Ну зачем ты мне? (гет)

— Малфой, прекрати за мной таскаться! — шиплю я не хуже Гарри в террариуме, но чтобы любопытные дамочки из отдела Предотвращения нежелательных контактов с магическими существами не слышали.

— Больно надо.

Он отвечает так каждый раз, когда в хорошем настроении. Когда в плохом ничего не отвечает. И тут же, в противовес своим словам садится за соседний стол и молча приступает к обеду.

Куриный суп, овощи на пару, два тоста, стакан тыквенного сока. Мерлин, ну кто после Хогвартса в здравом уме пьёт тыквенный сок?! Меня до сих пор от его вида немного мутит.

А Малфою будто всё равно.

Он словно под заклинанием: каждый день по одной и той же схеме. Утром ловит меня в Атриуме, — ну как ловит, просто в один момент оказывается справа и идёт вроде бы рядом, а вроде нет, — сопровождает до лифтов, поднимается вместе со мной на пятый уровень, следует до моего кабинета и проходит дальше, так не сказав ни слова. Потом, вероятнее всего, возвращается к лифтам, потому что работает на седьмом уровне. Сталкивается как бы невзначай у лифтов в обед, когда бы я ни освобождалась, и спускается со мной в столовую. Если решаюсь перекусить в кафе или ресторане, выходит за мной, молча занимает соседний столик и ест. Заканчиваю я — заканчивает он, идём до Министерства, до лифтов, поднимаемся на пятый, потом мой кабинет, и я не увижу Малфоя до следующего утра.

Псих.

Когда это началось? Сейчас и не вспомню. Вначале казалось, что у меня паранойя. Он и не был первое время так близко, просто мелькал где-то неподалёку, стоял за мной в очереди, бывал в тех же местах, что и я, в одно время со мной приходил на работу. А когда я, взвинченная после неудачных переговоров с французами на тему кандидатов в проверяющие на Международную конференцию, “вежливо” попросила его отвязаться, впервые бросил своё “Больно надо” и перестал осторожничать.

Пугал ли меня Малфой? Нет. После бесконечных недель игры в прятки с Пожирателями, рандеву с Лестрейндж, последней битвы, мёртвых глаз Фреда, Лаванды, Люпина, Тонкс, — продолжать можно бесконечно — меня мало что пугает. Раздражал ли? Ещё как. Нелогичностью действий раздражал, нетипичным поведением, молчанием.

Я злилась, меняла свой график, опаздывала на работу, посылала, спрашивала, торговалась, проверяла себя на следилки, свой кабинет, свои вещи, — всё без толку. Он встречал, провожал, ходил, сопровождал, молчал.

— Гермиона, привет! Можно присоединюсь? — ко мне подсаживается Парвати, с который мы работаем третий месяц, аккуратно ставит поднос, чтобы не разлить кофе и улыбается.

— Привет, конечно. — улыбаюсь в ответ, а как только соседка переключает внимание на еду, украдкой кидаю взгляд на Малфоя.

Прямой, как палка, спокойный, как удав.

Он сидит за своим столиком, пока мы с Парвати болтаем, пока она жалуется на своего парня, пока я иду за десертом, а потом медленно, ложечка за ложечкой, уничтожаю лимонный сорбет. Он сидит, несмотря на то, что закончил есть минут двадцать назад, перелистывает книгу, название которой я не могу разглядеть. Он сидит и бесит меня.

А потом, как заведено, коридор, лифт, кабинет, и прямая спина удаляющегося Малфоя — всё, что от него остаётся до завтрашнего утра.

Если честно, я не понимаю, почему до сих пор никому об этом не сказала. Ни Рону, который бы наверняка без лишних слов вмазал Малфою прямо в нос. Ни Гарри, который бы весь собрался, сжался, как пружина, и замер. Он бы передумал за один только вечер десяток заговоров с участием слизеринцев, которые бывшими не бывают, понёсся бы куда-то один ни свет ни заря, а потом ищи свищи их обоих — Гарри с Малфоем — где-нибудь в Мунго.

Мне не хотелось ни драк, ни трагедий, ни новых гарриных приключений. Мне хотелось просто жить, просто работать, быть взрослой и разбираться со своими проблемами самостоятельно.

Поэтому, наверное, Малфой таскается за мной третий месяц — хочет показать мою несостоятельность без Золотого трио. Мол, смотри, я каждый день возле тебя ошиваюсь, и мне за это ничего.

Хорёк.

Когда осень уверенно заявляет свои права промозглым ветром и холодным дождём, начинается четвёртый месяц малфоевского безумства. И я бы знала об этом, если б считала. Но я не считала и, вообще, старалась уделять этому феномену минимум внимания. А потом привыкла.

