справилась, — беспечно отвечает Драко, но в мыслях творится полный сумбур. Ему не понятно, как действовать в новых обстоятельствах, поэтому он придерживается старой стратегии: отталкивает ее, не принимая всерьез.
В глазах Гермионы мелькает гнев, и она отдергивает руку.
— Не строй из себя свинью.
Можно ответить едкой репликой, но задора нет.
— Ладно.
Ее злость рассеивается, и она возвращается, присаживаясь еще ближе. Изящная пытка подбивает сбежать, и в то же время так и тянет сократить дистанцию.
— Как ты понял? — спрашивает Гермиона шепотом. — Я думала, всех обманула. Почему ты увидел, а другие — нет?
— Вопрос: почему не увидели они? — перефразирует Драко, удивляясь своей же мягкости.
Гермиона грустно улыбается и кивает.
— Видимо, их я и правда обдурила.
Он фыркает.
— Да они идиоты.
Вопреки ожиданиям она не переходит в режим защиты верных приятелей и не требует забрать слова обратно. Лишь смеется и отпивает из бутылки.
— Идиоты. Но мои идиоты. Они правда сделают что угодно, даже умрут за меня.
Ему не нравится разговор, лучше найти в доме угол, где можно спокойно пить дальше.
— Что угодно, только никак не поймут. Спасибо за пиво, Грейнджер, — Драко встает.
— Драко, — с усмешкой зовет Гермиона. — Они не безнадежны. Но поговорить я хотела о другом.
Он тяжело вздыхает и вытягивается на ступеньках.
— Опять начинается, да?
— Ну, я... Я не закончила, — голос у нее встревоженный. Помолчав, она продолжает: — Гарри теперь будет в центре внимания. — Драко морщится и пьет. — Заслуженно, конечно. Но я хотела, чтобы ты знал: я считаю тебя одним из наших героев.
Он хмуро разглядывает землю.
— Не смеши меня.
— Ничего подобного, — возражает она. — Ты мне помог. Показал, что не нужно хвататься за все подряд, что не обязательно иметь на все ответ. Я хотя бы поняла это, поверила. И не чувствовала себя сволочью, когда говорила «нет». Гарри с Роном думают, я все могу, столько раз я пыталась отказаться, но они на меня рассчитывали, и я в итоге говорила «да». А ты так не делал. Нормально воспринимал мое «нет». Может, тебе это пустяк, но для меня это много значило.
Гермиона глубоко вдыхает.
— Ты... герой, Драко. Для меня. И... не знаю, как тебя отблагодарить.
Никто никогда не называл его героем. Тут же хочется ее разубедить, что конечно нет, какой из него герой. Под его именем длинный список неудач, да и помимо того Драко просто хорошо к ней относился, а не спасал щенков или помогал старушкам аппарировать.
— Отдашь мне своего первенца — и мы в расчете, — мысленно он готовится к поспешному отступлению.
— Драко, — в интонации прорезается нетерпение.
Драко вздыхает и одаривает ее возмущенным взглядом.
— За десять минут ты назвала меня по имени больше раз, чем за всю жизнь.
Гермиона выгибает бровь.
— Не могу отделаться от ощущения, что ты готов сбежать.
Он замирает статуей и признается:
— Да, готов.
Откуда она узнала? Драко крайне растерян, ошеломлен и почему-то польщен — странное сочетание ощущений, какое, видно, поразило и Грейнджер, когда он впервые принес ей чай. Его понимают как никогда в жизни, а случилось всего-то ничего.
— Не уходи.
Дело то ли в потрясении от командного тона, который сейчас адресован ему, то ли в потрясении от того, как хорошо его поняли, но Драко расслабляется и вытягивает ноги.
— Почему тебе хочется сбежать? Боишься, что тебя увидят?
Вряд ли Грейнджер осознает подоплеку вопроса.
— Не с тобой, — ответ насколько возможно близок к идее, что он боится быть увиденным ей. И все же ее проницательность демонстрирует, что Гермиона умудрилась его разглядеть, пусть и чуть-чуть. Драко переполняет легкость, неожиданное ощущение полета.
Затем от нее чувствуется напряжение.
— Я давно хотела кое-что сказать, — Грейнджер прикусывает губу и странно на него косится. Тяжело вздыхает и утыкается взглядом в землю. — Давно хотела тебя поцеловать. Просто не считала идею хорошей.
