Последний меч Империи (джен)

Будет так: станет заревом рассвет

Ляжет мир, как поверженная пешка

Jam, «Schwarz Kreuz»

...Все, кто хоть один раз входил в храм Триады, видели эту картину.

Темноволосая женщина стоит за спиной девушки с полосатыми волосами, держущей на руках наш несчастный мир. А рядом, подняв выщербленный чёрный двуручник, стоит некрасивая коренастая девушка с тёмно-серыми волосами, одетая в кожаный доспех.

Дарующая Силу, Дочерь Божья и Меч.

Если Дарующая и Дочерь, возможно, никогда не жили людьми — то Меч вполне исторична. Прошло всего восемьсот лет с того дня, когда полыхнул белым пламенем алтарь в центральном соборе Единого — и магия вернулась в наш мир. Но мы даже не знаем её имени — в безумии гражданской войны сгорели все записи в том маленьком городке, где родилась когда-то девочка, оказавшаяся потомком незаконнорожденного ребёнка кого-то из имперских магов. Девочка, решившая восстановить своё наследие. Девушка, прошедшая огнём и смертью сквозь Святые Земли — так тогда называли нашу империю. Девушка, ставшая Мечом.

«Книга Клинка» повествует о героине, заранее знавшей, что возрождение магии потребует жертву. «Слово о Мече карающем» — о боли, породившей самоубийственную месть. «Пламя жалящее» — о сумасшедшей убийце, крошившей всех, кто встанет на пути. Воспоминания товарищей и противников Меча — о самом разном. И нет счёта попыткам составить единую картину из этих осколков.

Вот ещё одна такая попытка...

* * *

Имя той, кого мы знаем как Меч, до нас не дошло. Воспоминания дают россыпь имён — и никто не знает, как родители назвали девочку, родившуюся в добрый для мира, но недобрый для себя час. История не обращает внимания на такие мелочи — даже когда существование Меча оказалось невозможно подвергнуть сомнению, найти что-то личное никто даже не попытался. А сейчас — поздно.

Мы знаем, что она не слишком любила общаться со сверстниками. Что отец её учил владеть оружием. Что отец и мать той, кого ещё не называли Меч, погибли во время голодного бунта — и никто даже не знает, на какой стороне они были. Сама Меч никому из тех, кто оставил воспоминания, об этом не говорила.

Все источники — даже «Пламя жалящее» — едины в том, что Меч пробудила в себе магию именно тогда. Горе от потери родителей сорвало все запреты — и вырвалось неоформленной, но смертоносной силой. И именно тогда Меч начала свой поход.

«Книга Клинка» гласит, что Дочерь Божья — почему-то никто не приплетает сюда Дарующую Силу — пришла к той, что ещё не была Мечом. Я в этом сомневаюсь — хотя бы потому, что более нигде этот эпизод не упомянут. Даже те, кто шёл с Мечом сквозь Святые Земли, утверждают, что Меч никогда не упоминала богов. Но что-то случилось. Что-то, сделавшее из убитой горем девушки ту, кого запомнили как Меч.

* * *

...В «Книге Клинка» Меч представлена чуть ли не святой. Но она такой не была. Из воспоминаний друзей — если их так можно называть — встаёт образ предельно сконцентрированной, почти фанатичной женщины, поставившей целью своей жизни вернуть в мир свободную магию. Она была мономанкой — и в этом право «Пламя жалящее», представляющее Меч безумной. Все источники, кроме «Книги Клинка», сходятся в том, что для той, кого запомнили как Меч, не было ничего важнее магии. В «Слове о Мече карающем» говорится скорее о мести за смерть родителей, за невозможность заниматься любимым делом, за умершую Империю Отражений — но по большому счёту всё это одно. Не было лучшей мести церкви Единого, чем вернуть в мир магию.

Меч не была святой, как её показывают в «Книге Клинка» — и она бы сама наверняка посмеялась над посмертной канонизацией. Если бы вообще её заметила. Но когда отряд Меч шёл через Святые Земли, прорываясь то через стражу церковников, то через кошмарно искажённую фауну умиравших земель, она была права. Даже в том, что отдавала все силы одной цели — прорваться. Дойти. Уничтожить тот чудовищный артефакт-глушитель, превратившийся в пожирающего жизненную силу мира паразита.

* * *

«Книга Клинка» говорит, что Меч всё знала изначально. Но ни один источник этого не подтверждает — наоборот, все описывают сцену в соборе совершенно одинаково. Кроме «Пламени жалящего», которое конспективно упоминает о финале похода — и переходит к описанию всего того, что представляется неверным в нашем мире жрецам Единого.

Если бы Меч знала, что будет — это выглядело бы совсем не так. Не было бы спешки, не было бы криков «Уходи!»... Меч бы предупредила всех заранее. Она была очень практична — на свой полубезумный лад.

Никто не знает, как она представляла процесс уничтожения артефакта. Но она наверняка не думала, что придётся выгонять свой отряд из собора. И наверняка не знала, что потребуется от неё.

Она справилась. К счастью для всех нас.

* * *

После взрыва, уничтожившего созданное церковью Единого полуживое чудовище, в соборе не нашли даже пепла. Стены оказались нетронутыми — а внутри выгорел даже воздух.

Никто не видел Меч мёртвой — но ходившие в те годы слухи о том, что она выжила, просто беспочвенны. Последние, кто видел Меч, утверждают, что она стояла в самом центре собора — рядом с исходным артефактом.

Меч расплескала по миру магию и по праву заняла третье место в Триаде. Но выжить она не могла — и не могла знать, чем всё кончится. Она лишь понимала, что дальше так не может продолжаться.

«Книга Клинка» утверждает, что взрыв позволил той, кого знают как Меч, войти в Триаду на правах силы, а не образа. Но вмешательства Дарующей Силу и Дочери Божьей документированы — а Меч никогда никто не видел после того полудня, отгоревшего сотни лет назад. Но...

Но это не может быть правдой. Мир несправедлив — но насколько же хочется верить, что девушка, отдавшая свою жизнь за возвращение магии, не ушла бесследно... Что наш несчастный мир ещё увидит полную Триаду. Что в том душном, пропитанном злом соборе не случился последний взмах Меча Дочери.