Вот так, даже не осознав подставу, привыкла к маячившему справа Малфою, его тихим шагам, выверенным движениям. Могла по положению рук: в карманах, вдоль тела, скрещённых на груди; понять его настроение и то, насколько красноречиво он будет молчать за обедом. Подсматривала названия книг, которые так стремительно сменяли одна другую, будто он только и читал, а не работал. Иногда позволяла себе рассматривать Малфоя со спины, когда он удалялся от моей двери. Объясняла само́й себе, что изучаю подозрительный объект. И сама себе верила.

Первый тревожный звоночек случается в неделю принятия поправок в закон о Статуте: таким многолюдным Министерство не было со времён Победы. Я с самого утра застреваю в центре человеческого вихря благодаря начальнику, и выбираюсь на обед только к трём. Как и большинство сотрудников, надо полагать.

Малфой тенью сопровождает меня, а когда мы входим в столовую, замирает. Это была секундная заминка, но я, изучившая его очень хорошо, заметила.

В помещении нет свободных столиков, кроме того, что стоит в дальнем углу — непримечательное место для тех, кто здесь съел меньше трёх обедов и любимый уголок для завсегдатаев. Даже странно, что сейчас он свободен.

Думаю, что, если останусь, Малфою негде будет сесть. И тут же злюсь — это не мои проблемы: времени идти куда-то в другое место просто нет. А если бы даже и было, Малфой меня заботит в последнюю очередь.

Я упрямо направляюсь к буфету и краем глаза замечаю, что Малфой следует за мной. Настойчивый.

Лосось, спаржа, салат, крепкий кофе, чтобы не отключится раньше девяти вечера, всё на поднос и быстро-быстро к последнему свободному островку. Я не смотрю по сторонам специально, чтобы не дать повода или чем-то проявить своё отношение. Вот только внутри почему-то всё сжимается от ожидания, а голову немного ведёт. Вот сейчас, сейчас я услышу его шаги: уже научилась различать их среди других; он замаячит, как всегда, где-то справа. И правда, маячит.

Не выдерживаю, поднимаю голову. Малфой стоит, прислонившись плечом к стене, держа в одной руке очередную книгу, а в другой бумажный стаканчик. Серьёзно? Это переходит уже все возможные границы нормального. Не удивлюсь, если в стаканчике у него тыквенный сок, а читает он Алису в стране чудес. Подо что ещё можно так откровенно чудить?

Я против воли улыбаюсь, совершенно этого не скрывая, как улыбаются какой-нибудь детской дурости вроде неопасной, но такой глупой.

— Ради Мерлина, Малфой, сядь, — ногой выдвигаю задвинутый под стол второй стул. — У меня всего пятнадцать минут, и я хочу нормально поесть.

— Тебе ничего не мешает, — он говорит ровно, не отрываясь от книги. Ощущение, что мой вынужденный сосед подхватил что-то от Луны — они ведь в одном отделе работают. Это бы многое объяснило.

— Ты мне мешаешь. Сядь уже.

Садится, закидывает ногу на ногу и чуть отворачивается.

Мне становится легче. Быстро ем, выпиваю кофе почти залпом, складываю посуду обратно на поднос и сдвигаю на край стола. Девять минут — я молодец. Хотя Малфой со своей жидкостью в стаканчике расправился куда раньше. Встаём почти одновременно, пробираемся сквозь гудящую толпу голодных клерков, дальше как по накатанной: коридор, лифт, коридор, мой кабинет.

Малфой не успевает сделать и пары шагов, как я окликиваю его. Поворачивается медленно, будто застрял в сиропе, и смотрит прямо на меня с прищуром. В этот момент понимаю, что он почти никогда не смотрит в глаза, а вот сейчас я вижу серую радужку с зеленоватым оттенком, чёрные зрачки, ресницы, которым любая девушка позавидовала бы, и смущаюсь. Поэтому говорю совсем не то, что хотела.

— Завтра будет такая же толпа, а времени мало. Я поем у себя в кабинете.

И мне вновь остаётся лишь наблюдать за его удаляющейся фигурой и гадать, как я во всё это вляпалась.

Завтра наступает, и с первых секунд ещё в Атриуме меня подхватывает рабочий торнадо по имени Парвати. Я начинаю разгребать вчерашние результаты заседаний прямо по дороге на свой уровень: Парвати не замолкая щебечет что-то о воздержавшихся и суёт мне пергаменты с отчётами.

— Давай хотя бы до кабинета дойдём, у меня сейчас всё из рук вывалится!

Патил виновато забирает все отчёты обратно, давая возможность удобно перехватит чуть не выпавший стаканчик с кофе, и уже молча следует за мной. Как, впрочем, и Малфой. И это уже становится признаком обыденности дня.