Драко замирает, не донеся до губ бутылку.
— Что?
Она бросает на него испепеляющий взгляд.
— Повторять не буду.
Голова кружится, мысли толкают одна другую, но вразумительная не формулируется. Только одно слово выделяется из общей массы.
— Почему?
— Почему хочу поцеловать? Или почему идея так себе?
Надежды на разум больше нет. Грейнджер будто намекает, что хочет этого сейчас. В этот момент. Сидя чуть не вплотную к нему. Драко бессознательно разминает пальцы, что раньше аккуратно скользили между ее прядями, а теперь отчаянно чесались повторить.
К счастью, ответ ей не нужен.
— Чему ты удивляешься? Ты столько для меня сделал... Ты был мне другом больше, чем мои настоящие друзья. Проявил заботу и беспокойство — не могла же я их не заметить. Да и кроме того ты очень симпатичный.
Драко по-глупому раскрывает рот, всю невозмутимость как рукой снимает.
Гермиона продолжает, словно это самый обычный разговор.
— У меня сердце подпрыгивает, когда я слышу твой голос, и чем дальше, тем сильнее: высказываешься-то ты нечасто. Даже не важно, обсуждаете вы с Ремусом план здания в Праге, или ты глумишься над моими друзьями.
Не в состоянии думать, Драко одним махом приканчивает пиво и роняет голову на руки. Никогда еще ему не доводилось участвовать в столь честном разговоре, а легкость, с которой звучат ее признания, поистине поразительна. Будто Гермиона уверена, что он не разобьет ей сердце на тысячу осколков.
— Почему я тебя не поцеловала? — она едва переводит дыхание. — Это тебя тоже удивляет? Я не знаю, правда ли это.
Драко выдергивает из прострации, и он вскидывает голову.
— Что правда? — строго хмурится.
— То, что я чувствую. Получается, я только что поблагодарила тебя за спасение моей жизни, поэтому пока с сомнением отношусь ко всяким романтическим чувствам, которые испытываю. Откуда мне знать, может, это результат благодарности или спокойствия и ощущения безопасности, когда ты рядом. Поэтому той ночью я тебя не поцеловала.
Они встречаются глазами: Драко знает, что его — широко раскрыты словно распахнутые окна — загляни и поймешь все чувства.
— Я хотела, — негромко признается Гермиона. — Даже очень.
— Я ждал.
Драко кидает взгляд на ее губы, но поцелуи, как это ни странно, — последнее, о чем он думает. Мозг всеми ресурсами обрабатывает сказанные ей с начала разговора слова.
Из нее уходит напряжение, будто его ответное признание приносит облегчение.
— Ждал? Почему не поцеловал сам?
— Я тебя? — он решительно качает головой. — Я не мог. Ты пришла посреди ночи, а потом целый час ревела. Я бы не осмелился ничего сделать без твоего явного желания.
— Так если бы я тебя поцеловала... — Гермиона замолкает и смотрит выжидательно.
— Я бы тебя поцеловал. Чуть-чуть.
Она кивает с полным пониманием.
— Слушай, я не знаю, что тебе нужно, — Драко сдирает с бутылки этикетку. — Я не привык ко всей этой беспощадной честности. Не могу. Не так. — Он может представить, как отдает ей себя, по-другому, в своей беспощадной честности. Драко встряхивает головой.
Гермиона улыбается.
— Я просто хочу узнать, что из этого выйдет. Война закончилась, можно уже выйти из этого треклятого дома, тебе не надо следить за каждым моим шагом, а мне — гадать, почему меня к тебе тянет. Хочу, потому что ты мне нравишься, смешишь меня, заставляешь думать и мечтать, а не потому что я рада, что ты меня заметил.
Ее откровенность кружит голову: Драко вырос в мире, где не говорят, что думают, где всех волнует шкурный интерес и каждого можно купить. Пораженный, он качает головой.
— Я тебе нравлюсь?
Гермиона смеется.
— Ты только это услышал?
Он хмыкает.
— Нет. Ты обо мне мечтаешь.
Она толкает его плечом.
— Засранец, — потом отпивает и задумчиво наклоняет голову. — Ну что скажешь?
— Насчет чего?
Гермиона закатывает глаза.
— Насчет... отношений. Насчет всего этого. Насчет нас.
— Целоваться будем? — легкомысленно интересуется Драко, но внутри все завязывается узлом, и зарождается восхитительно-мучительное предчувствие.
