Призма (джен)

Когда настал час последнего решения о Городе, все Приближенные из Земли высыпали на улицы, словно какая-то сила влекла каждого прочь из дома. Мрачно сверлила взглядом проходящих мимо Оспина, замерли на пороге кабака Андрей и Пётр, нахмурившись, мерил шагами пространство перед Стержнем Александр Сабуров, и бледная фигура Катерины то и дело виднелась в проёме окна, да мелькала белобрысая Спичкина голова. И даже затворница Анна решилась показаться из Верб, и любопытная Тая наконец вышла из Термитника.

В Узлах тоже было неспокойно: Капелла стояла на пороге опустевшего Сгустка, напряжённо вглядываясь в сгущающиеся сумерки — мол, что там? И Марк, вышедший на крыльце Театра, отрицательно качал головой: ничего. Пока ничего. И Юлия с Ларой одинаково кутались в пуховые платки, тревожно прислушиваясь к звенящей тишине — будут ли стрелять? Куда? Когда? Поджимая от холода босые ноги, затаилась у своего вагончика Мишка — а ну как быть беде? Стах и Гриф, Ноткин и Младший Влад — каждый из них думал о чём-то своём, но как-то так выходило, что всех занимал один вопрос — а что потом?

Только в Каменном Дворе было пусто: солдаты с ружьями наизготовку ждали приказа об эвакуации детей из Многогранника, Георгий, Виктор и Мария не покидали Горнов — то ли в угоду семейной традиции, то ли...

Инквизитор, Полководец и три доктора решали судьбу Города за запертыми дверьми Собора, и одной только Матери Бодхо было известно, что будет дальше — и будет ли это самое дальше, или же все они — уже часть истории, давнопрошедшее время. Плюсквамперфект. Противно шелестящее слово, пахнущее пылью, кровью и землёй.

… Они вышли к людям друг за другом — несколько отрешённый генерал Блок, торжествующая Аглая, разбитый Данковский, смертельно уставший Бурах и побледневшая Клара. И в тишине стало слышно, как Блок негромко отдаёт приказы десятникам — детей в два часа эвакуировать из Многогранника, всех обитателей Каменного Двора перевести в Узлы, а лучше — в Землю (там безопаснее), всех уцелевших предупредить, чтобы до рассвета носу на улицу не казали, а тем из военных, кто не прикреплён к орудию, укрыться в Управе.

Торжество Закона над мечтой.

Она и не думала уходить — порядок есть порядок. Мёртвые были рядом. Мёртвые ждали. Она не могла не прийти.

В полночь пушка ударила по Многограннику, и Город весь стал покрыт мельчайшей хрустальной пылью, а затем — более крупными осколками, при взгляде на которые даже в полной темноте страшно слезились глаза. Ласка не успела вовремя пригнуться — и один из осколков угодил ей прямо в голову, и дальше она не помнила.

… Она не помнила, как её нашёл Спичка, как Бурах, Данковский, Рубин и Клара вчетвером колдовали над ней — сила удара была большой, и осколок вошёл глубоко, — как Капелла утешала её, что волосы непременно отрастут, как Мишка приходила к ней просто так посидеть — ни-че-го.

Зато она помнила, что в углу сторожки было маленькое, с ладошку величиной, зеркало, смотреться в которое было решительно невозможно. И попросила Катерину, зашедшую как-то на огонёк, принести ей другое.

— Ты уверена? — спросила та, машинально потирая виски. (Её почти вылечили от зависимости, но отголоски всё ещё давали о себе знать). — Может, мо...лока и хлеба для мёртвых?

— Об этом уже позаботилась Лара. Лучше зеркало. Это... это мне. Принесёшь?

— Принесу.

Катерина сдержала обещание — и уже вечером того же дня два дружинника, отдуваясь, притащили в сторожку огромное зеркало в затейливой деревянной раме, покрытой чернёным серебром.

Ласка взглянула в него — и отшатнулась в ужасе: из зеркала на неё глядела Анна.

Как была, в домашнем платье и босиком, она помчалась в Стержень. Катерина мирно сидела с ногами в кресле и читала книгу. "Всемирная история ядов и отравлений" — так значилось на обложке.

Сабурова положила книгу на колени и вопросительно подняла бровь.

— Оно всегда так делает?

— Что делает?

— Показывает не то, что на самом деле.

— Возможно, ты просто удивилась, увидев себя после такой перемены. Ничего. Это пройдёт.

— Что же это за перемена, что я стала похожа на Анну?

— На Анну? Ты же сейчас шутишь, да?

— Пойдём со мной, — выпалила Ласка, устав спорить.

Зеркало перетаскивали из угла в угол, подходили к нему с разных сторон и на разные расстояния, но одно оставались неизменным: Катерина видела в отражении себя, а Ласка — Анну.

Спичка, по-видимому, едва сдерживался, чтобы не покрутить пальцем у виска, Мишка ворчала, что Ласка всё это выдумывает, Анна божилась, что ничего такого не совершала, и что тут она уж точно не при чём.

Ласка подумывала уже обратиться к Марии, но тут город облетела страшная весть: Анна Ангел, замученная угрызениями совести, повесилась у себя в особняке.

Наутро, взглянув в зеркало, Ласка впервые за долгое время увидела своё отражение.

А спустя месяц, подойдя к зеркалу ещё раз, Ласка увидела вместо него лицо лавочника из Седла — и прекрасно поняла, что это значит.