Но размышлять о нём особо некогда: впереди минимум десять часов работы. Если я не подготовлю к вечеру аналитическую записку с результатами всех вчерашних слушаний для мисс Кристал, ей не удастся вовремя подготовиться к слушаниям завтрашним, а это чревато задержкой сумасшедшей недели ещё на несколько дней. Ну, и лишением меня личного кабинета и возобновлением опеки начальства.

Своим положением я довольна чрезвычайно и ничего менять не хочу: всего три года работы в отделе Международного магического сотрудничества, и я руковожу всеми мероприятиями, связанными с французами. В дополнение личный кабинет, двое подчинённых, Патил наподхвате, бо́льшую часть времени свободный график и возможность участвовать в разработке схем взаимодействий с другой страной. О чём ещё желать в двадцать семь?

Конечно, Джинни бы со мной поспорила, особенно в своём интересном положении, но меня как-то не сильно привлекают пелёнки, распашонки, бытовая магия, которую я так и не освоила выше, чем на “удовлетворительно”. Рон — вот мозги мне не компостирует каждое воскресенье, хотя прав у него явно больше. Было. А всё оттого, что занят чудной выпускницей Хаффлпафф, младше лет на пять. И меня это ни капельки не волнует.

Первая половина дня пролетает стремительно, я отправляю по меньшей мере двадцать самолётиков, выпиваю три кружки чая и свожу семь вчерашних отчётов. Нужно переключиться и поесть.

Вчера я сказала Малфою, что поем в кабинете, но еды у меня нет. Как и желания эту еду потреблять, если честно. Работа всегда выматывает, а нервное напряжение от ответственности неприятной тяжестью сидит в голове. В своё время отвлечь от навязчивого состояния во времена больших проблем меня мог только Гарри со своими ещё большими проблемами.

Ну, если сегодня мне не суждено поесть, то хотя бы попробую переключиться. Снимаю туфли, рабочую мантию, расстёгиваю пару верхних пуговиц рубашки, кладу ноги на стол и прикрываю глаза.

Медитация, равновесие, отсутствием мыслей — всё, что завещал Снейп Гарри Поттеру, и что в итоге пригодилось мне. После выпуска я довольно серьёзно увлеклась окклюменцией, и теперь вовсю использую практику для восстановления. Вдох-выдох, вдох-выдох…

Когда мне удаётся добиться приятной пустоты в голове, в пространство бесцеремонно вторгается звук стука по дереву. Вздрагиваю, открываю глаза, чертыхаюсь про себя. Кого нелёгкая несёт? Не подчинённые — они стучат гораздо скромнее, не начальство — оно вообще не стучит. Делегация в кабинет не придёт — просто не знает, где он. Встать, привести себя в порядок, открыть или остаться на месте, а там пусть посетитель как-нибудь переживёт мой внешний вид?

— Войдите, — выбираю последнее из-за иррационального чувства спокойствия.

И, конечно, это не может быть не Малфой. Конечно.

Тело простреливает, я молниеносно меняю позу на более приемлемую и чувствую жар, с бешеной скоростью поднимающийся к щекам.

— Малфой?! — голос от удивления чуть хрипит.

Ну и выгляжу я, наверное, сейчас… Как неловко.

— Обед, — он кладёт передо мной белый пакет, — на нём чары сохранения температуры.

Я в изумление смотрю на то, что Малфой принёс, замечая эмблему знакомого ресторана неподалёку от Министерства. Недешёвого, между прочим, ресторана, в который я так люблю ходить, но получается не чаще раза в месяц.

— Малфой, — окликаю его уже у самой двери, — и что ты мне прикажешь с этим делать?

— Лучше всего съесть.

Дверь закрывается мягко, не издавая ни звука. Поведение моего преследователя перестаёт укладываться в рамки “я хочу достать Гермиону Грейнджер” и выруливает на скользкую дорожку...

Вот чёрт!

Вечер после длинного дня проходит в раздумьях, которые всё глубже погружают в нереальный мир, где Малфой может ухаживать за грязнокровкой Грейнджер.

Хочет воспользоваться моим положением? По Министерству ходят столько влиятельных женщин с голубой кровью… Да и мужчин: мало ли какие предпочтения у этих аристократов. И в этом списке я точно не в первом десятке.

Хочет через меня подобраться к Гарри? Но это проще провернуть через гарриных подчинённых в Аврорате, да и быстрее.

Хочет поиграть в охоту на недотрогу? Такие игры больше подходят пятнадцатилетним, чем нам.

Я подумала “нам”? Отлично…

Что мне вообще известно о Малфое? Выпустился из Хогвартса в девяносто девятом, как и я, пропал куда-то на три года, — шептались, что получал мастерство — вернулся тихо, был под наблюдением Аврората несколько лет, потом устроился в Министерство в Отдел магических игр и спорта. До этого года я с ним практически не пересекалась.

Внешне совсем не изменился, только недовольную мину заменил на равнодушное выражение.