— Мерлин, я на это надеюсь, — она дразнится.
Он рассчитывал смутить ее шуткой, а вместо этого нарывается на «слабо».
— С тобой часто не знаешь, что и думать.
Ее улыбка чуть кривится.
— Вот такая я. Не просто измученная девчонка с чашкой чая и желанием выспаться.
— Да, — Драко жаль, что бутылка опустела, — не так уж хорошо мы друг друга знаем.
— Не так, — Гермиона широко улыбается, — но я бы попробовала. Начать... с начала. Разобраться, есть ли между нами что-нибудь. Что скажешь?
Вот он, шанс, единственный, который она подарит, а он совершенно не готов. В конце концов, его мечты не заходили дальше головокружительных поцелуев. Ладно, поцелуями дело не ограничивалось, но в реальной жизни на большее он не рассчитывал. Безудержные поцелуи в ночи, а потом назад к молчанию. Он едва успел задуматься, что начинает испытывать к ней некое подобие настоящих чувств — хотя бы себе в том признаться — а она уже сама себя предлагает. Сердце — на стол, нож — рядом, доверяю, не навреди.
Драко ее совершенно не заслуживает и представить не может, почему она дает ему шанс. И все же, поглядывая сквозь щели в стене, окружающей сердце, из-за которой никогда не осмеливался выйти, он хочет попробовать. Хочет рассортировать и обозначить все чувства...
Но что будет, если те разойдутся с ее?
Захочет ли поцеловать, когда узнает его получше? До глубин души? Разве сам он не заглянул за стену точно в ее сердце? Разглядел не все, но ту часть, что кричала, чтобы ее заметили? Драко еще гадает, почему шанс выпал именно ему, но может быть, это и есть магия. Может, Гермиона ждала его, сердца уже бились в унисон, но требовался толчок.
— Я не герой. Я не... Поттер. Даже не Уизли, который его сопровождал. Мне нечем похвалиться.
— Тебе не нужно быть героем всем и каждому, — возражает Гермиона. — И спасать мир не нужно. Ты... спас меня. Ты мой герой.
Гермиона с мольбой протягивает руку ладонью вверх.
Драко таращится на нее, а потом нерешительно накрывает собственной. Это поразительно, нереально и...
— Поцелуй меня.
— Что? — он с шумом выдыхает.
— Поцелуй меня, — требует она, в глазах смешинки, но все это — искренне. — Когда у героя появляется девушка, он обязательно ее целует.
Разглядывая сцепленные руки, Драко ухмыляется.
— Правда?
— Ну-у, — задумывается Гермиона, — так написано в справочнике. Он должен быть наглядным.
— Поцелуй? Или справочник?
Она открывает рот, но Драко ее останавливает.
— Точно?
— Да, — нетерпеливо фыркает она. — Поцелуй меня, Драко.
И он целует.
Нет, земля не прекращает крутиться, небеса не разверзаются, солнце не светит ярче, а птицы не выводят трели. Даже время не останавливается, не скачут единороги, не вспыхивают фейерверки, не поют ангелы. Хотя... фейерверки скорее всего есть, ведь война кончилась.
Драко уверен в одном: его мир, оказывается, сошедший с оси, вдруг встает на место. С этого момента начинается новый отсчет, и жизнь отныне подразделяется на До Поцелуя и После Поцелуя.
А фейерверки и вправду вспыхивают.
Вааа спасибо♡ сердечко аж трепещет
3 |
Какое трогательное произведение) После прочтения такое тепло остаётся на душе)) Спасибо, мне понравилось
1 |
Эlиsпереводчик
|
|
Son Seon
Спасибо! leralera1111 Отлично! На это и был расчет :) |
Великолепный перевод! Мне так понравился стиль повестования,, и сюжет, и концовка. Восхитительно!
|
Эlиsпереводчик
|
|
Bombina62
Спасибо! Все было не зря. 1 |
спасибо. повеселили слова Гермионы про "желание проспаться". )) я бы "выспаться" использовала)) но это автора дело конечно)
|
Эlиsпереводчик
|
|
Катушок
Спасибо! Да я не против исправить, "проспаться" и правда первым делом вызывает не те ассоциации х) |
Эlиsпереводчик
|
|
{виктория}
Спасибо! Герои будут носить друг другу чай и следить, чтоб никто не перенапрягался)) |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|