Насколько я знаю, не женат, детей тоже нет.

Досье, что ли, достать на него…

Но вместо несанкционированного изъятия ценных документов из архива, я на следующий день беру отгул и приглашаю к себе Луну разделить утренний кофе, у неё как раз последний день отпуска — Невилл говорил в воскресенье, когда мы все собирались на традиционный обед у Поттеров.

И вот болтаем с Луной ни о чём в моей маленькой квартирке на Чаринг Кросс-Роуд, и я всё никак не перейду к главному. В конце концов не выдерживаю и в одну из пауз скороговоркой выдаю:

— А Малфой у тебя в отделе работает?

— Ага, отвечает за рейтинги английских команд, — непосредственно бросает Луна, и набирает воздуха для нового захода про прекрасную Панаму, в которую они с Невиллом летали за редкими ингредиентами.

— И как тебе с ним работается? — я сдаваться не собираюсь, но и интерес свой явно показывать не хочу.

— С Драко, что ли? — Луна то ли озадачена, то ли растеряна, с ней никогда не знаешь точно.

— Ты называешь его “Драко”? — я произношу это с наигранной отстранённостью, хотя сама чувствую необоснованное волнение.

— Его ведь так зовут.

— Да, но “Драко” — это кажется довольно личным…

— У нас всё в отделе друг к другу обращаются без официоза. Мисс Липет говорит, что обращения по имени способствует сближению коллектива.

Да уж. Ему и имени моего не нужно было, чтобы сблизиться.

— Так как тебе с ним работается?

— Наши задачи почти не пересекаются, но с ним здорово обсуждать книги. Недавно рассказывал про последний роман Дэна Брауна. Ты читала трилогию?

— Малфой рассказывал тебе про магловского писателя?

— А он магл?

— Вероятнее всего. Его книги читает весь мир.

— Главное, что писатель хороший, а магл или нет, какая разница?

Я не выдерживаю и возмущённо машу рукой перед лицом подруги.

— Для нас никакой, а вот для Малфоя определённо какая!

Она лишь пожимает плечами и отпивает большой глоток, видимо, выражая этим высшую степень пофигизма.

— Ты им так заинтересовалась, он что-то сделал?

Тут мою браваду как рукой сняло, я стушевалась и поджала губы. Говорить Луне о том, что Малфой везде за мной таскается, не хотелось. Особенно после вчерашнего.

— Нет, просто спросила. Видела его последнее время часто, стало интересно, изменился ли.

Луна никак не реагирует и не развивает тему дальше. Мы продолжаем болтать о Панаме, а после её ухода в голове всё окончательно запутывается.

Малфой читает магловские книги. Малфой рассказывает о книгах Луне Лавгут. Малфой никому не хамит, позволяет называть себя “Драко”, приносит обеды и, похоже, ухаживает за мной.

И что теперь делать?

Весь остаток недели я живу в обычном рабочем режиме. Пятница несёт облегчение благодаря окончанию слушаний и сулит заслуженный отдых. Вот только мне не до общего веселья: у меня на столе лежит самолётик от Малфоя.

Прошло минут тридцать, как я его получила, но ничего, кроме гипнотизирования аккуратно сложенного пергамента так и не предприняла.

Малфой никогда не говорит мне больше нескольких фраз за день, да и все они не очень содержательные. А тут письмо. Ну, пара строк точно, и это уже много.

— Что же тебе нужно от меня? — шепчу досадливо в тишину и морщусь от собственного волнения.

Невесомо касаюсь узких крыльев, отдёргиваю руку, словно обжигаясь, а потом вновь провожу пальцем по одному из сгибов.

Там, в пергаментной плоскости может быть что угодно. От “Мне нужны данные по слушаниям”, — а что, закон о Статуте и игрового Отдела касается, — до “Выходи за меня”.

Хотя с последним я погорячилась: неуёмная фантазия на почве четырёхмесячного преследования.

Всё же решаю открыть, пальцы перестают слушаться, но через несколько секунд самолётик всё же превращается обратно в пергамент, на котором ровным почерком с забавными завитушками написано: “Грейнджер, в понедельник приезжают спортивные европейские делегации на обсуждение турнира по квиддичу в следующем году. Столовая будет переполнена, как и большинство ближайших кафе. Что ты будешь на обед?”

Дочитав последнее слово, я понимаю, что не дышу. И судорожно впускаю воздух в лёгкие.

Что я буду на обед? Что я буду на обед…

Мерлин, он присылает мне письмо, спрашивает меня об обеде, как будто мы друзья. Как будто всё, что происходит, само собой разумеющееся. Как будто меня не подбрасывает от его взгляда. Меня ведь правда подбрасывает, только раньше я думала, что от раздражения, а сейчас понимаю — совсем нет.

Что я буду на обед?

Не давая себе ни секунды на размышление, приписываю под его словами: “Запечённые овощи с треской” и отправляю самолётик заклинанием. А потом долго не могу сосредоточиться на работе.

Субботу я только и думаю, что о письме Малфоя, и это меня настолько выматывает, что в воскресенье рассказываю обо всём Джинни на традиционном обеде у Поттеров. Гарри с Роном в этом время увлечённо обсуждают очередную операцию, Невилл с Луной возятся с маленьким Джеймсом, а девушка Рона молча жмётся к его плечу.

Благо, проболталась я, когда мы готовили к подаче десерт.

— Ты идёшь обедать с Малфоем?! — Джинни смотрит в таком шоке, что мне становится не по себе.

— Чисто технически, он просто принесёт мне обед.

— Малфой приносит тебе обеды?!

— Джин, ты говоришь об этом, как о каком-то ужасном явлении.

— Я говорю об этом, как о том, чего не может быть, потому что не может быть! — она так увлекается объяснением нерадивой мне, чего быть не может, что начинает размахивать ножом в опасной близости от моего лица. Я делаю шаг назад, и примирительно поднимаю руки.

— Он ходит за мной уже почти полгода, всё время где-то поблизости. Конечно, я тоже немного удивлена, но мы уже не в школе, в конце концов.

— Он ходит за тобой? — Джинни притихает и с волнением смотрит мне в глаза.

— Это звучит страшнее, чем есть на самом деле, — я стараюсь успокоить её своей улыбкой, но, по-моему, не очень получается.

— А ты не думала, что ему что-то нужно?

— И поэтому он каждый рабочий день полгода меня сопровождает утром и на обеде?

— Каждый день? — эхом повторила подруга.

— Каждый!

— Гермиона, это ведь Малфой…

— Люди меняются.

— Люди — да. Но это Малфой.

— Джин, давай не будем, хорошо? Это просто обед.

— Обед с Малфоем.

Я не выдерживаю её давления и иду к ребятам, подхватив тарелки для пирога, чтобы хоть как-то оправдать своё бегство. А там меня увлекает совершенно другой разговор, и я не замечаю, как Джинни то и дело поглядывает в мою сторону с тревогой.

В понедельник меня слегка потряхивает перед входом в Министерство. Я неловко поправляю волосы, собранные в пучок, одёргиваю тёплую мантию, стараюсь унять расшалившиеся нервы, но выходит не очень. Наконец, выдыхаю и смело ступаю в двери. Иду, как всегда, прямо к лифтам, и чувствую, как справа появляется Малфой. Сердце пускается вскачь, и мне стоит больших усилий не повернуть к нему голову, чтобы поздороваться. После того как вчера я проговорила вслух своё отношение к поведению слизеринца, оно действительно перестало быть из ряда вон выходящим. А ещё он мне приснился. Ничего такого, но в моём сне мы так легко болтали, и я смеялась над его колкими комментариями, и мы гуляли по моей любимой набережной, и вспоминали забавные случаи из школы…

Надеюсь, я сейчас не выгляжу как-то странно, потому что очень хочу казаться спокойной и обычной.

У моего кабинета Малфой останавливается вместе со мной, и только сейчас я замечаю два пакета из знакомого ресторана. Один он протягивает мне и коротко бросает:

— Обед.

Я принимаю, благодарю, и, уже открывая дверь, говорю как бы между прочим:

— У меня в кабинете тихо, можно спокойно читать.

Он так медленно разворачивается, что я успеваю столько всего передумать. А, может, не медленно, может для меня время застыло.

— Могу рассчитывать на чай?

— Да.

— Буду к часу.

— Хорошо.

Я смотрю в его спину, как смотрела уже много раз, но впервые ощущаю приятное волнение. А ещё немного горят щёки.

К часу Малфой не приходит. Не приходит и к пятнадцати минутам второго. Я нахожусь в состоянии вакуума: на такое моё воображение не рассчитывало. Он мог бы меня сразу послать, мог бы промолчать, но пообещать и не прийти просто не мог. Тело накрывает волнами беспокойства, а пальцы бессознательно мнут подол рубашки, превращая его в подобие мятой бумаги.

Ну как так?

Можно ещё немного подождать, а потом ещё немного, и ещё. А потом забить, забыть и плюнуть. В конце концов, не я за Малфоем столько времени таскалась, и не я организовывала этот обед. И уж точно не я должна обливаться слезами, переживать и сидеть как на иголках, когда работы гора и горочка, а подчинённые уже от рук отбились без пристального контроля.

Мне времени на мытарства жалко, хоть бы книжку интересную почитала. При мысли о книгах перед глазами всплыл образ Малфоя во всех деталях. Я фыркаю, трясу головой для верности и решительно подвигаю к себе стопку документов по проекту нового закона. А потом с тем же успехом снова отодвигаю.

Похоже, нет другого варианта, как выяснить, где Малфой умудрился застрять и какое важное дело не позволило ему выполнить обещание.

Пока лифт едет на седьмой уровень, я успеваю так себя накрутить, что ноги становятся ватными. У Малфоя нет личного кабинета, насколько я знаю, поэтому иду в сторону Отдела игр и спорта. Только что я ему скажу, когда увижу?

“Почему не пришёл?”

“Почему заставил ждать?”

Глупости. Ещё засмеёт.

А вдруг, это и есть его план: выставить меня идиоткой? Оправдаются тогда и опасения Джинни, и репутация. Но насколько проще-то станет: с миром всё хорошо, просто у меня небольшое помешательство случилось. Вот только не легче.

Дойдя до двери, я уже и не знала, входить или нет. С одной стороны, если всё просто, и Малфой задумал посмеяться, лучше выяснить это как можно скорее; с другой стороны, если с Малфоем что-то случилось, со знанием об этом тоже лучше не затягивать. По всему выходило, что открывать дверь придётся. В крайнем случае притворюсь, что к Луне пришла.

В Отделе шумно и как-то свежо. Я не знала, что здесь служат столько молодых ребят, да и вообще, мало что знала про сотрудников, отвечавших за спорт — не особо важная часть Министерства в моей картине мира. Луна меня замечает сразу, машет, привлекая внимание, а вот Малфоя нет.

— Привет, — я сажусь на стул рядом со столом подруги.

Другие сотрудники немного притихают и показательно начинают заниматься рабочими делами.

— Привет, Гермиона, что-то случилось?

Подумать, как я буду объяснять интерес к Малфою, мне в голову не пришло. Остаётся только надеяться на отсутствие лишних вопросов — то, за что я ценю Луну больше всего.

— Ты не знаешь, где Малфой?

— Знаю.

— Где?

— В медпункте, наверное.

Меня прошибает волна мурашек.

— А что случилось?

— Гарри с Роном приходили, что-то не поделили с Драко, и Рон ему нос сломал, а сам тоже получил, только не в нос, а сглазом каким-то. Вот Гарри их и повёл в медпункт.

— Ясно, — внутри закипает злость, пока без определённого адресата. Я встаю, не замечая удивлённый взгляд Луны, иду по направлению к выходу и лихорадочно думаю, что делать.

— Если тебе он нужен, приходи через час, Драко скорей всего вернётся, — говорит она мне вдогонку, а я только киваю.

Что могло заставить Рона дать Малфою в нос? Не, не так.

Что могло заставить Гарри и Рона пойти к Малфою? Личное дело — вряд ли. Какие-то претензии по части прошлого — тоже вряд ли. И вообще, если бы были претензии, я бы узнала об этом ещё вчера: до недавнего времени обсуждать слизеринцев было милым делом.

Поэтому остаётся только один вариант, и он мне так не нравится, что я прошу подкинуть любой другой повод для этой драки. Любой, но только не меня.

До отделов Аврората я добираюсь быстро, не давая себе возможности думать лишнего. Аврорат гудит, как всегда, пышет энтузиастом молодых мракоборцев, пестрит то тут, то там раздающейся бранью, и оглушает рёвом Гарри Поттера. Самый юный глава и самый громкий.

Он замечает меня, когда моя рука цепко хватает его за предплечье и утаскивает в кабинет подальше от любопытных глаз.

— Гермиона, ты чего? — улыбается, как всегда, смущённо, подвигает стул, чтобы я села. И куда испарился грозный начальник, который минуту назад покрывал матом всех вокруг?

— Что вы с Роном не поделили с Малфоем?

Тянуть я не собираюсь, лучше огорошить слёту, может правду скажет от неожиданности.

— Да нечего нам делить-то! — Гарри поднимает руки, сдаваясь, и продолжает улыбаться.

— Гарри Джеймс Поттер.

Я намеренно не продолжаю, чтобы он ощутил весь вес своей вины. Ну, и чтобы сам додумал, чего больше всего страшится.

— Ладно-ладно. Вот ты верёвки из меня вьёшь, а я, между прочим, глава силовой структуры всея Британии.

— Глава структуры, давай уже, не молчи.

— Зачем тебе Малфой, Гермиона?

— Стоп! Ты стрелки не переводи, а то я к Рону пойду.

— Джинни вечером сказала, что Малфой за тобой следит.

Я тяжело вздыхаю. Ну почему бы им не подраться из-за чего-то другого…

— И вы ничего лучше не придумали, как побить Малфоя?

— Мы поговорить хотели, объяснить, что его общество приятно не всем.

В голосе Гарри не особо чувствовалась уверенность, и я понимаю, что основным действующим лицом здесь был Рон.

— А со мной поговорить вы не хотели? Меня послушать не хотели? — я начинаю закипать, понимая, что накопившаяся усталость, неопределённость с Малфоем, сорванный обед, непрошеная забота сейчас рванут.

И это случается.

В кабинет входит Рон, что-то насвистывая, и замечая меня не сразу.

— А вот и второй! — я вскакиваю со стула и встаю так, чтобы видеть обоих виновников.

Рон вздрагивает, непонимающе смотрит на Гарри, потом на меня, потом улыбается, но я не даю ему сказать хоть что-нибудь.

— Какое право вы имеете вторгаться в мою личную жизнь?! Какое право вы имеете домысливать мои желания?! Ты, — я тыкаю Рону в грудь, даже не отдавая себе отчёта, когда успела так близко подойти, — потерял все свои права, когда собрал вещи пять лет назад и ничего умнее не придумал, как оставить записку! Я поняла, приняла, в конце концов, мы смогли сохранить нашу дружбу, но на этом всё!

Рон бледнеет, краснеет, пока я хлёстко бью его злыми словами, но, Мерлин, он ступил туда, куда ступать запрещено.

— Гермиона, мы всего лишь хотели тебя защитить… — бормочет Гарри, и я зло зыркаю на него.

— А ты, герой-спаситель, вообще молчи! Заняться больше нечем? Пожирателей всех переловил? В Британии мир и гармония? Я никогда, слышишь, никогда не лезу в ваши с Джинни отношения! Ни одного непрошеного совета ты за всё десять лет от меня не получил! Ни разу я не сказала Джинни ничего лишнего! — меня срывает на хрип, в глазах стоят злые слёзы, хочется убежать, но столько недосказанности висит в воздухе, что я не могу сдержать её. — Твоя семья, Гарри, очень далека от стандарта, мы все далеки от него настолько, насколько только можно представить. И мы всегда ломали рамки, всегда шли напролом, меняли отношение целого поколения ко многим вещам, но, ради Мерлина, прекрати равнять меня под своё представление об этом мире, а то я начну равнять тебя под своё.

Я устало вздыхаю, чувствуя, что силы, которых утром было так много, утекли сквозь пальцы. Иду к выходу, касаюсь пальцами деревянного косяка, оборачиваюсь.

— Малфой где?

— Его домой отправили, — тихо отвечает Рон, болезненно глядя мне в глаза, пытаясь там найти что-то, но я смаргиваю и отвожу взгляд.

— Отстаньте от него. И от меня.

Я знаю, что пожалею об этих словах, но это будет завтра. Сейчас мне так плохо, так грустно, так хочется себя пожалеть. Какие же они дураки, как же с ними порой тяжело...

Выхожу, прикрываю дверь, и на секунду замираю. Что теперь?

Можно пойти к себе, съесть уже этот грёбаный обед и приступить к работе. Можно сбежать домой, заварить крепкий чай, плеснуть туда рому и слушать грустную музыку. Вот только сердце так сжимается от одной мысли: “А вдруг Малфой больше не придёт?”. Вдруг он подумает, что это я попросила мальчишек вмешаться? Вдруг он подумает ещё какую-нибудь глупость, которая сейчас не приходит мне в голову?

Ну и что, что не придёт? Обед я могу и сама себе покупать, зато отвлекаться от работы перестану. Привыкну, что справа больше никто не маячит, привыкну подниматься в лифте в одиночестве. К нему же как-то привыкла...

Мысль навестить Малфоя приходит так быстро и так быстро перерастает в действия, что я не успеваю её хорошенько обдумать. Очухиваюсь лишь с адресом квартиры в магловском Лондоне в одной руке и со всё так же запакованным обедом в другой.

Две минуты от точки аппарации я запрещаю себе думать, потому что точно остановлюсь, развернусь, вернусь на работу. Струшу и предам гриффиндорскую смелость на пару с бесбашенностью. Поэтому беру ноги в руки, загоняю подальше сомнения и стучу в совершенно обычную дверь на третьем этаже.

Десять секунд никто не открывает. Десять секунд я ощущаю себя в водовороте эмоций, в котором сложно разобрать, где волнение, где страх, где предвкушение, а где неуверенность маленькой маглорожденной Гермионы перед огромным магическим миром.

Дверь распахивается так стремительно, что я невольно делаю шаг назад. Хозяин квартиры явно не желает общаться с незваными гостями, но замирает при виде меня.

Малфой немного бледный, в мятой рубашке, на манжетах которой засохли капельки крови. Кровь заклинанием не уберёшь, она въедливая, зараза. Он молчит, а я так привыкла к его молчанию, что начинаю потихоньку успокаиваться.

— Ты пропустил обед, — говорю я только, чтобы сказать хоть что-то.

Малфой поднимает левую бровь, — привет от Снейпа с того света — опирается плечом о косяк и явно намерен стоять так, пока я не скажу что-то более объясняющее, почему возникла на его пороге.

Я перевожу взгляд на его нос. Никаких признаков перелома, только кожа слегка красная от применения чар. Компресс бы холодный приложить и зельем смазать, а то завтра чесаться будет.

— У меня не так много времени, а в коридоре есть как-то не с руки, — замечаю я, как будто каждый день хожу в гости к Малфою.

Он хмыкает, отступает и приглашающе кивает, замечая:

— Только у меня нет трески с овощами.

— Я с собой взяла.

Квартира у Малфоя большая, светлая, из коридора попадаешь сразу в гостиную, за дверью справа, скорей всего, спальня, а слева коридор ведёт на кухню. Мне жутко интересно, как единственного отпрыска и наследника чистокровного магического семейства занесло в магловский Лондон, но я девушка тактичная, сама спрашивать не буду. Впрочем, явная дороговизна района и площадь квартиры сглаживают впечатление, и мысли об отречение Малфоя от рода так и не развиваются во что-то конкретное. В Министерстве на его должности столько просто не заработать.

Малфой ведёт меня на кухню, указывает на стол, намекая, что обед можно и распаковать, а сам достаёт из обычного магловского холодильника тарелку с фруктами.

— Не хочу есть, — поясняет и садится напротив.

Если бы я ещё знала, что в таких случаях нужно говорить: когда Малфой решает разделить с тобой трапезу, на ум приходят только междометия.

Вкус у трески божественен, как и у всех блюд из того ресторана. Я смакую каждый кусочек, хватаясь за процесс, как за спасательный круг. За едой говорить неприлично, и сейчас это очень кстати, потому что ни объяснить свой приход, ни своё поведение в целом, ни реакцию на поведение Малфоя я не могу.

Просто не могу разложить по полочкам то, что происходит в голове. Потому что, если попытаюсь, логика помашет ручкой, соберёт вещички и покинет меня надолго. А мне ещё документы систематизировать на работе.

Я понимаю, что мы должны поговорить. Потому что невозможно больше существовать в этой недосказанности, в этом тягучем молчании, взглядах, этой близости без близости. Но как, как люди начинают такие разговоры?

Малфой лениво отщипывает белый виноград, кладёт его в рот, тщательно пережёвывает, и не смотрит на меня. А мне, наверное, нужно поймать его взгляд, разобраться, что там в этой серой ртути: желание, равнодушие, скука, страх, ожидание?

— Как твой нос?

— Нормально. Мне его с третьего курса не ломали, уже и забыть успел, какие это “приятные” ощущения, — он усмехается, но без презрения, как в школе. И слова совсем не растягивает.

А я смущаюсь, понимая, что Малфой про меня сейчас говорит.

— Ты зачем пришла?

Вспыхиваю ещё больше, злюсь, потому что не могу контролировать цвет щёк, и не знаю, что ответить. Сердце бьётся часто-часто, мне кажется, я слышу его стук, а значит и Малфой тоже. Глупая-глупая гриффиндорка, зачем ты полезла в логово змеи, тебя здесь сожрут и не подавятся.

— Не знаю. Пообедать? — это звучит так жалко-вопросительно, что я непроизвольно морщусь.

Надо собраться и раз и навсегда прояснить, что между нами творится. В конце концов, не у меня ли на гербе царь зверей?! Соберись, трусиха!

— А на самом деле, Малфой, я пришла поговорить.

Я нарочито долго держу паузу, собираясь с мыслями. Малфой не торопиться что-то отвечать — выжидает, хорёк.

— В самом деле, ты за мной уже полгода ходишь.

— Четыре месяца, — тут же вставляет он.

— Это сути не меняет, — про себя отмечаю: “Надо же, считает”. — Тебе что-то конкретное нужно? Может, скажешь? Время сэкономишь.

Я вижу, как он весь собирается, перестаёт быть расслабленным, смотрит прямо в глаза, пристально, изучающе. Наверняка прикидывает, что стоит говорить, а что лучше умолчать. А потом как-то резко выдыхает и огорошивает:

— Сходишь со мной поужинать, Гермиона?

Моё имя звучит так необычно, как будто от совершенно незнакомого человека, настолько голос Малфоя не ассоциируется с этим сочетанием букв. Я бы могла спросить его “Зачем тебе звать на ужин грязнокровку?” или “Почему ты раньше не предложил?” или “Это шутка?” или даже “У тебя проблемы на работе?”, но я не спрашиваю. Мне волнительно, немного страшно, но я не испытываю никакого беспокойства от его предложения. И поэтому говорю:

— Только книгу не бери.

Он фыркает, а потом так улыбается, как не улыбался никогда на моей памяти. Так улыбается, что я готова перемотать и зациклить эти несколько секунд. Так улыбается, что я тоже улыбаюсь и понимаю, что обязательно покажу ему свою любимую набережную.